Эрлик в тумане

15

Саар медленно поднялась по высоким железным ступеням и толкнула тяжёлую дверь. Несмотря на тёплую одежду, респиратор, толстые варежки и целую стену заклинаний, ей казалось, что она чувствует окружающий холод. Если бы не фонари, она бы решила, что скоро «Грифон» выйдет в космическое пространство. Заклинания защищали надёжно, но температура за бортом была уже минус пятьдесят, а к моменту сближения с «Эрликом» опустится ещё делений на тридцать.

Изо дня в день густой туман становился всё причудливее, и братья отправили на палубу Вальтера. Он сидел наверху, в капитанской рубке, и смотрел на туман из-за стекла — ему не приходилось часами находиться в темноте, как ей.

При мысли о Вальтере Саар стало жарко. Будь у неё возможность, она бы выбила самодовольство, которое было написано у него на лице пару дней назад, когда он выходил из каюты Томы. «Хочешь, я это сделаю?», предложил вечером Кан, когда она рассказала ему о своём возмущении. Он спросил это так легко, что Саар встревожилась и отказалась. В конце концов, думала она, хоть этот Вальтер и отвратительный тип, зачем-то он здесь нужен, а что с ним сделает Кан? Кто знает? Тома — взрослая девица, пусть разбирается сама… Однако подобные уговоры не действовали. Саар понимала: Тома совершенно не готова к мужчине — по сути, она ещё ребёнок, — и тем более она не готова к такому мужчине, как Вальтер.

От мрачных размышлений Саар отвлёк силуэт, видневшийся в завихрениях тумана. Местами туман начинал обретать структуру, чего раньше не было. То тут, то там в нём спонтанно возникали геометрические фигуры — круги, квадраты, шестиугольники, спирали. Одни рассеивались быстро, другие держались над палубой часами.

Это был не Кан. Он целыми днями пропадал в аппаратной с братьями, готовясь к походу на «Эрлик». За мерцающими частицами возник адмирал. Он стоял у поручня. Саар подошла и встала рядом.

В отличие от неё, Ганзориг не носил респиратора, а пользовался тем же заклинанием, что и оборотень. Но Саар так и не смогла преодолеть психологический барьер, опасаясь, что однажды туман набьётся ей в горло, если вдруг она случайно ослабит контроль.

— Не буду вам мешать, — вежливо сказал Ганзориг, увидев Саар, и собрался внутрь «Грифона».

— Вы не мешаете, — неожиданно для себя ответила она. Сейчас ей не хотелось оставаться в одиночестве. — О чём вам рассказывают близнецы? Или это секрет?

— Боюсь, пока это действительно секрет, — ответил Ганзориг. — Если только они сами не решат его обнародовать, мы не можем говорить об этом. Но большая часть и так уже известна…

— Не все такие умники, чтобы понять, что там пишет Мика в своих отчётах, — проворчала Саар.

— Без вас эти отчёты будут бесполезны. Если мы не уйдём в петлю, нас могут подстрелить, или мы остановимся раньше и застрянем здесь навсегда.

— Мы уйдём в петлю, — обещала Саар и добавила: — Но если вернёмся с той стороны такими же важными, как этот жрец, я наложу на себя обет молчания.

Ганзориг не ответил. Потом медленно развернулся к ней.

— Жрец? — переспросил он, и в его обычно спокойном голосе послышалась угроза. — Какой ещё жрец?

Саар мысленно обругала себя за несдержанность.

— Я говорила о Вальтере, — сказала она. — По-моему, когда он оттуда вернулся, то стал очень заносчивым.

— Вы сказали, он жрец, — настойчиво повторил Ганзориг.

— Он жрец Источника. Насколько мне известно, Кан забрал его оттуда и привёз на «Цзи То».

— Жрец Источника… — Ганзориг развернулся, пошёл прочь и быстро исчез в завихрениях тумана. Хаотичные клубы расступились и опять сомкнулись, образовав у него за спиной овал.

Он направился в аппаратную, хотя то, что близнецы рассказывали Кану, его не касалось. Никто, кроме оборотня, не мог проникнуть на «Эрлик», а значит, ему, Ганзоригу, совсем не обязательно знать, как устроено оборудование, которое предстояло отключить. Однако он пришёл и занял своё обычное место, собираясь отвлечься на технические детали и выкинуть из головы то, о чём только что узнал.

Но кого он хотел обмануть? Он почти не слышал объяснений близнецов. Кану предстояло досконально изучить всю архитектуру корабельного оборудования, чтобы уметь исправить любые возможные поломки. В другое время Ганзоригу было бы интересно, но не сейчас. Сейчас перед его глазами стояла пустыня Сахара, горы Источника и его жена, которая в тот день едва могла приподняться, чтобы сделать глоток воды.

Легионерам не запрещалось пользоваться Источником, но это было не принято и расценивалось как крайне нежелательное действие. Ганзориг не знал никого, кто там побывал. Ему никогда не приходила в голову причина такого отношения — он думал, всё дело в репутации, и был удивлён, услышав совет не ездить туда с женой. Не делайте этого, говорили врачи. Никто не знает, что это за вода, как она действует, и что потом происходит с человеком. Даже его сын отнёсся к этому отрицательно. Даже его жена. Она смирилась. Не всё можно вылечить, говорила она. Пусть идёт, как идёт, Имедей. Но он никого не послушал.

Через трое суток после одного-единственного глотка она впала в кому, и во время этой комы жена Имедея Ганзорига умерла. Человек, который вернулся оттуда спустя месяц, был абсолютным незнакомцем.

Он злился и считал себя обманутым. Никто не сказал ему, чем обернётся этот, казалось бы, невинный акт. Жрецы должны были знать — они видят сотни людей, знают всё, что касается этой воды. Они обязаны предупреждать о таких вещах. Если б они сказали: ваша жена всё равно умрёт, а то, что появится на её месте, будет чужой сущностью; это не просто личностные изменения или испортившийся характер — это вообще другой человек… Тогда бы он… Ганзориг закрыл лицо ладонью и покачал головой. Отказался бы он? Уехал бы обратно?

— Адмирал? Адмирал, как вы себя чувствуете?

Он осознал, что воспоминания выбили его из реальности. Рядом стояла встревоженная Мика, близнецы и Кан смотрели на него, оставив свои дела. Он встал.

— Я, пожалуй, пойду, — проговорил он. — Мне надо…

— Мика, проводи адмирала к Еве, — велел Франц.

— Нет, благодарю, — ответил Ганзориг. — Я просто немного отдохну. — Он посмотрел на оборотня. — Кан, вы могли бы уделить мне время, когда освободитесь?

Тот молча кивнул. Ганзориг отказался от помощи Мики и скрылся в коридоре из аппаратуры.

Проводив его взглядом, Кан вернулся к моделям и чертежам, которые показывали ему близнецы. Чем больше он узнавал, тем с большим скептицизмом относился к технической стороне собственной миссии. Определить поломку без помощи специалистов было сложно, починить аппаратуру — ещё сложнее. Слишком много переменных, слишком мало он обо всём этом знал. Фаннар внутри него слушал, но Кану меньше всего хотелось обращаться к нему за помощью. У него и так возникло неприятное впечатление, что все свои лекции братья адресуют пхугу, а не ему.

— … а из воды — дейтерий для реактора, — говорил Франц. — Эта часть должна быть в порядке, иначе бы реактор уже встал.

— То есть коридор всё-таки стабилизирован, раз реактор работает? — спросил Кан.

— Не забывай, что это экспериментальная установка. Она не рассчитана на большой диаметр коридора, способный пропускать людей и грузы. Размер коридора действительно стабилен. Проблема в другом: мы не знаем, почему измерения начали проникать в наш трёхмерный мир. Это очень странное явление, которого мы не ожидали. Для многомерного пространства здесь слишком тесно, слишком мало места и направлений. Это как попытаться вложить большой объём в гораздо меньший.

— Некоторые реки текут вверх, — заметил Кан.

— Некоторые текут, — повторил Франц, — но давай закончим с реактором. Мы полагаем, что с ним проблем не будет. Для поддержки коридора требуется энергия, а раз он поддерживается, энергия есть. Но ты не должен отключать реактор. Мы лишь объяснили, что даёт установке энергию.

— А чем может быть оранжевый свет? — спросил Кан. — Для обычных огней «Эрлика» у него слишком высокая мощность. Не может плазма как-то вырваться из реактора и при этом не сжечь корабль?

— Это не должно тебя волновать. Мы знаем, что на «Эрлике» есть выжившие, и что реактор работает. Тебе лишь надо закрыть коридор. Мы загрузим тебе программу управления реактором. С ней у тебя не должно возникнуть проблем. Что касается аппаратуры, создающей коридор, для неё программы не существует. Она регулируется компьютерами лишь в очень малой степени.

— А чем она регулируется? Магией?

— Магия в этом не участвует — по крайней мере, известная нам. С помощью земной магии невозможно проделать коридор из одной части вселенной в другую. Будь это так, хватило бы Саар.

— Вообще-то Саар именно это и делает. Как, по-вашему, она собирается перебрасывать «Грифон»?

— Кан, мы говорим о расстояниях в миллионы световых лет. Саар не сможет проделать коридор даже до Луны, не говоря уже о других планетах и галактиках. Наша сила ограничена. Мы всего лишь люди. Чтобы делать такие вещи, требуются специальные инструменты. Так что давай продолжим. — Он закрыл файлы реактора и перешёл к другой папке. — Ты, конечно же, помнишь центральный зал «Эрлика». Посмотри, как в нём размещено оборудование.

Кан ожидал увидеть помещение, наполненное аппаратурой, пультами управления, мониторами и проводами, но на первый взгляд центральный зал больше походил на котельную. Всюду ветвились металлические конструкции. Пол, потолок и стены закрывала неравномерная решётка из круглых труб разного диаметра. Трубы не имели между собой стыков, словно были отлиты внутри зала уже в таком виде. Неподалёку от стен стояло два толстых столба, крепящихся к полу и потолку многочисленными тонкими изогнутыми соединениями, похожими на корни растений. Из центра столбов выходило ещё по одной трубе; к середине зала эти трубы раздваивались, образуя две глядящие друг на друга буквы С.

— Это и есть ваш прибор? — недоумённо спросил Кан. — Куча труб?

Близнецы синхронно усмехнулись.

— Давай разбираться, — сказал Франц. — Вот эти опоры, — он указал на два вертикальных столба, — проводят энергию от реактора в камертоны, — он показал на трубы в форме С. — Здесь всё устроено так, что выключить их «из розетки» невозможно. Сперва надо остановить резонатор. После этого можно отключать подачу энергии. Компьютер покажет тебе его состояние, и если всё в порядке, ты его остановишь. Если по тем или иным причинам отключить резонатор через компьютеры невозможно, начни охлаждать опоры, и когда температура опустится ниже программной, сработает аварийное отключение. Должно, по крайней мере. — Он вздохнул. — Чтобы охладить опоры, тебе надо войти в управление реактором и заимствовать из аварийных цистерн жидкий гелий. Процесс охлаждения опор длится около десяти минут, после чего произойдёт отключение, и гелий вернётся обратно. Но это неудобный и самый крайний способ.

Кан смотрел на них с недоверием.

— Значит, опоры очень горячие?

— Опоры не горячие. Гелий охлаждает их не в буквальном смысле. Он замедляет вибрацию камертонов и резонатора в целом. Мы открываем коридор с помощью резонансных частот. Вот эта куча труб, как ты выразился, и начинка камертонов создают резонанс, который оказывает воздействие на энергетические колебания вакуума, — Франц указал на пространство между двумя С. — В конечном итоге возникает нечто вроде эффекта Казимира, или отрицательного давления, которое распространяется через точку приложения колебаний в вакууме в другие измерения и с их помощью как бы притягивает к нашему миру другой, убирает расстояние между ними. Это индивидуальный ключ, способный открыть только некоторые двери, то есть соединить миры, которые, скажем так, настроены на одну волну. В общем и целом, аппаратура должна работать правильно, но есть несколько аварийных ситуаций, которые мы тебе объясним…

— Вы сказали — вакуум? — перебил его Кан. — Он что, образуется между камертонами?

— Ты видишь выключенный резонатор, — ответил Франц. — В рабочем состоянии он выглядит несколько иначе.

— А из чего сделаны камертоны? Что у них внутри?

— Если это поможет тебе исправить оборудование, мы расскажем.

Кан недовольно молчал. Близнецы тоже выдержали паузу.

— Давай поступим так. Мы загрузим тебе программу управления реактором и схемы резонатора, — сказал Франц. — Когда разберёшься, приходи, и мы поговорим о возможных авариях. Слишком много технической информации сбивает тебя с нужного пути. Ты должен просто отключить систему. Всё.

— Это я уже понял, — холодно ответил Кан. — Ладно, загружайте вашу программу.

Помахивая планшетом, он отправился к адмиралу. Его любопытство не было удовлетворено, но всё ещё впереди. Он первым окажется на «Эрлике», первым увидит то, о чём братья рассказывали и о чём умолчали. Осталось недолго — дни летели всё быстрее, и братья нагружали его информацией, пытаясь создать техника-специалиста, который смог бы самостоятельно разобраться с термоядерным реактором и резонатором, открывающим дверь в иные миры.

Ганзорига в каюте не оказалось. Кан поднялся на палубу, но нашёл там только Саар. В конце концов он обнаружил адмирала в кают-компании: тот сидел в углу и смотрел на двух матросов, молча игравших друг с другом в шахматы. На соседнем диване, свернувшись клубком, спал Кеплер.

— Садитесь, — пригласил его адмирал и тотчас окружил место Стеной тишины. Он был непохож сам на себя. Обычно сдержанный и спокойный, сейчас он выглядел нервным и злым.

— Мне надо задать вам несколько вопросов, — сказал Ганзориг, пристально глядя на Кана, но в его глазах читалась скорее просьба, чем приказ. — Не сердитесь на Саар, если она раскрыла больше, чем вы бы хотели, но это правда, что Вальтер — жрец Источника, и вы забрали его прямо оттуда?

Кан совсем не рассердился. Скорее, наоборот.

— Он действительно жрец Источника, но я забрал его из другого места. На самом деле я не очень много о нём знаю, кроме того, что он прожил там пять лет.

— Пять лет, — повторил Ганзориг. — А об Источнике вам что-нибудь известно? Что-нибудь такое, о чём не пишут в путеводителях и рекламных брошюрах?

— Я знаю достаточно, чтобы не притрагиваться к этой воде.

Ганзориг молча ждал.

— Я не слишком этим интересовался. Предпочитаю не искушать судьбу.

— Да, — произнёс адмирал. — Это огромное искушение. Но вы знаете, что потом происходит с людьми?

— В общих чертах. Вода действительно целебная, она лечит и продлевает жизнь, но каким-то образом влияет на поведение. Людьми овладевают желания. Разные. И они начинают их удовлетворять, ни с чем не считаясь.

— Но почему они так меняются? Они же становятся совсем другими!

— Это только кажется. На самом деле они просто позволяют себе хотеть всё, что раньше запрещали. Они остаются собой. Только другими собой. Знаете, как обратная сторона Луны, которая никогда не видна.

— А жрецы об этом знают?

— Настоятель знает. Возможно, старшие жрецы. Вальтер — нет.

Ганзориг ничего не ответил.

— Адмирал, обратная сторона Луны не обязательно тёмная, — сказал Кан. — Некоторые люди могут хотеть чего-то… — он пожал плечами, — хорошего. Того, что общество считает хорошим. Хотя большинство просто растормаживается, отключает префронтальную кору и пускается во все тяжкие.

— Откуда вам это известно?

— Я знаком с Настоятелем — не лично, но пару раз мы общались. Он сказал, что надеется никогда не увидеть меня у Источника, хотя я туда и не собирался.

Адмирал молчал, и Кан продолжил:

— Вы не первый, кто спрашивает у меня о Вальтере. Не первый, кого он расстраивает. Если он вас действительно огорчает… возможно, братья не сочтут его присутствие на «Грифоне» столь уж необходимым?

Он сказал это на всякий случай, уверенный, что адмирал не примет его предложения, однако не мог отказать в себе в небольшом удовольствии от намёка.

— Я бы не стал сомневаться в выборе близнецами экипажа, — ровно ответил Ганзориг. — Им нужны мы все.

— Мы им действительно нужны, — согласился Кан. — Вы хотите спросить меня о чём-нибудь ещё?

Ганзориг отрицательно покачал головой.

— Что ж, тогда пойду учить уроки, — он улыбнулся и показал ему планшет. — Вы не представляете, какую штуку они придумали. Вряд ли сумею во всём этом быстро разобраться.

Возвращаясь в каюту, на лестнице он столкнулся с Томой. Услышав шаги, она замерла у подножия, неуверенно держась за поручень.

— Привет, — негромко сказал он и начал спускаться. Она отошла с его пути, прижавшись спиной к стене узкого коридора.

Кан остановился напротив, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего, будто это была не девушка, а фонарный столб. Удивительно, как можно было так существовать и не существовать одновременно. Он шагнул вперёд, встав почти вплотную к ней. Тома выглядела неважно, и её запах, который обычные люди не чуяли, тоже изменился. Она всегда казалась несчастной и запуганной жертвой, но Кан давно научился подавлять возникающие у него при виде таких людей инстинкты. Подобные женщины — настолько лёгкая добыча, что никакого интереса не представляли. Он склонился к её уху и тихо проговорил:

— Ты ни о чём не хочешь меня попросить?

Она задержала дыхание, чтобы спустя несколько секунд прошептать своё «нет».

— А ты видела эту встречу в своих трансах? Ведь это важная точка, Тома. Многое зависит от того, как ты мне ответишь. — Теперь он говорил ещё тише, касаясь губами её волос. — Ответишь так, и события пойдут по одному пути. Ответишь иначе, и они пойдут по другому. Всё зависит от тебя. Прими решение. Ты ведь видела все варианты будущего. И уже выбрала свой. Неважно, что ты наговорила близнецам. Я знаю, куда ты нас ведёшь. И мне интересно сыграть с тобой в твою игру.

Она упёрлась ладонью ему в рёбра, пытаясь оттолкнуть. Кан только улыбнулся.

— А я знаю, куда хочешь ты, — прошептала она с неожиданной яростью. — Отойди от меня прочь!

Он почувствовал, как она собирает силу для заклинания, и с трудом сдержался, чтобы не вонзить лезвия ей в живот. Это было сильнее любого сексуального желания, но до сих пор ему удавалось себя контролировать, и теперь он отстранился от девушки. Тома вывернулась, взбежала по лестнице и быстро скрылась в коридоре.

Ева Селим знала, что однажды это случится, и двойной сигнал тревоги, раздавшийся в её каюте поздно вечером, не стал для неё неожиданностью. У Саар снова возникли неприятности. Но на этот раз они были и у Кана.

Дверь в каюту Саар открывалась лишь наполовину, но Еве этого хватило, чтобы протиснуться внутрь. В одной из своих личин — юной девушки андрогинного вида, — Саар лежала на кровати без сознания; обе её ноги и постель были в крови, вдоль правого бедра шла глубокая длинная рана. Прежде, чем потерять сознание, колдунья успела частично остановить кровь, но сейчас она текла вновь. За полуоткрытой дверью Ева увидела Кана. Тот тоже потерял сознание, однако на его теле не было никаких следов травм. Ева не любила ругаться, но сейчас ей было трудно удержаться от крепких фраз. Сперва она обработала рану Саар, а потом вызвала Вайдица, чтобы переправить их в медицинский отсек.

Теперь ей предстояло сообщить об этом близнецам. Чем дольше она их знала, тем больше убеждалась, что их манера поведения — не более чем роль, которую они выбрали для удобства общения. Знай Ева теорию Саар о том, что тело отражает душу, она бы с ней согласилась, хотя, в отличие от Саар, отнеслась бы к ней только как к метафоре.

Закончив с делами, она связалась с Микой, но её надежды не оправдались — братья уже покинули аппаратную и уехали к себе в каюту. Говорить по общей связи Еве не хотелось, поэтому пришлось спускаться вниз, хотя она не любила находиться на их территории.

Близнецы сидели на кровати и выглядели не слишком довольными её визитом.

— У меня две новости: одна плохая, другая интересная, — сказала Ева, останавливаясь посреди чёрно-белой каюты. В комнатах братьев никогда не было ничего похожего на стулья. — Сначала плохая. Оборотень снова напал на Саар. На этот раз всё куда серьёзнее — они оба в медотсеке. У Саар глубокая рана и большая потеря крови. К нашему всеобщему счастью, бедренная артерия не задета, иначе мы с немалой вероятностью могли бы её потерять. Пару дней я за ней понаблюдаю, а потом она сможет вернуться…

— Что с Каном? — прервал её Джулиус.

— Без Саар…

— Без Саар всё было бы плохо, но не критично, а без Кана у нас нет ни единого шанса, — отрезал близнец. Ева обозлилась:

— То есть тебе неважно, что её жизнь под постоянной угрозой, и она может погибнуть, потому что связалась с сумасшедшим оборотнем?

— Прибереги свою женскую солидарность для другого раза! — рявкнул Джулиус. — И отвечай, чёрт подери, на вопрос!

Она уставилась на него в изумлении, но потом взяла себя в руки.

— Кан… сейчас он находится в странном состоянии. Судя по всему, Саар ударила его заклинанием, и пока она не очнётся, мы не узнаем, каким. Теоретически это должно быть что-то очень простое, но он не приходил в себя слишком долго, и его общее состояние менялось не в лучшую сторону. Я проверила и выяснила… надеюсь, вы помните, что вытворяет наш мозг с момента входа в аномалию? Так вот, сейчас этим процессом у него охвачены не только зрительные участки, но и все остальные. Он похож на разгоняющийся процессор, хотя нейроны просто физически не могут ускорять своё взаимодействие до такой степени. И всё же это происходит. Скорость их работы растёт. Для организма это плохо. На свой метаболизм мозгу нужно много энергии, а при такой невероятной скорости он забирает себе ресурсы ускоренными темпами. Мы можем поддерживать его состояние только до определённого предела. В конце концов, если это не прекратится, органы начнут отказывать.

Близнецы молчали. Увидев, что они начали внутренний диалог, Ева почувствовала себя не в своей тарелке: она осталась наедине с фамилиаром. Он был где-то здесь — возможно, прятался под кроватью или в ванной комнате; ей представилось, что неподалёку находится шприц с наркотиком, с которого невозможно слезть, и сейчас этот шприц никто не контролирует. Он мог внезапно появиться из воздуха и всадить в неё весь свой заряд.

— Ты можешь вывести его из этого состояния? — спросил Джулиус. Ева вздрогнула от неожиданности.

— Я не знаю, что это за состояние. Чем-то оно похоже на кому, но комы бывают разные, а тут я пока не представляю, за что браться. Мне нужно время.

— Времени нет. Кан должен быть на ногах.

Ева молча смотрела на Джулиуса. Тот поднял брови.

— Что?

— Я разговаривала с капитаном Ормондом. Объяснила ситуацию с влиянием аномалии, и он дал согласие на вмешательство. Со стороны его команды никаких неприятностей больше не будет. Контроль минимальный — я отключила только области, отвечающие за агрессию. Так что, Джулиус, если вдруг ты захочешь…

— Всё, Ева, иди, — перебил её близнец. — И сделай что-нибудь такое, чтобы он очнулся. Команду Ормонда я тебе прощаю, но остальных не трогай. Завтра ты вправишь мозги Саар, а мы — Кану… когда он вернётся. И заметь, — добавил он, — я сказал «когда», а не «если».

Оставшись одни, братья повели разговор о событиях дня, и их диалоги, проходившие безмолвно, делали их похожими на причудливый застывший манекен. Даже Балгур, усыплявший их, чтобы они успевали отдыхать, не осмеливался касаться близнецов во время таких бесед.

В эти минуты они оставляли мир знакомой материи, где им больше некуда было расти. Они преодолели его притяжение — не без труда, сказали бы братья, и не без помощи, добавил бы фамилиар, если б умел формулировать мысли словами. Мир, в котором они оказывались наедине друг с другом и становились чем-то третьим, отличным от двух братьев Морган, было невозможно описать привычными и понятными терминами, разве что формулами. Разговор был долгим только для них — снаружи прошло не больше десяти минут. Потом они уснули. Балгур забрался под кровать и вылез оттуда только утром, чтобы разбудить близнецов, когда им позвонила Ева.