Эрлик в тумане

10

Саар стояла на палубе «Грифона» у плоской крышки огромного контейнера, который возвышался над палубой на метр. Его нижнюю часть удалили при перестройке судна. Вокруг клубился проклятый туман, из-за которого ей приходилось надевать респиратор и плотно прилегающие очки, чтобы мелкие частицы, из которых он состоял, не набивались в глаза и лёгкие. Но они всё равно попадали на лицо, покрывали тонким слоем волосы и одежду, так что после каждого возвращения ей приходилось заниматься чисткой и приводить себя в порядок. Мелкие частицы набивались в поры, и открытые части тела быстро желтели.

Кроме тумана, её изводили белые вспышки, но и то, и другое не представляло реальной угрозы. Саар начала выходить наружу на второй день. Дышать здесь было можно: состав воздуха оказался характерен для горных областей с их недостатком кислорода, но анализы выдали несколько необычных примесей, свидетельствующих о вулканизме. Туман представлял собой мельчайшие частицы, своими острыми гранями и причудливой формой напоминающие вулканический пепел, хотя их поведение не подчинялось привычным законам: они двигались абсолютно независимо от потоков здешнего воздуха.

Саар быстро адаптировалась к новым условиям и уже на второй день пути принялась за дело. Экспериментировать внутри корабля было опасно и бессмысленно. Она умела работать с пространством на очень малых расстояниях, но здесь от неё требовалось нечто иное. По иронии своих законов многомерное пространство аномалии позволяло «Грифону» двигаться только в одном направлении. Откуда бы он в неё не вошёл — с севера, востока, с запада или юга, — он бы всё равно столкнулся с лодкой и в какой-то момент мог наткнуться на «Эрлика». Но если «Эрлик» двигался, была вероятность никогда его не догнать.

Однако пространство не было инертным, и теперь Саар пыталась понять, как с ним взаимодействовать. Трудность состояла в том, что её манипуляции с тремя измерениями затрагивали и все остальные, которых она не чувствовала и поэтому не могла ими управлять.

Саар рассматривала свои ладони и вьевшиеся в них частицы тумана. В те далёкие времена, когда она только начинала изучать своё ремесло и осваивала азы работы с пространством, её учитель велел каждый раз создавать трёхмерную сетку и проверять результат с помощью катящегося шарика. Она давным-давно перестала пользоваться этим подспорьем для новичков, но сейчас ей вновь приходилось всё начинать с нуля.

Саар надела перчатки. Здесь было не только грязно, но и холодно. Чем дальше они уходили от края аномалии, тем ниже опускалась температура. Однако Саар не следовало отвлекаться. «Эрлик» мог появиться из тумана в любой день, и от неё ждали результатов.

Она раскинула перед собой мелкую сетку в виде куба со сторонами около метра, не позволяя ей касаться корабля. Сетка испускала слабое голубоватое свечение. Саар свернула очерченное пространство в простую фигуру — тор, слегка наклонённый влево и открытый с её стороны. Это у неё получилось без проблем. Она бросила внутрь лежавший на крышке контейнера шарик и вздохнула, покачав головой. Вместо того, чтобы катиться по кривой, описать полукруг и достичь нижней точки склонённого тора, через секунду шарик исчез и мгновенно выпал в десяти сантиметрах ниже входа, скатившись вниз. Саар расправила пространство, и шарик упал на палубу.

Она почувствовала его шаги, только когда он был уже в нескольких метрах за её спиной. Спустя несколько томительных секунд на крышку контейнера вспрыгнул чёрный гепард и улёгся, свесив лапы и помахивая длинным хвостом.

Саар была достаточно опытна, чтобы не отвлекаться на зрителей, пусть даже тех, что её волновали. Пытаясь разобраться в особенностях местной геометрии, она провела ещё полчаса, пока, наконец, не соорудила невообразимую фигуру, чтобы избежать исчезновения шарика в дополнительных измерениях — впрочем, тщетно. Она полностью ушла в себя и не заметила, в какой момент гепард обернулся человеком.

Теперь он сидел на крышке контейнера, скрестив ноги, всё в той же лёгкой одежде, что подстраивалась под цвет окружающей среды. Он не мёрз, не надевал очков и респиратора, а медленно ползущие завихрения тумана огибали его фигуру, очерчивая прозрачный силуэт в десятке сантиметров от её поверхности. Саар в который раз подумала, что её интуитивный выбор оказался верен. Этот человек притягивал её с той самой минуты, как она впервые увидела его на «Цзи То».

Он приходил сюда уже во второй раз, но в свой первый визит не превращался в человека.

— Хочешь что-нибудь сказать? — недовольным тоном спросила Саар.

— Ты ошибаешься, — негромко сказал Кан. — Ты пытаешься работать с пространством так, словно оно трёхмерное, а здесь оно другое.

— Спасибо, а я и не знала, — прокряхтела Саар сквозь респиратор.

— Ты должна использовать другие измерения, — продолжил Кан, — а вместо этого ты пытаешься описать многомерную геометрию в рамках трёх координат.

— Скажи на милость, как я могу их использовать? — Саар повернулась к нему лицом. — Как я могу использовать их, если мне до них не добраться? Сами-то мы находимся в трёхмерном мире!

— Нет, мы находимся в многомерном мире, — возразил Кан. — Просто мы являемся трёхмерными и естественно можем испытывать на себе только три измерения, в которых существует наш организм. Но работать ты должна не с тремя, а со всеми, чтобы мы в конце концов не врезались в «Эрлик» и при этом остались рядом с ним.

— Это я и без тебя знаю. Но ты либо выражайся точнее, либо уматывай.

Кан поднял руку и нарисовал перед собой в воздухе светящуюся фигуру, которую только что испытывала Саар. Она была точна до последнего изгиба.

— Смотри, — сказал он, и из его указательного пальца вытянулся металлический коготь. — Вот сюда ты кидаешь шарик, — он ткнул когтем в точку на фигуре, — а отсюда он выпадает. И выпадает мгновенно. Ты хочешь сделать так, чтобы шарик последовательно катился по окружности, но как только ты начинаешь воздействовать на здешнее пространство, оно меняется, и шарик не видит окружности. Твой тор на самом деле имеет другую форму: он является окружностью в трёх измерениях, но на него действуют и остальные, которые ты не учитываешь и не видишь. Ты повторяешь одну и ту же ошибку. Ты задаёшь путь, а надо задавать точки. Неважно, по какой траектории шарик доберётся из пункта А в пункт В. Найди закономерности не в пути, который тебе сейчас недоступен, а в соотношении точек входа и выхода.

— Шарику-то всё равно, как он туда доберётся, — глухо ответила Саар, не желая признавать правоту мальчишки, — но для нас это может оказаться ещё как важно. Что с нами станет между этими двумя точками? Перемещение корабля по дополнительным измерениям вряд ли будет похоже на этот фокус с «исчезни здесь и появись там через секунду».

Кан не ответил. Он молчал, прикрыв глаза, а потом, спустя минуту, произнёс:

— Для начала, увеличь его массу.

Вернувшись с палубы, Саар привела себя в порядок и отправилась к близнецам. Эти дни были напряжёнными. Братья Морган собирали информацию и перекраивали план своих действий сообразно получаемым сведениям. На вторые сутки они разослали несколько десятков зондов, которые на разной скорости летели за и перед кораблём, передавая на «Грифон» картинку. Так они проверяли воздействие на объекты разных скоростей, и появление «Эрлика» теперь не должно было оказаться неожиданностью. Тем более что у их навигатора возникли проблемы.

Тома не скоро освоилась в собственной каюте, но Саар была настойчива и велела ей привыкать жить одной. По мнению Саар — и здесь она была солидарна с Ганзоригом, — их каюты напоминали собачьи будки и не годились для людей, но выбирать, увы, не приходилось. Это был не «Цзи То» и не суша. Впрочем, хотя Саар привыкла жить небедно, став сепаратисткой, она изменила образ жизни (но не свои пристрастия) и могла потерпеть неудобства.

В первый же день братья попросили Тому начать работать. Задача была не из простых: сведения об окружающей среде постоянно обновлялись, а об «Эрлике» Тома почти ничего не знала. Однако всё это оказалось неважно.

— Мы будем задавать вопросы, — утром первого дня сказал Франц, — а ты — вычислять ветки. Хорошо?

Тома сидела, вцепившись в ручки стула на толстой пружинистой ножке. В ответ она лишь кивнула.

— Какова вероятность, что экипаж «Эрлика» жив? — спросил Франц.

Вопрос удивил Саар. Она внимательно слушала всё, о чём говорили близнецы на «Цзи То», и у неё не сложилось впечатления, будто их волнует судьба экипажа потерянного корабля.

Тома молчала. Саар видела, что теперь она не просто сидит, а погружается в свои вычисления. Она делала это очень быстро, но с тех пор, как Саар взяла её под свою опеку, никогда — по собственной воле. Только если её просили.

Внезапно она вскрикнула, закрыла лицо руками и склонилась к коленям. Её плечи вздрагивали от беззвучного плача.

Саар стало невыносимо стыдно. Она не могла поднять глаз на близнецов.

— Тома! — прошипела она на родном языке. — Тома, чёрт тебя дери!

— Что ты увидела? — как ни в чём ни бывало полюбопытствовал Джулиус.

Тома начала всхлипывать.

— Простите, — совершенно искренне сказала Саар и подошла к девушке. — Идём со мной, — велела она.

В своей каюте Тома опустилась на край кровати, вновь закрыв лицо ладонями. Саар встала в дверях, испытывая жгучее желание надавать ей пощёчин.

— Тома, — процедила она. — Что ты творишь, негодная девчонка! Ты опозорила меня. Ты ведь моя ученица, по тебе они судят и обо мне! И что они подумают? Что я не научила тебя хорошим манерам? Что ты не можешь во время работы держать эмоции при себе? Это не круиз. Мы все можем погибнуть. Ты — наш навигатор, и наше будущее во многом зависит от тебя. А ты мало того что впадаешь в истерики, так ещё и не можешь объяснить, в чём дело!

Тома подняла мокрое лицо с красными пятнами от прижатых ладоней.

— Я правда не знаю, что видела, — ответила она. — Но ничего, что касалось бы «Эрлика». Возможно, в нашем будущем его просто нет.

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что это видение обо мне, — сказала Тома. — И это не одна из вероятностей, а единственная вероятность. Это просто случится. Однажды. Но я не знаю, что это. Не могу объяснить.

— Какая-то опасность? — недоверчиво спросила Саар. Тома покачала головой:

— Не знаю. Не понимаю. У меня нет для этого слов.

Саар вернулась к близнецам. К тому времени братья уже занимались другими делами и только попросили её помочь Томе подготовиться к возможным неприятным видениям.

Однако девушка так и не смогла ответить на вопросы близнецов. Её словно замкнуло на одном-единственном эпизоде, поэтому сегодня братья не стали задавать ей вопросов — они просто оставили её сидеть вместе с ними в зале и погрузились в работу, проверяя данные и общаясь с экипажем.

Саар вошла в самый разгар дискуссии. Сверр, отвечавший на корабле за магическую работу в аномалии, возвышался посреди аппаратной, выглядя внушительно даже в простой серой водолазке и потёртых джинсах. Его длинные волосы были убраны в хвост. Он стоял перед креслом братьев, глядя на них сверху вниз во всех смыслах и даже не пытаясь этого скрывать. Мика, сидевшая за компьютерами, встретилась взглядом с Саар и украдкой покачала головой, закатив глаза. Саар ухмыльнулась и села на ближайший стул.

— Вы нарвётесь на неприятности, — обещал Сверр таким тоном, будто он только того и ждал. — Люди должны знать, что они могут делать, а чего — нет.

— Здесь и так никто не колдует, — устало отвечал Франц. — Нет нужды.

— Сейчас нужды нет, а завтра нужда появится. Вы спросите — и что тогда? Я вам скажу. Если кто-то решит сотворить воздушную петлю, она с большой вероятностью оторвёт ему руки, потому что сила здесь распределяется иначе: здесь нет постоянных течений, как на Земле. Она движется неравномерно, в ней случаются провалы и пики, и вы никогда не сможете предугадать их появление.

— По-моему, вы излишне драматизируете, — сказал Джулиус, чем вывел хладнокровного Сверра из равновесия. Это выразилось в том, что колдун высоко поднял густые брови и сложил руки на груди.

— Драматизирую? — угрожающим тоном переспросил он. — Я никогда не драматизирую. Я опираюсь на факты, полученные экспериментальным путём. А факты состоят в том, что из-за непривычной для нас метрики пространства-времени сила здесь распределяется по другим законам, и если мы не хотим неосторожным заклинанием разнести пол-корабля, необходимо объяснить, как с ней работать.

— Кстати, а зачем кому-то использовать воздушную петлю? — вдруг спросил Джулиус. — Вроде на нас никто не нападает.

Сверр помрачнел и опустил руки.

— Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду, — многозначительно ответил он. Саар с интересом ожидала объяснений, однако колдун не стал вдаваться в подробности. — Прошу обдумать мои слова. Если вы хотите знать мнение капитана Ормонда, он меня поддерживает.

— То есть команда будет посещать ваши тренировки? — спросил Франц.

— Да.

— А давайте спросим… вот например у госпожи Саар, — весело предложил Джулиус. — Станет она изучать магию заново?

— Не заново… — начал Сверр, оборачиваясь к колдунье, однако той не требовалось разжёвывать предмет спора.

— Стану, — ответила она, удивив обоих близнецов. — Не то чтобы я круглые сутки работаю, рискуя разнести пол-корабля, но сила здесь действительно непривычная, а у меня нет времени разбираться в этом самостоятельно. Я не против узнать, как тут всё устроено. Тома будет ходить со мной, — она посмотрела на сидевшую поодаль девушку. — Что касается мужчин, спрашивайте у них сами.

Сверр победно посмотрел на братьев. Те переглянулись. Выглядело это почти комично.

— Воля ваша, — сказал Франц. — Но заставлять мы никого не будем.

Внутреннее время корабля текло своим чередом. Вальтер чувствовал себя не у дел. Он не ожидал, что ему найдётся занятие в первый же день, но надеялся, что о нём не забудут. О нём забыли. По утрам он сидел в аппаратной, глядя на то, как братья пытаются добыть у Томы информацию, терпеливые и снисходительные к страхам девушки, а днём слонялся по кораблю, стесняясь заглядывать в отсеки с табличками «Лаборатория 1», «Лаборатория 2» и «Х. Сверр», сам себе лаборатория. Пару раз он выходил на палубу, но быстро возвращался — туман слишком напоминал песчаную бурю. А пока он ждал своего часа, у него было время следить за Томой.

Они встречались в кают-компании, из-за нехватки места и малого числа команды общей для офицеров, рядовых и гражданских. Вальтер дожидался её, смотрел, как она берёт поднос, на который кок ставил ей тарелки и чашки, и уверенно шла за стол — тот самый, где сидел он. Теперь, когда у него были все возможности применить свой дар, он использовал его для налаживания отношений. Были темы, которые Тома не хотела обсуждать — например, свои видения. Но она с удовольствием слушала рассказы Вальтера о его собственной жизни и не возражала поболтать о том, что происходило на корабле.

— Как ты думаешь, — однажды задал Вальтер свой любимый и тревожащий его вопрос, — пришельцы существуют? Помнишь лекции, которые нам читал старик?

— Старик? — Тому явно покоробило, как Вальтер назвал Ганзорига.

— Он старый, Тома, ему лет семьдесят, не меньше.

Она вдруг усмехнулась так, что у Вальтера мороз прошёл по коже. Словно на секунду его робкая подруга исчезла, и кто-то другой занял её место, но кто — он не успел разглядеть. Секунда прошла, вернулась прежняя Тома.

— Что? — насторожённо спросил Вальтер.

— Я думаю, — сказала Тома, отвечая на его первый вопрос, — что где-то далеко они, конечно, есть. Во вселенной миллионы звёзд и галактик. Но то, что Соседи — пришельцы… нет, в это я не верю. Тем более адмирал никогда такого не говорил.

— Может, он не имеет права об этом рассказывать. Может, это тайна.

— Зря ты всё усложняешь, — сказала Тома. — Мы можем погибнуть. Зачем ему от нас что-то скрывать?

По большому счёту Вальтеру было всё равно. Он лишь хотел поддерживать разговоры на темы, на которые девушка не отказывалась говорить. Но что делать дальше, он не знал. Он никогда ни за кем не ухаживал. Ему некуда было её пригласить, разве что на палубу, в респираторе и очках, смотреть на клубы тумана, чтобы потом очищаться от назойливых частиц. Угостить её тоже нечем — на корабле кормили овощами, соей и пресной синтетикой. Не зная, как быть, после ночи размышлений он решил посоветоваться с человеком, которого знал чуть лучше, чем остальной экипаж «Грифона».

Найти Кана было несложно. Он сидел в аппаратной, молча наблюдая за близнецами, иногда оставался в каюте, но чаще всего поднимался на палубу в облике гепарда. Вальтер с изумлением наблюдал в языке его тела возрастающий интерес к старой колдунье, наставнице Томы, и явный интерес к нему самой Саар. Это не укладывалось у него в голове. Кану было не больше тридцати. Саар — не меньше ста на вид. Как мужчина мог испытывать к ней хоть какие-то чувства? Но Вальтер видел эти чувства собственными глазами в движениях, взглядах и жестах пары. Эти двое общались только тогда, когда Саар поднималась на палубу работать с пространством, но хотя Вальтер не знал, как они себя ведут, оставаясь наедине, поскольку не обнаружил в себе ни мотивации, ни храбрости, чтобы за ними проследить, с каждым днём они казались всё ближе друг к другу, и ему оставалось лишь гадать, как далеко могут зайти их отношения.

Условным корабельным днём он поднялся на палубу, дождавшись, пока гепард удалится туда после обеда.

Он лежал на краю крышки самого первого контейнера, почти невидимый в вечной туманной ночи аномалии. Прожекторы, освещавшие им путь, бросали на него свет, рассеянный густыми скоплениями частиц. Вальтер остановился рядом, натянув на голову капюшон толстой куртки и сунув руки в карман.

— Можно с тобой поговорить? — глухо спросил он сквозь респиратор. Гепард повернул голову и дёрнул кончиком хвоста. Вальтер видел, что в этом облике Кан почти забывает свою человеческую сущность, и чувствовал себя довольно глупо, разговаривая с животным. Он понимал гепарда лучше, чем тот — его.

— Нет, не здесь. Здесь я не могу. Туман и прочее…

Гепард смотрел на него несколько секунд, затем обернулся человеком. Вальтер испытал невольную зависть. Снаружи температура приближалась к минус пятнадцати, а Кан выглядел так, будто ему всё время было жарко.

— Поговорить о чём? — спросил он.

— Не здесь, — повторил Вальтер. — Как ты вообще можешь тут находиться, в этой пыли и темноте?

— Здесь никого не бывает, — ответил Кан. — А туман я отгоняю, это несложно.

— Чтобы постоянно поддерживать заклинание, нужно много усилий, — заметил Вальтер.

— Не постоянно. Только когда я здесь. И оно не требует особых сил. Так о чём?

— Это личный разговор.

Кан смотрел на него выжидательно. Его длинные чёрные волосы слегка развевались против движения «Грифона», но ход корабля никак не влиял на туман. Впервые Вальтер обратил внимание, что туман движется по собственным законам: его завихрения, попадавшие в прицел прожекторов, оставались рядом с кораблём, не уносясь прочь, наполняя захваченное светом пространство бесформенными клочками, спиралями и щупальцами.

Вальтер вздохнул и уселся на холодную крышку. Как бы он ни готовился к этому разговору, ему было неловко признаваться в собственной неопытности.

Захваченный притяжением корабля, перед ним завивался клочок тумана. Вальтер повернул к Кану лицо, закрытое респиратором и очками.

— У тебя когда-нибудь была девушка?

Ему всё же удалось удивить оборотня.

— Девушка? — переспросил Кан со смешком. — Ты об этом хотел поговорить?

— Об этом.

Даже не глядя на него, Вальтер мог бы догадаться, о чём он думает. Что это неуместно, что это глупости. Но у Кана была схожая ситуация, и пока что Вальтер вежливо об этом молчал.

— Была. Были, — поправился он.

— Как ты за ней ухаживал?

— Я не ухаживал, — сказал Кан. В его голосе Вальтер не уловил ни тени насмешки и с облегчением выдохнул. — У нас были не те отношения, где требуются ухаживания. — И добавил:

— Ведь это не праздный вопрос? Ты о Томе говоришь?

— Да, о ней, — признался Вальтер. — Ну болтаем мы в столовой, и что дальше? Здесь ведь ничего нет, ни кафе, ни кино…

— Есть внутренняя сеть. Возможно, там что-нибудь завалялось.

— Я туда даже не заходил, — проговорил Вальтер, смущённый собственной недогадливостью.

— Тома не для тебя, — вдруг сказал Кан.

— То есть как не для меня? — Вальтер оторопел. — А для кого же?

Кан пожал плечами.

— Ну извини. Вы друг другу не подходите.

— Это я сам решу, — обиделся Вальтер, но не мог не спросить:

— Почему ты так считаешь? Ей ведь обязательно кто-то нужен, она не справится здесь одна. Ты же видел, какая она беззащитная. Эти двое каждое утро пытают её дурацкими вопросами, Саар без конца ругает, а больше с ней никто не общается…

— Она не беззащитная. Просто ей так выгодно. Это выученная беспомощность. Тома её даже не осознаёт. Как и ты, думает, что она такая и есть.

— Она действительно такая, — кивнул Вальтер. — Я это вижу. Она не играет роль. Она ведёт себя искренне.

Какое-то время Кан смотрел на него безо всякого выражения, а потом сказал:

— Зачем тебе мой совет, если ты читаешь язык тела и можешь сам увидеть, нравишься ты ей или нет? Просто проверь все варианты — их не так уж много, какой-то подойдёт.

— Я ей нравлюсь, — убеждённо сказал Вальтер. — Ведь раньше на неё никто не обращал внимания. Она слепая, забитая, и старуха эта ещё… — Он прикусил язык, но Кан не отреагировал на его слова. Вальтер помолчал, однако ответа не дождался.

— Проклятые вспышки, — буркнул он, прикрывая глаза. — Как братьям удалось так быстро их блокировать? Как они разобрались, что это такое?

— Ага! — Кан слегка оживился, выйдя из своего анабиоза. — Я тоже сначала не понял.

— А я и сейчас не понимаю.

— Ты вообще не пользовался сетью? Туда с первого дня выкладывают все данные. И в лаборатории не заходил? — Он не стал дожидаться очевидного ответа и продолжил:

— Это место каким-то образом отключило у нас в мозгу программу-дискриминатор. Наш мозг умеет регистрировать фотоны только после того, как на сетчатку их упадёт определённое количество. Здесь этот механизм отказал. Вспышки, которые мы видим — самопроизвольное срабатывание; такое бывает со старыми однофотонными детекторами. Ну а заодно и с нашим мозгом. Братья просто вернули всё на свои места.

— И что, они до сих пор держат это заклинание? — удивился Вальтер.

— Нет, конечно. Если тебя интересуют технические детали, сходи к Сверру. Он здесь главный колдун.

— И всё же, — вернулся Вальтер к тревожившей его проблеме. — Если бы ты захотел ухаживать за женщиной, как бы ты поступил?

— Я бы разобрался, что ей нравится, и делал бы это вместе с ней, — сказал Кан. — Но сомневаюсь, что у Томы есть правильный ответ на этот вопрос.

— На какой?

— Она не знает, что ей нравится, — ответил Кан и обернулся гепардом.

— Я закончила суточное картирование, — сказала Ева Селим. У неё за спиной ярко белела стена медотсека. — Получите результаты. Сначала лондонские снимки, для сравнения. — Она исчезла с экрана монитора, и перед братьями высыпало два десятка изображений мозга; разноцветные пятна и полосы на чёрном фоне говорили об активности проводящих путей и зон. — Каждый снимок — активность за час. Кликните на любом и получите динамику. Это мой обычный рабочий день.

Братья смотрели на изображения не дольше десяти секунд, потом Франц сказал:

— Давай сегодняшние.

Секунду экран оставался чёрным, а потом вспыхнул всеми цветами радуги.

На картах мозга Евы, сделанных в течение последних суток, заполненные цветом пространства пылали в несколько раз ярче, чем на снимках первой серии. Магистрали, подсвеченные оттенками синего и голубого, тянулись в глубине структуры, пучками и нитями расходясь к коре. Ярче всего светил затылок, зрительная зона коры и ведущие к ней пути. Братья ошеломлённо рассматривали изображения; Франц — недоверчиво, Джулиус — с восторгом.

— Ева! Ева! — наконец, позвал он.

— Что скажешь? — спросила она.

— Чёрт, что творится у тебя в голове?

— Не имею представления. И думаю, это творится не только у меня, — она помолчала. — Завтра картирую Вайдица.

— Слушай, твоя зрительная зона просто с ума сходит с четырёх до пяти. Что ты в это время делала?

— Поднималась на палубу, — ответила Ева. — Моторные области не затронуты, ну это и понятно. Слуховые более-менее. Вот зрительные — это да. Вход увеличился в разы.

— Мы получаем столько информации, что нас должно постоянно глючить…

— Такая сенсорная перегрузка отключила бы тебя в два счёта, — сказала Ева. — Процессор должен был давно перегреться и зависнуть, но этого не происходит. Если бы не снимки, мы бы ничего не узнали. Мы что-то видим, но сознание эту информацию почему-то не получает.

— Туземцы не видели больших кораблей. Наш мозг воспринимает только то, что ему знакомо, что он может различить. И много фильтрует даже там, дома. Он умнее нас, нет? Или коварный лжец?

— Умнее, — повторила Ева. — Кликните на любой, посмотрите динамику.

Франц выбрал самый яркий снимок, и перед братьями появилось динамическое изображение, словно выпрыгнув с плоского экрана. Трёхмерная иллюстрация неторопливо вращалась над раскрытой на столе светящейся клавиатурой. Затылок полыхал зловеще алым. Зрительные пути сияли светло-голубым. Все структуры, отвечающие за визуальное восприятие, были активны, словно Ева наблюдала тысячи калейдоскопических галлюцинаций, изо всех сил стремившихся, чтобы она их осознала.

— Как это получилось? — спросил Джулиус, протягивая руку и касаясь проекции. — У нас ведь нет 3D-преобразователя. Или есть?

— Нет, — ответила Ева. — У нас его нет. Разве ты видишь где-нибудь линзу?

— Ева, — сказал Франц, — перед нами крутится трёхмерная модель, которая возникла сама по себе? Без всяких линз?

— Да. Я тоже её видела. И Вайдиц. Но это глюк, Франц. Это происходит с любой 3D-моделью. Она выскакивает с экрана, она выскочит с листа бумаги, если вы её там нарисуете. Просто до сих пор мы этого не делали. Довольствовались таблицами и прочими схемами.

— Понятно, — проговорил Франц, отнеся это замечание к объяснению Евы, а не к самому явлению.

— Ещё кое-что. Мы здесь почти неделю, и завтра я начинаю собеседования. Через часок скину вам расписание. Пожелания какие-нибудь есть?

— Не забудь нас и капитана, — сказал Джулиус, всё ещё рассматривая вращающийся мозг, чья цветовая гамма менялась в зависимости от активности участков. — Корабельная субординация тебя не касается. Но нас в расписание не включай, не предупреждай заранее. Пусть это будет приятная неожиданность. — Он на минуту смолк. — Больше ничего не хочешь нам сказать? Есть идеи, почему такая загрузка идёт в фоновом режиме? Почему то, что мы видим, вообще никак на нас не влияет?

— Или влияет, — предположил Франц, — но мы этого не замечаем.

— Или замечаем, — сказала Ева, — но не понимаем, что.