— Докладывайте, — велел Франц.
Через десять дней после того, как Ганзориг принял командование «Эрликом», братья созвали совещание. В аппаратную набились все, чьё мнение они хотели донести до окружающих — сами близнецы и так всё знали, ежедневно получая доклады. Никаких удалённых сеансов, только личный контакт. Полторы недели люди занимались своими делами, практически не общаясь между собой. Ганзориг встречался только с Каном и Евой, которая обосновалась на «Эрлике» и восстанавливала медотсек. Братья не досаждали, капитан Ормонд не просил вернуть своих людей. Собравшиеся в аппаратной казались Ганзоригу замкнутыми и напряжёнными, словно отвыкли друг от друга и чувствовали себя неловко.
Доклад был кратким. «Эрлик» не получил механических повреждений, в нём не было пробоин, и льды, сковавшие корпус, не нарушили его целостности. Сверр избавил корабль от грибков, микробов и остальной потенциально вредной органики. Реактор работал, электроника и программы были восстановлены. «Эрлик» хоть сейчас мог отправляться в путь.
Команде Ганзорига досталась неприятная работа — привести в порядок трюм. Они разобрали смёрзшиеся тела, и Ева с Вайдицем взяли образцы ДНК у тех, кого не смог опознать Кан. Два члена экипажа действительно отсутствовали. За десять дней ни один подход к капитанской каюте не увенчался успехом ни у Сверра, ни у Саар.
— Что с видеокамерами? — спросил Джулиус.
— Мы физически отрезали его компьютеры от общей сети. Так что камер у него теперь тоже нет.
— После этого он мог с вами говорить?
— Внутрисудовая связь идёт не через компьютер, а электричество к нему поступает.
— Госпожа Саар, что скажете? — Джулиус посмотрел на старую колдунью. Та слегка выпрямилась.
Ганзориг видел её только днём — ночевала Саар на «Грифоне». Корабль мало кому пришёлся по душе, за исключением оборотня: слишком много непонятного случилось на «Эрлике», и пятьдесят четыре трупа в трюме не добавляли ему привлекательности. Но Ганзоригу тоже там нравилось, несмотря на загадочное прошлое и зловещее сияние изменчивых небес.
— Я буду говорить о каюте, потому что она меньше реакторного отсека, и её было проще изучить, — ответила Саар. — Тот, кто сидит внутри, получал информацию с камер, пока его компьютеры работали, и всё ещё может с нами общаться, хотя по большей части несёт эсхатологическую ахинею. Ева сказала, что маг пространства на «Эрлике» погиб, и кто может быть внутри, неизвестно. Но кто бы там ни был, работает он лучше меня. Пространство вокруг каюты не свёрнуто — наоборот, большую часть времени оно не искажено и совершенно такое же, как на всём корабле, но при этом способно к динамичной реакции. Оно открыто, пока за каютой никто не наблюдает, но как только к ней кто-то подходит, начинает воздействовать физически или магически, пространство сворачивается. Тот, кто в ней сидит, каким-то образом видел нас, пока у него были камеры, и говорит с нами, даже если мы рядом, то есть когда пространство вокруг него завёрнуто. Я проверяла, можно ли начать его разворачивать от мест входа проводки, потому что они должны быть открыты — электричество к нему поступает, — но эти участки реагируют на наблюдение так же, как и вся каюта. Ничего похожего мне раньше не встречалось.
— Зато нам встречалось, — сказал Франц, слегка улыбаясь. — Вы случайно не заметили — он говорит тогда, когда вы за ним наблюдаете, или в другие моменты тоже?
— Ха! — воскликнул Кан. — Это изящная гипотеза, но я вас разочарую — он заговорил со мной, когда я ещё не знал о его существовании.
— Может, переведёте для остальных? — недовольно спросила Саар.
— Франц хочет сказать, что в каюте кто-то появляется только тогда, когда на неё смотрят, — ответил Кан. — Или не появляется. Заранее нельзя сказать.
Саар уставилась на близнецов.
Джулиус улыбался. Франц покачал головой.
— Это шутка, — сказал он, — основанная на вашем описании. Кто знает, что в этой каюте творится, когда за ней никто не следит… неопределённость. И всё же нам интересно, говорит он с вами, когда за ним никто не наблюдает?
— За ним почти всегда наблюдают, — сказал Ганзориг. — Люди, камеры. И болтает он частенько. Правда, ничего интересного и важного.
— Что же нам делать с этим таинственным вещуном?
— Тот, кто сидит в реакторном, нам угрожал, — напомнил адмирал.
— Но перестал, как только Кан оказался на корабле. Мы не врезались в «Эрлик», и он передумал.
— Тогда бы они вышли.
— А если не могут?
— Слишком много «если» и «может быть».
— У меня вопрос, — перебил их Кан. Близнецы развернули к нему своё кресло. — Все исходят из того, что в каюте и отсеке сидят два члена экипажа. Но почему вы в этом так уверены? Я уже говорил — поломка резонатора могла создать дополнительные коридоры в других местах корабля, и вы, — он кивнул на Джулиуса, — подтвердили такую возможность. Вдруг там существа из иного мира?
— Не всё ли равно, кто это? — спросил Франц. — Они не выходят, а мы не можем попасть внутрь.
— Капитанская каюта меня не беспокоит. Меня беспокоит реакторный отсек, — продолжил Ганзориг. — Нельзя, чтобы в таком месте были люди… или не люди… которые нам угрожают. Неужели их нельзя оттуда как-то выкурить?
— Можно, если на них не смотреть. — Близнецы отъехали к экрану и развернулись так, чтобы видеть всех собравшихся. На этот раз они говорили серьёзно, без улыбок и иронии. — То есть влияя косвенно. Что возвращает нас к теме. Рассказывайте, как дела с резонатором.
Сообщение Юхана было не слишком оптимистичным. Испытательная камера разбилась при взрыве, повредив не только главный пульт, но и прибор, который стабилизировал диаметр портала и посылал туда материю во время экспериментов.
— Резонатор и камертоны мы отладили, хотя приборную панель не восстановить. Пушку снесло, но на складе есть запасная… — Он сделал паузу. — Франц, ты же не собираешь открывать портал отсюда?
— Вы расшифровали записи экспериментов?
Ответил Гарет:
— Я мельком глянул, чем они занимались в самом конце. Всё довольно непросто… целиком расшифрую через несколько дней.
— Кстати, меня этот вопрос тоже интересует, — заявил до сих пор молчавший Сверр. — Вы ведь не собираетесь открывать портал? Он соединяет пространства с подобными гравитационными характеристиками. С чем мы соединимся отсюда?
— Нам надо избавиться от аномалии, — сказал Джулиус. — Коридор закрыт, и она больше не увеличивается, но всё равно никуда не делась. Необходимо запустить обратный процесс и вернуть это пространство туда, откуда оно появилось. Этим займётесь вы двое. — Он указал на физиков.
— Мы не предусматривали такого варианта развития событий, — проговорил Юхан. — Никому и в голову не пришло, что измерения полезут из коридора. На Земле для них слишком тесно.
Джулиус вытащил планшет, что-то написал на нём и показал физику. Это была формула, при виде которой Юхан немедленно полез за собственным компьютером.
— Размерность на Земле меньше, и в этом смысле многомерному пространству у нас тесно, — объяснил Джулиус тем, кто не мог прочесть формулу. — Но представьте измерения в виде газа, находящегося под разным давлением, и тогда вы поймёте, что давление трёх пространственных измерений гораздо ниже, чем пространств с большей размерностью. Поэтому область с высоким давлением, получив возможность, начнёт заполнять область с низким. Давление здесь в кавычках, разумеется… Кроме того, мы не отказываемся и от другой гипотезы — о постепенном разворачивании узлов. Хотя это менее вероятно, потому что требует слишком большой энергии, которую по нашим расчётам неоткуда взять.
Ганзориг бросил взгляд на своего помощника. Оборотень с интересом слушал близнеца.
— И как вернуть пространство обратно? — спросил он, когда Джулиус замолчал. — Если на Земле аномалия появилась в результате перепада этого «давления», то чтобы её убрать, потребуется энергия.
— Это вопрос, — кивнул Франц. — Поэтому мы начнём сначала и сперва разберёмся, что на «Эрлике» пошло не так… Вальтер! — Коляска братьев повернулась к переводчику, который стоял у входа в коридор, прислонившись к аппаратуре. — Теперь мы слушаем тебя.
После нападения оборотня Вальтер четыре дня просидел в медотсеке. Как капитан «Эрлика», его навестил Ганзориг. Физически он поправился через сутки, но был подавлен, зол и напуган. Ганзориг его понимал — последние дни Кан и в нём вызывал некоторое беспокойство, — но не жалел. Его визит был данью вежливости.
С тех пор переводчик не появлялся на «Эрлике», и адмирал не знал, чем он занимается, и занимается ли чем-нибудь вообще.
— Мне сказать нечего, — отрывисто проговорил Вальтер. — Я наблюдал за их движением, за структурами тумана, но это не язык, он ничего не сообщает. А если сравнить туман и небо с записями, сделанными в петле по ту сторону, я не понимаю, почему мы все решили, будто эта штука над «Эрликом» — Соседи?
Эта мысль поразила Ганзорига. До сих пор он думал об оранжевых небесах только как о скоплении Соседей и, насколько ему было известно, остальные тоже в этом не сомневались.
Близнецы были довольны.
— Прекрасно, — похвалил его Франц. — Мы надеялись, что ты придёшь к этому выводу и подтвердишь нашу гипотезу. А чтобы превратить её из гипотезы в нечто более устойчивое, Кан продолжит наблюдать за небом в телескоп. На «Эрлике» телескопа нет, но у нас…
— В телескоп? — удивился Кан.
— Именно. Кроме Вальтера, хоть у кого-нибудь возникли сомнения? — Он осмотрел собравшихся. — Допускаю, что в эти недели нам было не до того. Небо не представляет угрозы, но пришло время включить его в уравнение. Чуть позже, когда Кан соберёт информацию, я привлеку к этому госпожу Саар.
— У вас уже есть версия, — сказал оборотень.
— И не одна.
— А мне что делать? — спросил Вальтер. — Я несколько раз просмотрел съёмку переброски. Соседи, конечно, ведут себя определённым образом, но в их поведении нет ничего, кроме любопытства. Будь у них руки, они бы просто тыкали в нас пальцами.
— Возможно, руки у них есть, — с улыбкой заметил Джулиус. — И они нас уже держат.
Ганзориг не понял, шутит близнец или нет, но фразу запомнил.
— Ты, — сказал Франц, обращаясь к Вальтеру, — займёшься другими вещами. Опыт будет не из приятных, но, если повезёт, мы немного лучше поймём, что тут происходит.
Вопреки мнению всех, кто знал о нападении Кана, Вальтер отнёсся к инциденту философски, что стало неожиданностью даже для него самого. Он лежал в медотсеке, прислушиваясь к себе, и отмечал странное спокойствие. Ева приносила ему еду, пыталась разговорить и беспокоилась о его душевном состоянии. Поначалу это его тронуло и даже позабавило, но потом он замкнулся в себе, и лишь когда вид каюты начал вызывать у него отвращение, вернулся на «Грифон».
Братья тут же поручили ему просматривать записи, пропущенные через разные фильтры, сравнивать и менять скорость воспроизведения. Вальтер честно делал это, поначалу скучая, но в конце концов втянулся в работу. По отдельности Соседи вели себя хаотично, но в их общем движении могла иметься система.
Через несколько дней он вдруг подумал о Томе. Он не замечал её ни в коридорах, ни в столовой. Не было её и на общем собрании. Его одержимость временно стихла, но как только Вальтер о ней вспомнил, то уже не мог выкинуть из головы. Однажды вечером он оторвался от экрана, набросил куртку — на «Грифоне» начали экономить энергию, в коридорах было холодно, — и отправился её навестить.
Дверь оказалась заперта. Неприятно удивлённый, Вальтер постучал. Не дождавшись ответа, сосредоточился, приложил ладонь к замку, и металл под его рукой завибрировал, сжавшись внутрь себя, словно железная бочка, из которой выкачали воздух.
В каюте было тепло. Из приоткрытой ванной комнаты шёл пар. Не снимая куртки, он вошёл туда и распахнул дверцу душа.
От неожиданности Тома вскрикнула, но вместо того, чтобы отвернуться, сжаться или застыть, она с такой силой толкнула его в грудь, что Вальтер поскользнулся и едва не упал.
— Как ты вошёл? — закричала она.
Вальтер не верил своим глазам. Это была Тома — и это была не она, словно её подменила какая-то другая женщина, похожая только на первый взгляд, но с иными движениями, иной мимикой и силой. За те полторы недели, что он торчал на «Эрлике» в обществе оборотня, что-то на «Грифоне» изменило её.
Или кто-то. Саар? Нет, если бы она могла, Тома давно бы стала другой.
— Кто это с тобой сделал? — негромко спросил он. Несколько секунд Тома колебалась. Он видел, что она почти готова ответить, но в конце концов передумала, отвернулась, закрыла кран и сняла с крючка полотенце.
— Уходи, — проговорила она.
Он схватил её за волосы и ударил о стену душевой. Тома взвизгнула, подняла руки, чтобы защититься, но он дёрнул их вниз и ударил снова, и снова, а потом потащил в каюту.
— Уходи! — закричала Тома. Она упиралась руками ему в грудь, и это сопротивление так его разозлило, что он выпустил её, сделал шаг назад и замахнулся для нового удара. Но в этот момент что-то выдернуло его из каюты, и через секунду он лежал на полу коридора. Над ним возвышался проклятый оборотень. В его позе читалось раздражение и отдалённая слабая угроза.
— Я же говорил, она тебе не по зубам.
— Не твоё дело, — прошипел Вальтер. — Иди к своей старухе.
— Знаешь, кто такой Марсий? — спросил оборотень, слегка наклонясь вперёд.
Вальтер представил, как хватает его за волосы и разбивает голову об эти стены. Ломает череп, раскалывает кости и раскидывает обломки по коридору… Он так увлёкся своими фантазиями, что получил болезненный удар ногой за проявленное невнимание. Кан смотрел на него с любопытством.
— Больше её не трогай. В следующий раз я не буду так щедр, чтобы оставить тебя в живых. — Он отступил назад. — Можешь идти.
Стиснув зубы, Вальтер поднялся. Кан ждал, и переводчик не решился ни сказать то, что думал, ни сделать того, что хотел.
Дождавшись, пока Вальтер поднимется по лестнице, он вернулся в каюту. Девушка сидела на кровати, завернувшись в одеяло. С волос капала вода, на ковре под мокрыми ногами образовалась тёмная лужица. На лбу уже росла большая круглая шишка. Кан захлопнул дверь и встал напротив. Он молча рассматривал Тому, а потом сказал:
— В чём твоя цель? Чего ты хочешь?
Она не ответила.
— Ты могла вышвырнуть его в два счёта, сама, без моей помощи, но знала, что я буду рядом, и ничего не сделала. Ты связала нас ещё сильнее. Знаешь, мне не нравится играть в тёмную. Из нас двоих слеп только я. — Он опустился на колени и коснулся металлическими когтями её шеи. — Ты думаешь, что можешь управлять нами, вести нас по своим развилкам, но со мной у тебя ничего не выйдет. Я не собачка на твоём поводке.
— Прости, — прошептала Тома. — Уже поздно.
Он замер, убрал руку от её горла, а потом быстрым движением вонзил когти ей в глаза.
— Он идёт к вам, — сообщил Франц Ганзоригу, — так что будьте начеку. Займите его чем-нибудь, пока мы не переправим телескоп. Потом ему станет не до выяснения отношений.
Ганзориг молча глядел на экран. Близнецы ждали. Наконец, он произнёс:
— Вы всё ему прощаете. Что бы он ни сделал. Даже такое!
— Адмирал, мы не прощаем, — Джулиус покачал головой. — Но всё несколько сложнее, чем кажется…
— Неужели? — саркастически воскликнул Ганзориг. — Ещё сложнее, чем сейчас?
— Это трудно объяснить. Должен признаться, мы разделяем тревогу Кана.
Брови Ганзорига поползли вверх.
— Тревогу? Надеюсь, вы не собираетесь разделять ещё и способы её выражения?
— Мы постараемся, — сдержанно улыбнулся Джулиус. — И всё же. Со всеми этими неприятностями мы будем разбираться, когда вернёмся на Землю. А пока — да, энтропия постепенно увеличивается.
Такое объяснение Ганзорига не устроило, но времени было мало, и он спросил:
— Как сейчас Тома?
— Глаз она лишилась, — ответил Франц. — На Земле ей вырастят новые, но ими она тоже не сможет видеть — её проблемы связаны не с глазами. Не знаю, зачем он это сделал, а Тома ничего не говорит. И вряд ли скажет.
— Ясно, — пробормотал Ганзориг, хотя ничего ему не было ясно. — Значит, «Эрлик» остался без врача.
— Мы пришлём вам Вайдица, а Ева вернётся через несколько дней. У вас какие-то проблемы?
— Нет. Но если он начнёт кидаться на людей, я не стану просто на это смотреть.
— Адмирал, вы нам тоже нужны, — усмехнулся Франц. — Вам с ним не справиться.
— Это неизвестно, — процедил разозлённый Ганзориг. На соседнем мониторе появилось зернистое монохромное изображение: проснулся зонд, висевший между двумя кораблями, но пространство, которое он осматривал, было пустым — оборотень уже промчался мимо. — Что-нибудь ещё? — спросил он.
— Берегите себя, — ответил Франц. — И пожалуйста, не геройствуйте. Утром мы переправим телескоп.
В оранжевом свете неба, среди лениво парящих структур тумана, «Эрлик» возвышался над ним, словно «Летучий Голландец», вмёрзший в серые льды за пределами времён. Кан забрался на палубу, но не успел сделать и нескольких шагов, как в голову ему упёрлось автоматное дуло. Он слегка отстранился от обжигающего ледяного металла.
— Мистер Ди, — произнёс Ганзориг. — Извольте знать: мне не нужен помощник, который калечит экипаж и не в состоянии держать себя в руках. Я должен быть уверен, что в любой ситуации могу на вас положиться. Сегодня вы серьёзно подорвали мою уверенность. На своём корабле я ничего подобного не потерплю. Это ясно?
— Да, сэр, — ответил Кан. Ганзориг опустил оружие.
— Есть то, что я должен знать? — спросил он. — Близнецы обеспокоены — правда, не до такой степени, как вы.
— Я бы в них разочаровался, будь им всё равно.
— Готов внимательно вас выслушать.
Кан посмотрел на адмирала.
— Хорошо, — сказал он. — Наверное, с вами я должен был поговорить уже давно. Но только не здесь. — Оборотень кивнул в сторону входной двери. — Если вы не против.