Глава 19

Взглянув на стеклянные двери, выходящие на Седьмую улицу, Эди представила себе заголовок главного сюжета выпуска местных новостей: «Сумасшедший открыл стрельбу в Национальной галерее искусств». Можно было в этом не сомневаться: к музею как раз подкатили микроавтобусы съемочных групп 9-го и 4-го каналов, и рой техников принялся разгружать оборудование.

Наблюдая за тем, что происходит на улице, она обратила внимание на то, что великое множество людей разгружает машины специальных служб. Санитары доставали носилки из карет «Скорой помощи». Пожарные вынимали топоры, брандспойты и багры. Полицейские расставляли оранжевые конусы аварийных знаков. Музей превратился в место оживленной деятельности: в одну дверь выходили посетители, в другую спешили те, кто по долгу службы откликнулся на происходящее.

Кэдмон подкатил кресло-каталку к большой китайской вазе в нише.

— Миледи, пора выйти из экипажа.

Поспешно выбравшись из кресла, Эди обнаружила, что ноги у нее затекли, и ей пришлось бесцеремонно схватиться за вазу династии Цин, чтобы удержать равновесие.

Кэдмон обнял ее за плечо, мягко отнимая ее руку от бесценного произведения искусства, и шепнул на ухо:

— Дыши глубоко и размеренно, и сердце успокоится. По крайней мере, у меня так всегда получается.

Эди благодарно кивнула, удивленная этим признанием. Хотя она была едва знакома с Кэдмоном Эйсквитом, он производил на нее впечатление человека с железными нервами, которому никогда не требуется дышать глубоко и размеренно.

— Учитывая то, насколько слаженно было организовано нападение, приходится предположить, что противник постарается следить за нашими передвижениями, изучая все электронные следы, оставленные нами. — Он достал из заднего кармана брюк потрепанный кожаный бумажник. — Боюсь, с наличностью у меня негусто. Семьдесят пять американских долларов и триста евро. А у тебя сколько?

Этот вопрос застал Эди врасплох. Подозрительно прищурившись, она ответила:

— У меня три тысячи долларов. А тебе что?

— Ого! Судя по всему, ты закрыла свой счет в банке.

— В каком-то роде, — пробормотала Эди, не желая распространяться подробнее.

— Что ж, замечательно. Предлагаю поселиться в гостинице под вымышленными именами, как мистер и миссис Смит-Джонс или что-нибудь в таком роде.

— Вместе? Поселиться в гостиницу?

До сих пор Эди не задумывалась о том, что будет после того, как они выберутся из музея, полагая, что их пути сразу разойдутся. Она пришла в Национальную галерею искусств, чтобы предупредить Кэдмона об опасности, а не поймать его на крючок.

Хотя она понимала, что есть своя правда в старой пословице о том, что вместе безопаснее.

— Да, поселиться в гостиницу, — повторил Кэдмон. — Не знаю, как ты, но мне просто необходимо выпить что-нибудь крепкое и лечь в мягкую постель.

— Кровать и выпивка. Хорошо, я согласна.

Кэдмон указал на очередь, выстроившуюся к выходу из музея.

— Ну, что, присоединимся к этому великому множеству?

Они встали в конец вереницы тех, кого обыскивали охранники музея. Эди обвела взглядом посетителей, оживленно болтавших о том, кто что видел, кто что слышал и кто что знает, потянула Кэдмона за руку:

— Ты слышал, что сказал этот мужчина… — и тут же осеклась, краем глаза увидев знакомое лицо.

Это был тот продажный полицейский, которого она видела в переулке за музеем Гопкинса.

— Внимание, слева! — шепнула она. — Это тот фараон, приятель убийцы!

Не поворачивая голову, Кэдмон перевел взгляд влево.

— Тот тип с соломенными волосами? — Эди кивнула. — Он видел тебя в музее Гопкинса?

— Нет. Но у этих людей есть мои водительские права, и им известно, как я выгляжу.

Кэдмон принялся рассеянно хлопать себя по карманам, изображая человека, который ищет ручку или очки. Эди не сразу сообразила, что на самом деле он осматривается по сторонам, переводя взгляд справа налево и обратно.

— Через несколько секунд у дверей начнется столпотворение, — тихо промолвил он, решительно схватив Эди за руку. — Будь готова бежать со всех ног. От этого зависит твоя жизнь.

Она кивнула, понимая, что это сказано не для красного словца.

— О господи! — вдруг громким, надрывным тоном воскликнул Кэдмон. — Там убийца! Он стоит у дверей лифта!

При звуках его властного голоса, чем-то напоминающего голос талантливого актера, зычно произносящего знаменитую реплику о коне и полцарстве из пьесы Шекспира, все присутствующие разом обернулись к лифту.

Последовало безмолвное мгновение всеобщего шока.

Затем внешняя видимость порядка разлетелась в мощном взрыве высвобожденной энергии, и наступил полный хаос.

Подобно крысам, покидающим тонущий корабль, те, кто находился ближе к дверям, бросились на улицу. Четверо охранников музея и полицейские устремились в противоположном направлении, к лифтам.

Не теряя времени, Эди и Кэдмон побежали к двери, проталкиваясь в голову толпы.

Через несколько секунд они выбрались из здания.

— Быстрее! — приказал Кэдмон, хватая Эди за руку и сбегая вниз по ступеням. — Подозреваю, мы обманули всех, кроме того человека, который нас ищет. Что там напротив? — Он указал на рощу лишенных листвы деревьев на противоположной стороне Седьмой улицы, намертво запруженной машинами телевидения и специальных служб.

— Там сад скульптур на открытом воздухе.

— А в том направлении? — Кэдмон указал в сторону Конститьюшен-авеню.

— Федеральный квартал.

— Правильно ли мое предположение, что неподалеку есть станция метро?

— Она в двух кварталах отсюда, за зданием Государственного архива.

— Отлично. — И Кэдмон повлек Эди мимо полицейских, тщетно пытавшихся удержать зевак за желтой лентой.

— На тот случай, если ты забыл, мой джип стоит…

— Не сейчас!

Понимая, что им в первую очередь нужно скрыться от полицейского с соломенными волосами, Эди прикусила язык. Подробности плана бегства можно будет обсудить, когда они окажутся далеко от музея.

Перейдя на бег, они пересекли Седьмую улицу. Кэдмон нырнул в сад скульптур. Сквозь ветви голых деревьев Эди успела разглядеть справа скульптуру из нержавеющей стали, а слева — из бронзы. Впереди показался открытый каток. По гладкому льду изящно скользили трое катающихся, пребывая в блаженном неведении относительно «вавилонского столпотворения» на той стороне улицы.

Буквально таща Эди за собой, Кэдмон повернул вправо, обходя каток, затем снова вправо, после чего резко влево. Для человека, незнакомого с городом, он замечательно ориентировался в лабиринтах сада.

Только когда они оказались на Конститьюшен-авеню, в двух кварталах от выхода из музея на Седьмую улицу, Кэдмон замедлил шаг.

Легкие Эди горели от морозного декабрьского воздуха. Она остановилась, не в силах отдышаться, и, когда Кэдмон положил руку ей на плечо, непроизвольно бросилась ему на грудь.

— Тот полицейский… он убил бы… если бы ты не… и нас… — Эди уткнулась ему в плечо, лишившись от страха способности говорить связно.

— Тсс. Все в порядке. Опасность миновала, — обвив ее рукой, прошептал он, согревая своим дыханием ее щеку.

Прошло добрых полминуты, прежде чем дыхание Эди относительно восстановилось. Устыдившись того, как бросилась на Кэдмона, она отстранила его от себя.

— Тебе лучше? — участливо спросил он.

Если не считать того, что его глаза зажглись ярким кобальтом, он не выказывал никаких внешних признаков напряжения.

Довольно прилично изобразив китайского болванчика, Эди с опаской кивнула. С опаской, потому что невдалеке послышались полицейские сирены. Вокруг Национальной галереи искусств раскидывался полицейский невод. И как только сеть будет расставлена, они окажутся в ловушке.

Эди взглянула на часы. Невероятно, но с того момента, как в подземном переходе музея раздались три выстрела, прошло не больше пятнадцати минут. Этот промежуток времени казался длиннее, но притом и короче, словно время разом ускорилось и замедлилось.

— Не знаю, как ты, но мне кажется, будто меня только что засосало в смертельный ураган, закруживший дома, коров и заборы.

— У меня приблизительно такое же ощущение. — Один край губ Кэдмона дернулся вверх. — Определенно, этот день я намеревался провести не так.

— Это точно.

Все еще стесняясь своего недавнего проявления слабости, Эди вытерла с ресниц влажные снежинки. Снегопад уменьшился до отдельных редких хлопьев, кружащихся в холодном западном ветре.

С того места, где они стояли у угла здания Государственного архива, им открывался вид на Конститьюшен-авеню в обе стороны. Вдоль этой знаменитой магистрали выстроились знакомые оплоты здравого смысла: продавцы хот-догов, сувенирные лавки, газетные киоски — крошечные знаки препинания, в случайном порядке расставленные между внушительными зданиями.

Решив взять все на себя, Эди повернула направо, намереваясь вернуться к своей машине. Но не успела она сделать и одного шага, как Кэдмон, схватив за локоть, остановил ее:

— Куда ты собралась?

— Мы это уже обсуждали. Я иду за своим джипом. Ты со мной?

— Хотя есть свои преимущества в том, чтобы иметь под рукой собственный транспорт, необходимо также рассмотреть и определенные недостатки этого.

Отчаянно желая вернуться к джипу, самому быстрому способу покинуть это безумие, Эди распрямила плечи. Не слишком простое занятие, если учесть, что на ней были кожаная куртка и не по размеру большое пальто.

— На счет «три» — «камень, ножницы, бумага».

— Прошу прощения? — Медно-рыжие брови Кэдмона сомкнулись над переносицей.

— Ты меня слышал. Поскольку нас всего двое, решить этот вопрос голосованием не получится, так что мы воспользуемся «камнем, ножницами и бумагой». У вас в Англии ведь с этим знакомы, разве не так?

— Да, я знаком с этой игрой. На самом деле она была изобретена в середине восемнадцатого столетия графом де Рошамбо как средство разрешения…

Эди подняла руку, останавливая его на середине предложения.

— Лично мне лишняя информация не нужна. — Устав беспрекословно следовать за лидером, она подняла голову и посмотрела Кэдмону прямо в глаза: — На счет «три».

Они одновременно выбросили в воздух сжатые кулаки.

Загрузка...