Начало новой истории

Ход синий: Глава 27: Способы исцеления

Хафэр зашёл в комнату, занимаемую ими с Гэо в Академии, швырнул ножны с Вихрем на кровать.

Навстречу ему поднялась та, кого он меньше всего теперь хотел видеть… — Эмони. Он, прикрыв глаза рукой, проговорил:

— Недобрые боги тебя привели… Уходи.

— Нет. У меня к тебе дело, — возразила девушка, изящно изгибаясь, демонстрируя красоту своей пышной фигуры.

— Я не хочу иметь никаких дел с… — он не стал оскорблять девушку, просто сделал вид, что не замечает её, подойдя к тумбочке, вытащил из неё золотые ленты — бинты, взял из шкафа голубую рубашку, зашёл в ванную.

Замкнув дверь, он тут же опустился на каменный пол. Стянул грязные сапоги.

Вместе с кровью из раны начали вытекать и жизненные силы, пока ещё понемногу, но если не остановить, как можно скорее, может стать слишком поздно.

Прикусив губу, Хафэр осторожно выправил рубашку, резко отодрал присохшую ткань. Рана оказалась совсем не неглубокой, как он надеялся. Лезвие разрезало до каркаса и, наверное, даже помяло его.

Позор…

Он оказался не в силах совладать с собственным оружием, проявил недостаточно мастерства, и скрыть этого, как он надеялся до этого, не выйдет. Теперь придётся идти к лекарю, тот не позволит подниматься с постели несколько дней, а потом ещё несколько десятков ходов придётся ждать пока рубец разгладится…

Оперевшись на тумбу, занятую множеством бутыльков для средств гигиены, поднялся. Что-то задел, что-то разбилось… Пошатываясь подошёл ко встроенному в стену чану для купания, опустился, чуть не поскользнувшись. Кое-как стащив перчатку, нажал на сенсорную панель, полилась прохладная вода. Одежда быстро промокла.

Хафэр, запрокинув голову, закрыл глаза. Ему стало лучше, боль начала отступать, вода смывала грязь и усталость, восстанавливала силы.

Хафэр стащил мокрые брюки, кое-как справился с ремешками, фиксировавшими бесполезную руку, а рубашку он просто порвав, швырнул всё на пол. Проверил, плотно ли прилегает тонкий металлический нарукавник, закрывавший недавно наложенные швы и не позволяющий им разойтись.

Схватив специально предназначенное для этого полотенце, он принялся оттирать всю грязь и кровь, отвратительную, смердящую.

Немного полежав, бессмысленно глядя как кровь, соприкоснувшись с водой, растекалась тонкой золотой плёнкой, завораживающе мерцая в тусклом свете, Хафэр поднялся, небрежно отжал длинные волосы, которые, намокнув, стали ещё более кучерявыми. Вытеревшись, ария присел на борт купальни, прямо напротив зеркала. Забинтовал рану так туго, как только мог, справляясь одной рукой. Потом он со всем разберётся, всё сделает, как надо, но сейчас не было ни времени, ни возможности.

Застегнув длинную, но узкую в туловище, голубую рубашку, сшитую, чтобы надевать под укороченный форменный пиджак, Император надел перевязь под руку, затянув ремешки, вышел, шлёпая босыми ногами по полу.

— Всё нормально? Может, тебе помочь? — спросила Эмони, откладывая прихваченную со стола книгу.

— Не приближайся ко мне, — буркнул Хафэр, вытаскивая из шкафа нижнее бельё, белые брюки, пиджак и поясной корсет.

— Постыдился бы перед дамой в одной рубашке ходить.

— Здесь есть дама? Я вижу только тебя, — проговорил Хафэр, стремясь придать насмешливость голосу, одновременно с этим стираясь не морщится от нестерпимой боли.

— Да как ты смеешь⁈ Постыдился бы! — выпалила Эмони обиженно.

— Мы, несмотря на внешнее сходство с жителями других миров… Мы другие.

Эмони скривилась.

— Что ты вообще здесь делаешь? — сменил тему Хафэр.

Эмони ответила, что единственной её целью была беседа с ним, а на вопрос Хафэра, каким же образом она оказалась в комнате, Эмони, ехидно улыбаясь, проговорила:

— А вот не оставлял бы дверь не запертой.

Хафэр, тяжело вздохнув, проворчал, что пора бы уже отучиться от этой вредной привычки, а то всякая дрянь в дом лезет.

Эмони цокнула:

— Я к тебе по делу.

— Конечно, по делу, иначе вы и не приходите… — всё так же недовольно проворчал Хафэр. — Мать тебя прислала? Вечны её идеи пристроить тебя замуж. Я твоим женихом не буду. Я вообще не очень люблю всё, чем брат пользовался.

Внешнему спокойствию Эмони пришёл конец, она схватила первое, что попалось под руку, швырнула в Хафэра. Ария, поймав, проговорил печально:

— Ну и зачем ты книгами бросаешься? Вещь-то хорошая.

Эмони села в кресло, постаралась изобразить гордую аристократку, сказала:

— Глупость это. Я думала, ты что интересное читаешь, а ты историю какого-то захолустного государства.

Хафэр не стал рассказывать, что всё в мирах циклично, и то, что было у одних, обязательно произойдёт и у других. Рассказывать это Эмони не имело смысла, не поймёт, не будет смотреть на него горящими от интереса глазами, как обычно смотрит Ар, которую теперь зовут Эктори. Эмони интересно выводить из себя, наблюдать за тем, как она, дочь знатного рода, нервничает и злится, но всегда нужно знать предел, и сейчас он уже настал.

Хафэр затянул потуже корсет, пристегнул к поясу ножны, накинул на плечи пиджак, надел новые сапоги на высоком каблуке. Непроизвольно прижимая рукой раненый бок, пошёл к выходу. У него наконец-то появилась возможность повидаться с Эктори.

— Подожди, — затараторила Эмони, — дело действительно серьёзное. Вопрос жизни и смерти. Давай пройдёмся и я всё расскажу.

— А почему я должен тебя слушать? — надменно поинтересовался Хафэр, пусть и глядя на Эмони снизу в верх, но заставляя её ощущать себя низкой.

— Ведь ты же не злодей… Ты же хороший… — почти умоляюще начала Эмони.

Хафэр покачал головой. Ему хотелось высказать всё, что думал. Что он-то не злодей, а она на хорошую совсем не тянет. Но он промолчал. Этими словами он бы ничего не изменил.

— Хочешь, на колени встану? Хочешь, твоей буду? — она действительно стала опускаться на пол. — Что хочешь потом для тебя сделаю, только выслушай.

Хафэр, остановив её, тихо проговорил: «Веди».

Эмони, взглянув на него с некоторым недоверием, открыла дверь, прошла через неё в дугой мир, Хафэр шагнул следом.

Вышли они из дверей небольшого особняка, Эмони, хохотнув, сказала:

— Это мой, мне его маменька на тридцать пятый ход подарила. Здесь только ты да я.

— У всех свои особняки, один я имею только меч, — пробурчал Хафэр, неспешно направился к начавшему зарастать садику.

Эмони поспешила догнать его, пошла рядом.

Хафэр опустился на деревянную скамью у небольшого прудика. Эмони присела рядом, предложила:

— Может, на лодке прокатимся.

— Грести ты будешь? — грубо спросил Хафэр, запрокинув голову к небу и щурясь от ярких лучей дневной звезды. — Говори быстрее.

Эмони вздохнула, но не успела сказать — Хафэр начал первым:

— Я обещаю выслушать, но помочь обещать не могу. Только для начала ты, согласившаяся сделать, что пожелаю, ответь. Что затеял брат? Я не поверю, что ты, постоянно вертевшаяся возле него, ничего не вызнала.

Эмони хмыкнула:

— А разве он что-то скрывал? Он низверг Империю, чтобы доказать Ра ошибочность его идей. Они разве не поспорили о том, что государство, созданное огнём и мечом, сможет просуществовать дольше построенного на добровольных началах.

— Он безумец, но не глупец. Столь философский вопрос, может, решило бы время. Да он и не из тех, кто будет делать что-то так просто, ещё и кричать об этом чуть ли не на каждом углу. Он ведь… Ладно, плевать…

Хафэр ненадолго замолчал, взглянув на часы, спросил:

— Чего хотела?

— Маменька умирает.

— Причём тут я? — надменно спросил Хафэр.

— Камушки… Эти ваши Аго… Ага… И там ещё было что-то с ра…

— Агара, — уточнил Хафэр.

Эмони кивнула, прижалась грудью к его плечу:

— Пожа-алуйста. Всего один.

— Он не сможет воскресить, — ответил Хафэр, мысленно подыскивая способ, как бы послать Эмони ко всем богам, но при этом не отказывать в открытую.

— Ты ничего не понимаешь. Одна ведьма сказала, что это сама Судьба от неё избавляется, что остановить это невозможно, но можно замедлить, можно попробовать как-то сохранить этэ.

Хафэр, ненадолго задумавшись, проговорил:

— Судьба не дура, чтобы от кого-то просто так избавляться. У Неё всё в дело, тех, кто ей не нужен, Она скармливает упырям или другим тварям. Судьба — это не какая-то сущность, Она ничего не делает сама — просто не может.

— Тогда что с маменькой?

— Возможно, это чья-то воля.

Эмони вздрогнула:

— А ваши обещания. Возможно?

— Вполне, — подтвердил Хафэр, запоздало догадавшись, к чему клонила его собеседница.

— А есть какой-то способ, чтобы обещание не исполнилось? Не говори, что нет, вы просто не могли ничего не придумать.

— Есть. Упомянуть сразу после того, как дал обещание великое, то, о чём нельзя вспоминать просто так.

— Ничто? — догадалась Эмони.

Хафэр вздохнул:

— Да, но не говори об Этом, когда на то нет необходимости.

— Почему? Это же просто слово.

— Для тех, чья жизнь порой зависит от сказанного, просто слов не бывает.

Эмони недовольно цокнула:

— А других вариантов нет?

Хафэр отрицательно мотнул головой.

— А камушек дашь?

Вновь Хафэр ответил отказом.

Неожиданно Хафэр услышал в голове мысли, которые просто не могли принадлежать ему: «Ты любишь Эмони, любишь настолько, что готов сделать для неё всё», он закрыл глаза, проговорил:

— И не надейся. Твоё внушение на меня не действует — я не умею испытывать чувства, и теперь я даже рад этому.

Эмони состроила недовольную гримаску:

— Почему? Тебе ведь ничего не стоит, просто дай мне, только один.

Хафэр поднялся, обхватив раненый бок, ответил:

— А кто ты такая, чтобы тебе помогать? Что сделала ты для меня? Или той беловолосой девчонки? Да даже для братца моего? Что хорошего ты вообще сделала за жизнь?

Эмони побагровела от ярости, закричала:

— Ты смеешь меня судить? Ты, бесполезный, ничтожество! Да сравнивать тебя с братом — это оскорблять его! Как же я тебя ненавижу! Ты — посредственность с огромным самомнением. Ненавижу! Как же я всё это ненавижу!

— Ненавидя других, ты ненавидишь себя, ибо всё едино в этом мире.

— Проваливай, философ проклятый!

— Это когда-то брат сказал, — сообщил Хафэр насмешничая, прекрасно зная, как Эмони относилась ко всему, что было связано с Экором.

В Империи Хафэр, отправив Гэо сообщение, что зайдёт к лекарю, пошёл разыскать Роктвика. Тот, непрерывно причитая, расставлял по полкам книги, разбросанные по полу.

Хафэр негромко спросил у него, на месте ли его учитель.

— Уехал куда-то.

— Скоро вернётся?

— Дня через два или позже, — начиная что-то подозревать, сообщил ученик.

— Это хорошо. Я к тебе.

— Ваше благородие… — решился было что-то возразить Роктвик.

Хафэр попытался наклониться, помочь собрать книги, но не смог. Шатаясь, дошёл до кресла, опустился в него, заговорил:

— Нужно заштопать, но чтобы никто об этом не знал. Желательно ещё кожу срастить, чтобы выглядело, будто рана была небольшая.

— Вы же понимаете, что последствия будут очень не очень.

Хафэр отмахнулся:

— Плевать. На всё плевать.

Роктвик, по началу слегка удивившись, обрадовался:

— Если даже так, то могу кое-что попробовать. Этот метод ещё никто и не проверял толком. Его госпожа Ар придумала. Если у меня всё выйдет, как надо, то и следа не останется.

— Экспериментировать на мне будешь? — недоверчиво переспросил Хафэр.

— Ну, кто не рискует, тот живёт долго… — Роктвик слабо улыбнулся, не надеясь, что Хафэр поймёт шутку.

Хафэр кивнул, расшнуровал корсет, неуклюже расстегнул рубашку, принялся разбинтовывать бок.

Роктвик остановил его, поспешив сказать:

— Господин, не здесь. Если у вас что-то серьёзное, следует лечь, не буду же я Вас за столом зашивать.

Хафэр, кивнув, последовал за Роктвиком в соседний кабинет, снял с себя всё, кроме штанов и ножен с мечом, сел в специально оборудованное полулежачее кресло.

Роктвик подкатил несколько ярких белых светильников на шарнирных ножках, расположил так, чтобы было лучше видно, промокнул рану от начавшей засыхать крови. Глаза его заблестели: перед ним была прекрасная возможность для практики, шанс, который может больше не повториться, и почти полная свобода действий! Предвкушение вызывало некоторое возбуждение. Он немного помялся, прикидывая, с какой стороны подступиться, предложил:

— Может, поспите, пока я работать буду?

— Нет! — наотрез отказал Хафэр.

— Чего Вы мне не доверяете? — обиженно поинтересовался ученик лекаря.

— Тебя притащил мой брат, отрыв в какой-то дыре. Этого достаточно?

Роктвик пожал плечами:

— Ладно, здесь всё равно никого нет, а я могу уши заткнуть.

Роктвик резким движением сунул в рану инструмент, созданный, чтобы раздвигать края, зафиксировал.

Хафэр до скрежета стиснул зубы, стараясь не закричать, вцепился здоровой рукой в подлокотник, упёршись пятками в подножку, изогнулся против своей воли. Как бы он ни пытался сдержаться, тело само стремилось убежать от невыносимой боли. Он постарался лечь обратно — стоило научиться терпеть, ведь всё это было только начало. Новое движение лекаря заставило его ещё раз дёрнуться.

Роктвик с пугающим спокойствием предложил:

— Может, Вас связать, Ваше благородие?

Хафэр не сразу сумел ответить, в голове словно раздавался лязг металла, заглушавший все мысли. Губы его беззвучно шевельнулись, он с трудом кивнул, потом нашёл силы сказать:

— Но-ги, — а когда боль ещё немного стихла, добавил: — И в рот дай что-нибудь зажать, а то без зубов останусь.

Роктвик послушно пристегнул ноги металлическими держателями, усмехнувшись: «Теперь Вы от меня не сбежите», дал Хафэру плотно скученный валик, толщиной в полтора пэ, сел, сказал улыбнувшись:

— Считайте, Вам повезло. Это же Вас мечом? — не дожидаясь ответа, продолжил: — Его лезвие прошло по касательной, каркас только царапнуло. Можно не сращивать, я ведь всё равно пока не умею. Но Вы не смотрите на меня так, я научусь. А если хотите спросить, что бы я делал, если бы его не задело, так у меня был вариант просто пройтись по стыку паяльником — он делается из камня, заряженного Первым элементом. Я с одним ювелиром поговорил, он так брошки собирает, и прочие всякости делает. Если руководствоваться логикой госпожи Ар, это должно было бы сработать, ведь как она сказала: «Всё взаимозаменяемо». Альтернатива, конечно, не из приятных. Но что я могу поделать-то со своим элементом Тьмы? А госпожа Ар только недавно убежала по своим делам. Вот так, основываясь на её теории и способе, используемом Вашим…

— Прошу, заткнись, — простонал Хафэр.

— Как скажете. Будь бы здесь госпожа Ар, было бы гораздо проще. Но увы… — потряс клочком бумаги, с короткой запиской, оставленной Эктори.

Перед началом работы Роктвик отсканировал расположение волокон и разорванных, и целых с противоположной стороны, запустил объёмную проекцию, убедился, что длина совпадает, высчитал, сколько где следует снять, на голограмме отметил эти звенья цветом.

Немного побродив по кабинету в поисках инструментов, как только Хафэр закусил тугой валик, Роктвик принялся отсоединять звенья волокон, разорванные клинком, складывая их в глиняную чашу. Не останавливаясь, поднял взгляд на Хафэра: «Знаете, а Ваше лицо выглядит менее заносчивым, когда искажено болью. Такой Вы даже красивый…»

Закончив, Роктвик поднялся, проговорил:

— А мне недавно гончар маленькую плавильню смастерил, как раз для этой работы. Я пойду, новые детали сделаю, а Вы отдохнуть можете, — отстегнул ноги.

— Я хочу посмотреть…

— Всё ещё не доверяете мне? Я ведь мог кучу всего сделать до этого, Вы ведь ничего не смыслите в ле́карстве.

— Просто интересно, — проговорил Хафэр, с неприязнью признавая правдивость сказанных ему слов.

— Нет, господин Император. Можете хоть прогуляться пойти, если, конечно, плевать хотели на свою жизнь, а на работу глазеть я Вам не позволю. Лучше полежите.

— Тогда хоть почитать что-нибудь дай.

— У меня тут книги только по моему «ремеслу». Я Вам дам, а Вы потом будете тыкать, что неправильно что-то делаю. Или ещё хуже, Вы поймёте, когда я решу Вас помучить, и шею мне свернёте. Оно-то, конечно, не смертельно, но ощущения не из приятных. А я видел, у Вас рука уже тянулась к моему горлу, — стараясь добавить шутливости своему тону, проговорил Роктвик.

Хафэр запрокинул голову, проговорил, морщась от боли, охватывающей при любом, даже малейшем, движении:

— Нет, шею сворачивать — это не выход. Вам нужно язык вырывать.

Роктвик хохотнул:

— Вы не первый, кто мне это говорит — господин Экор тоже собирался. И даже поймал один раз. Но милостью госпожи Ар всё обошлось…

Хафэр только вздохнул, прикрыв глаза.

Роктвик положил на стул, на котором сидел во время работы, стопку книжек на тему потоков энергии в телах представителей разных видов и их взаимодействии с внешней энергией, надеясь, что Император не распознает насмешки над тем, что он, Хафэр, не умеет контролировать энергию ни вне тела, ни в нём. Ушёл в кабинет, отведённый ему для работы.

Роктвик аккуратно налил зеленоватую маслянистую жидкость в чашечку для горючего, поднёс слабо горящую палочку к поверхности масла, непроизвольно отскочил, когда вспыхнуло ярко-зелёное пламя, называемое Вечным. Оно оказалось наилучшим вариантом: не нужно было беспокоиться, что затухнет, и температура была достаточно высокой, чтобы расплавить Имперское золото. Досыпав золотого порошка, принялся плавить.

Когда ученик лекаря вернулся с узкой тонкой золотой лентой, Хафэр уже дочитывал вторую книгу.

Роктвик, сев за стол, принялся вырезать звенья, собирать в отрезки по три-четыре штуки. Спаяв около десятка, он подошёл к Хафэру:

— Думаю, следует присоединять не всё сразу. Я, конечно, не сомневаюсь в Вашей способности терпеть боль. Вы вот и не ругались… почти. Но всё же проще будет и мне, и Вам.

— Работай уже хоть как-нибудь, — немного повысил голос Хафэр.

Роктвик принялся пристыковывать, но вскоре начал жаловаться:

— Вот была бы здесь госпожа Ар, с ней бы было проще. Знаете, она оказалась очень аккуратной, даже я не могу так точно работать с мелкими деталями, как она. В общем, по ней сразу видно: дочь великих господ. Она ведь и в магии также талантлива? Наверняка. Они с господином Экором, как мне кажется, за какое бы дело ни взялись, сделают всё идеально. Наверное, это предрешено с явления в миры живых, а может, и с предыдущей жизни. Мы с Вами — бесталанные, наверняка, и в предыдущем воплощении были не так успешны, и в следующем не будем. Порой думаю, а следует ли стараться? А когда поработал с госпожой Ар, понял, что, пожалуй, не стоит. Выше лекаря в каком-нибудь захолустье я ни на что и не способен. Там я был к месту, а здесь… всё выходит как-то не очень…

Когда Роктвик вернулся за стол, и боль, туманящая разум, стихла, Хафэр заговорил:

— Вы хотите, чтобы Вас пожалели? Чтобы я сказал, что полностью Вас понимаю? А я не скажу! Если считаете себя бездарностью, так чего же Вы тут делаете? Пойдите, да убейтесь, если столкнувшись с трудностями руки опускаете. Вы не видите полной картины. Нет никого, кто бы мог всё. Вы даже не знаете, сколько времени и сил потрачено, чтобы прийти к тому, что теперь со стороны кажется лёгким. Нет, конечно, есть те, кому изначально дано больше, но это просто повод работать. Те, кому приходится вырывать победу зубами, обычно более успешны, чем те, кому всё даётся. Я не знаю, что делал Экор, но я видел, как Ар днями и ночами учила языки — ей это очень плохо давалось. Я помню, как она полсезона просидела за книгами, когда её подруга лишилась ног. Думаете, это она просто так придумала? Нет, конечно. И я придумаю, как подчинить силы миров. Не смейте называть меня бесталанным! Не смейте называть меня посредственностью! — Хафэр вздохнул, он не сдержался, наговорил много такого, о чём не следовало и вспоминать…

Роктвик, виновато опустив взгляд, поспешил извиниться:

— Не хотел Вас задеть.

Работу Роктвик закончил в молчании. Он хотел ещё что-то сказать, когда понял, что у него не получится состыковать кожу также искусно, как это делала Ар, но только молча вздохнул.

Хафэр осмотрел желтоватый рубец, осторожно провёл по нему пальцем. Его охватило ощущение, раньше никогда не испытываемое, ни с чем несравнимое и очень неприятное. Он попробовал пошевелиться — в месте, где была рана, что-то словно царапало изнутри. Кое-как справившись с желанием разодрать заращенный порез и вырвать всё, что чинил Роктвик, он поднялся, начал одеваться.

Роктвик, помогая ему застёгивать пуговицы, сказал тихо:

— Моё мнение о Вас сильно изменилось за эти три дня. Ваша сила воли восхищает! Госпожа Ар права, Судьба и господин Ра не могли ошибиться. Пожалуй, Вы и правда будете тем, кто найдёт путь к возрождению Империи.