Глава 43

Жусс прошел через портал и торопливо повернул в сторону беседки. Стемнело, но освещенная фонарями на входе, она сразу привлекла его внимание. Заблудиться он не мог. Жусс не любил опаздывать и часто приходил раньше назначенного времени. Сейчас же чувствовал, что его нетерпеливо ждут.

— Мой господин! — поприветствовал он повелителя, который теребил в пальцах снятую с руки тонкую перчатку.

При его появлении господин спрятал перчатку в глубокий карман своего пиджака и завел руки за спину.

— Жусс. Ты вовремя. Есть дело.

От проницательных глаз слуги не скрылось волнение повелителя. Но он не подал виду, что что-то заметил, так как умел надевать и носить любую маску, что нередко ему пригождалось. Сейчас же его лицо оставалось невозмутимым, а все жесты говорили о верности и покорности:

— Слушаю.

Повелитель задумчиво посмотрел на Жусса, который являлся для него скорее другом и соратником, чем простым слугой. Они многое пережили вместе, но всегда между ними проходила невидимая грань, которая не позволяла стать ближе. Верным было и то, что повелитель никому не доверял, порой, даже себе.

— Лисси славно поработала сегодня. Она вообще славная девочка. Вот возьми, — в руках господина появился увесистый расшитый золотом мешочек.

Жусса всегда удивляло желание кого бы то ни было расшивать золотом мешок, в котором лежат деньги. Притом, немалые. Бедняку такой мешок мог стать дороже тех монет, которые тот мог хранить в нем. Но, он, конечно, ничего не сказал на этот счет, а лишь покорно принял подарок для своей ученицы. То, что Лисси справилась с заданием, в этом Жусс нисколько не сомневался. Оставалось только выяснить, как глубоко она вошла в роль, и какие имеет для себя последствия.

— Благодарю, мой господин. Могу я узнать, как её самочувствие?

— Затем я тебя и позвал, — нахмурился повелитель. — Ей хуже, чем было в прошлый раз, и надежда только на твое мастерство. Помоги ей. Лисси Жер» Олом нужно увезти отсюда на некоторое время. Не хочу, чтобы она помешала моим планам. Её ненависть к Хельге д» Аймон переходит все мыслимые границы.

— Я же предупреждал вас… — Жусс недвусмысленно посмотрел на господина.

Тот, передернув плечами, отвернулся. Было видно, что ему неприятен этот разговор.

— Я знаю все, что ты мне можешь сказать. Но не тебе решать: что, как и для чего делаю — Я. Были причины. Мне нужно было заставить Ангелину сказать правду о сыне. Теперь я знаю, где его искать, — повелитель сделал два шага до стены и резко развернулся. На его губах играла торжествующая улыбка, — Я долго ждал, друг мой. Слишком долго! И, поверь мне, игра стоила свеч!

— Что будет, если я не смогу её вернуть? — каждое слово Жусс произнес твердо, будто вбивая гвозди в доску — один за другим.

— Решай сам, — отмахнулся господин, — она твоя ученица.

— Вы хотите сказать… — Жусс выждал, подбирая слова. Он верил и не верил в то, что наступил тот момент, которого всегда опасался, с той самой минуты, как окликнул девочку в школьном саду, — Она вам больше не нужна?

— Я хочу сказать, дорогой мой Жусс, что если твоя юная бестия испортит мне хоть одно мгновение в той игре, которую я затеял; если она прикоснется к Хельге хоть пальцем раньше времени — мне не только она, но и ты станешь без надобности.

— Вот как?!

— Но! — повелитель поднял вверх указательный палец, — Я доверяю тебе и надеюсь (это слово он выделил голосом), что все будет так, как мне нужно. И ты не подведешь меня, ведь так?

— Да, мой господин, — поклонился он в ответ, — Я могу идти?

— Иди. Через неделю дашь мне знать, как обстоят дела у госпожи Жер`Олом. — Повелитель строго посмотрел в глаза своему слуге. В них он увидел лишь преданность, и это его успокоило, он улыбнулся и добавил чуть мягче, — И, Жусс, я надеюсь на тебя, как на брата.

— Сделаю все, что в моих силах, — смиренно ответил слуга и, поклонившись, вышел быстрой походкой из беседки.

«…как на брата. Как же! Так я вам и поверил! Знать бы еще, где вы его спрятали и столько лет скрываете от всего мира, — мрачно подумал Жусс, — Видно я, правда, слишком близко подошел к разгадке, раз вы и меня хотите освободить от своей персоны. Ну, что же — посмотрим, как карты лягут».

Лисси — бледная, с бескровными губами, ввалившимися щеками и синими кругами под глазами, высохшая, будто старуха — неподвижно лежала на кровати, укрытая до подбородка теплым пуховым одеялом. Несмотря на летний зной её бил озноб. Девушка мерзла так, словно бы находилась на жутком холоде в одной сорочке. Жусс проделал обычную процедуру: прощупал пульс, убедился в том, что он, как прежде, еле различим; ввел Лисси в вену витаминную инъекцию — единственное, чем можно было поддержать ослабленный организм; просмотрел её мысли, которые с недавнего времени стали тягучими и безучастными ко всему.

Три недели он провел у постели девушки, в её доме, который утопал в роскоши. Его ученица, как галка, тащила к себе в жилище всё блестящее. Но у неё имелся почти безупречный вкус и, благодаря этому, свой дом она сделала довольно уютным.

Жусс с сожалением думал о том, что все мечты и стремления Лисси ни к чему хорошему не привели. Он чувствовал, что виноват перед ней и старался помочь, правда, пока результаты его лечения были неутешительными.

Первые несколько дней девушка буйствовала так, что её приходилось связывать, чтобы она не навредила себе. Возле Лисси в его отсутствие всегда находилась сестра дома милосердия. Такие дома имелись в каждом крупном городе, и ему пришлось специально ехать за помощницей. Одному было тяжело, тем более, что никто не освобождал его от имеющихся ежедневных обязанностей. Главной из них являлась, как и прежде — воля его повелителя, которую он должен был исполнять незамедлительно.

Сестру милосердия Жусс нанял в первый же день, после бессонной ночи, которую провел возле обезумевшей ученицы. Вдвоем с этой угрюмой высокой женщиной по имени Удана они ежедневно заботились о Лисси.

Через неделю он сообщил повелителю, что девушка тяжело больна и не имеет связи с окружающим миром. На что его господин сказал, с видимым облегчением:

— Вот и славно, друг мой… но не оставляй её одну и лучше, когда уходишь — привязывай… Я не хочу сюрпризов.

Больше они не заводили разговоры про Лисси Жер`Олом, словно девушки уже не существовало на свете.

Жусс иногда размышлял о том: когда его друг стал таким? С какого момента он стал чернее, чем ночное небо? Ведь в детстве и юности повелитель тоже умел сопереживать, сочувствовать и даже плакать. Жуссу иногда казалось, что он не знает того кому служит. Да и слугой он стал не сразу, постепенно дружба превратилась в обязанность, а после… привык повиноваться.

Переломный момент в жизни Юса наступил после ссоры с отцом и даже немного раньше. Женщина и сильное влечение к ней — стали причиной многих несчастий. Жусс не знал, можно ли было назвать любовью то, что почувствовал Юс по отношению к красавице Картапелле. Оглядываясь на прошлое, он часто винил себя в том, что не смог увести друга от беды. И все-таки в нем всегда жила надежда на то, что наследный принц образумится, до тех пор, пока Ференс Соэль Диа, узнав о порочной связи сына, не лишил его всего. Жусс присутствовал при разговоре, который произошел в королевской семье.

— Как ты можешь, сын? Моя надежда, опора?! Как ты можешь просить меня помиловать эту женщину? Замолвить слово на совете деймов за кого? Она же убивает младенцев! Она чудовище во плоти и ты… ты готов дать ей свободу?! — Ференс Соэль чуть ли не метал молнии в круглой зале своего дворца. Его гнев, казалось, был способен разрушить колонны стоящие вокруг. Но он сдерживал себя ради любимого сына. — Но почему?

— Я люблю её, — был ответ, который поверг повелителя в сильнейшее смятение.

— Что?! Что ты сказал? Это не может быть правдой! Сын. Только не ты. — Ференс Соэль в одночасье постарел на несколько веков. Он безумным взглядом смотрел на сына, как будто увидел его впервые.

— Это правда, отец. Я люблю Картапеллу и умоляю вас, сделайте так, чтобы судьи позволили нам быть вместе.

— Нет. НЕТ! Никогда! И если ты не отречешься от своей любви, я прокляну тебя и никогда, слышишь, никогда ты не станешь наследовать моё королевство. Я назначу наследником Аля. Ты слышишь меня?!

— Значит, нет? — вспылил Юс.

— Нет, — твердо ответил его отец.

— Тогда ты сам выбрал свою судьбу. И знаешь, я стану повелителем, даже без твоего благословления. Стану! — Юс с ненавистью посмотрел на родного отца и зло усмехнулся, — Но ты этого уже не увидишь!

— Никогда! — прокричал вслед удаляющемуся сыну повелитель. Он устало опустился в свое любимое кресло с высокой спинкой и мягкими подлокотниками. Жусс вспомнил, что в этом кресле совсем недавно сидел Юс и делился с другом планами, мечтами, желаниями. Тогда они были чистыми и радужными, где-то наивными, ещё по сути детскими. Юс хотел лишь одного — прославить свое темное королевство, возвысить его над мирами, стать великим мудрым правителем, как его отец, но теперь этим мечтам не суждено было свершиться, никогда. И от этих воспоминаний на душе Жусса стало очень горько.

Заметив его все так же стоящего возле одной из колонн, Ференс Соэль кивком подозвал к себе:

— Жусс… как же так?.. Жусс. Почему ты не был с ним рядом?

— Я был, мой повелитель, но не смог отвести беду… и готов понести самое суровое наказание.

Повелитель тяжко вздохнул, опустил на голову склоненного перед ним юноши свою крепкую твердую ладонь, слегка потрепал. Так, как будто бы перед ним сидел родной сын.

— Бедный юноша, ты не виноват в безрассудстве моего мальчика. Но наказание твое будет серьезным. Заклинаю тебя быть всегда рядом с Юсом. Не спускай с него глаз и обо всем, что происходит с моим сыном, ты будешь докладывать лично мне. А если… меня … не станет, то старейшине деймов, кем бы тот ни был. — Ференс Соэль смотрел в глаза Жуссу и ему казалось, что в тот момент решалась вся его дальнейшая судьба. Он хотел быть преданным своему повелителю, но также не хотел подводить и друга. Повелитель понял его борьбу и сказал, — Я понимаю, на что похоже мое предложение, но только так я смогу его вернуть. Когда-нибудь он поймет, что заблуждался. В этом я полностью уверен. Я могу надеяться на тебя, мой мальчик?

— Да, — ответил тогда Жусс.

Ему казалось, что слова Ференса Соэля справедливы и не лишены смысла. Юс сделал всё не так, совсем не так, как от него ожидали. Он не вернулся и начал жестокую игру против деймов, отца и собственного брата.

— Учитель… — тихий голос вывел его из задумчивости.

Очнувшись от раздумий, Жусс медленно обвел взглядом комнату, будто забыл, где находится. Он сидел в удобной позе, в кресле, напротив постели больной и машинально перебирал жемчужины. За окном наступали сумерки.

— Учитель… — вновь позвал тот же тихий голос.

Жусс неловко выронил из рук свои бусы и недоверчиво покосился на кровать: не послышалось ли?

Он поднялся из кресла и наклонившись подцепил пальцем белоснежную нить, которая хорошо выделялась на темном полу. Спрятав бусы в карман, подошел к кровати.

— Лисси, ты слышишь меня? — Жусс внимательно вгляделся в неподвижное тело. Его ученица по прежнему была безучастна к окружающему миру. Он обернулся, зажег свечи и при их свете еще раз склонился над девушкой.

Вдруг её ресницы мелко задрожали. Жусс чуть не выронил подсвечник, но вовремя перехватил его покрепче и взял Лисси за руку, нащупал пульс. Тот оказался быстрее обычного ритма. Она была слишком слаба и ей не хватало сил даже на то, чтобы открыть глаза. Лисси тяжело вздохнула и тихо прошептала:

— Помогите мне… учитель… — после этих слов, силы оставили её.

Жусс положил руки на холодный сухой лоб девушки и довольно легко проник к ней в сознание. Оно было распахнутым, будто дверцы кухонного шкафа. Лисси нуждалась в помощи, и он готов был поделиться с ней своей силой. Его ученица возвращалась к жизни. И это обстоятельство с одной стороны — обнадеживало и уменьшало его вину, а с другой — приносило большое беспокойство в отношении Хельги д` Аймон.

Как бы он хотел, чтобы госпожа дейм была подальше от этой истории, но, увы, Жусс Сауэль Зей не имел власти над её судьбой. И понимая это, он лишь обреченно вздохнул, освобождаясь из слияния с Лисси. Девушка открыла глаза и встретилась взглядом с учителем. Он улыбнулся и ласково прикоснулся к её щеке:

— С возвращением!


Загрузка...