Сироты на продажу

Глава шестнадцатая

Прошло Рождество с приземистой замусоленной елкой в рекреации, дополнительными церковными службами и пожертвованными прихожанами подарками для каждого воспитанника — книгой или маленькой игрушкой. Пия получила плюшевого кролика с розовыми ушами и отдала его Джиджи.

Через неделю после праздника Пия кормила Николая и увидела, как на отделение заходит сестра Агнес. Та решительно зашагала по центральному проходу, отчего крест на поясе начал раскачиваться. Пия выпрямилась, надеясь, что мать Джо наконец-то отпускает ее. Потом она заметила идущую позади нее медсестру с маленьким ребенком на руках и вздрогнула: это была та самая женщина, которая грозилась отправить ее в психушку, сестра Уоллис. Что она здесь делает? Сестра остановилась у одной кроватки и, прижав руку к груди, стала рассматривать малыша. Девочке у нее на руках, босой и в платье на два размера больше, было около десяти месяцев, ее пушистые рыжие волосы напомнили Пии о матери Финна. Почему сестра Уоллис не отдала малышку при входе, как в прошлый раз? Пии до ужаса хотелось сбежать, чтобы не встречаться с гостьей, но спрятаться было некуда. Оставалось только сидеть тихо и сосредоточиться на кормлении Николая.

Сестра Агнес обратилась к Пии и Эдит, складывавшей подгузники на пеленальном столике:

— Девочки, это сестра Уоллис. Она принесла в приют несчастное дитя, подброшенное на крыльцо больницы. И еще она недавно нашла новые семьи для наших старших ребятишек, которых трудно пристроить. Правда же, это замечательно?

— Да, сестра Агнес, — в один голос подтвердили Эдит и Пия.

Монахиня повернулась к гостье:

— На небесах для вас найдется особое место, сестра Уоллис.

Щеки посетительницы зарозовели, и она неловко улыбнулась.

— Мне это в радость, — пробормотала она. — Я обожаю помогать детям.

Пия впервые прямо взглянула на сестру. Ей хотелось спросить, не встречала ли та в приютах и больницах двух мальчиков-близнецов. Но что, если она исполнит свое грозное обещание?

Сестра Агнес взяла из рук гостьи девочку и обратилась к Эдит:

— Будь добра, покажи самого младшего ребенка в нашем отделении. Похоже, сестра Уоллис, благослови ее Господь, нашла милую пару добрых католиков, готовых взять младенчика на воспитание.

— Хорошо, сестра Агнес, — сказала Эдит. Она закончила складывать подгузники и повела посетительницу к рядам кроваток.

Когда Николай насытился и заснул на руках у Пии, юная нянька подошла к сестре Агнес.

— Какая красивая, — заметила она, глядя на девочку, которую держала монахиня. Крошка заморгала влажными карими глазками. Вид у нее был испуганный.

— Это Аланна, — сказала сестра Агнес, ласково убирая со лба малышки прядь волос. — Очаровательное имя, правда?

— Еще бы, — согласилась Пия. Она потянулась к щечке Аланны и улыбнулась девочке, водя пальцем по нежной коже и прислушиваясь к себе. Голова не заболела, тошноты тоже нет. Видимо, девочка здорова. Пия пощекотала ее под подбородком. — Привет, крошка. Не бойся, мы будем хорошо заботиться о тебе, обещаю.

Сестра Агнес просияла, обнажая серые зубы.

— Благослови тебя Бог, дитя. Ты определенно нашла свое призвание в помощи этим бедным малышам. Уверена, для тебя в раю тоже найдется особое место, рядом с сестрой Уоллис.

Пия выдавила слабую улыбку. Знай сестра Агнес правду о ней, она бы так не говорила. И уж точно на пушечный выстрел не подпустила бы Пию к детям. От стыда девочку бросило в жар.

— Сестра Агнес, можно спросить у вас кое-что? — тихо произнесла она.

— Конечно, дитя. — Сестра смахнула со лба Аланны еще одну прядь и попыталась заправить ей волосы за ушки.

— Как вы думаете, сестра Уоллис может что-нибудь знать про моих братьев? Может, она согласится поискать их?

— Не знаю, но за спрос денег не берут. — Она все еще занималась ребенком: поправляла воротник грязного платьица, стирала пятно со щеки девочки.

— А вы не могли бы у нее узнать?

Сестра Агнес с удивлением взглянула на Пию.

— Почему ты сама не хочешь попробовать? Она очень милая женщина. Нет никаких причин ее бояться. Знаешь, как говорят: на Бога надейся, а сам не плошай.

Пия чуть было не призналась, что у нее есть веские причины бояться гостью, но сестра Агнес явно не слышала о происшествии в вестибюле. К тому же по проходу к ним уже приближались Эдит и сестра Уоллис, которая держала на руках трехмесячного мальчика по имени Джозеф, прибывшего в приют несколько дней назад. Монахиня оставила Аланну в кроватке с другим ребенком и поспешила им навстречу. Пия тоже уложила Николая на место и пошла следом, набираясь смелости. Может, другого случая попросить сестру Уоллис о помощи не представится. Так что страхи в сторону, хотя осторожность все-таки не помешает.

Монахиня залюбовалась малышом.

— Сестра Уоллис, — выпалила Пия, пока храбрость не улетучилась, — можно у вас спросить кое-что?

Сестра оторвала взгляд от мальчика и уставилась на Пию с непроницаемым выражением лица.

— Конечно, — ответила она.

Пия изо всех сил старалась казаться приветливой.

— Спасибо. Я вот к чему… не могли бы вы… Сестра Агнес говорит, что вы встречаетесь со многими людьми и вам нравится помогать детям. Поэтому я хочу спросить: не поможете ли вы мне найти братьев? Они близнецы, им четыре месяца… нет, теперь уже почти шесть… У них светлые волосы и голубые глаза. Они пропали в октябре.

Сестра Уоллис поджала губы, снова опустила взгляд на ребенка, подняла младенца повыше на согнутой руке и поправила одеяльце.

— Я могу попробовать, — не поднимая глаз, произнесла она. — Из какой они части города?

От Пии не укрылось, как она стиснула челюсти и как запульсировали вены у нее на висках. Что это, раздражение? Спешка? Но девочка не сдавалась:

— Из Пятого квартала. Мы жили в переулке Шанк. Наверно, вы не знаете, где это, потому что…

— Знаю, — перебила сестра Уоллис.

Пия впилась ногтями в ладони, пытаясь сохранять спокойствие. Только бы снова не разозлить эту женщину, ведь кроме нее надеяться больше не на кого.

— Вы бывали там во время эпидемии?

— Нет, — сказала сестра Уоллис. — У меня не было повода заглядывать в тот район.

— Может быть, вы видели светловолосых голубоглазых близнецов в другом месте — в приюте, больнице?

Сестра Уоллис наконец посмотрела на нее и покачала головой.

— Очень жаль, но нет. Мне пора. — Она пошла к выходу, потом остановилась и снова глянула на Пию. — Ты говоришь, они пропали? Что именно случилось?

Пия опустила голову.

— Мы с мамой заболели, и…

— И?.. — Сестра Уоллис не отводила от Пии твердого взгляда, словно старалась прочесть ее мысли.

У Пии перехватило дыхание.

— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Потому мне и нужна ваша помощь.

Сестра Уоллис пренебрежительно хмыкнула.

— Ладно, если что-то узнаю, сообщу матери Джо. — Давая понять, что разговор с девочкой закончен, она обратилась к монахине: — Теперь, если не возражаете, сестра, я пойду. Спасибо за содействие. Надеюсь, вас утешит мысль о том, что дитя обрело родителей.

— Нет, это вам спасибо! — горячо воскликнула сестра Агнес. — Побольше бы нашему городу таких добрых людей, как вы.

— Делаю, что в моих силах. — Сестра Уоллис пошла к выходу, но снова повернулась к монахине: — В следующий раз нельзя ли вынести мне нескольких младенцев в другую комнату? У меня сердце разрывается при виде этих несчастных созданий. Ведь я знаю, что не смогу помочь всем.

— О, конечно, — заверила ее сестра Агнес. — Я так вас понимаю.

— Спасибо, очень вам благодарна. — Сестра Уоллис слегка кивнула Эдит и Пии и направилась к двери.

— Подождите, — окликнула ее Пия. — Не могли бы вы спросить других медсестер, с которыми работаете, про моих братьев?

— Попробую, — кивнула та через плечо.

Пия пошла за ней, собираясь подробнее описать братьев, но сестра Агнес остановила ее, взяв за руку. Пия поскорее отдернула ладонь, пока ей не открылось будущее монахини.

— Достаточно, — заявила сестра Агнес. — Ты попросила о помощи, но не нужно надоедать бедной женщине. Она пообещала поискать твоих братьев, и я уверена, что она не обманет. Будет с тебя.

— Их зовут Олли и Макс! — крикнула Пия вслед сестре Уоллис.

Сестра Агнес строго взглянула на нее и с упреком покачала головой, после чего тоже вышла из отделения.

Когда они обе удалились, Пия долго смотрела на закрытую дверь, и безнадежность окутывала ее, словно саван. Девочка подозревала, что сестра Уоллис не станет помогать ей, даже если представится случай. Учитывая произошедшую в день их знакомства сцену, а также занятость сестры, у нее, скорее всего, просто нет ни времени, ни желания стараться ради Пии. И девочка поплелась туда, где Эдит переодевала Аланну в чистую ночную рубашечку.

— По-моему, сестра Уоллис меня недолюбливает, — заметила Пия.

— Ну и что? — возразила Эдит. — Меня она точно не любит.

— Почему ты так думаешь?

— Слышала, как она сказала сестре Агнес, что больше не хочет приходить в отделение? Это точно из-за меня.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, во-первых, она даже не взглянула на девочек. А во-вторых, не захотела брать Якова, хотя он у нас самый младший.

Пия нахмурилась.

— Почему? Он чудесный мальчик.

— Потому что он турок. Она сказала, что пара хочет именно белого ребенка.

— Господи! А ты что ответила?

— Спросила, зачем отдавать ребенка расистам.

Пия ахнула и захихикала.

— Молодец, — одобрила она. — Жалко, что я не такая смелая.

И впервые увидела, как Эдит улыбнулась.

Через неделю после визита сестры Уоллис Пия с Эдит спешили на игровой двор. Впервые за много недель вышло солнце, и подругам не терпелось глотнуть перед ужином свежего воздуха. Пия пробежала вслед за Эдит вниз по лестнице, пересекла лужайку в сторону реки, огибая островки тающего снега и проплешины слякоти. Другие дети гуляли по двору, перепрыгивали лужи и носились вдоль забора. Сестра Эрнестина стояла у дверей на страже, готовая отчитать любого, кто испачкается или промочит ноги.

Пия и Эдит направились прямо к дальнему углу двора, в негласном стремлении отойти подальше от приюта и бдительных глаз сестры Эрнестины. Когда они добежали до забора, Пия схватилась за прутья и устремила взгляд на реку, мечтая выбраться на скалистый берег и дойти по нему до города. Река казалась глубокой и холодной, и в воздухе висел запах грязной коричневой воды, железа и мокрого камня. Пия глубоко вдохнула, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. С самого Дня благодарения стояла ужасная погода с ежедневным снегом или ледяным дождем. Порой казалось, что солнце больше никогда не выглянет. И вдруг этим утром оно прорвалось сквозь тучи. Девочки целый день ждали возможности выйти на улицу, и Пия собиралась нежиться в лучах солнца как можно дольше. В ветвях обрамляющих двор сосен верещали голубые сойки, вдалеке свистел паровоз. Если забыть о прохладном ветре, по-настоящему пахло весной.

Пия повернулась к Эдит.

— Если я еще… — начала она, но осеклась. Она хотела сказать: «Если я еще буду здесь через месяц», но вспомнила, что не говорила Эдит о своем намерении уйти.

Пия без конца спрашивала сестру Агнес, не приняла ли наконец мать Джо решение отпустить ее, но больше никому не говорила о своих надеждах, опасаясь спугнуть удачу. Кроме того, у них с напарницей только-только наладились дружеские отношения, и девочка не хотела их портить. Узнай Эдит, что Пия рассчитывает покинуть приют, она снова отдалилась бы от нее. Да и вообще, какой смысл заводить этот разговор, если ответ сестры Агнес всегда был один и тот же: «Когда мать Джо решит тебя отпустить, ты узнаешь об этом первой».

Пия прочистила горло и снова начала:

— Когда потеплеет, можно выносить детей на воздух. Всё лучше, чем в душном помещении.

— Их разрешается выносить на улицу только в самые знойные дни, — возразила Эдит. — Потому что тогда в отделении жарко как в бане, а окна открывать нельзя.

Пия вздохнула:

— Ну еще бы.

«Нам ничего нельзя», — подумала она.

— Слушай, — окликнула ее Эдит, — а кто это там на качелях?

Пия повернулась ко двору.

На качелях, опустив голову, сидел юноша лет четырнадцати-пятнадцати; каблуки его башмаков елозили по слякоти, сгребая грязь во влажную кучу.

Пия ахнула.

Не может быть.

Она побежала к качелям, потом остановилась, зажмурилась, и снова посмотрела, не веря своим глазам. Да нет, это не он. Длинные жидкие волосы, худое лицо. Может, из-за потрясения от потери семьи и заточения в приюте у нее начались видения? Но тут парень поднял голову, и сомнений у нее не осталось.

— Финн!

Он с несчастным видом повернулся к ней, глаза у него расширились, и он вскочил на ноги.

— Пия! Что ты здесь делаешь?

Ноги у девочки чуть не подкосились. Безусловно, это его голос, его выговор, его манера произносить ее имя.

— Ты жив! — воскликнула Пия.

— Ага. И счастлив, что ты тоже выкарабкалась.

Пия жадно вглядывалась в знакомые карие глаза и неизменную озорную полуулыбку. Однако на лице Финна лежала печать горя, отчего он казался старше своих лет.

— Но я все это время думала, что ты умер! — призналась Пия.

— Не-а, — сказал он. — Пока нет.

Девочка прижала ладонь к дрожащим губам.

— Не верится, что это ты.

— Да я это, я. И знаешь, подруга, мне тоже не верится. Но я жутко рад тебя видеть.

Пия засмеялась и бросилась ему на шею, не заботясь о том, что почувствует, прикоснувшись к нему. Главное — что Финн жив. Он тоже обнял ее, прижавшись щекой к ее лицу, и она почувствовала на коже его частое дыхание. К счастью, ничего страшного она не ощутила, только радость встречи и искренность его восторга. Никакой тяжести в груди или ломоты в костях, никакого першения в горле или головной боли. Его одежда и волосы пахли городской улицей: автомобильным горючим и овощными лотками, влажной мостовой и трамваями. Похоже, он прибыл в приют Святого Викентия недавно и еще не успел пропитаться запахами старого дерева, холодной овсянки, тоски и страха. Пия боялась, что Финн ей только снится, и не хотела отпускать его. Слезы брызнули у нее из глаз. Потом она вспомнила, что последним человеком, кого она обнимала, была мутти. И хотя обычно она не любила чужих прикосновений, сейчас ее словно укутали теплым одеялом после долгого холода. После целой вечности одиноких скитаний и потерянности ее снова обнимали.

Вдруг странный звук, похожий на тявканье, заставил их повернуться в сторону приюта.

К ним, размахивая руками, грозно топала сестра Эрнестина со злобной миной на лице.

— Отойди от нее сию же минуту! — вопила она.

Финн отступил и сунул руки в карманы; Пия тоже с сожалением, почти с болью оторвалась от него.

Сестра Эрнестина тяжело дышала, дряблый подбородок дрожал.

— Это еще что такое, мисс Ланге? Обниматься с представителями противоположного пола запрещено!

Пия приготовилась к очередной головомойке, а то и хуже. Над верхней губой у нее выступил пот.

— Это мой старый друг, сестра Эрнестина, — объяснила она, — и мы обрадовались встрече, вот и все.

Монахиня развела их еще дальше друг от друга и гневно оглядывала обоих с ног до головы.

— Надеюсь, что так, мисс Ланге, — рявкнула она. — Тринадцатилетняя девочка легко может оказаться в неприятной ситуации, связанной с юношами. Поэтому я разрешаю вам разговаривать, но никаких прикосновений. — Она зыркнула на Финна. — Держите руки при себе, молодой человек, ясно вам?

— Да, сестра Эрнестина, — поспешно сказала Пия.

Финн молча кивнул.

Монахиня постояла еще немного, быстро переводя взгляд с одного лица на другое, словно решая, требуются ли дальнейшие действия. В конце концов она снова отправилась на свой пост около дверей.

Когда она удалилась, Пия прерывисто вздохнула от облегчения.

— Святая дева Мария, — присвистнул Финн. — Ну и противная тетка! У нее рожа, как коровье вымя.

Он, как всегда, пытался развеселить Пию, что ее очень тронуло.

— Ты даже не представляешь, что это за чудовище, — улыбнулась девочка. — Она прячет под сутаной кожаный ремень и любит пускать его в ход.

— Ха, ну ясное дело, — ответил Финн. — Похоже, она держит тут всех в железном кулаке. — Потом взглянул на подругу и посерьезнел. — Так расскажи мне, как ты оказалась в этом проклятущем месте?

Пия подняла подбородок и распрямила плечи, пытаясь выглядеть стоически.

— Сначала ты, — предложила она. — Где ты был и как попал сюда?

Финн испустил долгий вздох.

— Помнишь последний день, когда мы виделись? Мама позвала меня домой.

Пия кивнула, чувствуя, как ужас сжимает ей горло.

— Тем утром мой брат начал кашлять. Мы сразу отвели его в больницу, но не смогли попасть на прием. Ждали-ждали, а к полуночи он умер.

— Ох, — расстроилась Пия. Она хотела снова обнять друга, чтобы показать свое сочувствие, но сестра Эрнестина зорко наблюдала за ними. — Мои соболезнования.

— И не успел остыть труп, — продолжал Финн, — как мама и дед засобирались прочь из города, чтобы спастись от инфлюэнцы. Я хотел сообщить тебе, вернуться в переулок Шанк и убедиться, что у тебя все хорошо, но мама не пустила. Дедушка как-то добыл фургон и лошадь, и мы прямо из больницы рванули к моему дяде на побережье в Нью-Джерси. Дед умер в пути, не доехав даже до границы штата, и нам пришлось оставить его тело у дверей церкви — мама надеялась спасти хотя бы меня. Но беда в том, что мы привезли проклятую хворь с собой, и через несколько дней все в доме, кроме меня, заболели. Даже некоторые соседи заразились.

— А твоя мама?

Финн потупился и ковырнул носком башмака сырую землю. Когда он поднял голову, глаза у него повлажнели.

— Она не выжила. Как и дядя с женой.

У Пии тоже выступили слезы.

— Ох, какой ужас. Я так сочувствую тебе, Финн.

— А твоя мама? — мягко спросил он, но сведенные брови говорили о том, что он уже знает ответ.

Девочка прикусила задрожавшую губу и кивнула:

— Она тоже умерла. — Пия впервые делилась этой жуткой новостью со знакомым человеком, и одиночество последних месяцев внезапно навалилось с такой силой, что у девочки закружилась голова. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь не потерять сознания. — Я послала тебе записку. Как всегда, по бельевой веревке. А ты, наверно, уже уехал. — Сейчас ей казалось, что отправлять то послание было ребячеством. Лучше бы она попыталась разыскать Финна.

Парень горестно покачал головой и потянулся к ней, но вовремя опомнился.

— Прости, что не сумел тебе помочь.

— Ты не виноват.

— А что с твоими братьями? — вдруг спросил он. — Где Олли и Макс?

Пия потрясла головой, стараясь дышать ровно; новый приступ вины и скорби чуть не свалил ее с ног. Как она расскажет Финну о своем преступлении? О том, что братья, возможно, погибли из-за ее безрассудного решения? Она отвернулась, чтобы спрятать лицо.

— О боже! — ужаснулся Финн. — Вот беда. Жалко, что я не могу ничего исправить.

Пия подавила рыдания и снова повернулась к нему, надеясь, что он не прочтет правду в ее глазах. Она еще не была готова к признанию.

— Расскажи, как ты попал обратно в Филадельфию, — попросила она.

Финн сунул руки в карманы, словно пресекая желание обнять ее, и снова вздохнул.

— Я оставался в доме дяди, пока мог, но домовладелец прочухал, что все остальные умерли, и вышвырнул меня. Деваться было некуда, так что я сел на поезд и вернулся. Я сразу же стал искать тебя, но… уж прости, но в вашей квартире теперь поселились чужие люди.

— Знаю, — ответила Пия. — А дальше? Где ты жил?

— На улице. И довольно неплохо перебивался до вчерашнего дня, когда копы застукали меня за кражей. Тюряга, видимо, переполнена, раз меня запихали сюда. — Он быстро опустил глаза, потом пристально посмотрел на подругу добрым взглядом. — Я думал, ты тоже умерла. Слов нет, как я рад, что ты выжила.

Пия понуро призналась:

— Иногда я жалею об этом.

Финн мягко приподнял ей подбородок, и Пия встретила ласковый взгляд светло-карих глаз.

— Не говори так, — попросил он. — Конечно, ты столько всего вынесла, что иногда даже дышать нету сил. Поверь мне, я знаю, как оно бывает. — Потом он усмехнулся и дернул головой в сторону сестры Эрнестины: — Но ты же не оставишь меня здесь одного с этим чудовищем?

Пия попыталась улыбнуться, но губы у нее задрожали, и лицо сморщилось в рыданиях.

— Не плачь, — утешал ее Финн. — Давай-ка выкладывай, что с тобой случилось.

Девочка прерывисто вздохнула и попыталась снова обрести голос. Она должна рассказать Финну правду. Только бы после этого он не отвернулся от нее.

— Я тоже заболела инфлюэнцей, — начала она. — Но меня нашли и отправили в… — Она замялась, поняв, что пропустила самую страшную часть истории. Финн терпеливо ждал, с волнением наблюдая за ней. Пия огляделась, проверяя, что никто не подслушивает, а потом, запинаясь и физически ощущая, как слова жгут ей глотку и разрывают сердце, поведала другу обо всем случившемся. Когда она дошла до рассказа о том, как обнаружила тайник пустым, ноги у нее подкосились, и пришлось опуститься на слякотную землю.

Финн тихо выругался и присел рядом с ней на корточки, соблюдая безопасную дистанцию.

— Это я во всем виновата, — плакала Пия.

— Черта с два, — возразил Финн. — Ты выбрала самое правильное решение. Я бы тоже так поступил. Ты хотела спасти братишек от голодной смерти и не знала, что заболеваешь. И уж точно не знала, что какой-то гад украдет малышей.

— Но… я… забыла запереть дверь!

Он яростно замотал головой.

— Не важно. Тот, кто забрал мальчиков, должен был оставить тебе записку и рассказать, где они находятся. Если, конечно, он и правда хотел помочь.

— Он оставил записку, — плакала Пия. — Там было сказано: «Да простит Господь твои прегрешения».

— О боже. — Финн покачал головой. — Вот же подлый злодей.

— А вдруг… вдруг они там умерли?

— Не терзайся ты так. Малыши были больны, когда ты уходила?

Пия помотала головой.

— Кажется, нет… Но это ничего не доказывает. Меня так долго не было, — с трудом выговорила она между всхлипываниями.

— Но ты ведь не знаешь, когда их нашли, верно? Может, братьев забрали в тот же день, когда ты ушла.

— Я должна выяснить, что с ними случилось. Просто обязана.

— И выяснишь, — заверил ее Финн. — А я тебе помогу.

Пия вытерла дрожащими руками глаза и взглянула на друга.

— Но как? Как мы будем их искать, если заперты здесь? Мать Джо обещала отпустить меня, когда сочтет, что город оправился от эпидемии, но теперь мне кажется, что она просто соврала, надеясь приструнить меня.

Финн улыбнулся и вытер слезу с ее щеки.

— Эх, подруга, — лукаво заметил он, — а я-то думал, ты хорошо меня знаешь. Запомни на будущее: Финна Даффи взаперти не удержишь.