Глава седьмая

Обнаружив в соседнем доме еще несколько трупов, настучавшись в закрытые двери и наслушавшись ответов «пошла прочь», Пия решила обратиться к жителям более процветающих районов, где у людей могли оставаться излишки. Авось по дороге попадется открытый рынок или лоток зеленщика. Одно она знала точно: запирать братьев в подполе жестоко, и Пия не собиралась повторять свой маневр без крайней необходимости. Нужно найти достаточно еды, чтобы протянуть до возвращения отца или до окончания эпидемии. Если она, конечно, когда-нибудь закончится. А пока добычи — банка детского питания, банка фасоли и два куска хлеба, — слишком мало. Хотя девочка до жути боялась уходить далеко от дома, она понимала, что здешняя беднота ничем ей не поможет.

Покинув переулок Шанк, она быстро зашагала на север к Деланси, затем свернула к Саут-стрит. По мостовым не ездили ни автомобили, ни повозки. Тротуары опустели. Мимо прогромыхал трамвай, но в вагоне сидели всего несколько пассажиров в масках, стараясь держаться подальше друг от друга. С каждой минутой ощущение, что они с братьями — последние люди на земле, только усиливалось. Обычно улицы были так переполнены, что и шагу не ступишь, не наткнувшись на покупателя, выходящего из магазина, на стайку детей, на коммивояжера, на велосипедиста. Теперь же на большинстве дверных ручек висели ленты крепа, развеваемые утренним ветром. Завернутые в простыни трупы лежали у каждого второго дома. На пустой улице шаги Пии гулко и одиноко отражались от стен зданий, да откуда-то доносилось радио. Чем дальше шла девочка, тем тяжелее на сердце давил могучий страх, стесняя дыхание.

Пия рассчитывала держаться поближе к подъездам на тот случай, если понадобится спрятаться — хотя от кого, если вокруг пусто? — но от мертвых тел шел невыносимый смрад. Вместо этого она шла по проезжей части, стараясь не думать о том, что скрывается под окровавленными простынями, и мутти, о светловолосой женщине. О том, что всего несколько дней назад все эти люда смотрели парад, праздновали, веселились со своими супругами, детьми и друзьями, не подозревая, что смерть уже подстерегает за углом. Теперь же их мертвые тела, покрытые личинками, лежали кучами, точно свиные туши в лавке мясника или рыбины на прилавках в порту. К горлу у Пии поднималась тошнота; девочка обхватила себя руками и часто заморгала, чтобы смахнуть с ресниц слезы.

На стенах домов и телефонных столбах были расклеены оповещения: «Все театры и церкви на время эпидемии закрываются. Количество заболевших в штате Пенсильвания — 100 000 человек. Органы здравоохранения на государственном и муниципальном уровнях планируют и более решительные меры; к сожалению, полные данные от врачей не поступают, ввиду чего действия властей недостаточно эффективны; дополнительную трудность представляет и острая нехватка врачей».

Не обращая внимания на голос в голове, настойчиво призывающий ее повернуть домой, Пия зашагала к Третьей авеню, ища знак, который укажет ей верное направление. Время от времени ее внимание привлекали шелохнувшиеся за окнами занавески, но стоило девочке поднять взгляд, занавески снова закрывались. С одной стороны, Пия боялась ограбления: особых ценностей у нее не было, но люди дошли до отчаяния, как и она сама. С другой стороны, если кто-то выглядывает из окна, по крайней мере она не одна. Другие тоже прячутся в квартирах, пытаясь выжить. Но за помощью к ним лучше не соваться, все равно откажут. Нет смысла терять время в южной части Филадельфии. А вот если обратиться к состоятельным горожанам в другом районе, какая-нибудь богатая женщина, выслушав ее историю, вполне может предложить девочке буханку хлеба или банку консервированных фруктов, а то и любящая мать поделится с ней коровьим молоком или детским питанием. Во всяком случае, Пия очень на это надеялась.

Она вышла на Пайн-стрит и невольно замедлила шаг: вооруженные мужчины охраняли сотни самодельных гробов, составленных у забора вокруг кладбища церкви Святого Петра. Около гробов, под рядом платанов, были кое-как свалены мертвые тела, накрытые грязными простынями и осаждаемые роями мух. Помятые мужчины в масках хватали трупы и относили на кладбище, где могильщики — кто в тюремных робах, кто в школьной форме — рыли огромную яму. Пию снова одолели тошнота и головокружение. Надеясь, что ее никто не заметил, она опустила взгляд и пошла дальше.

Когда девочка добралась до конца квартала, начался дождь, и унылая серая изморось избороздила поверхность мутных луж. Дохнув холодом надвигающейся зимы, поднялся ветер. Пия сразу замерзла, несмотря на тяжелое зимнее пальто мутти; она заморгала и обхватила себя руками. Кроме того, навалилась усталость, и ноги словно налились цементом. Неудивительно, что увиденные ужасы опустошили душу, а стремление оставаться сильной ради братьев и не поддаваться панике отняли последнюю энергию. Сколько страха и волнений способна перенести девочка ее возраста? И кто позаботится о ней самой, когда весь этот кошмар закончится? Едва такие мысли пришли ей в голову, Пия отругала себя за эгоизм. Сейчас самое важное — найти пищу для Олли и Макса. А ее чувства, даже тоска по родителям, — дело второстепенное. Еще несколько кварталов, и она приблизится к Саут-стрит, оживленной улице, которая наряду с рекой Скулкилл, как считается, отделяет бедные районы от богатых.

Когда Пия добралась до Ломбард-стрит, на лбу и на верхней губе вдруг выступил пот, хотя еще недавно она мерзла. Пия вытерла лицо рукавом материнского пальто, и ей до ужаса захотелось снять его. Она перекинула пальто через руку и с трудом побрела дальше. Почему ей так жарко? На улице стояла октябрьская прохлада, капли дождя были холодными как лед. Но внезапно воздух сделался тяжелым, теплым и влажным, словно в середине лета. Сердце у Пии бешено заколотилось, и она остановилась на краю дороги. Пальто, казалось, весило целую тонну.

За спиной у нее раздались шаги, и Пия резко обернулась. К ней, шатаясь, брел человек с разинутым ртом, из глаз и носа у него текла кровь, и он тянул к девочке окровавленные руки со скрюченными пальцами.

— Помоги мне, — задыхаясь, простонал он.

Пия развернулась и помчалась прочь. Оглянувшись через плечо, она увидела, что мужчина упал на тротуар, раскинув руки и ноги. Девочка пробежала еще немного, потом остановилась и, стараясь отдышаться, уперлась руками в колени. Пряди мокрых волос упали ей на глаза. И вдруг она зашлась тяжелым кашлем, а грудь и горло обожгло болью. Пия прижала руку к шее. Нет, ей нельзя болеть инфлюэнцей. Просто нельзя. Может, у нее обычная простуда? Может, ее измотали волнение и горе, нехватка еды и сна? Как бы то ни было, она решила не обращать внимания на слабость и двигаться дальше.

Выпрямившись, она снова посмотрела на упавшего человека. Он неподвижно лежал на тротуаре, а вокруг головы уже расплывалась лужа крови. Стараясь не думать о жжении в горле, Пия подавила ужас перед мертвецом и побрела вперед. Еще пара кварталов, и она найдет искомое, а потом отправится домой. Накормит мальчиков, поест сама, и они втроем прижмутся друг к другу на ее кровати и заснут. Они дождутся, когда эпидемия кончится, а отец придет с войны, и жизнь вернется в привычное русло. Кроме…?

Пия подумала о мутти, и глаза ее наполнились слезами. Ноги подкосились, и девочка тяжело опустилась на бордюр тротуара. Здания напротив, казалось, дрожали, как случается летом, когда от булыжных мостовых поднимается знойное марево. Только сейчас никакое не лето: стоит октябрь. И на улице дождь. Пия уронила голову на руки. На грудь словно опустился камень, горло саднило, будто она наглоталась битого стекла, в висках стучало. Пия закрыла глаза. Нужно отдохнуть. Всего минутку. Потом она пойдет дальше.

Вспомнив, что она ничего не ела со вчерашнего дня, если не считать куска хлеба, который она проглотила в квартире мертвой блондинки, Пия достала из кармана коричневый сверток и принялась грызть остатки хлеба. На этот раз он напоминал по вкусу бумагу, и зубы болели, пока Пия жевала. Когда девочка проглотила комок, ей показалось, что по горлу изнутри провели бритвой, но все равно откусила еще раз. Нужно подкрепить силы. Тут Пия снова зашлась надсадным кашлем. Она поднялась на ноги и перегнулась пополам, пытаясь сделать вдох. Накатила паника. Надо срочно поворачивать домой и вытащить Олли и Макса из ящика.

Наконец приступ кашля, за время которого Пия чуть не потеряла сознание, прошел, и она снова смогла дышать. Она подняла пальто мутти с тротуара и, шатаясь, пересекла улицу, чтобы обойти упавшего мужчину, после чего повернула к дому. У нее есть только банка сухой смеси, банка фасоли и остатки хлеба. Но пока хватит и этого. Когда она отдохнет, то снова отправится на поиски пищи. Возможно даже, что к тому времени кошмар уже закончится. Люди перестанут умирать, а живые начнут выходить из домов.

В каком-то смысле, направившись домой, она даже испытала облегчение. Теперь можно вынуть близнецов из тайника. Когда она представила, как напуганные малыши плачут в темном тесном подполе, сердце у нее сжалось. Простят ли они ее когда-нибудь? Запомнят ли пережитый кошмар? Пия постаралась ускорить шаг.

Потом что-то произошло — она даже сама не поняла, в чем дело. Ей показалось, что она упала, но нет: она по-прежнему стояла на ногах. Вот только улица вращалась вокруг нее, точно карусель. В конце концов Пия все-таки повалилась на землю — по ощущениям, очень медленно, — оцарапав щеку о камни и мелкий гравий. Вялые конечности охватила немощь, мышцы шеи свело спазмом, а легкие мучительно силились хлебнуть воздуха. Ужас овладел девочкой, а бешеное вращение продолжалось, в то время как Пия падала все глубже и глубже в темноту, внезапно сделавшись слепой, глухой и немой. Перед самым забытьем ее обожгла мысль, как отец найдет в подполе два окоченевших холодных тельца близнецов.

А потом окружающий мир перестал существовать.

Загрузка...