Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии

Учиться на опыте Веймара Предисловие к русскому изданию

В этой книге речь пойдет о предыстории катастрофы всемирно-исторического масштаба: о гибели первой немецкой демократии, Веймарской республики, и ее смене диктатурой Гитлера. Хотя 30 января 1933 г. — день, в который Адольф Гитлер был назначен канцлером, выступает финалом повествования, это еще не означает, что такой конец истории Веймарской республики был предопределен. Историк все время должен задавать себе вопрос, перед каким выбором стояли тогдашние акторы — и почему они поступили так, а не иначе.

Веймарской республике так никогда и не удалось выйти из тени поражения Германии в Первой мировой войне, которому она была обязана своим возникновением. Когда Германская империя в октябре 1918 г. трансформировалась из конституционной монархии в парламентскую, это была ее далеко не первая, но последняя уступка идее демократии. С момента образования империи в 1871 г. все ее взрослое мужское население при выборах депутатов рейхстага пользовалось всеобщим и равным избирательным правом. Подобным участием населения в политической жизни не могла тогда похвастаться даже такая «образцовая либеральная монархия», как Великобритания. Но до октября 1918 г. в Германии не было правительства, ответственного перед парламентом. Запоздалая конституционная реформа должна была смягчить западные демократии, победившие в войне, по отношению к побежденной Германии. Это ожидание так и не оправдалось в том числе и потому, что Германия упорно отказывалась признать свою главную роль в развязывании Первой мировой войны.

Разновременная демократизация Германии — раннее введение демократического избирательного права, поздняя парламентаризация — наложила свой стойкий отпечаток на весь ход немецкой истории после 1918 г. Поскольку Германия к концу Первой мировой войны уже была частично демократической страной, в 1918–1919 гг. речь могла идти только о большей степени демократии: о введении избирательного права для женщин, демократизации избирательного права в федеральных землях, округах, городах и общинах в интересах полного осуществления принципа парламентской ответственности власть имущих.

Именно по этой причине немецкая революция 1918–1919 гг. не относится к великим или «классическим» революциям мировой истории. Политика «tabula rasa» — радикального общественного переворота, который пережила Франция после 1789 г. и, в высшей степени иным образом, Россия после 1917 г., отнюдь не была реальной и уж ни в коем случае ответственной альтернативой той политике, которую немецкая социал-демократия — решающая политическая сила Германии — осуществляла с момента падения монархии в ноябре 1918 г. Без готовности к «классовому компромиссу», договоренности между умеренными силами рабочего класса и буржуазии, парламентская демократия Веймара вообще не могла бы существовать. Социал-демократы действовали так, чтобы уберечь Германию от всеобщего хаоса и кровавой гражданской войны по образу и подобию России. Подавляющее большинство немцев придерживалось того же мнения, что и влиятельные политики СДПГ, Фридрих Эберт и Филипп Шейдеман.

Общественная поддержка политики компромисса была сильна в 1918–1919 гг., однако уже в ходе первых выборов в рейхстаг в июне 1920 г. три «Веймарские партии» — социал-демократы большинства, католическая партия Центра и леволиберальная Немецкая демократическая партия, которые в 1919 г. совместными усилиями добились принятия Веймарской имперской конституции — утратили большинство в парламенте. С этого момента правительства парламентского большинства могли формироваться только при помощи партий, по различными причинам голосовавших против принятия конституции. Еще одним не менее судьбоносным следствием поражения «Веймарских партий» стали первые прямые выборы рейхспрезидента весной 1925 г. При этом правым политикам удалось осуществить свой замысел: победу одержал их кандидат, бывший кайзеровский генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Тем самым было положено начало консервативной трансформации Веймарской республики.

Спустя пять лет, в марте 1930 г., прекратило свое существование последнее правительство парламентского большинства — кабинет Большой коалиции, в который вошли представители партий самого широкого спектра — от социал-демократов до близкой предпринимателям Немецкой народной партии Густава Штреземана. Камнем преткновения для правительства стал спор по вопросу санации системы страхования по безработице. Вскоре после этого Веймарская республика перешла к своей так называемой «резервной конституции»: управлению с помощью чрезвычайных постановлений рейхспрезидента на основании статьи 48 Конституции. С помощью этого авторитарного средства должны были быть разрешены социальные конфликты распределения, в которые Германия оказалась ввергнута в результате мирового экономического кризиса — конфликты, которые далеко выходили за рамки готовности к компромиссу партий, правивших до марта 1930 г.

Поражение парламентской демократии дало мощный импульс наиболее радикальным противникам Веймарской системы справа и слева: национал-социалистам даже в еще большей мере, чем коммунистам. Гитлер стал начиная с 1930 г. главным благоприобретателем разновременности немецкого процесса демократизации. С одной стороны, он мог апеллировать к узаконенному еще со времен Бисмарка притязанию народа на участие в управлении государством в форме всеобщего избирательного права, поскольку в полуавторитарной системе президентских правительств позднего Веймара это право все больше сводилось к фикции. С другой стороны, он использовал широко распространенную неприязнь в отношении западной демократии, якобы «ненемецкой» формы государственного устройства, которую страны-победительницы навязали побежденным немцам в 1918 г., чтобы воспрепятствовать их возрождению.

Гитлер пришел к власти не в результате триумфальной победы на выборах, но без его больших электоральных успехов он никогда бы не стал рейхсканцлером. В конце концов решающую роль в назначении лидера самой большой политической партии рейхсканцлером сыграло влияние «старых властных элит» во главе с помещиками Остэльбии на дряхлого рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга. Гитлер должен был в качестве младшего партнера консерваторов, старого властного слоя кайзеровской империи, обеспечить им поддержку «национально» настроенных масс и гарантировать таким образом их собственное господство. Однако новый канцлер и не думал о том, чтобы оправдать возложенные на него ожидания. Его партнеры по январю 1933 г. вскоре оказались в положении обманутых обманщиков.

В январе 1933 г. закончилась не только короткая история первой немецкой демократии. Национал-социалисты после своего прихода к власти последовательно порвали и с гораздо более старыми традициями немецкого правового государства. Диктатура Гитлера знаменовала собой апогей отторжения немцами нормативного проекта Запада — идей Американской революции 1776 г. и Французской революции 1789 г. В культурном плане Германия всегда была частью Запада: принимала участие в ранних средневековых процессах разделения властей, частичного разделения светской и духовной власти, а также власти князей и сословий; она активно участвовала в великих эмансипационных процессах раннего Нового времени от Реформации до Просвещения. Однако традиционные элиты Германии остались невосприимчивы к политическим следствиям Просвещения: представления о неотъемлемых правах человека, идеи народного суверенитета и представительной демократии не укоренились здесь до 1918 г. Когда же они с опозданием наконец-то утвердились в Германии, это произошло под знаком военной катастрофы, дискредитировавшей эти ценности в глазах многих немцев.

Потребовалось еще более тяжелое поражение — крушение Германского рейха в 1945 г., — чтобы начался процесс глубокого изменения взглядов. В западной части Германии, в которой оккупационные силы предоставили немцам возможность самостоятельно извлечь урок демократии из гибели Веймара, этот шанс был использован: конституция ФРГ 1949 г. представляет собой ответ на все то, что в конституции 1919 г. невольно внесло свой вклад в крушение первой немецкой демократии. Фундаментальные государственные нормы, в том числе основные права граждан и сущность правовой демократии, равно как и федеративный строй, были теперь защищены даже от волеизъявления большинства, имеющего право внесения изменений в конституцию, так называемой «вечной оговоркой»[1]. Последовательно был реализован принцип представительной демократии, зато больше не предусматривалась президентская «резервная конституция», а позиция бундесканцлера была усилена за счет «конструктивного вотума недоверия»: бундестаг может теперь отправить канцлера в отставку, только избрав его преемника. Кроме того, основной закон создал Федеральный конституционный суд в качестве хранителя конституции, который в духе ultima ratio может защитить демократию посредством роспуска воинственных антиконституционных партий.

Дважды это уже случилось: в 1952 г. была запрещена неонацистская Социалистическая имперская партия, в 1956 г. — просталинская Коммунистическая партия Германии.

С момента своего объединения в октябре 1990 г. теперь уже вся Германия представляет собой западную демократию. Опыт Веймара глубоко врезался в коллективную память немцев. Первое ученичество в делах парламентаризма продолжает оказывать свое воздействие. Тем не менее 1918–1933 гг. несут свой политический урок не только немцам. На конкретном примере они показывают, что демократия это больше, чем просто господство большинства. Во времена кризисов демократия может отстоять свои позиции только тогда, если она располагает работоспособными институтами, задача которых состоит в том, чтобы воспрепятствовать политическому злоупотреблению властью, включая злоупотребление властью большинством граждан.

Однако прежде всего демократия предполагает наличие широкого и глубокого конституционного консенсуса, или, если использовать термин политолога и публициста Дольфа Штернберга, «конституционного патриотизма». Под этим понимается убеждение в том, что основные ценности демократической конституции, во главе с идеями неотъемлемых прав человека, господства закона, разделения властей и представительной демократией, стоят того, чтобы их защищать. Там, где элиты и большинство населения не разделяют это убеждение, даже самая демократическая конституция не в силах оказать свое позитивное воздействие. Тот, кто хочет учиться на опыте Веймара, должен принять этот вывод в расчет.