Военный дневник. Год второй

7 НОЯБРЯ (622 ДЕНЬ)

За окном не пойми что, в новостях не пойми что. Да еще 7 ноября, жуткий день календаря.

А если серьезно, то больших обстрелов ночью не было, новости всюду «локальные», в остальном будем посмотреть.

Сколько рекламу ни отсекай, все равно пролезет. «Доступны разные способы оплаты!» Да ни копейки вам не дам, поганые уроды!

Сдохните!

А на улице солнце, однако асфальт весь мокрый, дождь прошел совсем недавно.

Что заметил?

Рыжий кот на меня даже не посмотрел. И рыжая собака, встреченная в кафе. Я пил кофе, она лежала рядом и о чем-то размышляла.

Зато бабки и тетки на меня постоянно огрызались, причем совершенно без повода. Так и укусить могут.

Да, ездил на родительскую квартиру, прошел дворами, пусто-пустынно, только помянутый выше кот.

Гуревич в своем романе поставил вопрос достаточно остро. В благополучном земном обществе внезапно удается вплотную подступиться к проблеме бессмертия. Нет, люди не стали вечными, но их научились копировать. Цифровые записи можно теперь усовершенствовать, заменить «плохие» записи «хорошими», а потом создать улучшенную здоровую копию индивида. Да, ничуть не бессмертие, но все-таки нечто невероятное. Человек понимает, что по-прежнему смертен, но «часть его большая» (Гораций) все-таки уцелеет и пойдет дальше в Вечность. И родным легче, и близким. К тому же личность может быть совершенно уникальной — тот же Гораций, к примеру. Или Эйнштейн. Молодцы ученые! Конечно, молодцы, только вот усилия и средства требуются неимоверные. Первое «воскрешение» обеспечивала буквально вся планета. Да, потом пойдет легче, но все равно каждый новый «дубль» — куда дороже космического полета.

Вот и проблема. На всех, братцы, не хватит. И через десять лет всех не обеспечим, и через пятьдесят.

Как решить? Было бы это при товарище Сталине… Однако Сталина нет, миром управляет некий Совет лучших умов. Сели «умы», думают…

Новое об орхидеях.

Третья орхидея, отданная на лечение, чувствует себя неплохо. Скоро должна вернуться на место.

Между прочим, пережила ракетный удар, когда ударная волна разнесла все стекла в квартире.

Большая женщина покупает сорок пирожков, два огромных пакета. Нет, не толстая, просто крепкая. Крашеная блондинка, как говаривал Галич, пергидрольная. Пирожки трех видов. Купив, женщина жадным взором еще раз осмотрела витрину…

Продавщица встала по стойке смирно.

Это и есть женская сила.

Перечитал авторское вступление к «Таис». Ефремов снисходительно хлопает по плечу Тарна, который не вник в проблему.

Угу, сэр Уильям Тарн, автор Hellenistic Civilisation и Alexander the Great, не вник.

А Ефремов вник.

И так бывает.

Кстати, над Ефремовым смеялись еще при жизни, причем кое-что из этих шуток публиковали в открытой прессе. Это были эпиграммы, пародии, соответствующие упоминания (у того же Варшавского). Ефремов казался слишком несовременным, странноватым и недостаточно «литературным».

Все так. А вот над Казанцевым не смеялись. Его просто перестали читать, несмотря на поддержку с самого верха.

Посмотрел сюжет про писателя Мартина, чью эпопею так и не смог осилить. Сейчас писателя осаждают фанаты, требуя, чтобы он завершил историю, ведь Мартин обещал представить последнюю книгу к 2020 году. Многие читатели изрядно озлились, тем более автор исправно издает книгу за книгой, но другие. Недавно поваренную книгу по своей эпопее.

А мог бы я написать поваренную книгу по «Аргентине»? Мог бы, но едва ли захотел. Желающие найдут рецепты сами.

Читатели правы. Обещаешь — выполняй, а не выполнил, так хотя бы извинись.