Встречи... Разлуки...

Глава 20

Капитану не обязательно было в этот час идти домой. Он мог уйти с судна раньше, когда жена была на работе. Но он хотел увидеть ее, узнать, сказала ли она о разводе под влиянием минуты или твердо решила. А вдруг уже передумала?

— Красивые слова! Неужели ты во все это поверил? — насмешливо пожала плечами Татьяна, когда он вчера рассказал ей об анонимном письме и о своем разговоре с женой. — Придешь домой, и все будет по-прежнему.

Он и сам не был уверен, что так легко могут разойтись люди, прожившие вместе столько лет.

— Если она не устроила тебе истерики, то мужайся, — все еще впереди! — продолжала Татьяна. — Женские слезы — самое мощное оружие.

Николай Степанович выразил сомнение: пожалуй, Елена и не подозревает об этом оружии. До сих пор им не пользовалась.

— Случая не представлялось.

— Ты предупреждаешь меня как медик или как женщина?

— Как друг. Иной раз приезжаешь на вызов и убеждаешься, что спасать от нервного потрясения надо не ее, а его, — прижав ладони к щекам, она едва слышно сказала: — Что делать? Что делать?!

— Не думай об этом. — Николай Степанович обнял ее за плечи. Все это причиняет ей боль. Сначала обрадовалась его приходу. Сказала, что начала хлопотать о квартире, и потускнела, узнав о его неприятностях. Переживает их не меньше, чем он.

Николай Степанович старался ее успокоить, развеселить. Но грусть оставалась в ее глазах, в улыбке. Танюша была особенно нежна. Печально нежна, словно винила себя за те неурядицы, которые ему доставляет другая. Милая девушка, разве она виновата? Все стало иным после встречи с ней, даже море. И только дом, его опостылевший дом, как облако, предвещающее шквал. Пусть бы поскорей налетел этот шквал и ушел, забылся.

Николай Степанович шел домой, исполненный решимости выдержать любой натиск. Леля, быть может, вообще не пошла на работу, ждет его, чтобы «поговорить». Первый раз он, будучи на берегу, не ночевал дома. Нина уехала в Мурманск повидаться с мужем — туда на несколько дней пришел его пароход, и в ее квартире осталась Татьяна.

Утром Николай Степанович отправился прямо на «Иртыш», отдохнул, пообедал. Однако как ни был он убежден, что отношения с женой ничем не отличаются от отношений совершенно чужих людей, особенно после ее слов о разводе, тем не менее, не признаваясь себе в этом, он не решился прямо от Татьяны идти домой.

Теперь он возвращался с «Иртыша», зная, что никто его не спрашивал и не интересовался, на судне ли ночевал капитан.

Дома жены не было, и завтрака на кухонном столике тоже. Растворена дверца стенного шкафа в столовой и там, где стояли книги, было теперь сложено его белье и развешаны костюмы.

И еще новость: замок на двери в спальню. К чему эта демонстрация? И эта поспешность с замком! Хотела оскорбить? Смешно и глупо, с досадой думал Николай Степанович, чувствуя себя как-то неуверенно. Странно, обычный английский замок и заполненный его вещами шкаф совсем изменили квартиру. Как будто он попал в чужой дом или, скорее, в комнату для приезжих, где и разложил свои вещи. Во всем ощущение чего-то временного, будто не сегодня-завтра надо снова упаковать чемоданы и ехать дальше. А куда ехать?

Он уже не раз представлял себе уход из дому. Представлялось это, как некое избавление, результат борьбы за свою свободу. Наградой была иная жизнь. Все то желанное, светлое связывалось с Танюшей и виделось где-то в будущем, словно марево на полуденной глади океана. А вот этого четкого — забирай чемоданы и отправляйся! — такого он не ожидал. И при чем тут чемоданы, да и пока что некуда идти. И вообще уходить сразу невозможно. Узнают на судне, узнают в пароходстве…

Одно дело семейный разлад — у кого не бывает! — сочувствие знакомых, и совсем другое — уход к женщине. Тут будь ты хоть стократ прав, осудят! Все равно осудят. Жил, жил и вдруг — сбежал. Разве они знают, как все случилось. Смогут ли оценить и понять, что счастье приходит к человеку раз в жизни.

Не уйдет он сейчас никуда! Пусть Елена не воображает, что его удастся спровоцировать, что он полезет на рожон. Самому себе незачем устраивать неприятности. Пусть все постепенно привыкнут, что жизнь у них с Еленой не клеится! Не любя ее, из благородства он остается рядом с ней.

Елена, конечно, не верит, что между ними все кончено. Иначе не стала бы затевать возню с замками. Хочет припугнуть. Все еще воображает, будто он навсегда останется прежним Наивным мальчишкой!

В этих своих рассуждениях Николай Степанович был не совсем искренен. Не так люди, как он сам должен был «привыкнуть» к тому, что жизнь «не клеится».

Он достал рубашку, новые модные запонки и положил на стол. Ага, вот и записка! Ну как же, разве можно без записки?! Значит, их отношения вступают в новую, но далеко не оригинальную фазу. Она будет сочинять послания ему, он ей. Такое уже было с их общими знакомыми. Полгода подсовывали друг другу под дверь меморандумы и, устав их сочинять, помирились. Елена решила использовать этот замечательный опыт.

Лист тонкой глянцевой бумаги был сложен вчетверо и край его придавлен пепельницей. Николай Степанович, посмеиваясь, закурил. Упреки? Угрозы? Или: приходи, милый, к началу спектакля, взяла билеты в театр. От женщины, даже от жены, никогда не знаешь, чего ожидать. Но то, что переписка будет вестись с ним, а не с парткомом, уже отрадно.

Развернув листок и пробежав его глазами, Николай Степанович не сразу постиг то, что было написано. Меньше всего он ожидал заявления в народный суд: «Е. И. Ярошенко не возражает против расторжения брака…» Больше того, Е. И. Ярошенко считает, что решение расторгнуть брак проверено временем и просит оформить развод юридически, так как фактически супруги давно уже разошлись. Следовала подпись, дата и, что удивительней всего, печать и подпись юриста.

Ну и оперативность! Когда же она все успела? Замок, развод. Чего сгоряча не сделает женщина!

Швырнув бумагу на диван, он подошел к окну. В доме напротив навстречу солнцу растворены окна, балконные двери. Там радуются весне. Теплу. В их квартиру солнце заглянуло утром и ушло. Унылой, темной кажется мебель, пустым — письменный стол, на котором вечно в беспорядке лежали книги и какие-нибудь документы Елены.

Знала, что делала: оборвала одним ударом весь обычный уклад жизни. От этого хоть кто растеряется. Ничего не скажешь — эффектно! Особенно для окружающих.

А впрочем… Чего ему немедленно идти в загс? Кто заставит его выехать из собственной квартиры? И не обязательно кому-то докладывать о заявлении в народный суд.

Татьяна, к которой он пришел вечером, одобрила его решение. Ни к чему лишние разговоры! Однако самолюбие ее было уязвлено. Влюбленный, получивший свободу, должен был бы примчаться радостным, счастливым, говорить и говорить о том недалеком будущем, когда они, наконец, смогут соединиться открыто, когда он назовет ее своей женой.

Ей следовало бы умерять его пыл, возражать, взывать к благоразумию, настаивать, что со всем этим надо повременить. Но ничего этого ей делать не пришлось, потому что он скорее расстроен, чем обрадован своей свободой.

Она тщательно скрывала досаду, успокаивала себя тем, что Николай, будучи человеком уравновешенным, должен постепенно привыкнуть к изменениям в своей судьбе. Но уже к чему-либо привыкнув, не станет менять своих решений. И если накануне она была настроена мягко, лирично, то в этот вечер много смеялась, шутила, стараясь его развлечь. К разговору о разводе больше не возвращалась.

Он отправился на судно, а она, очень довольная собой, в поликлинику моряков, куда ее вызвали поставить подпись на санитарных документах «Иртыша».

В вестибюле ей неожиданно встретился Виктор. Оба сделали вид, будто не заметили друг друга.

Татьяна вошла в первый попавшийся кабинет и облегченно вздохнула. Но почему отвернулся Виктор? Изменился в лице, побагровел. Допустимо, что он обиделся, не застав ее, Татьяну, дома. Но разве ее не могли задержать неотложные дела в больнице? Он даже не постарался выяснить.

Однако мысли эти недолго занимали Татьяну и, вероятно, она бы очень скоро позабыла о Викторе, если б не их вторая встреча возле рентгенкабинета. Он проходит медкомиссию? Ну да, истек срок санитарного паспорта. Притвориться, что не видит его и на этот раз было невозможно, поэтому Татьяна остановилась, спросила, как он отдохнул в свой кратковременный отпуск. Виктор поблагодарил и отвел глаза. Щеки, даже шея у выреза легкой просторной куртки у него покраснели.

— Мне показалось, что я… — на секунду Татьяна запнулась, чуть не обратившись на «ты», но спохватившись, безразлично продолжала: — показалось, что видела вас в вестибюле.

— Вам не показалось.

— И вы не нашли нужным поздороваться? — Этого не следовало говорить. Вообще не следовало останавливаться. Но она не смогла удержаться от вопроса.

— А зачем здороваться?! Встретились. Разошлись. Что, собственно, было между нами? — Он криво усмехнулся.

Но даже после этих его слов она не посмела отойти, стараясь объяснить, оправдаться. Она прощает Виктору его грубость. Прощает, потому что он молод, резко обо всем судит. Не всегда человек владеет собой, своими чувствами. А она полюбила другого. Разве за это осуждают? Разве с ним такое не могло произойти?

— Я не думала, что так случится. Я не хотела тебе зла.

— Странное понятие о добре. Вы, кроме себя, ни о ком не думаете. Но и добро, и совершенное человеком зло, как бумеранг: все возвращается к нему.

Она торопливо спустилась по лестнице, а слова Виктора все еще звучали, словно преследовали.

Думала о Викторе и вечером, когда бродила с Николаем Степановичем по глухому парку возле лимана, прячась от посторонних глаз. Виктор бы на месте капитана не раздумывал, не взвешивал, не говорил бы: пока подождем! Такие любят без оглядки, без расчетов. Правда, ему и терять-то нечего. Да нет, не в том дело. Просто характер другой.

— Ты меня не слушаешь, Танюша, — обняв ее за плечи, сказал Николай Степанович.

— Ну что ты! Просто немножко взгрустнулось. Завтра уходит «Иртыш».

— Пока только в Николаев. Дня три еще там постоим.

— Обидно! Три дня — не в рейсе, и видеться нельзя.

— Может, удастся вырваться на несколько часов.

— Не лучше ли приехать мне? — Она неуверенно взглянула на Николая Степановича и, боясь, как бы он сразу не стал возражать, торопливо продолжала: — Остановлюсь в гостинице. В город показываться не буду. А ты, как только сможешь, придешь.

— Но твоя работа…

— Завтра вечером отдежурю, тогда в субботу идти в больницу не нужно. Потом воскресенье. И еще на день попрошу отпустить.

— Право, не знаю.

— Не деревня. Никто меня там не увидит! — Она догадывалась, что именно смущало Николая Степановича. — Ты на судне скажешь, что в Николаеве у тебя есть друзья, которых нужно повидать. — Татьяна продолжала настаивать. Очень не хотелось ей, чтобы уходил он в море из дому, чтобы последнее «прости» на берегу прозвучало из уст жены. Несмотря на бумажку о разводе, на замки и вынесенные из спальни вещи, прощание с женой может обернуться примирением. Разве не случается, что, отправляясь разводиться, супруги возвращаются из суда примиренными?! А тут ничего особенного еще не произошло. Лишь со стороны Елены первые шаги к разводу, в которые, к тому же, не очень веришь. Нет, нет, в рейс Николая должна проводить она, Татьяна. И в море ему надо привыкнуть к мысли, что на берегу его ждет только она и никто больше.

Наконец, Николай Степанович согласился с тем, чтобы Татьяна ехала в Николаев.

Она убежала, наломала веток уже расцветающей сирени, принесла в полуразрушенную беседку, где Николай Степанович, облокотившись о каменные перила, курил.

Почернела вода в заросшем камышом пруду, и только вершины древних кленов еще дышали солнцем.

С лимана медленно наползал молочный туман.