142 страуса

ГЛАВА 17

Я проснулась от резкого запаха дезинфицирующего средства. Аккуратное больничное одеяло было тщательно подоткнуто вокруг ног, а рука перевязана белоснежным бинтом. Из-за синей занавески, висящей прямо у моей кровати на металлическом карнизе, доносился шум лечебного учреждения. Потом занавеска отодвинулась, и появился Рубен. От чашки в его руке исходил запах кофе. Увидев, что я проснулась, он улыбнулся.

Я попыталась сесть. Воспоминание о страусах, разбежавшихся по пустыне, ужаснуло меня, как страшный сон.

— Мои птицы. Яйцо.

Рубен спешно поставил чашку на низкий столик около кровати и помог мне сесть.

— Не волнуйся, — сказал он.

— Но они все сбежали в пустыню и разбрелись.

— Этим занимается Мэтт, — ответил Рубен. — Он пригласил двух товарищей помочь починить забор, и они весь день загоняли птиц назад.

— Невозможно, — произнесла я. Страусы пинаются, если неправильно к ним подойти, и могут пришибить насмерть. Я не могу допустить новых жертв. Мне нужно быть там. Я поерзала в кровати, но ко мне были присоединены многочисленные трубки и провода. Я попыталась освободиться, однако простая задача вытащить трубку из тела поставила меня в тупик: видать, здорово накачали болеутоляющими. Внезапно навалилась смертельная усталость. — Товарищей, — повторила я слово, прозвучавшее как будто на иностранном языке. Я вспомнила, как Мэтт стоял над телом моего дяди, сотрясаясь от рыданий. — Дядя Стив умер.

— Да, — мрачно произнес Рубен. — Соболезную.

Я знала это уже накануне, наблюдая за происходящим у дерева через дверь машины скорой помощи, но, только когда произнесла эти слова вслух, событие показалось реальным. Здоровую руку я приложила к щеке, обожженной дядиной сигаретой. Мне больше не нужно о нем беспокоиться. Больше он никогда не нападет на меня на ранчо, никогда не будет наводить страх на нашу семью или стараться отрезать мне палец. Я задрожала. Облегчение от осознания его смерти пришло вместе с глубокими сожалениями. Все повернулось самым ужасным образом. Я была благодарна маме за спасение, но дядя Стив не заслужил смерти, а она не намеревалась убивать его.

— А где моя мама?

— Никто не знает. — Рубен подробно рассказал, как услышал сирены проносящихся мимо его дома машин, поехал на ранчо и увидел вдалеке пожар. Огонь удалось потушить. Еще там была карета скорой помощи. Когда меня уже увозили, появился шериф Моррис. Маму нигде не смогли найти — в суматохе ночи она просто исчезла.

— Твой пикап тоже пропал, — доложил Рубен. — Но сегодня днем шериф Моррис нашел его в Викторвилле, у въезда на автомагистраль.

Я представила, как мама голосует на шоссе. Скорее всего, она поедет на север. Самым логичным вариантом была бы Мексика, но мама не выносит жару и ни бельмеса не понимает по-испански. Ей будет гораздо легче спрятаться от правосудия в лесах Северной Калифорнии, затерявшись среди коммун недовольных действительностью хиппи. Я вспомнила, как она поцеловала меня, когда я лежала на подъездной дороге, истекая кровью. «Я люблю тебя», — произнесла она и исчезла.

Из-за занавески появился темноволосый мужчина в белом халате, за спиной его маячила дородная медсестра в розовой униформе. На бейдже у врача значилось: «Аллан Ставрос». Он носил невероятно густые усы. Рубен вышел, чтобы освободить для медиков место.

— Таллула Джонс, — сказал доктор Ставрос, переворачивая страницу на планшете. Коричневая шкурка усов прыгала, когда он говорил, и отвлекала меня. Он стал что-то объяснять про кровеносные сосуды и сухожилия, и я постепенно поняла, что они не пришили, как я предполагала, мой отрезанный палец на место.

— Как это так? Почему? — Я услышала в своем голосе гнев и возмущение. — Как вы посмели? — требовательно воскликнула я. Черт подери, это же их работа. Теперь я останусь уродом на всю жизнь.

Доктор Ставрос сохранял полнейшее спокойствие перед лицом моего негодования.

— Давайте взглянем, что у нас тут.

Я не хотела смотреть на свою беспалую руку. Это отвратительно. Но когда врач осторожно размотал бинт, любопытство взяло верх. От мизинца остался лишь крошечный обрубок со сшитой наверху кожей.

Доктор осмотрел швы.

— Отек скоро пройдет, — сказал он. — Очень жаль, что мы не смогли пришить палец.

Мне явственно представилось, как дядя Стив придавил меня своим телом к полу и отрезал секатором мизинец.

— Завяжите это, — произнесла я. Как бы ни был любезен доктор Ставрос, я не хотела, чтобы он крутил мою руку в своей и пытался утешить меня бесплодными сожалениями. — Пожалуйста.

Когда он достал из ящика чистый бинт, я отвернулась и почувствовала, как повязку закрепляют вокруг ладони. На глаза навернулись слезы. Теперь придется до конца дней своих жить с маленькой культей вместо пальца. Любопытно, как бы мама применила в данном случае свою теорию стакана виски. Не замечать недостающего пальца нельзя, притвориться, что все совсем не так, тоже, да и переезд в данном случае не поможет. Фиговая, выходит, теория. Единственный способ справиться с проблемой — это повернуться к ней лицом.

— Подождите.

Доктор Ставрос остановился, и бинт стал разматываться. Я подняла руку и принудила себя внимательно изучить ее. Вот что осталось от моего мизинца: уродство. Я прикоснулась к обрубку, провела по единственному уцелевшему суставу и потыкала кожу над ним, стараясь не задевать швы: это смотрелось дико и непривычно.

Если подумать, то выглядит не так уж страшно. Возможно, это произошло под влиянием лекарств, но я вдруг почувствовала благодарность за то, что хотя бы жива. Потеря мизинца не повлияет на мою повседневную жизнь. Со временем я, вероятно, даже забуду, что потеряла крошечную часть тела. Чем дольше я смотрела на палец, тем больше ослабевал мой ужас перед приобретенным изъяном. Наконец врач настоял, что надо все-таки сделать повязку, чтобы не занести инфекцию.

Ближе к вечеру я ехала домой на пассажирском сиденье эвакуатора Рубена. От обезболивающих, которые прописал мне доктор Ставрос, меня клонило в сон. Сильный запах солярки, пропитавший салон, раздражал ноздри. Забинтованная рука висела на перевязи. Я боялась увидеть разоренное ранчо, но игнорировать действительность не собиралась. Мой дядя умер, амбар сгорел до основания, а птицы рассеялись по пустыне, словно бабочки, унесенные ураганом, — и никакая теория стакана виски этого, увы, не изменит. От такой реальности не сбежишь.

Но когда мы подъезжали к дому, моим глазам в первую очередь открылся загон, полный страусов. Забор находился в идеальном состоянии. Если бы не пикап дяди Стива, вывезенный оттуда и поставленный носом к натянутой заново ограде, я бы подумала, что события вчерашней ночи мне приснились.

Около дома Мэтт с раскинутыми руками приближался к одинокой самке. Три других человека окружали ее со всех сторон, преграждая пути к побегу, а Мэтт тем временем подошел вплотную и попытался схватить птицу за клюв. Она высоко вытянула шею и захлопала крыльями. Мужская компания ей не понравилась. Когда мы подъехали ближе, я узнала Абигейл.

Едва Рубен притормозил, я выскочила из машины и побежала к Мэтту с криком:

— Подождите!

Абигейл воспользовалась случаем и сиганула за дом.

— Блин! — выругался Мэтт, опуская руки. Он вместе с тремя товарищами встретил меня на подъездной дороге. — Эта не птица, а просто черт какой-то, — сказал он, указывая на дом.

— Неужели вы отловили всех страусов?

— Всех, кроме одного. Он никак не дается в руки.

Я осмотрела загон и подумала о яйце, которое нашла ночью. Оглядев песок около того места, где уронила его, я заметила, что яйцо по-прежнему лежит у одного из столбов. Выходит, ему удалось благополучно пережить вчерашний хаос. Не обращая внимания больше ни на кого и ни на что, я пролезла через ограду, подняла яйцо и сунула в свою перевязь, поближе к себе. Затем нажала на рычаг элеватора, наклонилась и сквозь ноги направившихся к кормушке страусов стала изучать песок. Почти во всех гнездах лежало по яйцу.

— Молодцы, — сказала я одной самке, подошедшей поесть. Первой моей мыслью было: как гордилась бы мной бабушка Хелен! Но я тут же поправила себя: это теперь мои страусы, и они кладут яйца на моем ранчо и для меня.

Я вышла из загона и стала осматривать обугленные остатки своего амбара, прекрасно понимая, что Рубен, Мэтт и его друзья наблюдают за мной. Южной части повезло больше, чем северной. Обгорелые столбы выходили из цементного пола, и несколько опаленных досок остались на месте, но северный край исчез вовсе.

— Извини, тут есть и моя вина, — произнес Мэтт, подходя ко мне по бетонной плите фундамента. Он явно мучился угрызениями совести. — Я сказал тебе, что Стив уехал, но ошибся. Если бы не… Если бы я приехал скорее…

— Ты не виноват.

Кусок угля сломался у меня под ногами, и я стала пробираться между обгорелыми обломками по фундаменту. В мусоре я нашла металлическую раму от фотографии бабушки Хелен. Стекло было разбито, снимок исчез. Потолочная балка упала на инкубатор, погнув каркас и расколотив стекла. Яйца внутри полностью сгорели. Все превратилось в кучу хлама. Но в загоне расхаживали как ни в чем не бывало мои птицы. Я подошла туда, где стоял, стискивая руки, Мэтт.

— Ты вернулся, — сказала я. — Это было необязательно, но ты вернулся. И привел друзей, вы всё починили.

— Не всё, — возразил он, пнув обгорелый кусок дерева.

— Ты позаботился о моих птицах.

Мэтт открыл было рот, чтобы ответить, но тут послышался голос тети Кристины:

— Таллула! — Она выбежала из дома, напрямик пронеслась через группу друзей Мэтта и заключила меня в материнские объятия. Я едва успела поднять травмированную руку, чтобы она ее не раздавила.

— У меня все хорошо, — успокоила я тетю, похлопывая по спине здоровой рукой.

— Я так волновалась, — проговорила она, стискивая меня, словно я была одной из ее дочерей.

Обнимая тетю Кристину, я увидела, как на дороге в мерцающем знойном мареве материализуется красный «додж-рэм». Появление Джо Джареда меня не удивило: он наверняка слышал о пожаре и приехал лично оценить ущерб.

Тетя Кристина сильнее обхватила меня, будто опасалась, что, освободившись от ее объятий, я потеряю еще один палец.

— Правда, все хорошо, — повторила я. Но она разжала руки, только когда услышала звук приближающегося пикапа. — Мне надо поговорить с Джо Джаредом, — сказала я, еще раз обнимая тетю здоровой рукой.

— Таллула, — зычным голосом поздоровался Джо Джаред, вылезая из своего танка. — Ну и разруха! — Он оглядел остатки амбара и присвистнул. — Надеюсь, ты не пострадала?

И тут мне впервые пришло в голову, что бабушка наверняка застраховала ранчо. Я еще не успела просрочить очередной взнос. Как могло столько всего произойти буквально за несколько дней? Я поправила свою перевязь и стала ждать торопливых объяснений Джо Джареда, почему сделка отменяется. За спиной у меня тетя Кристина приглашала Мэтта и его друзей на ужин, настаивая, что это совсем ее не затруднит, что она уже достала из морозилки подносы с едой и разогревает ее. Толпа мужчин двинулась за тетей в дом.

Джо Джаред подошел к пепелищу, которое еще недавно было амбаром.

— Я выписал подрядчика из Вегаса, — прогремел он. — Уже веду с ним переговоры по поводу сноса дома. Эта ситуация мне только на руку в плане реконструкции территории. — Он медленно обошел закопченный бетонный фундамент и вернулся туда, где стояла я. — Боюсь, нам придется обсудить новую цену. — Он протянул руку в кабину своей машины и взял с сиденья коричневый конверт. — Я попросил своего юриста изменить контракт.

— Хотите сказать, что вас все еще интересует покупка ранчо? — с изумлением спросила я.

— Да, черт возьми. Мы ведь договорились. У тебя здесь сто сорок два куска отменного мяса. — Он указал на страусов.

Я вздрогнула, когда Джо Джаред назвал птиц мясом, — словно это были безжизненные туши, приготовленные на разделку.

— Теперь уже сто тридцать девять. — Учитывая обстоятельства, можно было подумать, словно я потеряла трех страусов во время пожара, но я не видела необходимости вдаваться в подробности.

— Да? — Джо Джаред, видимо, размышлял, не следует ли снова пересмотреть контракт из-за сокращения стаи на три птицы. — Ну ладно, я бы хотел завершить сделку. — Он передал мне конверт. — Понимаю, что тебе пришлось туго, но прошу прочитать договор как можно скорее. Похоже, что упаковать вещи тебе помогут. — Он осекся. — Позвони мне, как только подпишешь документы, и покончим с этим.

Я взяла конверт, потрясенная тем, что Джо Джаред не расторгает сделку. Но ведь для него это всего лишь бизнес. На него не нападали, его не калечили, у него не было матери, которая растворилась в ночи. Моя жизнь разлетелась на куски, но для этого человека ущерб сводился только к трем птицам и амбару, который он, скорее всего, и так собирался перестраивать. Жизнь продолжалась. Я пообещала прочитать новый контракт, и мы распрощались.

В доме девочки сидели на полу по-турецки и играли в карты, а рядом тетя Кристина, для приличия накинув на плечи детское одеяльце, кормила малышку Грейс. Дом наполнял запах томатного соуса. В кухне Рубен открыл духовку, чуть вытащил оловянную форму с едой и, убедившись, что блюдо еще не готово, толкнул ее назад и помешал содержимое стоящей на плите кастрюли.

— Таллула, садись, — пригласил меня Мэтт, сидевший вместе с друзьями за столом. На всех четверых было столько татуировок, что их хватило бы покрыть кита. Но, несмотря на брутальный вид, мужчины приветливо улыбались. А еще каждый из них держал в руке стакан воды, хотя я знала, что в холодильнике полно пива. Все четверо были завязавшими наркоманами и вели трезвый образ жизни. Интересно, считал ли кто-то еще из них дядю Стива своим другом? Один из них выдвинул для меня стул. — Объясни нам, почему та птица не желает идти в загон.

Я бросила обновленный контракт Джо Джареда на стол и стала рассказывать, что Абигейл скорее домашний питомец, чем часть стаи.

Тут одна из девочек пересела на полу, и маленькая Джулия завыла, стискивая палец в кулаке:

— Она наступила на меня!

— Ничего подобного! — закричала ее сестра.

Тетя Кристина хотела было встать, но передумала: скромность не позволила ей в присутствии мужчин подойти с обнаженной грудью к дочерям, чтобы разобраться.

— Дай посмотрю, — поманила я к себе Джулию.

Маленькая кузина подбежала и сунула мне в лицо ручку, демонстрируя травму. В глазах стояли слезы, и нижняя губа была опущена. Девочка шмыгнула носом. Я осторожно взяла ее кисть и осмотрела. Не наблюдалось никаких признаков, что палец отдавили, но такой мордашке грех было не подыграть.

— Налепить тебе лейкопластырь?

Джулия захныкала. Я взяла ее на руки и понесла в тамбур, там посадила на сушилку около ящика с номерными знаками.

— Давай-ка посмотрим, — сказала я, доставая упаковку пластыря из шкафа и заклеивая предполагаемую рану.

— Так лучше?

— Угу, — ответила девочка с улыбкой, спрыгнула с сушилки и побежала к сестрам.

Я села на диван рядом с тетей Кристиной и доложила, что все в порядке.

— Спасибо тебе, — ответила она.

Младенец стал кукситься, и тетя поменяла положение. Я позволила событиям в доме завертеться своим чередом, без моего участия. Девочки заспорили, и кот драпанул за диван. Мужчины в кухне смеялись, продолжая дискутировать о достоинствах растительности на лице. Меня захлестнуло теплое умиротворяющее чувство. Я находилась среди своих людей — членов семьи и друзей, неравнодушных к моим трудностям, хотя некоторых из них я даже не знала. Я подумала о маме, которая всегда стремилась обрести именно это чувство, но так и оставалась одинокой в большом мире. Как мне повезло, что я смогла найти его прямо здесь, в своем доме, на ранчо. Конверт, который я оставила на столе, казался бомбой, способной разнести едва обретенную гармонию на мелкие кусочки.

— Ной съезжается с Меган, — напряженным голосом сказала тетя Кристина, — и отдает мне дом.

Я слышала равномерное, ритмичное причмокивание сосущей грудь Грейс. Одна из девочек отобрала у сестры несколько карт. Рубен достал из буфета тарелки, Мэтт и его друзья накрыли на стол.

— А что, если тебе продать дом, — предложила я, — и переехать с девочками сюда навсегда. Будем жить тут все вместе.

— А как же Монтана? — с недоверием поинтересовалась тетя Кристина.

За последние несколько дней столько всего произошло, что я не могла сказать, когда именно изменила свое решение. В мозгу вспыхивали только отдельные сцены и образы: стычка с дядей Стивом, мамин побег, облегчение из-за разрыва с Девоном, радость каждый раз, входя в дом, видеть сестер, скорбь из-за гибели птиц и ответственность за их безопасность, которую я теперь ощущала. Отъезд в Монтану был способом пойти своим путем, следовать собственным желаниям, но правда состояла в том, что теперь мне хотелось остаться.

— Я передумала, — ответила я.

Тетя Кристина прикрыла грудь и положила Грейс на плечо, звучно похлопывая ее по спинке.

— Если ты не шутишь, то я могу продать дом в Викторвилле, а на вырученные деньги мы пристроим здесь несколько новых комнат.

— Я только за, — сказала я.

Подобно тому как самка страуса выкапывает в песке гнездо, тетя Кристина гораздо лучше меня создаст в доме уют — обустроит современную кухню и повесит новые занавески. Я с удовольствием поручу дом ее заботам и сосредоточусь на работе на ранчо. Мне предстоит немало хлопот с перестройкой амбара. В каком-то смысле это возможность начать жизнь заново, оставаясь на месте. Мы можем изменить нашу судьбу как угодно и собрать всю семью под одной крышей… ну, или почти всю.

— Мама сказала тебе, что уезжает? Попрощалась хотя бы? — спросила я тетю.

— Нет. Думаю, Лора пошла за мной в дом, но я звонила в Службу спасения, а потом утешала девочек — они были очень напуганы. Я занялась ими и ничего не заметила, пока не увидела, что ее вещи пропали.

Я вспомнила, как пикап дяди Стива врезался в забор, вспомнила свой крик и суматоху, которая поднялась, когда страусы стали разбегаться. Должно быть, матери с шестью малолетними дочерьми и самой было до жути страшно. Повисла пауза, и я поняла, что тетя думает о своем брате.

— Мы будем устраивать поминки? — спросила я. Тетя Кристина вздохнула.

— Конечно. Необязательно прямо сейчас, но рано или поздно нужно обозначить его уход и попросить Бога принять Стива. Я все устрою, когда придет время.

Рубен объявил, что ужин готов. Все вместе мы не умещались за столом, а потому Мэтт и его друзья взяли тарелки и устроились в плетеных креслах на крыльце, оставив дверь открытой. Солнце село, и дневная жара стала спадать. Дом наполнился дружелюбными голосами. Я отложила вилку и просто наслаждалась осознанием того, что все эти люди собрались здесь из-за меня. Я остаюсь. Хотя я была выжата как лимон, а рука на перевязи уже начинала пульсировать болью, я пребывала в полном восторге и чувствовала, что сделала правильный выбор.

Чуть поклевав пищу, я приняла таблетку и откланялась с извинениями, настаивая, чтобы никто не расходился из-за меня. Потом обняла всех по очереди одной рукой, даже прижалась щекой к щечке младенца и поцеловала девочку в крошечный носик.

Поднимаясь по лестнице, я думала о маме. Представляла, как она голосует на дороге, ведущей на север. Все у нее будет хорошо; у нее всегда все хорошо, ведь она верит, что одно событие влечет за собой другое и приводит ее туда, где лучше. Теория стакана виски в действии. Похоже, для нее она работает. Не стоило обращаться с ней так сурово.

Взрослея в семье с отцом-алкоголиком и неласковой матерью, тетя Кристина потянулась к Богу, дядя Стив к наркотикам, а мама поверила, что спасение в вечном движении. Один шаг приводит к другому. Одна идея связана с другой. С такой философией она, конечно, далеко не уедет, и, если когда-нибудь решит вернуться, я буду ждать ее на ранчо.

Я снова испытала восторг, когда с затуманенным лекарством сознанием чистила зубы. Я остаюсь. Бабушка Хелен добилась своего, и я больше не испытываю от этого досады. Я сделала выбор. Ранчо принадлежит мне. Как только появятся деньги, перекрашу дом в желтый цвет, яркий и веселый, ведь голубая краска давно облезла и выцвела. Придется сообщить Джо Джареду, что сделка отменяется, и позвонить в Службу охраны лесов, чтобы отказаться от предложенной работы. И еще надо будет нанять помощника, хотя бы на летнее время, и время от времени приглашать его остаться на ужин.

Засыпая, я слышала доносящиеся снизу звуки: скрежет стульев по кухонному полу, журчание текущей из крана воды, звон тарелок и приглушенные голоса людей, которым я небезразлична. Затем тихие голоса сплелись в мягкое одеяло, накрыли меня, и я погрузилась в сон.