142 страуса

ГЛАВА 9

— Таллула, куколка! — Она вскинула руки и бросилась ко мне. Дреды у нее были длиннее, морщины вокруг глаз углубились, лицо утончилось. Она обвила меня руками, и я почувствовала запах сигарет. «Кэмел лайт». Мама отстранила меня на расстояние вытянутых рук и стала рассматривать. Ворот футболки сполз на одно плечо, обнажая лямку красного кружевного бюстгальтера. — Какая ты красотка! — И она снова привлекла меня к себе. — Совсем взрослая.

Мы расстались с мамой, когда я была бледным подростком тринадцати лет, маленьким и пухлым. Но, начав работать на ферме, я быстро изменилась: подросла, окрепла и загорела от частого пребывания на солнце.

Через ее плечо я увидела, как Девон вошел в дом и закрыл за собой дверь. Мне показалось, что я сплю, — с чего это отвергнутый бойфренд и блудная мамаша вместе заявились в дом посреди ночи?

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, сама не зная, к кому из них обращаюсь.

— Ах, кукла, — ответила мама, отпуская меня. — Извини, что я так долго ехала.

— Заупокойная служба и поминки были два дня назад.

— Знаю. У тебя, наверно, выдалась еще та неделька. — Стуча каблуками по линолеуму, мама вошла в кухню и отправилась медленно осматривать дом, который оставила двадцать четыре года назад. — Тут ничегошеньки не изменилось, — сказала она.

— Что ты здесь делаешь? — снова спросила я, окончательно проснувшись.

— Я же обещала тебе приехать. — Мама открыла холодильник и отступила назад, видимо удивляясь количеству еды. Склонила голову влево, потом вправо. — Ага, нашла, — проговорила она, доставая стоявшие в глубине полки бутылки пива.

— Это было неделю назад.

— Ну вот я и приехала, — ответила мама. — Будешь, пупсик? — Она протянула пиво Девону.

Он отказался, махнув рукой.

Взглянув на часы, я увидела, что время — половина третьего ночи, и сразу все встало на свои места.

— Вы пили вместе, что ли?

Мама отвинтила крышку с бутылки.

— О, это офигенно забавная история.

Лично я в этом сомневалась.

— Понимаешь, моя машина екнулась, не успела я выехать из Окленда. Вот непруха, да? — Она сделала глоток и взглянула на этикетку. — Ну и вот, пришлось ее ремонтировать, а потом оказалось, что у меня нет бабосов заплатить за работу, и я попыталась занять их у Тэмми — это моя подруга, — но она тоже, знаешь ли, не миллионерша, вечно сидит на мели. Короче говоря, мне удалось поймать попутку, потом я так же автостопом дотелепалась до Сомбры, но не тащиться же сюда на ранчо на своих двоих. Ну и вот, я завернула в бар, чтобы уломать кого-нибудь подвезти меня, и в итоге классно оторвалась. — Она дружески пихнула Девона в плечо. — Старый бар — лучшее место завести новых друзей, — заключила мама, садясь напротив него. — Наткнулась там на одного парня, Уолтера, — мы вместе учились в старших классах. Он ни фига не изменился, ну, может, чуток оплыл. Знаешь его?

— А ты как думаешь? — с возмущением ответила я. Похоже, она не соображает, где находится. Я, вообще-то, здесь живу! Кто в Сомбре не знает Уолтера?

— Ну да, — кивнула мама. — Так вот, мы с Уолтером потрепались о старых временах, я свела знакомство с новыми людьми, и тут Пэт представляет мне бойфренда моей дочери. — Она растянула слово «бойфренд» и указала простертой рукой на Девона.

Глаза у Девона были мутные, а кончик носа покраснел. Мне ясно представилось, как они сидят вместе в баре и квасят.

— Почему ты не позвонил мне?

— Ой, не лезь в бутылку, — отмахнулась мама. Мне показалось, что раньше ее голос не был таким скрипучим. — Это я настояла! Хотела сделать тебе сюрприз.

— Что ж, миссия выполнена.

— Но сначала надо было пропустить по стаканчику, а тут вдруг оказалось, что Пэт закрывает бар. — Она была в дымину пьяная, и, по моему разумению, одним стаканчиком здесь не обошлось.

Мама продолжала трещать:

— Девон рассказал мне, что ты намылилась продать ранчо и свалить на работу в лес. — Выражение ее лица изменилось, словно ей не терпелось поделиться со мной каким-то секретом. — А еще как он пытался уломать тебя остаться.

— Черт возьми, Девон, ты всем подряд рассказываешь о наших личных отношениях?

Но мама не дала ему возможности оправдаться:

— Не будь такой стервой. Я практически его теща, он должен был ввести меня в курс дела. Но, Таллула, я в шоке, что ты продаешь ферму. Она принадлежит нашей семье уже лет пятьдесят.

— Если точнее, сорок шесть. — Это было уже слишком. Не знаю, то ли потому, что моя мама появилась, как чертов призрак, из ниоткуда, то ли потому, что Девон разболтал всему городу о нашей ссоре, то ли потому, что все это происходило посреди ночи, — но у меня внезапно закончилось терпение. Нужно было поговорить с Девоном наедине.

— Можно тебя на минутку? — Не дожидаясь ответа, я вылетела на улицу и стала расхаживать туда-сюда по крыльцу, пока он не вышел.

— Не сердись, — сразу сказал Девон. — Я подумал: может, если ты поговоришь с матерью… — Он замолчал, не закончив, и прижал большой палец к щербине на перилах, где облупился кусочек краски.

— То она найдет способ уговорить меня остаться? — По крыльцу гулял теплый ветер. В загоне расхаживали страусы.

— Да, — подтвердил Девон, — я хочу, чтобы ты осталась, Лу. Разве это преступление? — Это было продолжение вчерашнего спора.

— Ты пытаешься заставить меня делать то, чего я не хочу, превратить в человека, которым я быть не желаю.

— Таллула, — произнес он, опершись спиной о столб, на который падал свет из кухни. — Я не пытаюсь тебя ни к чему принуждать, поверь. Я просто не хочу отпускать тебя в Монтану.

Я ему не верила. Девон мечтал, чтобы я стала женой и матерью и вписалась в тот маленький кусочек пространства, который он определил для меня в будущем. Я сложила руки на груди.

— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, где я могу дотронуться до тебя. — Он улыбнулся застенчивой полуулыбкой и протянул руку, подзывая меня подойти поближе.

Я не двигалась с места.

— Я не прощу тебе, что ты не оставил мою маму в баре.

Девон оживился и ткнул большим пальцем в сторону подъездной дороги:

— Могу отвезти ее назад. — Он схватил меня за ремень, притянул к себе и поцеловал в шею. Я почувствовала в его дыхании запах пива. — Извини, — прошептал он, — надо было предупредить тебя, даже если она и просила этого не делать.

— Вот именно, — согласилась я и шлепнула его по плечу, но он не отодвинулся. Я не могла противиться его поцелуям, заставлявшим все мое тело трепетать. Девон уткнулся носом мне в шею, и я закрыла глаза.

В доме что-то загремело.

— Нужно посмотреть, что там такое.

— Нет, — прошептал он и обвил руками мою талию. — Останься. — Я попыталась высвободиться, но Девон крепко держал меня. — Останься рядом, — повторил он.

— Я тебе не собака.

Он отпустил меня.

— Пойдем в дом.

— Нет. Мне на работу… — он посмотрел на воображаемые часы на запястье, — через шесть часов. Нужно поспать. Кроме того, твоя мама очень утомляет. — Он указал на входную дверь, словно боялся, что та может распахнуться, и медленно попятился.

— Уверен, что сможешь вести машину? — По поведению Девона никогда нельзя было точно определить степень опьянения.

— Справлюсь, — ответил он. — Таллула, извини меня. За все.

— Позвони мне завтра.

Он снова подошел ко мне, чтобы поцеловать, и направился к машине. На полпути он обернулся и сказал:

— Я забыл про сумки твоей мамы. Сейчас принесу.

Я вошла в дом. Мама, качаясь, перегнулась через диван, рассматривая фотографию тети Кристины и ее семьи. Она пьяно покрутила вокруг снимка пальцем:

— Слышала, у нее на подходе шестой птенец.

Девон вошел следом за мной с двумя дорожными сумками в руках и поставил их у стены около лестницы.

— Девон, да ты просто находка, — с ленивой улыбкой проговорила мама. Дреды спутанной массой свешивались по обеим сторонам лица.

— Господи, мама, не мало ли вещей ты взяла с собой?

Девон быстро выскочил за дверь, и я тихо хихикнула при мысли, что он боится моей матери.

— Ты же знаешь меня, — поведя рукой, ответила она. — Я не путешествую налегке.

Нет, я не знала. Я вообще ее не знала. Но вот она была здесь, в гостиной, которая принадлежала ей еще до того, как стала принадлежать мне.

Мама побежала в кухню и выудила из холодильника очередную бутылку пива, оставив дверцу открытой.

— Мы с тобой так похожи. — Она отвинтила крышку и от души хлебнула.

Я закрыла холодильник.

— На каком основании ты сделала такой вывод?

— Вот на этом, — указала она горлышком бутылки на дверь. — Ты подцепила хорошего мужика: симпатяшка, обалденно веселый и даже работает. — Мама выдернула из-под кухонного стола стул, развернула его и оседлала, опершись руками на спинку. — А ты еще раздумываешь, хочешь ли ты его. Я тебя понимаю: хорошие парни не так возбуждают, как плохие, да?

Я села напротив нее, думая о бесконечной веренице ее бойфрендов, проходившей перед моими глазами, пока я была маленькой. Никто из них не оставался дольше чем на месяц, и типы, которые я вспоминала, вовсе не льстили маминому вкусу. Волосы, коротко стриженные спереди и по бокам и длинные сзади, неопрятные бороды, грязные джинсы и костяшки пальцев с запекшейся кровью, стикеры на машине с надписью: «От сисек и от шин одни проблемы».

— Когда это ты встречалась с хорошими парнями?

— Было пару раз. — Мама вздохнула. — Один даже замуж звал.

Этого я не знала.

— Тебе было тогда три года, — продолжила она. — Ты его, наверно, не помнишь. Я несколько месяцев носила кольцо, но мы так и не выбрали дату. Я облажалась. — Вытянув руку, она положила ладонь на стол, словно хотела взять меня за руку, но не могла.

Я слушала ее с недоверием и даже беспокойством.

— Так что, по-твоему, я отказываюсь от своего счастья?

— Ну, — сказала она, — у меня глаз-алмаз, кукла.

Я заподозрила, что этот разговор был подстроен Девоном. Ясно как день, что он попросил маму помочь, настаивая, что она, как моя родительница, может уломать меня остаться с ним в Сомбре. И она согласилась, хотя не встречалась с ним до вчерашнего вечера, а меня не видела со времен моего детства.

Кухонные часы громко тикали. Мама стала озираться по сторонам так, словно оказалась в какой-то странной временóй петле, — со дня ее побега здесь ничего не изменилось. Занавески с желтыми цветочками висели тут десятилетиями, оранжевый ворсистый ковер был протерт ногами вокруг мебели, старомодный пластиковый телефон висел на стене, спутанный шнур струился от трубки к корпусу. Дом представлял собой памятник семидесятым годам. Мама приподняла лист бумаги, лежащий поверх стопки писем на краю разделочного стола. Я увидела логотип «ДД».

— Бабушка никогда бы не продала ранчо, — произнесла она почти с ностальгией.

— Она — нет.

— Так в чем дело? — спросила мама, опираясь о разделочный стол. — С чего тебе взбрело в голову стать лесничим?

Из-за ее пренебрежительного тона я тут же начала защищаться:

— Членом группы по тушению пожаров.

— Это что еще за фигня?

Я ощетинилась. Я и забыла, какой грубой может быть мама, как она презрительно относится к любому мнению, не совпадающему с ее собственным. Она не выносила работу, тем более тяжелую. Для нее это было только неизбежное неудобство, способ перебиться до тех пор, пока не подвернется что-то получше, например тип с пивным животом и сексистским чувством юмора.

— Работа по договору. Я буду выезжать в командировки, тушить пожары, помогать в исследованиях. А тебе-то что за дело?

— Эй, полегче, кукла. Я просто спросила.

— С каких пор тебе это интересно?

— Ты несправедлива. — Она подковырнула край этикетки на бутылке пива.

— За одиннадцать лет ты ни разу не приехала посмотреть, как мы тут живем и…

— Я звонила, — возмущенно возразила она.

— Да, чтобы сообщить свое новое место жительства. А о нас ты когда-нибудь спрашивала? А теперь являешься и делаешь вид, что тебя заботит мое будущее.

— Прости, что опоздала. Моя машина сломалась. Что ты хочешь от меня услышать?

Что еще она могла сказать?

Мама заметила урну на стеллаже.

— Это…

Я кивнула.

Она поставила бутылку, взяла с полки урну и подержала ее на вытянутых руках.

— Такая маленькая.

Зачем только я хотела, чтобы мама приехала? Разумеется, на ее любовь я не рассчитывала, но, видимо, надеялась, что за столько лет она изменилась. Вот ведь дура.

Я вздохнула и встала.

— Пойду спать.

Она вернула урну на полку.

— Брось, я ведь только приехала. — Но возбуждение от возвращения домой уже явно выветрилось, и из-за беспечного фасада показался усталый пьяница. — Давай дерябнем, — предложила она, размахивая полупустой бутылкой.

— Уже три часа ночи, — сказала я, — а мне утром рано вставать.

— Ну не ломайся, ты же продаешь ранчо. Забей на все хоть на один день.

— Так дела не делаются, мама.

Управлять ранчо — не то же самое, что разливать напитки в баре, — я не могла просто не выйти на работу. Живые существа зависели от меня, а подменить меня было некому.

— Ну и черт с тобой, — ответила она, одним махом приканчивая бутылку. — Поможешь мне устроиться? — Она поплелась к своим сумкам, оставленным Девоном у лестницы.

— Можешь лечь в старой комнате тети Кристины. — Тетя много лет назад забрала свои вещи и на всякий случай аккуратно застелила односпальную кровать свежим бельем. Теперь эту комнату можно было считать гостевой, но я не помню, чтобы мы когда-нибудь принимали гостей с ночевкой.

— Идет. Почему бы нет? — Мама взглянула на стоявшие у ее ног огромные дорожные сумки. — Поможешь?

Я подумывала предложить ей самой тащить свои баулы наверх, но побоялась, что она в таком пьяном виде может упасть с лестницы, а потому схватила одну сумку. Мама взяла другую и пошла за мной вверх по ступеням, а затем по площадке. Проходя мимо открытой двери своей комнаты, я посмотрела через плечо — заглянет ли она туда, интересно ли ей, как изменилась ее детская? — но мама плелась за мной, не озираясь по сторонам.

В тетиной спальне я поставила сумку в угол около окна. Мама свою бросила прямо посреди комнаты, и она приземлилась с тяжелым стуком. Мама шлепнулась на кровать лицом вниз и перекатилась, чтобы послать мне пьяную улыбку.

— Порядок, — сказала она. — Мерси, куколка. — Она закрыла глаза, и я подумала, что мама отрубилась, но она вдруг снова улыбнулась, борясь с опьянением и усталостью. — Ах, куколка, ты действительно выросла.

Да, я выросла. Она пропустила все годы моего взросления, и я не знала, какие теперь между нами должны быть отношения. Не верилось, что после стольких лет она сейчас лежала на этой кровати. Странно, что человек полжизни может находиться вдали от тебя и все-таки быть настолько тебе знакомым.

Мама пробормотала что-то несвязное и натянула на себя покрывало. Присев, чтобы расстегнуть ей сапоги, я снова почувствовала себя тринадцатилетней девочкой.

— Спокойной ночи, — произнесла я и ушла, закрыв за собой дверь.

Через несколько часов я проснулась от трезвона будильника. Бледный свет окрасил мое окно в сине-алюминиевый оттенок. Заплетаясь ногами, я спустилась в кухню сварить кофе и нашла на столе пустую бутылку из-под пива. Если память мне не изменяет, спать мама будет как минимум до полудня, но я не знала, чего ожидать, когда она проснется. Если она думает, что я буду перекраивать свою жизнь, чтобы развлекать блудную мать, то ее ждет горькое разочарование. Мне нужно починить пикап и поехать в магазин за пищевыми добавками. Все еще не верилось, что какому-то придурку пришло в голову их умыкнуть. Конвертер я еще могла понять — это хотя бы полезная вещь, — но кража мешков с птичьими витаминами представлялась откровенной глупостью.

Если Мэтт не появится, чтобы заменить шариковый шарнир, придется звонить Рубену и умолять его о помощи. Мне было все равно, какую он назначил цену, — машина мне необходима, чтобы отправиться в магазин. Я очень переживала из-за того, что задумала мошенничество, но знала, что тревога ослабнет, как только я положу в инкубатор свежие яйца.

Стрелка круглого термометра на стене амбара добралась до вершины циферблата и постепенно сползала вниз справа, показывая уже чуть больше тридцати двух градусов. Когда сетчатая дверь захлопнулась, я ожидала увидеть, как Леди Лил, высоко вскинув крылья, с радостью спешит ко мне, приглядываясь, не пришла ли со мной ее любимая хозяйка. Со дня смерти бабушки она каждое утро бежала навстречу, трепеща крыльями, и всякий раз я замечала, как птица сникала, увидев меня одну. Сегодня я испытала разочарование оттого, что страусиха сдалась, но могла это понять: даже я стала привыкать к отсутствию бабушки. Я допила кофе, наслаждаясь предутренним светом и нежным запахом креозотовых кустов.

Открывая калитку, чтобы войти в загон и накормить птиц завтраком, я увидела следы, уходящие от ограды по проторенной дорожке. Присмотревшись, я легко различила отпечатки страусиных ног с двумя пальцами, а рядом с ними более отчетливые следы тяжелых ковбойских сапог, примерно в три раза больше моих. Дождь, прошедший в день поминок по бабушке Хелен, сделал песок гладким, как казарменное одеяло, и протоптанные мной во время ежедневных обходов ранчо тропинки между домом, амбаром и загоном выделялись очень явно. Но эти следы уходили в пустыню и имели четкие края — они были проложены недавно.

Я осмотрела все ранчо в поисках Абигейл. Птичьи следы могли принадлежать ей, но она устроилась у восточной стенки амбара, нежась в лучах солнца. И даже если она ходила мимо амбара в пустыню, это не объясняло отпечатков незнакомых сапог.

Я поспешила на крыльцо, чтобы получить выгодную точку обзора, и быстро пересчитала страусов по головам. Сто сорок один. Думая, что ошиблась, я еще раз произвела подсчет, но одной птицы по-прежнему не хватало. Внезапно я вспомнила, что Леди Лил не вышла встречать меня утром, и, сопоставив факты, забеспокоилась. Подбежав к забору, я начала осматривать всех самок с опереньем пыльного цвета в поисках проплешины на левом бедре, но Леди Лил среди них не было. Она пропала.

Ерунда какая-то. Зачем кому-то похищать взрослого страуса? Это ведь не курица, которую можно ощипать и сварить на ужин. Такая птица весит почти сто сорок килограммов. Гнездящуюся пару можно продать в зоопарк или на ранчо за десять тысяч долларов, но поодиночке страусов не покупают. Кражи были настолько нетипичны для будней страусовой фермы, что мы никогда не принимали никаких мер предосторожности против воров — не ставили ни замков на воротах загона, ни высокого забора по периметру. Удаленное местоположение ранчо и непокладистый характер птиц в достаточной мере гарантировали безопасность. И все же следы ясно свидетельствовали об обратном: Леди Лил похитили.

Нужно ее вернуть. Помчавшись в дом за флягой с водой, я думала только об этом. Следы довольно четкие. Я могу догнать по ним свою птицу и привести ее домой. Только на границе ранчо мне пришло в голову, что в конце пути я найду не только Леди Лил. Неизвестно, как поведет себя вор, увидев меня.

Я сделала крюк, чтобы на всякий случай прихватить из амбара ружье «Ситори». Голос бабушки Хелен напомнил мне проверить предохранитель. У меня был опыт стрельбы только по мишеням, и я не знала, смогу ли пальнуть в живого человека. Хотя я и надеялась, что достаточно будет припугнуть злоумышленника оружием, но понимала, что глупо размахивать незаряженным ружьем, а потому сунула в каждый ствол по патрону.

Разобрать путь вора по отчетливым и размеренным шагам было нетрудно, но мои сапоги глубоко утопали в песке, и я очень быстро выбилась из сил. Солнце стояло еще низко, однако пыльный горячий воздух обжигал ноздри. Выставив ружье вперед, я чувствовала себя готовой к любому возможному столкновению, но шагать по мягкому песку, когда заняты обе руки, было тяжело. Поэтому я взяла его в одну руку, идти стало легче, но затем тропинка спустилась в ложбину, и, не имея возможности видеть дальше чем на пять метров вперед, я забеспокоилась, что, взойдя на гребень следующей дюны, окажусь лицом к лицу с похитителем, и снова стиснула оружие обеими руками.

Пот высыхал у меня на лице и струйкой стекал по спине. Пустыня раскинулась во все стороны — волнистое море песка с разбросанными по нему тут и там выносливыми растениями, от которых в раннем утреннем свете тянулись длинные тени. Желанный ветерок шуршал в кустарнике, и солнце взбиралось выше на небо, из-за чего вокруг становилось все жарче и жарче. Все, что я могла сделать, — это переставлять ноги одну за другой. Чем дальше от ранчо я уходила, тем более уязвимой себя ощущала.

Под лучами высокого солнца пейзаж обесцветился. Зная, что каждый шаг мне придется повторить на обратном пути, когда зной станет еще безжалостнее, а дюны еще белее от слепящего света, я ругала себя за то, что не надела шляпу. Здравый смысл кричал мне, что ради одной птицы не стоит подвергаться риску получить солнечный удар, но другая часть мозга рисовала картинку, как бабушка Хелен улыбается, когда Леди Лил приветствует ее, и я продолжала путь.

Я брела под палящим солнцем, казалось, несколько часов, когда очутилась в неглубокой ложбине и наконец заметила Леди Лил с белой веревкой на шее около черного «сильверадо». В кузове пикапа стоял человек и, натягивая веревку, пытался заставить страуса забраться наверх. Похититель согнулся от усилий и находился спиной ко мне, но я сразу же узнала машину, а затем и злоумышленника — это был дядя Стив.

Меня посетила дикая мысль, что он хочет завести свое ранчо. Гнездящиеся пары страусов стоят дорого, но, чтобы начать бизнес, нужны только две птицы и много терпения. Возможно, он планировал вернуться за самцом в надежде, что я не замечу исчезновения двух птиц в большой стае. Но это предположение я быстро отбросила. Дядя Стив никогда не проявлял интереса к фермерству, а если бы имел намерение перевозить птицу живой, то использовал бы для этого прицеп.

Не собирался он обустраивать свое ранчо. Зато на крыше кабины лежал пистолет тридцать восьмого калибра. Дядя, видимо, рассчитывал затащить страуса в кузов и пристрелить там. Это казалось полным абсурдом — мертвую птицу на бойню не продашь, с ней вообще ничего невозможно сделать, если только не собираешься накормить ее мясом пятьсот человек. Дядя Стив явно был под кайфом.

Однако, что бы он ни замышлял в отношении Леди Лил, страусиха отказывалась сотрудничать. Собственно, она доставляла ему достаточно хлопот, поскольку дядя не заметил моего приближения. Я наблюдала за его бесплодными усилиями. Мышцы на его руках напряглись, и он снова стал тянуть за веревку. Леди Лил выгнула шею вперед, ноги ее скользили, и пестрые перья протестующе распушились. Птица пронзительно закричала на похитителя. Дядя Стив злобно выругался себе под нос, затем замахнулся и хватил ее кулаком в глаз. Голова страуса откинулась назад от удара.

— Что ты вытворяешь, гад? — Я заскользила к ним по склону холма, покрытому сыпучим песком.