1977

Глава 15

Пара дней – и возня с магазином, эта бессмысленная, на первый взгляд, суета, подошла к концу. Все разрешения были получены. Конечно, не без скрипа, не без нервотрепки и, разумеется, не без определенных «финансовых потерь». Куда ж без них в нашем мире? Бумажки, печати, подписи – целый квест, достойный пера какого-нибудь фантаста. Товары, словно солдаты на плацу, выстроились на полках. Даже продавец появился – восемнадцатилетняя Таня, родственница Санька. Девчонка юная, глаза горят, но пока еще не ясно – от энтузиазма или от страха перед неизвестностью. Большую зарплату я ей не обещал. Да и откуда ей взяться, этой большой зарплате, на старте-то? Но студентке, которой нужно было чем-то занять себя на летних каникулах и немного подзаработать, много и не требовалось. В общем, ровно в девять ноль-ноль двери магазина распахнулись, выпуская наружу запах свежей краски и запуская внутрь первых, еще не совсем понимающих, куда они попали, покупателей.

Вернулась Юлька. Разумеется, не одна, а с тещей – Тамарой Павловной. Эта парочка, будто два спутника на орбите, снова оказалась в пределах моей досягаемости. Я, как добропорядочный зять – роль, которую приходилось играть все чаще – отсидел с ними за столом пару часов. На вопрос: «Что с лицом?» Ответил, мол, дворовая шпана напала. К открытию магазина и жена, и теща отнеслись… даже слишком благосклонно. «В добрый путь, лишь бы деньги были», – эта фраза звучала как заклинание, как попытка отвести беду. Ко всем моим неприятностям, которые обрушились на меня в последнее время (про СССР я не говорил), Тамара Павловна отнеслась… философски. С высоты своего жизненного опыта, видимо. Сказала что-то вроде: «Жизнь – эта зебра, за черной полосой обязательно следует белая». Даже Юлька немного потеплела ко мне. Наверное, теща провела с ней воспитательную беседу. Шепнула пару слов, чтобы та поумерила свой пыл. Чтобы не добивала и так уже потрепанного жизнью человека. В общем, все было относительно спокойно.

Прикрывшись благовидным предлогом – мол, нужно заскочить в магазин, проверить, как там дела, – я схватил с тумбочки ключи от своей «Девятки» и рванул было на дачу, но Юля предложила скрыть тональным кремом мой фонарь. Пять минут около зеркала в ванной, ловкие движения жены и синяк стал почти незаметным. А если учесть, что гематома спала пару дней назад, то моя физиономия теперь выглядела прилично.

Пока я несся по трассе, в голове крутился тщательно выстроенный план. Сегодня – день «икс». День пробной закупки золота! Ведь не зря же в багажнике лежит черная спортивная сумка, набирая советскими рублями – ровно 105 тысяч. Целое состояние по тем временам.

Дело в том, что на днях, пока я возился с магазином, между делом просматривал сайты объявлений. И вот удача – в соседнем городке Кропоткин нашелся нумизмат, у которого, судя по объявлению, была целая сокровищница советских банкнот. Недолго думая, я сорвался туда при первой же возможности – до Кропоткина всего-то семьдесят километров, ерунда. После этого я объездил еще несколько коллекционеров, и, надо сказать, не зря – вернулся не с пустыми руками. Теперь у меня была целая сумка советских денег.

А теперь немного математики. В 1977 году грамм золота стоил примерно 15 рублей. Значит, на 105 тысяч я смогу приобрести… сейчас посчитаем… получается 7 килограммов золота 585-ой пробы. Впечатляет, правда? А после сдачи этого богатства в ломбард нашего времени, прибыль составит… около 28 миллионов рублей! Ладно, будем реалистами, отнимем 23 тысячи, которые я потратил на покупку советских дензнаков. Итого чистая прибыль – 27 миллионов 977 тысяч рублей! Неплохо, очень даже неплохо! Главное, чтобы все получилось, как задумано. Игра стоит свеч!

И еще один момент: я купил у одного из нумизмата черную шапку-ушанку. Сколько можно морозить уши?

Приехав на дачу, я переоделся в привычное пальто, брюки и зимние ботинки. Словно собирался не в прошлое, а на обычную зимнюю прогулку. Из сумки достал шестьдесят тысяч рублей, сложил их в обычный пакет из «Пятерочки» – не тащить же с собой дипломат, в самом деле. Получился такой увесистый сверток. Его я решил спрятать на перекладине в сарае. На всякий случай. Вдруг портал решит закрыться? Но, конечно, надеялся, что этого никогда не случится.

Телефон и наручные часы оставил на столе. Еще в прошлый раз усвоил – никаких современных устройств с собой брать нельзя. Прошлый урок я выучил на отлично. Шапку-ушанку взял в одну руку, сверток с деньгами – в другую, и, глубоко вздохнув, шагнул в портал. В неизвестность. В прошлое. В надежде на светлое будущее. Или, по крайней мере, на неплохую прибыль.

На той стороне, в прошлом, занималась заря. Небо на востоке окрасилось в бледно-розовые тона, словно кто-то разлил там разбавленную акварель. Деньги – ту часть, что была предназначена для «черного дня» – я надежно спрятал в тайнике. Оставил себе на текущие расходы пять тысяч рублей – сумма по меркам СССР очень приличная. И – двинулся в город.

Мороз стоял лютый. Все вокруг трещало, как свежий огурец, который вот-вот расколется под ножом. Снег искрился и скрипел под ногами, будто кто-то рассыпал по тротуару мелкий бисер. В воздухе висела легкая дымка, а из вентиляционных шахт на крышах домов валил теплый пар. На почти пустом автобусе – видимо, еще слишком рано – я добрался до центра. Нашел ювелирный магазин. Пришел как раз к открытию.

Это было одноэтажное здание с большими, почти во всю стену, окнами. На крыше красовались огромные, ярко-зеленые буквы: «ЮВЕЛИРНЫЙ РУБИН». С орфографией, конечно, не все гладко, но, видимо, это никого особо не волновало. Рядом с магазином стояла огромная, наряженная елка с красной звездой на верхушке. Огромное крыльцо, такое обычно бывает у Дворцов Культуры, было припорошено снегом. Поднявшись по ступеням – словно по ступеням истории – я решительно направился к двери.

Переступив порог, замер, огляделся. Все здесь дышало Советским Союзом. Аскетизм, простота, функциональность – ничего лишнего. Интерьер почти как в обычном продуктовом магазине, разве что прилавки выглядели посолиднее, на полу блестел свеженатертый паркет, а освещение было ярче – не то, что тусклые лампочки гастронома. Вдоль стен тянулись деревянные витрины, за стеклом которых поблескивали драгоценности. Под потолком висела массивная люстра с хрустальными подвесками – или что-то вроде того. Свет лился яркий, праздничный. В воздухе витал странный запах – то ли коньяком пахло, то ли свежей газетой. Или и тем, и другим одновременно. Необычное сочетание. За кассой стояла женщина в строгом темно-синем платье с белым кружевным воротничком. Светлые волосы были тщательно накручены, лицо – белое от пудры, губы –ярко накрашены красной помадой. На шее красовалось украшение – нитка белых бус.

– Доброе утро, – сказал я, снимая шапку-ушанку.

– Доброе утро, – ответила продавщица поставленным голосом, как у диктора или актрисы. Она оценила меня быстрым, профессиональным взглядом. – С наступающим вас!

Глаз у нее был наметан. Раз-два – и она уже примерно представляла, кто перед ней стоит – человек состоятельный или так, зашел погреться.

– И вас,– ответил я после небольшой паузы.

Подошел к прилавку, где лежали обручальные кольца. Женщина тут же оказалась рядом. Словно телепортировалась.

– Что-то конкретное присматриваете?

– Присматриваюсь, – уклончиво ответил я.

– Нет, это вам вряд ли подойдет, – сказала она, бросив взгляд на мое обручальное кольцо.

Ну да, заметила. Куда ж денешься.

– Вот тут у нас серьги –в виде полукругов, капель и листочков, – она переместилась к соседнему прилавку. – Цена – от тридцати рублей.

Я последовал за ней. Выбор был неплохой, но все какое-то простое, незатейливое. Не больше пары граммов золота в изделии. Если брать такое, придется делать сотни ходок. А это совсем не вариант.

Я слегка поморщился:

– Мне бы что-нибудь посолиднее…

– Посолиднее у нас – золото с драгоценными камнями, – указала на другой прилавок. – Кольца с рубином, бриллиантами…

Продавщица подошла к прилавку рядом с кассой. Я не отставал. Окинул взглядом товар. Вот здесь уже было на что посмотреть. Тонкие кольца с мелкими красными камушками, и массивные перстни с крупными, насыщенного цвета рубинами. Грамм пять золота, не меньше.

– Что за камни? – уточнил я для приличия.

– Рубин, яшма, агат, – перечислила продавщица.

– Какая проба?

– Пятьсот восемьдесят пятая.

– Сколько грамм?

– Смотря что вам нужно.

– Вон то кольцо рубином. Это же рубин? – я указал на самое массивное украшение.

– Рубин, – кивнула она. – Пятьсот восемьдесят пятая проба. Пять грамм золота.

– Почем?

– Сто рублей.

Я быстро прикинул в уме. Должно быть около семидесяти пяти. Хм…

– А что так дорого?

– Это же драгоценный камень, молодой человек, – с легким укором ответила продавщица. – У нас тут есть варианты и для студентов. Может, вам…

– Беру,– перебил я ее.

Она посмотрела на меня, словно я был последним клиентом в ее жизни. Глаза ее цеплялись за мои руки, за одежду, лицо – она искала во мне слабину, признак того, что я зря зашел сюда, что у меня нет денег на весь этот блеск под мутным стеклом. Но я не дрогнул, подался вперед и повернулся в сторону витрины:

– И еще вон то кольцо с бриллиантом, золотую цепочку, часы, и…

Слова звучали привычно, как будто я делал это уже сто раз. Но где-то в темноте черепа, типа лампочки в запертой комнате, вспыхнула мысль: «А что для Ани? Новый год скоро. Подарок нужен». Ее образ проплыл перед глазами, теплый, яркий, с легкой улыбкой.

Мои глаза скользнули по рядам украшений. Задержался на кольце с рубиновой розой. Оно выглядело так, будто было создано специально для нее. Только была одна проблема: я не знаю ее размера. И что тогда? Притащу кольцо, а оно не налезет?

Серьги. Да, серьги – другой разговор. Я остановился на одной паре: золотые, цветочные, с зелеными камнями.

– И вон эти серьги. Что за камень? – спросил я.

– Изумруд.

Ну да, как же я сам не догадался. Я кивнул, давая понять, что буду брать.

Итог: купил 15 граммов золота с драгоценными камушками (часы и серьги не в счет). Отдал за все 246 рублей. На своей стороне выручу за все это добро около ста тысяч. Я хорошо чувствовал их вес в кармане, сладкий и тяжелый.

Сталкер, да. Пру хабар через другие миры. Неплохо для первой ходки.

Вышел из ювелирного с легким приливом эйфории, которое, впрочем, тут же начало таять. Этот взгляд продавщицы… он меня не отпускал. Зависть, да, это было понятно. Еще что-то там плескалось, темное, как мутная вода в старом колодце. Ненависть? Или злость?

Черт ее дери, да я бы и сам так смотрел. Только что я выложил на прилавок сумму, которой ей, наверное, хватил бы на два месяца жизни, а то и больше. Продавщицу явно муж такими подарками не балует. Откуда у него такие деньги? Или, может, мужика-то у нее вовсе нет.

Вдохнув морозный воздух, я постарался выбросить эти мысли из головы. Теперь у меня была задача, простая, как выстрел в упор: заскочить к Ане, вручить серьги, да и домой.

Телефонный автомат был где-то в двух кварталах отсюда. Кажется. Я свернул за угол, проваливаясь ботинками в снег. Тротуар забыли почистить.

Телефонная трубка пахла чужими руками. Несколько гудков, щелчки. Наконец, голос Аниного отца – сухой, будто кто-то натянул проволоку:

– Одну минуту.

И вот наконец – ее голос. Теплый, живой, как солнечный луч, пробившийся через щель в занавеске.

– Ты куда пропал? – спросила она, и в ее голосе была тревога, такая тихая, но ощутимая.

– Дела… Хочу зайти к тебе на пять минут. Не помешаю?

На той стороне линии Аня молчала чуть дольше, чем обычно. Будто пыталась что-то взвесить, прикинуть. А может, это просто помехи.

– Ну не знаю… Родители будут дома, – наконец сказала она. Потом, как будто вспомнив что-то важное, добавила: – Кстати, с Новым годом тебя!

– И тебя… – отозвался я, на автомате. – Какое сегодня число? Совсем заработался.

– Тридцать первое.

– Вот как, – хмыкнул я, бросив взгляд на карман, где лежали серьги. Они как раз будут кстати. – А когда родителей не будет дома?

– Сереж, ты с луны свалился? Сегодня же Новый год! Все будут дома. Еще и гости придут. Бабушка с дедушкой. Друзья родителей.

– Ну да, точно, – пробормотал я. – Тогда в подъезде постоим. Пять минут. Хорошо?

На этот раз пауза была долгой, как затишье перед бурей. Я почувствовал, как телефонная трубка нагрелась в руке, будто собиралась взорваться.

– Ань, ты тут?

– Ладно, хорошо. Только пять минут! Во сколько придешь?

Так. Так-так-так. Носить полные карманы золота по городу – идея так себе. Надо смотаться к себе, спрятать хабар. На даче. А еще прикупить нормальной одежды. Эта, после всех моих приключений, выглядела так, будто ее вытащили из-под грузовика. Заявиться к Ане в таком виде под Новый год – преступление.

– В четыре, – сказал я. – Нормально будет?

– Да. Приходи.

– А который час?

– Около девяти.

– Точно? Мне надо часы поправить.

Я уже вытащил их из кармана, ощутил их холод в руке.

– Без четверти десять, – ответила Аня.

Я тут же подвел стрелки, защелкнул ремешок на руке.

– Тогда пока. Буду ровно в четыре.

– Пока, – ответила она, и линия оборвалась с тихим щелчком.

Снаружи все было серо. Морозный воздух врезался в лицо, будто кто-то невидимый схватил тебя за уши ледяными пальцами. Дальше был портал. Эта штука всегда казалась мне живым существом, и я не мог избавиться от ощущения, что он терпит меня с неохотой, словно нерадивого квартиранта. В темных, будто пропитанным чем-то вязким, объятиях портала я задержался лишь на миг, а потом он буквально вышвырнул меня на пыльный пол чердака.

Бум! Приземлился я на доски. Приподнявшись на локте, я глянул на портал и пробормотал:

– Ага, спасибо, как всегда с ветерком!

На долю секунды мне вдруг подумалось, что он мог влиять на мою жизнь. Негативно. Ведь с его появлением в моей жизни началась эта череда неприятных событий. Начиная от сокращения на работе, заканчивая приключениями на той стороне и ухудшающимися отношениями с женой. И куда это все может меня привести в конечном итоге? Но лишь на миг эта мысль мне казалась здравой. А потом подумал: «Но ведь бред полный! Как он может влиять на мою жизнь? Это невозможно. Все дело во мне».

Золото я оставил на даче, все, кроме сережек и часов. Сережки остались в кармане – маленький груз, но важный. Снова вернувшись в СССР, я сразу направился в магазин одежды. Тот самый, где когда-то покупал свое пальто. Честно говоря, я сомневался, что в канун Нового года он будет работать, но удача в тот день, казалось, решила стать моей спутницей. Магазин оказался открыт.

Там я, как говорится, «упаковался» с головы до ног. Сорил деньгами. Бежевый костюм и брюки под стать ему – «шик моды наступающего 1978-го», как уверяла продавщица. Белая рубашка. Новенькие зимние ботинки, наконец-то по размеру. И еще один важный штрих – спортивные штаны. На таком морозе в одних брюках гулять – все равно что прыгнуть в прорубь. А на десерт – бежевое зимнее пальто. Оно было самым дорогим в магазине, висело прямо у входа, словно трофей. Продавщица нехотя сняла его с вешалки, но, когда я его надел, даже она смягчилась: пальто сидело, как влитое, будто шили специально для меня. Правда, и цена на него была соответствующая – 185 рублей. Красота, как известно, требует жертв и зачастую финансовых.

Выйдя из магазина, я держал в руках бумажный сверток с новой одеждой. Морозный воздух щипал лицо, но я почти не замечал этого. В ближайшем дворе нашел подъезд, поднялся на последний этаж и переоделся во все новое. Старую одежду оставил там же, сложив аккуратной стопкой на подоконнике. Сунул сережки в карманы нового пальто.

Глянул на часы. 15:39. Выходя из подъезда, я поправил на голове шапку-ушанку, убрал уши. Затем направился к остановке. Желтый автобус ехал по обледенелой дороге, тяжело дыша на каждом повороте. Внутри было тихо, только шелест шин и редкие всхлипы двигателя нарушали звенящую зимнюю пустоту. Полупустой салон казался слишком просторным для своих пассажиров – каждый из них был словно в своем пузыре, отгороженный от всех невидимой стеной.

Я сидел у окна, смотрел на улицу и пытался ощутить это самое чувство – то самое, что люди называют духом Нового года. Чувство, которое почему-то всегда кажется чем-то призрачным, ускользающим. Поначалу мне казалось, что это бесполезно, но потом… потом оно пришло. Осторожно, как легкий шорох, как холодный воздух, что просачивается в щели.

Праздник был здесь. Я чувствовал его. Не в ярких огнях и украшениях, как у меня дома. Здесь не было гирлянд, свисающих с каждого окна, не было неоновых вывесок, истекающих кислотным светом. Здесь не было пластиковых Санта-Клаусов, которые ухмыляются, как демоны в костюмах. Ничего этого здесь не было. И все же он был. Он был в морозном воздухе, в легком скрипе снега под редкими шагами, в узорах на окнах, что оставил ветер. Праздник скользил по ветвям деревьев, кружился вместе с вихрями снега, проникал в щели между домами, застывая там, как тень.

Не то, что у меня дома. Там Новый год пихали тебя прямо в лицо, как горячий, расплавленный сахар. На каждом шагу – гирлянды, вывески, Санты, скидки. Из каждого экрана – улыбающиеся лица, слишком яркие, ровные. Силиконовые. Они говорят тебе, что это Новый год. Улыбайся. Радуйся. Танцуй. Пей. Но что-то ломается внутри, когда тебе пихают праздник в рот до такой степени, что он начинает казаться ядом.

Слишком много вкуса убивает вкус. Слишком много праздника убивает праздник. Ты уже не хочешь праздновать. Ты хочешь напиться, чтобы забыть этот липкий, кричащий праздник, который лезет в глаза, ужи, в мозг. Чтобы навсегда вычеркнуть из памяти очередной прошедший дерьмовый год.

А здесь, на этих улицах, все было иначе. Праздник не кричал. Он был холодным, тихим, пронзительным. Он не улыбался тебе, но разве что слегка. Он смотрел прямо в душу и дышал вместе с тобой. Он ощущался в самих костях. Как тогда, в детстве, когда предчувствие Нового года начинало бродить в крови за две недели до того, как часы отбивали двенадцать. Помните? Вот оно волшебство – настоящее, живое, и я оказался в его гуще. Это не пластиковый, не силиконовый Новый год. Это был тот самый, с хрустящим снегом под ногами и ледяным воздухом, из-за которого щеки пылали огнем.

Ее подъезд. Ее этаж. Часы показывали 15:55. Постучал. Глухой звук разнесся по лестничной клетке. За дверью послышались шаги – быстрые, торопливые. Она.

Щелчки замка. Дверь распахнулась, и Аня юркнула в подъезд, прикрывая за собой дверь. В темно-зеленом платье, черных колготках и домашних тапочках. Накрашена, волосы – уложены. При полном параде. Внизу у меня все стало наливаться тяжелой ртутью.

Спустились на пролет между этажами. Неловкое молчание. Надо как-то начать. Я запустил руку в карман, сжал в кулаке серьги.

– Хорошо выглядишь, – сказала она. – Как будто у тебя сегодня самолет. Это так в Москве одеваются?

– Нет, – усмехнулся я. – У вас в Армавире.

– Твой синяк прошел.

– Это просто пудра. Гематома спала, но под глазом все синее, как в детской раскраске. Ты тоже хорошо выглядишь.

Аня застенчиво отвела взгляд.

– Спасибо.

Сжал серьги еще сильнее. Сейчас. Достал, раскрыл перед Аней ладонь.

– С Новым годом!

Она уставилась на них, впала в ступор.

– Ой, Сереж… не надо было… – пролепетала.

– Нормально. Не знал, что тебе еще подарить.

Аня осторожно взяла серьги, и стала рассматривать.

– У меня никогда не было сережек…

– Все когда-то бывает в первый раз.

– Спасибо тебе огромное! Только… только у меня для тебя ничего нет. Неловко-то как!

– Ничего и не нужно. Это не главное.

Насмотревшись вдоволь, Аня сжала серьги в ладошке и опустила руку. Бросила взгляд в окно, в глазах промелькнула тень. Я не смог распознать, что это. Печаль? Стыд?

– Прости, что в подъезде. Просто родители дома. Будут вопросы. Они у меня такие. С ними трудно все, – пролепетала Аня, оправдываясь.

– Понимаю. Я не в обиде.

Помолчали. Аня жила между взглядом мне в глаза и в окно. Я же смотрел на нее в упор. Медленно растворялся в ней. До чего же она красива!

– Сереж, он тебя ищет.

– Кто?

– Валентин.

– Ну и пусть. Забудь.

– Нет, Сереж! Все серьезно. У него связи. Его отец… он влиятельный. Я боюсь за тебя.

– И что он мне сделает?

В ответ Аня лишь пожала плечами.

– Что-нибудь плохое.

– Разберусь. Не думай об этом. По-крайней мере не сейчас. Новый год же.

Хлопнула подъездная дверь. Аня вздрогнула и прошептала со страхом в голосе:

– Ой, кажется, отец!

– Отец?

– Мама его отправила в магазин. Не думала, что он так быстро… Пойдем наверх?

Но мы не успели даже тронуться с места. Отец поднялся на наш этаж быстро, поднимался он через одну ступеньку. В отличной физической форме. Даже не запыхался.

Немая сценка у окна: я смотрел на него, он на меня, Аня куда-то в сторону, щеки у нее горели. У него аккуратная стрижка, волосы на бок, черные усы, начисто выбрит. Взгляд – добрый, умный, изучающий, внимательный… Лицо самое обычное. Даже не скажешь, что он работает в милиции. На нем простая черная куртка на пуговицах, брюки и неброские туфли, синяя шапка с белой надписью «ДИНАМО». В руке авоська с продуктами и бутылкой водки.

– С Наступающим, молодежь! – сказал отец, улыбнувшись чему-то.

– И вас с наступающим. Счастья и добра в Новом году, – проговорил я, что первое пришло в голову.

– Вы тот самый друг по курсу? Голос просто знакомый.

И память у него отменная. Один раз поговорили, а запомнил.

– Да. Это я звонил, – ответил я.

– Николай, – протянул мне руку. Его взгляд прямой, мне в глаза.

– Сергей.

Рукопожатие. Его рука приятная. Сухая и твердая. Я тоже смотрю на него прямо. Не прячу взгляда, мне скрывать нечего. Ну, кроме того, что я бежал от патруля, начистил морду сыну секретаря горкома и собираюсь скупать золото в промышленных масштабах, вбрасывая в экономику СССР лишние деньги. Конечно мелочь эта сумма для мощной экономики СССР, но все же факт остается фактом. Можно считать, что веду подрывную экономическую деятельность.

– Пошли в дом. Добро пожаловать к столу.

– Он уже уходит, пап, – сказала Аня едва слышно.

– Да, уже, – подтверждаю.

– На пять минут. Мать как раз стол накрыла. Мы же в четыре собирались садиться? Старый новый год проводить.

Аня кивнула.

Что? В четыре? Зачем тогда она согласилась на это время?

Я колебался с ответом. Аня – тоже. Николай взял все в свои руки.

– Пошли, пошли. Я не кусаюсь.

И потянул меня за локоть за собой. Напоследок я бросил взгляд на Аню, сложил губами: «В четыре?». В ответ она пожала плечами. Взгляд виноватый.

Миг и я уже в прихожей. Снял пальто, повесил на вешалку. Николай ушел на кухню. Мать гремела тарелками в гостиной. Аня провернула замок.

– Я мог прийти раньше. В четыре за стол? – прошептал я ей.

– Прости. Они решили сесть в четыре после твоего звонка, – шепотом ответила Аня.

Вот дела.

Я снял ботинки, прокручивая в голове, как сложится дальше этот день. Что будет за столом? Допрос? Или непринужденная беседа? Ведь Николай чует, что я никакой не однокурсник. Он чует, что я мог быть парнем Ани. И хочет узнать меня поближе. Прощупать своим внутренним милицейским сканером. Попал, так попал. Остается только надеяться, что он не видел на меня ориентировку за то разбитое окно в котельной. А что если видел? Что если это ловушка? Что если за мной приедет патруль? Разувшись, я поправил костюм, и Аня едва коснувшись пальцами моей руки, повела в гостиную, обращаясь на ходу к матери:

– Ма, у нас гость. Мой друг.