1977

Глава 4

Понедельник день тяжелый. Утро началось с фальшивой улыбки Юли, будто вчерашний наш баттл был всего лишь дурным сном. Ее поцелуй на дорожку был холодный, как алюминиевая банка с энергетиком в автобусе с утра.

В старом Форде, который скрипел на каждой кочке, мы с Виталием ехали к очередному клиенту. Виталий бывший военный, за плечами которого пара чеченских компаний и грузино-осетинский конфликт. Мужик старой закалки, но с душой романтика. Или циника? Сложно сказать. Он остановил Форд на светофоре и проговорил:

– Хочешь, обрадую?

Я опустил стекло и, закурив, положил руку на дверь:

– Давай.

– У нас будет сокращение штата.

– Откуда инфа?

– Разведка донесла.

– Вот же дерьмо! Какая причина?

Виталий пожал плечами.

– Интересно, как будут выбирать, кого сократить первым? – спросил я.

– По данным разведки, кто первый накосячит, того и сократят первым.

– Логично, – выдохнул я.

Дальше ехали молча. Я курил, чувствуя, как вместе с никотином горчат мысли о грядущем сокращении. Настроение падало все ниже и ниже.

До обеда отработали четыре заявки, затем на обед – за шаурмой. Завтраков у меня дома не было, Юля давно решила, что меня можно не баловать. Так что обед для меня был и завтраком, и перерывом от беспросветной рутины.

Виталий высадил меня у дома, где жил нумизмат, а сам поехал купить нам шаурму.

Нумизматом оказался парень с ирокезом лет двадцати. Первым делом он окинул меня взглядом и, помявшись, присмотрелся к моему комбинезону с логотипом провайдера, думая видимо, что я ошибся квартирой.

– Это я вам звонил насчет банкнот, – решил уточнить я.

Он кивнул проходить, освобождая дверной проем. Я шагнул в тесную прихожую – в ней висел запах терпкого одеколона, отдающий запахом старой газеты. Парень протянул мне увесистые стопки банкнот.

– Все как договаривались. Тут рублевые, трешки, пятишки и десятки, – произнес он.

Выглядели пачки солидно. Аккуратно перетянуты бумагой с надписью «Госбанк СССР». Выглядело даже чересчур солидно. На секунду в голову заползла мысль: «А вдруг это развод, вдруг этот ирокез решил напечатать на цветном принтере банкноты и заработать немного деньжат?». Хотя кому, в самом-то деле, придет в голову делать фальшивки советских денег? Стряхнув подозрения, я вытащил из кармана деньги, отсчитал нужную сумму.

– Сдачи не надо.

– Хотите на сдачу значок?

Я кивнул. Нумизмат скрылся в комнате, стал где-то рыться. Из кухни вышел черный кот, подошел ко мне, обнюхал комбинезон и начал тереться об мои ноги. Затем парень вернулся и протянул мне значок – был он в виде флага красного цвета с изображением Ленина, а под ним – ВЛКСМ.

Чувствуя на пальцах чуть холодный металл, я сунул значок в карман. Не удержался и спросил:

– А откуда все это?

– Хобби. Часть от деда, часть от родаков, кое-что сам достал. Банкноты Российской Империи нужны? Могу принести.

– Меня больше интересует СССР. Есть еще что?

– Значки, старые фотки.

– А банкноты еще есть?

– Больше нет.

Дальше он молчал, а я, посчитав разговор оконченным, бросил еще раз взгляд на пачки банкнот у меня в руках, и вышел в подъезд.

Виталий забрал меня, и я пообедал на пути к адресу подключения абонента. Приехав на адрес, поднялись к абоненту на девятый этаж. Напарник вошел в квартиру клиента, там ему предстояло заняться заполнением документов и настройкой роутера. Я остался на лестничной площадке, закинул рабочую сумку на плечо и посмотрел на лестницу, которая вела на чердак. Был мой черед лезть туда к щиту с оборудованием.

Пока мы подключали интернет, офис подкинул нам еще пару вызовов. Вроде ничего сложного – проблемы со стабильностью интернета.

За руль сел я. Пока вел машину, в мыслях строил план моего похода в СССР. На перекрестке загорелся зеленый свет, когда я еще только подъезжал к нему. Я нажал на газ – успеем проскочить. И тут, едва уловив боковым зрением мелькнувшую тень, я понял, что что-то идет не так. Мальчишка на велосипеде! Он мчался по зебре, как призрак, как бы специально, нам наперерез. Виталий закричал:

– Тормози!

Все произошло за долю секунды. Резкий поворот руля, педаль тормоза в пол, но, казалось, сама судьба толкнула нас через бордюр. Машина дернулась, будто мир сошел с рельсов, подпрыгнула и с глухим стуком врезалась в дерево. Реальность исчезла – лишь темнота и тишина.

Очнулся медленно. В ушах звенело тонким противным свистом, заглушающим тишину, и больше ничего – ни звука, ни мыслей. Я все еще был за рулем. Лобовое стекло покрыто трещинами, как старая карта, из-под капота валит дым. Виталий стоял рядом с Фордом, разговаривал по телефону, лицо его было мрачное, на лбу – кровь.

Я провел рукой по лицу, ощутил боль – что-то не то с бровью. На пальцах осталась кровь. Секунду смотрел на нее, туго соображая, откуда она. Затем понял – рассек бровь, ударившись лицом об руль.

Голова была пустой.

Как мы сюда попали? Что вообще случилось? Куда мы ехали?

Вывалился из машины. Голова кружилась: все качалось и плыло. Виталий уже убрал телефон в карман, смотрел на меня с напряжением.

Я приподнял руку, больше по инерции, чтобы хоть за что-то ухватиться в этом новом, покалеченном мире.

– Что случилось? – губы сами произнесли слова.

Он стал мне что-то отвечать, но я не слышал. В ушах стоял свист. Я ткнул пальцами в уши и беззвучно объяснил Витале, что оглох.

– Не слышу.

Напарник нахмурился, а затем усадил меня на газон, и показал жест, мол, сиди тут. Я огляделся. Машины притормаживали, водители тянули шеи, с интересом разглядывая нас, как редкий экспонат в заброшенном музее. Как будто они надеялись уловить частичку нашей беды, унести ее с собой, как сувенир.

Я понял, что мы въехали в дерево. Потому что другой битой машины не было, лишь наша: с вмятым капотом, из которого валил дым. По искореженному металлу тек красный тосол, запачкав траву красно-темными пятнами.

И тут я вспомнил что было. Мальчишка на велосипеде. Его нигде не было. Видимо удрал. Машина разворочена, но мы живы.

Пальцы снова наткнулись на бровь – кровь все не останавливалась, медленно текла мерзкой, липкой струйкой. Голова ныла, тупо и противно.

«Где-то в сумке должен быть анальгин», – вспомнил я вдруг.

Подошел к машине, взял сумку с пола и нашел таблетки. Стиснул их в руке, но тут же понял – запить нечем. Засада.

Пришлось снова плюхнуться на траву. Минут через пять свист в ушах стал затихать, прорывались звуки улицы – гул машин, щебет птиц, лай собак где-то вдалеке. Мир оживал, и с ним медленно оживал и я.

Наконец, поднялся, и снова окинул взглядом машину. Она стояла как покалеченный зверь, с разбитой мордой, истекающая красным и еще теплым тосолом. Служебная. И я осознал, что попал на деньги. За восстановление машины придется платить из своего кармана.

Дальше начались долгие, изматывающие часы ожидания экипажа ДПС. Скорая приехала первой. Мы с напарником отделались, можно сказать, легко: пара рассечений, которые врач заделала пластырем с ловкостью и равнодушием. Смена, разумеется, полетела к чертям. Шеф уже врезал мне пару слов по телефону – или я сам оплачиваю ремонт машины, или фирма подаст в суд. Ничего другого я и не ждал.

Дома оказался уже к вечеру. В прихожей был приглушенный свет и откуда-то из кухни доносился смех – Юлька обслуживала очередного клиента, делала ногти. Сквозь дверь слышалась девичья болтовня. Я решил не мешать, пусть работает – хотя бы таким образом сама на себя зарабатывает. В душе хотелось смыть с себя сегодняшний день, стереть его вместе с болью в голове.

На дачу поехал только на следующий вечер. Надел костюм, пальто, деньги СССР положил в карман – не все, всего двести рублей. Остальные оставил на столе. Телефон рядом, пусть останется здесь, как и все, что меня связывает с этим миром.

Поднялся на чердак и шагнул в портал. Тьма встретила меня, словно старый знакомый, холодной и вязкой пустотой, поглотившей свет и звук, проглотившей меня. Дрожь пробежала по спине: а что, если однажды я останусь здесь, навсегда потеряюсь в этой бесконечной черноте? Я задумался: а что, если попробовать идти не прямо, а свернуть в сторону? Что там, за этой пустотой? Но проверять не решился. Нет, не в этот раз. Эта мысль – затеряться здесь навечно – засела глубоко в сознании, как капля темного масла, растекшаяся по памяти. Ладно, хватит думать о плохом.

Закрывая за собой старую, потрескавшуюся дверь сарая, я ощутил свежесть морозного воздуха. День выдался ясным, солнечным, но холодным, ледяной свет пронзал скрипучий снежный покров. Снег под ногами искрился в лучах, ослепительно-белый, девственно чистый.Только мои следы, и больше никого. Казалось, хозяин дачи не появлялся.

Следы… вот они, настоящая проблема. Рано или поздно хозяин появится и увидит их, эти мелкие предатели. И что тогда? Рука сама потянулась в карман пальто, нашарила сигареты. Закурил, сделав глубокую затяжку. Надо это обдумать.

Первое, что придет ему в голову, – воришка забрел. Пронесся по участку, обошел дом, заглянул в сарай. Он сможет проследить мой путь по этим чертовым следам, будто читающий книгу, где каждая страница – шаг по снегу. Вызовет милицию? Вряд ли. В первый раз, скорее всего, отмахнется. Подумал бы, кто-то полюбопытствовал да и ушел. Ведь ничего не тронуто, в сарае все как было: лопата, ведро, веник. Дверь дачи не вскрыта, окна целы. Так что, наверное, махнет рукой.

Но если заметит это не в первый раз… тут все сложнее. Звонить в милицию или устраивать засаду? Маловероятно. С чего бы ему караулить свою дачу? Но вот поставить капкан – это как раз в духе таких людей.

Попасть в такую ловушку не хотелось бы. Значит, надо быть осторожным, внимательно смотреть под ноги. Это не прогулка по санаторию. Собрался выбросить окурок, но что-то меня остановило. Зачем давать еще один след? Окурок затушил о снег, потом смял в кулаке и сунул в спичечный коробок. Осторожность еще никому не вредила.

Помня о своих выводах, я осторожно двинулся к калитке, шаг за шагом точно попадая в старые следы. Идти след в след, присматриваясь к малейшим изменениям – странное чувство. Подсознательно я искал признаки чужого присутствия, намеки на то, что хозяин был здесь. Но ничего подозрительного. Перемахнул через калитку. Черт, это может привлечь внимание соседей. Успокаивал себя тем, что вокруг вроде бы ни души. Я огляделся, и убедившись в этом, отправился в город. В голове крутились разные мысли и планы.

Итак, куда на этот раз? Залезать вглубь города не стоит. Пока что. Нужно быть предельно осторожным и начать с окраин Армавира. Да, неплохая идея. Постепенно продвигаться в неизведанное, словно идти по болоту, пробуя каждый шаг, каждую мысль.

Еще я рискую изменить здесь что-то, о чем даже не подозреваю. Какая-то случайная мелочь – и все может пойти по-другому. Я вспомнил теории, что описывались в книгах: вмешательство в прошлое, даже самое незначительное, способно изменить будущее. Подумать только, если всего одна встреча, одно неосторожное слово может стать переломным моментом, который изменит мой собственный мир, повлияет на жизнь, которую я оставил позади.

Но если зацикливаться на этом, можно просто сойти с ума. Тогда лучше сидеть дома, зарыться под одеяло и не рисковать. Нет. Это не для меня. Я должен обдумывать каждый шаг, взвешивать каждое действие. Может быть, я первый в мире путешественник во времени. От этой мысли дух захватывало, как от подъема на высоту, когда внезапно понимаешь, что нет земли под ногами. Ущипните меня, чтобы я убедился, что это не сон!

Увлеченный мыслями, я даже не заметил, как оказался около того самого гастронома. Я замер глядя на него. Пальцы нащупали в кармане советские деньги. Да, пора проверить, настоящие ли они. Если все сорвется, если что-то пойдет не так и продавщица вдруг начнет звать милицию – до портала всего десять минут. Десять минут, и меня как не бывало. Это куда лучше, чем выбираться к нему из центра. Решение испытать купюры на подлинность вдруг показалось мне удачной идеей. Я глубоко вдохнул и решительно двинулся к гастроному.

За спиной закрылась дверь, и я осторожно шагнул вперед, помня, что пол у входа обледенел. В воздухе стоял запах соли и уксуса, а за прилавком, как и в прошлый раз, стояла та же продавщица. Я начал двигаться к прилавку, стараясь держаться уверенно, но небрежно, и заметил, как ее взгляд остановился на мне. Я широко ей улыбнулся, стараясь казаться самым обычным покупателем.

– Какой сегодня солнечный день. Это же прекрасно, не так ли? – сказал я, надеясь, что в голосе не слышно волнения.

– Мороз и солнце, день чудесный, – ответила она с еле заметной улыбкой. – Двадцать пять на термометре.

– Настоящая зима пришла! Давно такого в Армавире не было.

Она пожала плечами, взгляд ее был по-прежнему спокойным, как у человека, которому все кажется обыденностью.

– По-моему, перед Новым годом всегда так, – буднично произнесла она.

И тут меня осенило. Я допустил глупую ошибку. Вспомнил рассказы отца, как в его детстве зима в Армавире всегда была снежной и морозной, несмотря на южное расположение города. Но с годами климат изменился, и мне уже с трудом верилось, что когда-то здесь могла быть настоящая зима. Память выдала смутные образы детства, обрывки давно забытых морозных дней, которые всплывали из глубин, как обломки из темного пруда. Да, в моем детстве, это были девяностые, в Армавире еще была настоящая зима. Это уже потом, все пошло наперекосяк, после двухтысячных. Надо срочно менять тему, прежде чем продавщица обратит внимание на мое замешательство.

Я обернулся к прилавку-холодильнику и небрежно спросил:

– Опять колбаса кончилась.

– Ну что ж вы так, – покачала девушка головой. – Надо пораньше приходить, чем раньше, тем лучше.

– Понимаю, – для приличия кивнул я. – С утра весь в делах, только сейчас вырвался.

Я отвел взгляд к поддону с мясом, затем – к ряду бутылок с кефиром, закрытых зеленой фольгой.

– Дайте бутылочку кефира, – сказал я, кивнув на одну из них.

Продавщица молча подошла к холодильнику и, взяв кефир, вернулась к прилавку и поставила на него бутылку. Я, не спрашивая цену, протянул ей слегка потертый рубль. Ладонь чуть дрожала, выдавая внутреннее напряжение. Мелькнула мысль, что она могла заметить, но продавщица никак не выдала себя.

Взяла купюру и стала спокойно отсчитывать сдачу. Значит, рубль ее не смутил. Значит, не обманул меня нумизмат. Купюры были настоящие. Я сунул монеты в карман, не пересчитывая, и взял бутылку.

– Хорошего вам дня, – сказал я на прощание, пытаясь казаться непринужденным.

– Гостите у нас? – вдруг спросила она, снова пристально оглядев меня, особенно мое пальто и шапку.

Я замер, на секунду обдумывая ответ. С чего бы ей вдруг интересоваться этим?

– Да, у родственников в гостях, – ответил, надеясь, что голос звучит уверенно.

– Откуда приехали?

– Из Москвы, – соврал я, вспомнив, как уверенно утверждал, что пальто заказал в Москве.

– Родственники где-то рядом живут?

– В соседнем доме. А что?

Глупая мысль, вспыхнувшая на миг, показалась вдруг опасно правдоподобной: а что, если ее вопросы – не простое любопытство? Что, если кто-то велел ей это спросить? КГБ? Или милиция? Что, если наш разговор записывается, и по ту сторону стены сидят люди в погонах и слушают?

Я понимал: выгляжу здесь слишком чужим. Мое пальто, моя шапка…В таких местах редко появляются незнакомцы, и здесь, в этом маленьком гастрономе на окраине, все знают друг друга как облупленных. А я – странный тип, в странной одежде, задающий странные вопросы какая сегодня дата и сколько стоит томатный сок. Это всем известно! Достаточный повод, чтобы насторожиться, чтобы доложить куда следует? А если… Если кто-то из людей в форме уже знает про портал? Если они следят за мной, знают каждый мой шаг и ждут меня, чтобы схватить меня, как только я выйду из гастронома? Или ближе к даче, когда я попытаюсь уйти?

Тяжелое, неприятное ощущение разлилось в животе, как будто там развернулся клубок с шипами. По лицу, кажется, промелькнула тень страха, и я увидел, как продавщица это заметила.

– Просто мне редко кто желает хорошего дня, – пояснила продавщица, слегка смутившись. – Сразу видно, что вы не местный. Более интеллигентный, что ли… Вот я и спросила, откуда вы, – теперь ее тон стал доверительным, и напряжение во мне немного ослабло, но лишь немного.

– А, теперь понятно, – кивнул я, стараясь сохранить невозмутимое лицо. – В соседнем дворе родная сестра живет. Приехал к ней на Новый год, погостить.

– Понятно. Тогда и вам хорошего дня! – сказала она с легкой улыбкой.

Я ответил ей короткой улыбкой, и, развернувшись, медленно направился к выходу, слушая, как мои каблуки гулко стучат по темной бетонной плитке.

Отойдя на несколько шагов от гастронома, я ощутил, как напряжение постепенно отпускает, шипы внутри растворяются один за другим. Только теперь я заметил в руках бутылку кефира. Полулитровая, стеклянная, без этикетки, но с широким горлышком, закрытым зеленой фольгой. Присмотревшись, увидел выбитые на ней слова: КЕФИР. Жирный. СРЕДА. ОСТ 4929-71. Цена 15 коп.»

На мгновение во всем этом месте, во всей этой ситуации, я почувствовал что-то зловеще знакомое. Сняв фольгу, я сделал несколько осторожных глотков. Кефир оказался прохладным, но меня не волновало, что завтра я могу оказаться с больным горлом. Отпрянув от бутылки, я стер с верхней губы белые усы. Ощутил, как прохладная густая волна прокатилась по горлу, опустилась в желудок, и там уютно улеглась, как давно забытое чувство покоя.

Верно говорил батя – раньше все было вкуснее. За свою жизнь я не раз пробовал кефир, купленный в современных магазинах, и каждый раз в нем было что-то неуловимо чужое, какая-то недосказанность во вкусе, словно из него нарочно вырезали какую-то важную часть. Каждый глоток оставлял привкус обмана, как если бы заплатил за него сто двадцать рублей, а получил продукт на пятьдесят, и то по снисхождению.

Но тут все было по-честному. Никакого обмана, никакой недосказанности. Кефир был как кефир, каким он и должен быть: честный, вкусный, настоящий. На свои тридцать копеек. Я быстро пересчитал сдачу – ровно семьдесят копеек. Но одно смущало: на фольге ведь значилось «15 коп.», а продали за тридцать. Меня обманули? Возможно. Хотя, скорее всего, тут было что-то другое. Я решил разобраться с этим позже.

Я брел по тротуару, стискивая в руке холодную бутылку кефира, и время от времени делал по глотку, ощущая, как холодный напиток обжигает горло. Было что-то неправильно в этом месте, чуждое моему взгляду и сознанию, что-то отчего волосы на затылке вставали дыбом, но я все же шагал вперед, потому что останавливаться не хотелось. На окнах пятиэтажек не было гирлянд, лишь кое-где наклеены бумажные снежинки – те самые, которые обычно вырезают дети в начальной школе.

Лица редких прохожих плавно всплывали и исчезали, почти как в тумане, и каждый, казалось, сверлил меня взглядом.

Когда кефир кончился, а машинально бросил бутылку в снег и тут же оглянулся. Но вокруг – пусто. И все же от кефира или, может быть, от того, что на ногах у меня были летние туфли, меня прошиб озноб.

И вот – перекресток, и мое внимание цепляется за вывеску «Столовая». Я ускорил шаг.

Внутри пахло жаренным луком и чем-то еще, каким-то знакомым запахом, который, кажется, я уловил еще ребенком, но так и не вспомнил до конца. Небольшое просторное помещение с блеклыми столиками, потолок, подпираемый массивными колоннами, и всего несколько посетителей, сидящих у своих столов, в абсолютной тишине. Я застыл у входа, сжав замерзшие руки в карманах пальто, а странное ощущение, что я вошел в другое измерение, окутало меня, пока я шаг за шагом приближался к прилавку, надеясь, что там найдется что-то теплое.

– Сергей, здравствуйте.

Обернувшись, я увидел Аню. Она сидела за столом у окна. Вот уж кого не ожидал встретить здесь.

– Здравствуйте, – ответил я, стараясь скрыть удивление.

Между нами повисла пауза. Аня смотрела на меня, но в ее взгляде не было уверенности. Скорее растерянность. Возможно, даже страх. На ее столе лежала толстая тетрадь, рядом стояла чашка с чаем и булка с маком.

– Обед? – спросил я, кивая на стол.

– Да. А у вас? Хотя… Что за глупость я спрашиваю… простите.

– Не против, если я присоединюсь?

– Нет.

– Тогда сейчас вернусь. Только возьму себе чего-нибудь, – сказал я, давая ей возможность собраться с мыслями, а себе – немного времени, чтобы понять, что за игру судьба начала в этой столовой. Аня еле заметно и неуверенно кивнула.

Я подошел к прилавку, и перед моими глазами разыгралась ярмарка земных удовольствий. Холодильник-витрина, как алтарь, возносил на своих стеклянных полках подносы с дарами: граненные стаканы, наполненные белым, как облако, нектаром – сметаной, соседствовали с янтарными стаканами компота из сухофруктов. Рядом, словно караваи солнечного света, лежали чебуреки, а за ними – булки с маком, щедро усыпанные черными точками. Внутри холодильника, в керамических чашках, мирно сосуществовали салаты: свекла, багряная как закат, хрустящая капуста, и нежный союз огурцов со сметаной. На другом прилавке выстроились поддоны с пищей более основательной: картофельное пюре, словно снежные шапки, покрывало золотистую корочку жаренной курицы, а котлеты и рыба покоились на теплых лотках, источая аромат свежести. И все это великолепие венчали огромные кастрюли с супом, туманно клубящиеся паром. В общем, перед моими глазами предстала картина изобилия, способная утолить голод и согреть любые сердца.

Я взял поднос – холодный, металлический. На него вознес я стакан сметаны. Компот из сухофруктов дополнил картину скромного пиршества. У женщины, стоявшей за прилавком, как жрицы в храме пищи, я попросил пюре и котлету. Пюре выложили веером, приглашая меня к трапезе. Свой скромный обед я разместил на подносе, превратив его в подобие лодки, плывущей по морю столовой. На кассе расплатился – с меня взяли один рубль пятьдесят две копейки.

Сев напротив Ани, я огляделся. Стол, покрытый простенькой клеенкой, салфетница и солонки. Моя тарелка, обычная, белая, как пустой лист бумаги, казалась символом равенства всех трапезничающих. Алюминиевая вилка лежала рядом, холодная и непритязательная. Ножа не было – видимо котлета подавалась и без него. Я вспомнил, что забыл хлеб.

– Приятного аппетита, – слегка улыбнулась Аня.

– Спасибо, – ответил я.

Я поднялся, снял пальто и отправился повесить его на вешалку возле входа. Шапку туда же. Когда вернулся, поправил пиджак, и сел на свое место. Аня, как мне думается, не только приятный собеседник, но и кладезь знаний о городе. У нее можно было узнать все – от расположения магазинов одежды до самых изысканных ресторанов. Помня о ее манерах, я решил поддерживать дистанцию и обращаться к ней на «вы». Она, судя по всему, принадлежала к тому кругу людей, для которых этикет был не пустым звуком.

– Что у вас с лицом? – спросила Аня, обратив внимание на пластырь, который красовался на моей брови.

– Несчастный случай. Ударился. – И тут же сменил тему. – Где вы работаете, если не секрет?

А сам уставился взглядом на свой обед. С чего начать? Вот в чем вопрос.

– Я учусь, – ответила она мягким голосом.

– На кого же?

– На терапевта.

– Здесь рядом?

– Нет, в центре. Здесь я прохожу практику. В районной поликлинике.

Котлета прямо таяла во рту, наполняя меня ощущением сытости и удовлетворенности. Как мне показалось – настоящее мясо, без всяких добавок и сои. Отец был прав, раньше все было вкуснее.

– На каком курсе вы учитесь? – спросил я, поднимая глаза. Ее взгляд тут же обжегся о мой и метнулся на стакан с чаем.

– На втором, – ответила она. Ее глаза вдруг потемнели от страха. Она поколебалась с миг и произнесла: – В четверг у меня зачет по латыни. Я боюсь, что не справлюсь.

– Почему?

– Она мне не дается.

– Латынь это сложно. Вообще, любой иностранный язык сложный. Но говорят, если выучишь хотя бы один, следующий дается проще.

Я загреб вилкой пюре и прежде чем отправит в рот, сделал глоток компота. А вот он, кстати, водянистый. Думал, что будет вкуснее.

Девушка вздохнула, отпила свой чай, судя по всему уже давно остывший, как ее надежды на спокойные ночи.

– А вы знаете иностранные языки? – спросил она, глядя на меня с нескрываемым интересом.

– Немного английский. Со словарем могу читать и общаться. Все благодаря… – я запнулся, подбирая слова. Хотелось сказать благодаря инструкциям для интернет-модемов, где ни слова по-русски, поэтому пришлось немного подучить английский. Но это было бы слишком смело для этих времен. Им же тут это словосочетание «интернет модем» ни черта неизвестно. Аня внимательно следила за мной.

– Учителю? – предположила она.

– Да, – кивнул я. – Учителю. Хотел даже назвать его по имени отчеству, но оно как-то вылетело из головы. Запамятовал.

Слово «запамятовал» я решил употребить специально. Оно показалось мне наиболее подходящим для этой эпохи, хотя и вызывало у меня легкую улыбку. Мне нужно адаптироваться к новой среде и как можно скорее. Говорить, держаться, думать как советский человек. Иначе как я смогу здесь выжить? Никаких фраз «зацени видос», вместо нее «читали ли вы последний номер Науки и техники? Там такая интересная заметка!». Над этим я посмеялся про себя и невольно ухмыльнулся. Это заметила и Аня.

– Почему вы улыбаетесь?

Я тут же пояснил, как всегда соврав:

– Вспомнил учителя. Хороший был человек.

– Почему был? – удивилась Аня.

– Умер несколько лет назад.

Аня кивнула в знак сочувствия. Наши взгляды встретились, и в них отразилось нечто большее, чем просто соболезнование. Симпатия? Наверное, но кто знает.

Я отвел взгляд и погрузился в трапезу. Аня, тем временем, раскрыла тетрадь, наполненную замысловатыми символами латинского алфавита. Почерк у Ани был аккуратный, убористый. Не то, что у меня в технаре – сплошные каракули. У меня тоже была толстая тетрадь. Только в нее я писал все предметы, которые были.

Но ведь я, упомянув английский язык, мог совершить непростительную оплошность. СССР ведь страна закрытая и как тут относятся к изучению английского языка и, изучают ли его вообще, было мне неведомо. Может его учат только разведчики, а простым смертным запрещено? Черт меня дернул про английский сказать. Даже думать не хочу, какие меня могут ждать последствия… Я представил себе, как меня допрашивают в каком-нибудь кабинете с тусклым светом, задавая каверзные вопросы о моих связях с иностранными разведками. Но к счастью, Аня не показала и тени удивления, что вселяло в меня надежду. Видимо, ничего необычного в том, что я знаю английский – нет.

Наблюдая за тем, как она склонилась над тетрадью, я невольно залюбовался ею. Ее сосредоточенный взгляд, чуть приоткрытые губы – все это вызывало у меня странное чувство. Это было нечто иное, чем животное влечение, которое я испытывал к Юльке. С Аней все было сложнее, изысканнее. Она напоминала мне хрупкую фарфоровую статуэтку, которую хотелось беречь и защищать. И в то же время, в ней было что-то загадочное, манящее.

Я мог помочь ей! Конечно, латынь для меня темный лес, но у меня была другая идея. Слова слетели с губ сами по себе:

– Я могу помочь вам с латынью.

Аня замерла, затем подняла на меня взгляд, который впервые за время нашего знакомства смотрел прямо мне в глаза. В них я прочитал удивление.

– Но вы же сказали, что знаете только английский?

– Да. Но есть у меня одна идея, – загадочно улыбнулся я. Так, а тут надо осторожней подбирать слова. – Науку и технику читали? Ученые изобрели удивительное устройство, которое позволяет передавать информацию на расстоянии.

Аня покачала головой, и в ее глазах мелькнуло сомнение. Я мысленно представил себе эту картину: крошечный, беспроводной наушник, прячущийся в ее ухе, и мой телефон у меня руках, тихий заговорщик, готовый дать ей ответ. Или рация. Много вариантов. Связь через блютус. Безумная идея, но она мне нравится.

Сегодня вторник, зачет послезавтра. Успею смотаться к себе за наушником и телефоном.

– Давайте свой номер. Я посмотрю, что можно сделать. Завтра позвоню. В четверг, утром, буду около вашего учебного заведения.

Она смотрела на меня, заглядывая в бездну.

– Даже не знаю, – неуверенно сказала Аня, снова опустив свой взгляд. Я видел, как она колебалась.

– Никто не узнает, – прошептал я, и в моих словах сквозило нечто большее, чем просто обещание. – Это будет наш маленький секрет.

Аня вздохнула.

– Хорошо.

Я протянул ей салфетку.

– Запишете свой номер телефона.

Она вывела на салфетке свой номер, и в этих цифрах мне почудилось некое заклинание, способное связать наши судьбы. Я спрятал салфетку во внутренний карман, ощущая, как между мной и Аней протягивается невидимая нить.

– Не бойтесь, – сказал я, и в моих словах звучала не просто уверенность, а обещание. – Все будет хорошо.

Ее голубые глаза, цвета льдов Антарктики, затуманились. В них читалось столько сомнений, столько страхов… И в то же время – надежда. Она пожала плечами.

– Это нечестно!

Я улыбнулся.

– Жизнь сама по себе не всегда честна, – ответил я. – Главное найти в ней свою правду.

– И еще это бессовестно! Обмануть преподавателя! – сказала она, нахмурив свои бровки. – Я же будущий врач. Как я потом буду работать? Терапевт, между прочим, это вам не дворник. Тут ответственность за жизнь и здоровье граждан! Как я потом смогу жить с этим?

– Я это понимаю, – кивнул я со всей серьезностью. – Но ваши знания латыни на здоровье граждан никак не отразятся. Логично?

– Как я пациентам буду в глаза смотреть, зная, что сжульничала на втором курсе? Нет, извините меня, но я не готова. Сама буду сдавать. Пусть не буду ночами спать, но я все выучу и сдам!

– Хорошо, – сказал я, и в моем голосе звучало едва уловимое сожаление. Молчание повисло между нами, густое и тяжелое, как туман над болотом.

Она поднялась, и ее силуэт на фоне окна казался каким-то нереальным.

– Извините, мне пора. Обед закончился. Хорошего вам дня, – произнесла она.

– И вам, – ответил я, чувствуя, как в моей груди что-то сжимается.

Она взяла пустую чашку из-под чая, чтобы отнести на прилавок.

– Подождите, – сказал я. – Вы не могли бы подсказать, где здесь магазин одежды?

– Здесь нет. Нужно ехать в центр. По Ленина 75 есть магазин.

Я кивнул и она ушла.

Отхлебнул компота. Из головы не выходила Аня. Я поймал себя на мысли, что попросил ее номер не просто для помощи по зачету, а чтобы увидеть ее снова.

Жена, дом, стабильность – все это было важно, но сейчас казалось таким далеким и нереальным. Аня, со своей честностью, искренностью и чистотой, была глотком свежего воздуха в моем застоявшемся мире.

Никакой пошлости и секса с Аней. Лишь увидеть, не больше. Я женатый человек, и измены я себе позволить не могу. Да и девочку портить не было желания. А Аня, судя по всему, еще именно девочка, несмотря на свои двадцать пять. Хотя, кто знает сколько ей? Возраст я не спрашивал. Но если она на втором курсе, то ей должно быть около двадцати. В моем времени в таком возрасте уже второй раз замуж выходят, а не в девственницах ходят. Просто будет дружба, хотя говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает…

Пожалуй, Аня была единственная, кто не обратила внимания на мое пальто и шапку. Хотя, может и обратила, просто промолчала в силу своего характера. За этими мыслями я принялся за сметану, снова вспомнил слова отца. Когда сметаны оставалось в стакане меньше половины я вдруг набрел на интересную идею.

Мысль о том, чтобы открыть магазин с продуктами из СССР, казалась безумной, но в то же время манящей. Это попытка соединить несоединимое, создать нечто новое из осколков прошлого. Я представил себе: люди будут стоять в очереди за хлебом, молоком или колбасой, как они, кто постарше, буду с ностальгией вспоминать свое детство. Как раз в доме, который соседствовал рядом с моим, в аренду сдавалось помещение на первом этаже. Раньше там был магазин, торгующий полуфабрикатами. А что… идея неплохая.

В нашем районе есть продуктовый супермаркет, но от моего дома до него идти квартала три. Далеко. Если открыть небольшой магазинчик в том первом этаже, народ попрет, потому что конкурентов у меня не будет. Открою ИП, возьму в банке кредит на оптовую закупку продуктов и на оборудование. Продукты из СССР будут нарасхват. Люди сразу почувствуют качество, появятся свои клиенты, и сарафанное радио никто не отменял.

Да, продуктовый магазин – придется заняться им, когда вернусь. Нужно как-то выкручиваться. Кредит сам себя не загасит. Да и работа… кто знает, как долго продержится этот шаткий карточный домик?

Доев свой обед, я отправился на улицу Ленина, 75. Хотя это нарушало мой принцип – начинать знакомство с городом с его окраин, а не с его сердцем. Но что поделать. Вопрос стратегический. Одежда нужна.

Воспользовался троллейбусом. Тот же маршрут, та же остановка, что и в моем времени. Забавно, как много может не меняться годами – другое время, а остановка все на том же месте. Даже название одинаковое. Заплатив кондуктору 4 копейки, сел у окна. За ним был мой город. Мой, но другой. Улицы знакомы до боли, но было ощущение, что ты наткнулся на старую фотографию. Повезло, что портал вел именно в Армавир. Я мог спокойно ориентироваться.

Центр Армавира. Те же самые здания, строгие и невысокие, похожи на те, что есть в Питере. Машин меньше и никаких иномарок. Бутиков на первых этажах тоже нет, что придает зданиям более строгий, почти аскетичный вид.

Я подошел к киоску «Союзпечать». Очередь из двух мужчин, молчаливых, как будто они стояли не за газетами, а за чем-то более важным. Отдал семь копеек в окошко и получил свежий номер Комсомольской правды. Газета пахла типографской краской и этот запах погрузил меня в атмосферу СССР еще сильней, чем все эти улицы и здания.

Отошел в сторону, поискал дату. 22 декабря 1977 года. Вторник.

– Семьдесят седьмой… – прошептал я себе под нос.

Ошибся я ненамного. И только сейчас ощущение того, где я, ударило по мне по-настоящему. Семьдесят седьмой мать его!

Пальцы ног тем временем совсем онемели. Мороз пробирался сквозь мои летние туфли, через подошву и поднимался вверх по ногам. Листать газету не было сил, надо скорее в тепло. Свернул ее, сунул под мышку и пошел дальше. Вернусь домой – посмотрю, что там пишут.

Наконец-то я добрался до Ленина, 75. Над входом вывеска «Одежда». Я остановился на мгновение, осматривая ее, а потом направился к двери.

Внутри все оказалось таким же скромным, как и снаружи. Простенький, ничем не примечательный магазинчик. В центре стоял стеллаж с обувью. У стены тянулись ряды вешалок с пальто. Чуть дальше полки с аккуратно сложенной одеждой. Все это выглядело настолько минималистично, что у меня не возникло сомнений – выбор тут не богат. Это тебе не 2024-й с его бесконечными магазинами, где полки магазинов одежды пестрят красками.

Стены были обшиты панелями под темное дерево, на полу плитка серо-черного цвета. Воздух здесь был густой. И этот запах… Книги. Не одежды, не пыли, а именно книг.

Взгляд скользнул по рядам товаров и зацепился за фигуру за прилавком. Женщина средних лет, с выцветшими светлыми волосами, собранными в тугой пучок, казалась частью этого магазинчика, его немым свидетелем. Синяя рубашка туго обтягивала ее плечи, подчеркивая худобу. Лицо, обращенное ко мне, было бледным и невыразительным, глаза, цвета тусклого стекла, скользнули по моему пальто. В них читалось что-то вроде усталой любознательности, смешанной с легким недоверием.

– Здравствуйте, – сказал я, стараясь придать голосу дружелюбие. Кое-какой опыт общения с местными у меня уже был.

Она кивнула в ответ, но взгляд ее не отрывался от моего пальто.

Осмотрев скудный ряд вешалок, я остановил свой выбор на самом неприметном пальто. Ткань, грубая и плотная, обещала долгую службу. Цветовая гамма была уныла и однообразна. В примерочной, глядя на свое отражение, я почувствовал себя персонажем старого фильма – отцом или дедом, облаченным в тяжелое пальто, которое, казалось, помнит не одну зиму. Пальто сидело идеально. И в этот момент я понял, что удача, подобная этой, встречается нечасто. Я решил его купить здесь и сейчас. Нет гарантии, что завтра в этом магазине будет хоть какой-то выбор.

Обувной стеллаж встретил меня скудностью ассортимента. Выбор был однообразен. Однако, замершие пальцы ног не позволяли мне придаваться поискам чего-то более изысканного. Своего размера я не отыскал, продавщица сказала, что весь ассортимент передо мной. Я выбрал первую попавшуюся пару, удовлетворившую лишь одному требованию – согревать. Размер, правда, оказался на полразмера больше, но в моей ситуации это было не столь критично. Главное – ноги в тепле.

Клетчатая рубашка, висевшая на вешалке манила меня. Ее рисунок знаком мне с детства по старым фильмам. Кажется, у Шурика такая была.

Продавщица все это время наблюдала за мной из-за прилавка даже не думая подойти ко мне и предложить помочь выбрать размер или фасон. Хотя, это нормально.

В итоге я оставил на кассе 187 рублей и 20 копеек. Почти все деньги из кармана перекочевали это женщине в синей рубашке. Самой дорогой покупкой оказалось пальто – 110 рублей. Оно как бы смотрело на меня с укором, как бы говоря: «Ты точно готов к этой сделке?». Зимние ботинки – 60 рублей 20 копеек. Рубашка вышла за 17 рублей.

У меня, конечно, не было ни пакета, ни сумки. Продавщица, уложила ровной стопкой пальто и рубашку. Ботинки она положила сверху, как вишенку на этот странный торт, и все это завернула в коричневую упаковочную бумагу. Последний штрих – обвязать веревкой.

Выйдя из магазина, я почувствовал себя почти советским человеком. Почти. Осталось лишь переодеться. Но это уже у себя дома. Находиться в центре больше не имело смысла. Еще был риск привлечь к себе внимание милиции... Встреча с ней мне совсем не нужна. И тут же понял: мне нужны часы. Обязательно. Часы, которые показывают мне правильное, местное время. Без них чувствую себя здесь слепым.

Хозяин дачи не появлялся. Я дошел до сарая по своим старым следам и замер перед порталом. И вдруг меня посетила мысль. Она пришла без приглашения, холодная, как дыхание зимы, и страшная до дрожи.

« А что, если он может закрыться? В любой момент. Просто исчезнуть…»

Об этом-то я и не подумал! Беспечность, обычная человеческая беспечность. Скандал с женой, авария, сокращение – все это затмило разум. А что, если этот портал не просто дыра в пространстве и времени, а некая ловушка, замаскированная под случайность? Вдруг там, за черной бездной, таится нечто, способное причинить непоправимый вред? Радиация? Или что-то еще, более коварное и неизведанное?

Но с чего я взял, что он закроется? Молния, открывшая этот проход, вряд ли снова ударит в мою дачу и закроет его. Логика подсказывала, что если она его открыла, то лишь она в силах его и запечатать. И я вроде бы в безопасности. Однако, мудрость гласила: «Если что-то может пойти не так, оно пойдет не так». И эта истина, проверенная временем, внушала мне тревогу.

Остаться здесь, в этом чужом времени, без денег, без документов, без будущего – перспектива пугающая. Надо сделать себе финансовую подушку. Купить у нумизматов крупную сумму советских денег и спрятать их в этом сарае. Еще бы паспорт как-то сделать. Но как? И как потом не попасться?

Сжав в руках сверток с покупками, я шагнул в портал. Чувство тревоги не покидало меня.