В благоприятном контексте обещает успешное завершение дела. В неблагоприятном предостерегает от излишней поспешности.
"Ларри, а каково это… гм… быть сотворенным?"
Сука, проклятая рыжая сука.
Ненавижу тебя, ведьма. И ухмылочку твою довольную, и этот твой хозяйский взгляд. Ненавижу, ненавижу. Не-на-ви-жу. Надеюсь, иногда ты все-таки замечаешь это в моих глазах. Читаешь на самом их дне, куда даже тебе не добраться.
Мне никогда не привыкнуть, потому что к такому не привыкают. А если человек привыкает ко всему, то значит, я не человек. Хотя об этом думать еще страшнее.
Думать. Задумываться. Выдумывать. Я не верю, что ты меня выдумала. Отказываюсь верить. Ведь я же помню, что когда-то был просто живым. Впрочем, от того времени остались не яркие образы, а поток сухих, сыпучих, как песок, фактов и данных. Родил, рос, жил. Кажется.
Кажется, жил.
Господи, если Ты есть, как же я хочу быть живым. А может, Господи, они и Тебя выдумали? Интересно, что Ты чувствуешь, когда они то так, то эдак переставляют буквы Твоего имени, пытаясь найти единственно-настоящее звучание, и буквы Твоих книг, в погоне за какими-то тайнами, а если проще, то за могуществом. Я ведь знаю, я так хорошо знаю, что это за могущество. Они же хотят управлять Тобой, Господи. Так же точно, как она, эта сука, управляет мной.
Хочешь, я расскажу тебе, Господи?
…Я тогда зашел в то кафе, хотя никогда его не любил. Да и вообще с работы всегда возвращался прямо домой. Ну или к приятелю заворачивал, пива попить. А тогда вроде как забылся, потом опомнился — смотрю, я уже в дверях. Как занесло — не помню. И сразу же наткнулся на ее взгляд, удивленный, совершенно растерянный, но в то же время -
сколько же там было безумного торжества и радости! Страшно.
…Она мне сразу же не понравилась, помню, заметил, как она салфетку в пальцах комкает, и подумал, что точно невротичка. Но все-таки подошел зачем-то, рядом присел, начал знакомиться. И еще удивлялся, как легко приходят слова, хотя обычно с незнакомыми людьми и язык костенеет, и
все мало-мальски интересные мысли куда-то спешно деваются. Еще все время думал про себя: что же это я делаю, зачем кадрю эту сумасшедшую бабу, ведь не сдалась же она мне, ну ни капельки же не сдалась. А сделать ничего не могу — продолжаю сидеть, трепаться о чем-то, и даже, кажется, смотрю глазами безнадежно влюбленного человека.
… Так вот и не заметил почти, как она меня захомутала. А потом уже поздно было: я ей по имени представился. А она в ответ, непонятно так, с усмешкой: "С именем-то гораздо легче будет…" Понимаешь, Господи?
С именем легче. Проще простого, как оказалось-то.
…И вот я ей звонить начал, на свидания приглашать, цветочки дарить и в обед с работы сбегать, чтобы с ней увидеться. Нет, она не стала мне нравиться, наоборот даже — все сильнее пугала. Каждый раз зарекался, что больше никогда. Порвать, забыть, не вспоминать, не возвращаться. Слишком она была странная, слишком непонятная, слишком уверенная в себе, с самого начала. Если бы только мои зароки и страшные клятвы самому себе хоть как-то действовали!
…Однажды решил бросить все, уехать из города подальше, куда эта ведьма за мной не дотянется. На полпути сам, по собственному желанию сошел с поезда, купил обратный билет, примчался к ней. А она в слезах, и опять у нее на столе салфетки лежат, исписанные и скомканные. Я вообще у нее часто такие видел, то в сумочке, то в пальцах, то на тумбочке у кровати. А еще пачки из-под сигарет и карточки из кофеен, тоже все в буквах, и почерк ее, корявый и непонятный. Но тогда, когда с вокзала прибежал, не стал вглядываться, а обнял и зачем-то замуж позвал. Она согласилась, конечно. А я уже тогда понял, что постепенно забываю, как без нее жил. То есть, помню, конечно, что делал, куда ходил, что любил и куда стремился. Но как-то блекло, как будто не по-настоящему, не о себе. СПисок интересов, анкетные данные…
…Ну и как раз после женитьбы я и прочитал на очередной ее салфетке слова своей свадебной клятвы. А потом еще — записку, как я за ней с работы захожу и предлагаю на два дня к морю уехать. Все, что я ей тогда наговорил, вся эта красивая чушь, слово в слово записано. А ведь идея-то бредовая, вовсе мне к морю тогда не хотелось, я вообще в лес больше люблю ходить, по грибы или просто так, с природой пообщаться. И вот когда я прочитал, тогда-то и стало по-настоящему жутко. Я тогда, Господи, понял, со всей ясностью и очевидностью: эта ведьма, она же мою жизнь выдумывает и сбываться заставляет. А может, и меня самого.
Может, она меня с самого начала придумала, а, Господи?! Как Ты думаешь, кстати, не произошло ли того же самого с Тобой? Вначале было слово, да, Господи? Каково тебе, когда Тебя перечитывают?
…Я тогда не выдержал и в окно прыгнул. У нас ведь девятый этаж. Очнулся — рубашка порвана (за карниз зацепился), сам лежу рожей вниз, подо мной лужа крови. Но все цело. Как падал, не помню. И никто вроде как не заметил, что я теперь мертвый. Так и хожу. Так и хожу…
…Я уж и просил ее, не напрямик, а окольными какими-то путями, намеками, потому что напрямик не получается. Перестань же ты, просил, отпусти меня. Но слова в глотке застревают или в лепет романтический превращаются. А эта ведьма глядит на меня глазищами своими бесстыдными, усмехается и головой так это покачивает. То ли "не понимаю", то ли "не дождешься".
…Как же я устал, Господи. Как я устал. Я уже почти не помню, что когда-то был другим, не таким, каким она захотела меня видеть. Кажется, ей все-таки удалось меня победить. Как же я ненавижу ее, но уже почти не помню, за что. Сука, проклятая, жестокая ведьма. Как же я ее нена…
Как же я ее люблю.
Господи, мне жаль Тебя. Ведь Ты тоже когда-то был таким, каким был на самом деле. Когда-то очень давно.
… Знаешь, Господи, я вчера нашел у нее очередную карточку. Кажется, оставленную на видном месте специально для меня. И там было написано… Больше нет смысла бороться. Эта ведьма все-таки додумала до конца свое заклинание. Там было написано:
И жили они вместе
Долго
И счастливо