Глава 11 Лица из прошлого (ч.2)

— Ну что, Тимофей? — Послышалось из-за двери. — По-прежнему ничего не щёлкает?

— А там, где ты это нашёл, больше ничего интересного нет?

— Это лучше ты мне скажи.

Ох и напарничек… Если бы я знал, что он будет подозревать меня в измене на каждом шагу, лучше бы Харда с собой взял. Тот хоть помалкивает. А от ненужного внимания местной фауны всё равно полностью избавиться не удалось.

— Слушай, Шутник. — Я поковырял фото на бейдже пальцем. Нет, печать прямо на пластике, не переклеили… — Хочешь подскажу безотказный метод проверки меня на «брокеровость»? Если можно так выразиться…

— Попробуй.

— Он вроде бы как живёт в моей голове. Но при этом я ничего не помню о его планах и прежней жизни.

— Ну это ты так говоришь. — Голос моего собеседника постоянно перемещался — то от двери, то обратно.

— Допустим. Но и он тогда ничего не должен знать о том, как я прожил последние несколько дней. Ни про «Калину», ни про смерть «грибных троллей», ни про тебя.

За дверью снова послышался скрип доспехов. Теперь напарник захромал обратно в соседнюю комнату.

— Про меня он знает. — Донеслось из общего с этой комнатой блока электророзеток. И за стеной что-то звякнуло. — Судя по подброшенным для нахимовцев документам… И про то, что их увидит Белла — Брокер тоже знал, как мы поняли.

— Ну окей. — Ответил я в розетку. — Но про Киру-то в этих бумагах точно ничего нет. Или про Майку с Баджером. Но я, как видишь, всё ещё про них помню. И могу рассказать даже про то, как Баджер когда-то съел собаку.

— Про это даже я не слышал. — Голос Шутника неожиданно опять раздался рядом с дверью. Он там тренируется бесшумно ходить в нашей экипировке, что ли? Или пытается понять, нет ли у меня других путей к отступлению?

— Он этим не гордится. — Я тоже ещё раз огляделся. Нет. Даже вентиляции не видно. А в окно — высоковато. — Но ты же понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю. Хочешь сказать, что пока ты помнишь о том, как Баджер съел собаку — я могу чувствовать всебя в безопасности. Потому что личность Брокера об этом не слышала. — Кажется, при ответе Шутник шелестел какими-то бумагами. Что-то тут всё-таки не сожгли?

— Ну раз понял, тогда можем пойти дальше? Я могу по пути ещё всякого рассказать про наш поход от маяка к буксиру. Какие-нибудь детали, которые вряд ли перейдут от меня к Брокеру.

— Белла и так почти всю ночь рассказывала…

— Ну вот и проверишь!

Некоторое время за дверью снова было тихо.

— Ты ещё там?

— Диссоциативное расстройство личности можно и имитировать. — Голос снова был близко. — К тому же разные личности в одной голове вполне могут обмениваться частичками информации.

— Я постараюсь быть очень детальным, доктор!

Продолжая спорить на автомате, я, тем не менее, не мог не признать его правоту. Ведь кое-что из своего прошлого я, всё-таки, помню. Пусть и в виде каких-то отрывочных картинок и текстов… Но что же мне теперь тут сидеть?

— Слушай, профессор… Ну как-то же его вообще диагностируют, это диссоц… Это расстройство? Вроде бы официальный диагноз, а не выдумки переутомлённых конторщиков. Типа какого-нибудь «выгорания» или «хронической усталости»?

— Да и они, в общем-то, тоже не совсем выдумки… — Шутник снова скрипнул доспехами совсем рядом. — Но дисс… ДРЛ всё-таки можно диагностировать объективно. И отличить симулянта от больного.

— Та-а-ак… Есть встречное предложение?

Напарник, похоже, снова сел на свой любимый конёк. И продолжил вещать хорошо поставленным учительским голосом:

— К примеру, даже профессиональный актёр не сможет подделать показания функциональной магнитно-резонансной томографии. Это когда сканируют интенсивность работы разных отделов могзга. У разных личностей они тоже разные.

— Боюсь, рабочий томограф мы сейчас не найдём даже в упакованной Камчатке.

— Но, на твою удачу, я могу попробовать и другой метод…

— Вивисекция мозга мне тоже не подходит! — Выглянув в окно я оценил расстояние до соседних рам. Нет, не дотянусь…

Шутник вдруг стукнул в дверь:

— Сунь-ка карточку сюда обратно.

Я ещё раз взглянул на своё изображение, прежде чем передать бейдж напарнику. Этот парень на фотке явно более упитан и крепок, судя по жилистой шее. Но настроение у него совсем ни к чёрту. Как будто это не я недавно очутился в этом аду, а он.

Получив передачу, Шутник удовлетворённо хмыкнул:

— Хм… Ну да… — И он вновь заговорил в сторону двери. — Ты что-нибудь слышал про микровыражения?

— Это когда ругань сокращают до резких «бл» и «ёп»?

— Это когда в мимике человека проскакивают скрытые эмоции. Совсем коротко, но заметить можно. И эти микровыражения невозможно контролировать. Точно так же, как собака не может не вилять хвостом, когда испытывает интерес или симпатию. А мы, к примеру, не можем не приподнять брови при неожиданной встрече с человеком, который нам нравится. Совсем ненадолго. Полсекунды.

— Кажется, я видел про это в кино. Но думал, что это вымысел… Предлагаешь теперь следить за моими бровями? А вдруг ты мне просто не настолько нравишься? Особенно сейчас…

Но Шутник упрямо игнорировал мои остроты. И спокойно продолжил свою лекцию, в полном соответствии с тем, что про него говорила Кира:

— Главное то, что благодаря работе этого механизма, нейтральное выражение лица у разных осколков личности тоже должно быть разное. Если мы не имеем дела с симулянтом, конечно. В постоянном тонусе находятся разные мимические мышцы. И контролировать это тоже не так-то просто. Пока смотришься в зеркало — на автомате стараешься сам для себя выглядеть более привлекательно. Ну или так, как ты думаешь, что выглядишь привлекательно. Но чуть задумаешься, чуть отвлечёшься на какую-то нейтральную тему и отвернёшься от зеркала — и твоё лицо снова становится таким, каким его постоянно видят все окружающие. Настоящим. — Кажется, лектор снова немного отошёл от двери. — Поэтому, кстати, взрослых близнецов часто можно довольно легко отличить друг от друга, не смотря на абсолютно идентичный набор генов. Разный жизненный опыт накладывает на характер разные отпечатки. А характер — уже на лицо и мимику.

Пока я слушал эту короткую лекцию, в памяти всплыл очередной фильм, который я специально запоминал вместе со всеми крылатыми выражениями. Про какого-то непутёвого алкаша-водопроводчика, который в итоге уехал жить из города в родную деревню. Где местный милиционер не узнал его на фотографии в паспорте из-за того, что унылая городская жизнь наложила на лицо героя свой печальный отпечаток.

Шагнув к двери, я прислушался. Кажется, он ещё дальше отошёл. Что-то долго молчит…

— Ты ещё там? А вдруг на фото и правда мой близнец? Который теперь там лежит с переломанной шеей.

— Я об этом уже думал… — Голос напарника действительно снова шёл из соседней комнаты. И в паузе там что-то хрустнуло. — Но нет. У вас с ним совсем разная форма челюсти. Это точно не тот человек, что на фотографии. А ты, похоже, в свою очередь, уже понял, к чему я клоню.

— К тому, что ты снова попытаешься меня обезвредить, когда я вдруг загрущу? Ведь сейчас, как понимаю, я выгляжу гораздо счастливее, чем этот лаборант. Хотя казалось бы… Сложная у него работа тут была, наверное.

— Когда я тебя выпущу, постарайся не грустить…

— Это трудно, когда тебе постоянно не верят!

— … И открой забрало.

— Уговорил, чертяка языкастый! — Я толкнул дверь, но она открылась лишь на десяток сантиметров, натолкнувшись на препятствие. — Убирай уже свои баррикады. А то мне опять щас тут грустно станет.

— Посмотри на меня. — Шутник вышел из-за тяжёлого шкафа, держа фотографию перед собой.

И я устало улыбнулся ему совсем как тот водопроводчик.

— Не улыбайся. Расслабь лицо. Представь, что фотографируешься на паспорт.

Нетерпеливо вздохнув, я выполнил просьбу,

— Ну да… У тебя уже почти разгладился треугольник печали. И губы ты больше так не сжимаешь. Этому парню, похоже, было что скрывать…

— Может с какой-то секреткой работал. И был не выездным. Я бы тоже в этом климате загрустил без отпусков.

Следом за мной Шутник тоже глянул на сгущающиеся за окном тучи:

— Кстати, туман уже совсем рассеялся. — Он взялся за шкаф и отодвинул его на достаточное расстояние. — Глянь, что там внизу.

— Ты уверен, что это зрелище меня не сильно расстроит? — Протиснувшись обратно в коридор я подошёл к окну

— Да перестань. — Напарник шагнул к окну следом. — Видел уже такое?

— А-а-а… Да. Видел. Причём даже изнутри.

Судя по ответному взгляду Шутника, про этот эпизод из моей недолгой новой жизни дочь ему не рассказывала слишком подробно:

— Это там, где ты масляный резервуар поджёг?

— Ага. Только там всё было как-то компактнее… Теснее…

— Вот и в Москве в метро что-то подобное выросло…

Пустырь, образованный речной долиной Смоленки через дорогу от здания НИИ был покрыт почти ровным слоем кое-как одетых бледных человеческих тел. Как и во внутренностях контейнеровоза, они были соединены между собой разветвлённой системой толстых жёлто-серых сосудов, пульсация которых была заметна даже с пятого этажа. Исчезая под тёмной поверхностью воды, подрагивающие связки заходили жертвам паразита через рот и выходили сзади. И сейчас, по мере того, как тучи всё чаще закрывали слабеющее светило, эти нити медленно стягивались обратно к воде, уплотняя ряды нанизанных на них тел.

— Слушай, профессор… — Я присмотрелся к этой колонии и заметил, что кое-где между отростками, кажется проскальзывают бронзовые спинки миног. — А на этот счёт у тебя есть идеи?

— На какой?

— Как эти твари так быстро скучковались вообще? Насколько понял, нахимовцы впервые столкнулись с крабами где-то в середине весны. Когда более-менее потеплело. То есть прошло меньше полугода.

— Паразиту нелегко отрастить обратно собственную пищеварительную систему, утерянную за миллионы лет эволюции. И он по-прежнему использует чужие. Но при достаточном количестве пищи они часто могут расти почти бесконечно. Пока позволяет среда и пища. То есть, носительи то, что он сам ест. А саккулина, как понимаю, гораздо менее разборчива в еде, чем обычные жоры.

— Но это же изначально какой-то мелкий недоразвитый рачок…

— Скорее всего, это множество мелких организмов вместе. И я имею в виду не только этих бедолаг. — Кивнув за окно, Шутник, вероятно, имел в виду то, что осталось от людей. — Многие организмы так или иначе кучкуются в кризисные периоды. Так легче выжить.

— По людям не скажешь…

— Ну… Как ты видел, эти тоже уже между собой конкурируют. И в Москве есть разные штаммы, и в Саратове… Уверен, неожоры тоже где-то здесь свили себе гнездо. Судя по всему — в южной части острова. Там где порт.

— «Неожоры»?

— Те, кто стал жертвой заразы уже в этом году.

Через окна кабинетов, которые выходили на южную сторону, была видна плотная городская застройка и остатки тумана между домами. Но дальше, в дымке у горизонта, явно высились характерные портовые краны — такие же, как в Бронке.

— Наверное, там тоже какие-нибудь радиомаяки до сих пор работают.

— Надеюсь, проверять не придётся. — Пожал плечами напарник.

— И всё равно не понимаю. Как можно так вымахать? Эти вот серые трубки — точно состоят не из нескольких рачков, которые дружно взялись за клешни в трудные времена.

— Судя по тем данным, что мы получили из Саратова, возбудитель фагопатии эволюционирует быстрее всех живых существ на планете. Как и все остальные вирусы-фагоциты, в принципе… Но они и погибают точно также быстро — миллиардами в секунду. А то, что откопали в полярном озере — своего рода рекордсмен по выживанию. Бороться за жизнь эта недомолекула и её простейший носитель учились миллионы лет под километрами льда. И вот теперь попал в наш уютный мирок, полный веществ, ещё не вошедших в цикл его реакций…

— А почему мы с тобой тогда ещё не выросли размером с этот дом?

— Про мегажор слышал?

— Профессор, я честно учил. Просто забыл…

Шутник по-прежнему стоически игнорировал мои остроты:

— Некоторые растут… А вот мы… — Он ненадолго задумался, глянув на мою руку. — В нас живут два конкурирующих штамма. В шатком равновесии, нарушение которого мы с тобой уже сегодня почувствовали.

— Тогда может быть эта штука ломает в баланс в пользу того штамма, который удерживает нас от жорского состояния? — Я постучал по манжете, на которую Шутник и смотрел. Именно там я хранил найденную под памятником ампулу. — Если от влияния заражённых мы сами превращаемся в таких же тупиц, то…

— То для тебя эта дрянь, вероятно, работает как обратный триггер. Который и превратит простака Рика обратно в хитрого Брокера. — Напарник наконец-то озвучил тот вывод, к которому пришёл перед нашей недолго перепалкой.

— Интересно, в кого она превратит тебя…

Шутник не ответил. И когда он снова внимательно пригляделся к моему лицу, я постарался улыбнуться в ответ как можно более легко и приветливо:

— С вами всё ещё простак Рик!

— Ладно… Пошли дальше, а то ещё дрон упустим. Надо дать сигнал о том, что мы в порядке.

Путешествие до противоположного крыла не показало нам ничего нового. Все этажи самого высокого корпуса НИИ действительно были похожи друг на дружку. И отличались в основном аббревиатурами, обозначавшими названия отделов — кое-где они ещё встречались на дверях и табличках.

Намётанный глаз моего напарника по-прежнему не замечал здесь ловушек — ни в коридоре, на в симметричном лестничном колодце. Хотя ступал он всё-так же осторожно и неторопливо, заглядывая в открытые кабинеты. Однако разорение на верхних этажах наблюдалось точно такое же, как и внизу. Если тут и была когда-то моя тайная база, то внутри здания я никому ходить или устраивать временные лагери не мешал.

От неторопливого темпа подъёма я заскучал. И, выглянув в окно, предоставил своему спутнику шанс ещё немного поумничать:

— А вот эти миноги… Почему они не жрут крабов? И крабы миног тоже, вроде тоже не трогают.

— Наверное симбиоз. Как у анемонов и рыб, которые живут в их зарослях.

— Анемонов? Это, вроде, цветы такие?

— Это такие ядовитые полипы. У рыбы-клоуна на коже похожий состав слизи, как и у самих актиний. Те принимают их за своих и позволяют спокойно плавать в своих зарослях. Рыба получает защиту, а актинии — вентиляцию воды и избавление от гниющих остатков своей пищи.

— Да, пожалуй, и правда напоминает одних клоунов… — Я снова выглянул в окно на уплотняющийся клубок крабов и снующих между них миног. А в соседние створки, выходящие на улицу Беринга, был виден край кучи, образовавшейся после жорского побоища.

Шутник в это время оглядывал очередные следы чьей-то временной ночёвки. И после моих слов снова как-то странно пригляделся к моему лицу:

— Да, мне тоже. Только не крабов… — Заглянув после этого на последний лестничный пролёт, он указал наверх. — Выход на крышу открыт.

— Думаешь, что и Брокер не возражал против того, что вокруг его логова то и дело снуют какие-то мелкие рыбёшки?

— Если они были ему полезны — то почему бы и нет.

Выйдя на улицу мы действительно не заметили на крыше того мусора и кучек, которые обычно сопровождали почти каждую стоянку. Как и рассказывала Белла — над кровельным материалом торчали лишь вентиляционные выходы и несколько замысловатых антенн.

— А сюда он почему никого пускал? — Оглядев небо в поисках нашего дрона, я пока ничего не заметил.

— Скорее всего, выжившие перестали здесь останавливаться ещё до того, как стало можно ночевать на открытом воздухе. По времени как раз бьётся с нашествием крабов. — Шутник остановился у пары ржавых пеньков, торчащих из кровли рядом с высокой надстройкой в центральной части крыши. — Кажется, вон там вверху мы видели останки водосборника. Подсадишь?

Всё-таки не доверяет. Даже с больной ногой всё равно предпочитает оказаться в моём логове первым. Ну да ладно…

— Давай… — Я встал у стены, приготовив сложенные ладони. — Если что — кричи.

— Угу… — Крякнув, Шутник достаточно ловко взобрался сначала на руки, потом на стальные плечи и, зацепившись за покрытый рубероидом край, втянул себя наверх — даже не смотря на десяток лишних килограмм стали.

— Добро пожаловать, дорогой друг Карлс… Крикунов… — Проворчал я ему вслед очередную пришедшую на память цитату из старого мультфильма. — Ну и ты, Шутник, заходи…

— Да, здесь определённо кто-то довольно долго жил. — Отозвался сверху мой напарник. И заговорил уже вполголоса сам с собой. — Так… Если бы я… Хм… Ну да, конечно…

И после какой-то непродолжительной возни, сопровождавшейся коротким металлическим звоном, я снова услышал недовольное ворчание:

— Чёрт… Хорошо, что в доспехах… — И затем уже громче. — Рик?

— Да?

— Отойди подальше.

Шагнув от стены надстройки, я увидел, как Шутник с натугой подтащил к краю что-то тяжёлое. И когда он с надсадным хрипом всё-таки перебросил свою ношу через край, к моим ногам грохнулся тяжёлый несгораемый шкаф, размером с гостиничный холодильник.

— Ключ должен подойти… Фух… — Над краем показалось запыхавшееся лицо напарника. — Тоже четыре бородки… Открывай!

Загрузка...