Афганский рубеж 4

Глава 19

Осмотр Веленов решил начать с того объекта, за нарушения на котором при желании можно и за капонир вывести в сопровождении автоматчиков. Речь о нашем грунтовом аэродроме, который по документам проходит как вертолётная площадка.

Веленов долго ходил со мной и своими замами между вертолётами, высматривая недостатки. Однако, кроме «охов» и «ахов» по поводу пробитых фюзеляжей и дырявых лопастей ничего от командира полка я не слышал.

Затем он заинтересовался покрытием и размером стоянок.

— Расширили стоянку — молодцы. А что за квадрат у тебя тут нарисован? — указал Юрий Борисович на разметку на стоянке Ми-8.

Вертолёт стоял на плитах К-1Д размером 80×50. После прибытия я сразу дал указание «аэродромщикам» две площадки увеличить под стоянку Ми-6. Оказывается, всё у них было для этого — и плиты, и краска, и даже желание. Что делали мои предшественники и почему не давали команду доделать, непонятно.

— Рабочая зона 20×20 метров. Подходит ко всем вертолётам. Как и положено по документам.

— С каких это пор в Шахджое их соблюдают? — удивился Веленов.

— Вы слишком плохо о нас думаете, Юрий Борисович.

Порадовала Веленова наша изобретательность в деле обслуживания техники.

Командир полка увидел такой интересный «лайфхак», как продувку безнадёжно забитых фильтров сжатым воздухом. Удивило его, что вооружение готовится к подвеске не рядом с вертолётом, а на отдельной площадке.

— Как только вертолёт заруливает, группа уже спешит к нему, выкатывая вооружение…

— Зачем? Чтоб личный состав больше уставал? — возмутился за спиной один из прибывших замов Веленова.

— Разрешите, я отвечу, — взял слово мой зам по ИАС капитан Моряк, в это время стоявший рядом со мной. — Это наше общее решение с Александром Александровичем. Так более безопасно. Мы и вертолёты расставили дальше…

Тут уже Юрий Борисович решил обратить внимание на расстояние между вертолётами на лётном поле.

— А зачем вы так расставили далеко друг от друга вертолёты? — спросил командир полка.

Действительно, все вертолёты были растянуты по всему лётному полю. Расстояние между ними не менее 150–200 метров.

Такое ощущение, что Веленов никогда не слышал о «раскатке» техники. Либо слишком в Афганистане уверовали в отсутствие даже малой возможности обстрелять аэродром.

— На случай обстрела, чтобы уменьшить урон, — ответил я.

— Какой обстрел, Сан Саныч⁈ Вокруг тебя ни одного духа на 100 километров. Посты и заставы вокруг. Или ты батальону охраны не доверяешь? — усомнился в правильности такого решения Юрий Борисович.

Насчёт 100 километров — это он погорячился. Вчера вечером только вытаскивали группу, попавшую в кольцо в 30 километрах от гарнизона.

— Товарищ командир, вообще-то, гарнизон Шахджой охраняет десантный батальон. И да, я им доверяю, но исключать прорыва не могу. По данным коллег из отряда спецназначения вокруг нас тут почти 1500 «сочувствующих» оппозиции. И вчера это было доказано… на практике.

— Прорыв, десантники, «сочувствующие» — что у тебя в голове, Клюковкин?

— Мысли. И чаще всего правильные. Вчерашний бой шёл в 30 километрах от базы, — ответил я.

Веленов покачал головой и показал мне на жилой городок.

— Слышал я уже твой доклад. И комбриг разведчиков на совещаниях докладывает постоянно, но я слабо верю, что духи к нам полезут. Ладно, пошли дальше смотреть.

Начав осматривать места проживания, командир сразу взялся за грубую критику.

— Вот ты командир эскадрильи или кто⁈ Где всё строительство? Почему нет стартового домика?

— Товарищ полковник, вы же сами сказали, что я — командир эскадрильи. Авиационной. Не строительной. С функциями стартового домика прекрасно справляется класс указаний в штабе.

— А снаряжение? Что, лётчики у себя в модулях хранят и под задницей в классе?

— Личный состав этому рад, товарищ командир.

— Исправить. В следующий раз проверю.

— Есть исправить. Разрешите уточнить у заместителя командира полка по тылу, когда прибудет строительный батальон? — спросил я.

Тут Веленов вновь начал вскипать. Стоящие рядом с нами его и мои замы даже сделали шаг назад, чтобы не попасть под горячую руку.

— Построить я сказал, Клюковкин. Баню делаете, и стартовый домик вам будет по зубам. Или ты чем-то недоволен?

— Никак нет. Баню строим мы для себя, а в стартовом домике надобности нет. У нас иные задачи. Хотите посмотреть на то, как мы работаем?

Веленов решительно собирался найти какой-то грубый недостаток в моей работе. Его даже не смутило, что за несколько недель удалось хоть немного привести в чувство личный состав. А то даже в классе предполётных указаний был бардак.

— Показывай, как у тебя подготовка к вылетам проходит, — произнёс Веленов.

Мы подошли к штабу, на входе которого нас встретил дежурный. Отрапортовал он хорошо, так что Юрию Борисовичу было не придраться. Пройдя по коридору, замполит полка обратил внимание на стенды.

— Красочно всё у вас. А почему так мало стенгазет? Где расписание занятий? — указал он на стены.

— Расписание у меня в кабинете и в классе предполётных указаний. А вот стенгазету выпускаем раз в две недели, — ответил я.

Замполит что-то проворчал и начал шептаться с Ломовым. В этот момент из класса предполётных указаний послышалось шипение из динамика.

Веленов, сощурившись, открыл дверь и вошёл в кабинет. Тут же со своих мест поднялись лётчики, сидевшие за партами.

— Не вставайте. Я тут хочу всё «это» посмотреть, — обвёл вокруг себя рукой Юрий Борисович.

Класс был мной несколько изменён. На стенах появились дополнительные схемы и карты.

У дальней стены небольшой стеллаж с ячейками и крючками. Там лётный состав и хранил снаряжение в течение дня, а вечером уходил с ним в модуль. Для оружия специально сделали пирамиду и поставили рядом.

— Коверкот, 114му. Работу закончил. Иду по обратному парой. Прошу условия, — прозвучал голос одного из лётчиков в одном из динамиков.

— 114й, простые условия. Ветер на старте 80° до 5 метров, — ответил ему РП.

Я объяснил, что, прослушивая канал управления таким образом, сокращается время реагирования на вызов и быстрее уясняется обстановка в районе выполнения задачи.

Экипажи ретранслируют информацию от групп спецназа через нашего РП. Пока утрясаются все вопросы, лётный состав определяет, кто, куда, на чём и как летит. К моменту вызова с ЦБУ, группа уже на вертолёте.

— В идеальных условиях 10–15 минут и экипажи уже готовы взлетать. А это время и жизни людей, — объяснил я.

Понравилась Веленову идея и с комнатой отдыха. Но я бы назвал её скорее уголком. За стеллажом со снаряжением нами была организована зона отдыха, которая не бросалась в глаза. Зато пять плотно стоящих двухъярусных кроватей давали возможность экипажам «поваляться».

Также я сам предложил лётному составу сделать «чайную зону» и поставить один из холодильников. Благо у меня мой зам по тылу оказался тем ещё «шнырём» и нашёл где-то в Калате небольшой и очень древний «Морозко».

— Вот ты мне скажи, Клюковкин, как же всё так получается? Твои предшественники жаловались на отсутствие электроэнергии, а у тебя тут холодильники, — спросил Веленов, заглянув внутрь «Морозко».

На секунду я подумал, что там могла лежать бутылка крепкого напитка. Но пронесло. Командир полка увидел только несколько шоколадок и ещё какие-то сладости.

— Был один генератор, но мы смогли добыть ещё два. Плюс наладили подачу с Калата и Газни. Оказывается, провода были, только их не успели подключить.

Веленов недовольно сжал губы, посмотрев на своих замов.

— Почему я этого не знал? Мне говорят, что здесь вечно всего не хватает, — задал он вопрос.

Его подчинённые пожали плечами. Однако промолчать о проблемах я не мог.

— Юрий Борисович, тем не менее много чего не хватает.

— Пошли дальше. Потом мне расскажешь.

Постепенно я стал понимать, что настроение Веленова меняется. Чем дальше он осматривал часть, тем он больше радовался.

— Вот и солдаты хорошо живут. Всё проверено, чисто. Бельё постельное как новое. А чем у тебя накрыты тумбочки? — спросил Веленов.

— Парашюты от осветительных мин. Нашли им применение.

— Оригинально, — констатировал командир полка, выходя на улицу.

Что касается пищи, то здесь у Юрия Борисовича и его замов вообще не было слов. Особенно он удивился от вкуса перловки.

— Я думал она как у всех. Ваш повар её готовит как-то по-другому? — удивился Веленов, вкушая «богатырскую» кашу на обеде.

— Нет. Просто он её готовит как надо.

Пока мы заканчивали приём пищи, вернулся зам по тылу Веленова в сопровождении Сычкина.

— Всё хорошо. Я приятно удивлён. Даже пробу снял с каждой кастрюли, — похвалил он моего тыловика.

Яков Ильич слегка покраснел. Не зря я раз в три дня засылал его на вертолёте в Кандагар на склад. Зато и продукты свежие всегда, и разнообразие какое-то.

Плотный обед оказался заключительным испытанием. Веленов как мог, делал суровое выражение лица и избегал похвалы. Видимо, не до конца поверил, что всё это — не показуха. Убедившись, что на базе эскадрильи всё в порядке, Юрий Борисович позвал меня на разговор в мой же кабинет.

Когда мы зашли, он пожелал услышать от меня анализ действий вертолётов в последние дни.

— Работаем плотно с отдельным отрядом спецназначения. Очень эффективными оказались поисково-ударные действия. Так мы перекрываем район в 100–120 километров.

— То есть, группу разведчиков высадили, караван остановили, досмотрели. Пока идёт проверка, вы прикрываете, верно? — уточнил командир полка.

— Так точно.

— Ну, здесь ты знаешь что делать, не хуже чем я. По итогу, не могу сказать, что доволен, но работать в выбранном направлении продолжай. Это касается и внутреннего порядка, и лётной работы. Начни готовить людей на класс.

— Боевая работа на первом месте, товарищ командир, — заметил я.

Веленов откинулся назад на стуле и хлопнул по столу.

— Ты опять за своё? Не навоевался ещё? Ты же в Афгане в совокупности дольше, чем я. Настолько соскучился по первым годам ввода наших войск? Нет войны. Закончилась оппозиция.

И я тоже хотел бы так думать.

— А как же вчерашний бой? Там духов было много, и лезли они целеустремлённо.

— Ну всковырнули вы банду. Сейчас как раз разбираются с этим в Кабуле…

В этот момент зазвонил телефон. Я потянулся к телефону, но Веленов меня опередил.

— Перезвоните, — сказал Юрий Борисович и тут же повесил трубку.

— Это может быть важный звонок.

— Кто тебе важнее меня может позвонить? Вернёмся к твоим вылетам. Прекратить самодеятельность. Меня внутренний порядок устроил, а вот самоуправство напрягло. Так что теперь не нужно совершать необдуманные вылеты. Ещё и без команды.

Телефон вновь зазвонил. Веленов вновь снял трубку и сразу повесил.

— Товарищ командир, я в своём кабинете редко бываю. Если сюда звонят, то только по важному делу.

— Сейчас твоё важное дело — я. И мы ещё не договорили…

И опять звонок. Тут уже Веленов вышел из себя.

— Полковник Веленов. Я же вам сказал, чтобы… кхм! Виноват, товарищ генерал, — сменил риторику Веленов.

Какой же генерал мне может сюда позвонить? И если Юрий Борисович моментально вскочил на ноги, значит, это весьма серьёзный товарищ.

— Так точно! Прошла информация, что ваш приезд… С ЦКП информация… А как ей не верить? Есть, думать в следующий раз. Понял, вылетаем, — закончил разговор Веленов и повесил трубку.

На его лбу моментально выступил пот, который он промокнул платком. Похоже, это звонил именно тот человек, который хотел мне задать вопросы. Вчера вечером Веленов вскользь об этом сказал.

— В Кандагар вызывают? — спросил я.

— Да. И тебя тоже. Собирайся, позови с собой командира отряда разведчиков и выдвигайтесь на вертолёт. И поживее. Где Пяткин? — спросил Юрий Борисович.

Я пошёл в коридор, чтобы дать указание бойцу на входе найти мне начальника штаба. Но только я открыл дверь, как увидел Алексея Гвидоновича рядом с соседним кабинетом.

— Гвидоныч, зайди, — позвал я начальника штаба, но Веленов меня остановил.

— Пускай меня проводит на вертолёт, а ты быстрее собирайся.

В это время в коридоре показался и замполит Ломов с начальником политотдела из Кандагара.

— Что ты тут написал? Достойны, говоришь? А почему в партии из них никого нет⁈

— Всех сразу нельзя принять. Да и разве…

— Разве, Виктор Викторович. Чтоб я не видел больше этих людей в списках на награждение. Мало ещё себя проявили.

Виктор посмотрел на меня и развёл руками. Похоже, что Ломов уже подготовил документы и решил их подписать у замполита полка. И сразу же получил отказ.

Командир полка был уже перед выходом в коридор, но я решил его на минуту задержать. Возможно, удастся договориться с ним.

— Товарищ командир, есть ещё вопрос, — встал я перед Веленовым, вытянувшись в струнку.

— Вух! Клюковкин, не принимай моё хорошее отношение к тебе за слабость. Чего тебе?

Я показал рукой Ломову, чтобы подошёл ко мне. У Виктора Викторовича как раз в руках были представления на лётчиков и ещё пару человек. Сверху лежали документы на тыловика Сычкина.

— Есть определённая группа людей, за которых я ходатайствую. А именно настоятельно предлагаю их наградить. Вот все документы.

— Вот сначала НачПО отдай, а потом уже мне… — попробовал пройти Веленов, но я снова перекрыл дорогу.

— Там не всё так однозначно. Я не думаю, что отсутствие членства в партии может влиять на награждение.

— Ну, и я также считаю, — ответил Юрий Борисович.

— А начальник политотдела считает иначе, — добавил Ломов.

Веленов взял документы и начал бегло просматривать. Мне уже стало понятно, что с Юрием Борисовичем тоже ничего не выйдет.

— Тыловик — точно нет. Не заслужил ещё. Командиру звена Ми-24 ордена Красного Знамени много будет. Он погиб? Нет. Значит, только «За службу Родине 3й степени». А этот что тут делает? — достал из пачки документов листок с фамилией бортового техника Бакаева Заура.

— Он участвовал в эвакуации.

— Кто? Бортехник? И что? Сразу на медаль «За отвагу»? В лучшем случае медаль «За Боевые заслуги». И то, я бы подумал.

— А чем вам не нравится Бакаев?

— Он бортовой техник. В управлении вертолётом не участвует. Объём работы при эвакуации был небольшой. За одно только участие медаль не дают.

Странно слышать такое от вертолётчика. Бортач в авиации — сердце экипажа. Так что отношение Веленова мне тяжело понять.

Командир полка сложил все представления и отдал мне.

— В общем так, или оставляй до лучших времён, или переделывай. Но тогда привезёте позже. Всё, собирайся Клюковкин.

— То есть, вы говорите «нет». А как мы тогда будем поощрять личный состав? — уточнил я.

— Сан Саныч, я не знаю как, но вы это делаете неправильно. Обращайтесь куда хотите. Согласует начальник политотдела, тогда подумаем.

Веленов вышел в коридор и направился к выходу в сопровождении Пяткина. Ломов начал забирать у меня документы, но я его остановил.

— Погоди, Викторович. К ним ещё что-то прилагается?

— Да, а что?

— Вот мой портфель. Сложи всё туда аккуратно. Я ещё кое-что попробую.

Через полчаса вертолёт уже начал запускаться. Мы с Ломовым шли к Ми-8, куда уже спешил и командир полка, и Алексей Гвидонович Пяткин. Мой начальник штаба и здесь не отстаёт от командира.

— А чего они рядом постоянно? — спросил я у замполита эскадрильи.

— Вы же не в курсе. Пяткин обо всём докладывает, что у нас происходит. И до вас так делал, а при вас тем более.

Словам Ломова можно поверить, но пока я не заметил какого-то стукачества со стороны начальника штаба. Но то, как весело он общается с командиром полка и его замами, наводит на такую мысль.

— Разберёмся.

— Так что с Орловым делаем? — включил «старую пластинку» Виктор Викторович.

Винты начали раскручиваться. Перекрикивать свист и гул становилось всё сложнее.

— Всему своё время. Прилечу, и поговорим насчёт него, — ответил я, пожал руку Ломову и ушёл к вертолёт.

Я подошёл к вертолёту и собирался дать указание Пяткину, что он остаётся командовать за меня.

— А я не могу, Сан Саныч. У меня тоже приказ лететь в Кандагар. Командир полка сказал, — крикнул мне на ухо довольный Андрей Гвидонович.

Остаётся понять — зачем.

— Приказы нужно выполнять. И мне скучно не будет, — ответил я и залез в грузовую кабину.

Как только бортовой техник захлопнул дверь, вертолёт развернулся на стоянке и начал отрываться от площадки. Пошла небольшая вибрация. Щелчки триммера стали чаще. Пара секунд и Ми-8 начал разгоняться. Рядом следовали два Ми-24, выполняя роль эскорта.

Пока летели, Пяткин много мне рассказал о подразделении. Оказывается, что в эскадрилье всё держится на нём.

— Ломов постоянно куда-то что-то пишет. Постоянно пытается привлечь офицеров, прапорщиков, сержантов или рядовых на собрание. Выразить кому-то недоверие или осудить за проступок.

— Это его работа. Он же замполит.

— Работа есть работа, но вот к Орлову у него личная неприязнь.

Это я и без Пяткина заметил. А вообще, забавно слушать, как два человека поочерёдно друг на друга жалуются.

— Сан Саныч, вы не думайте, что я как-то вам мешать пытаюсь. Наоборот, хочу чтобы в эскадрилье был порядок. У вас неплохо получается его навести…

Ну и начались дифирамбы в мою сторону. Приятно, но надо быть осторожным. Сладкие речи они как мёд — вкусные и «бьют» в голову, если их много.

Прилетев в Кандагар, мы тут же отправились в штаб полка. Причём, везли нас очень быстро. И так уже заставили генерала нас ждать.

Оказавшись в штабе и начав движение по его коридору, Юрий Борисович подозвал меня к себе.

— Главное, не умничай, Клюковкин. Генерал этого не любит. А то твои идеи и мысли могут тебе же навредить, — сказал Веленов, когда мы подошли к двери одного из кабинетов.

— В каком смысле? Меня сюда и вызвали, чтобы их послушать.

— Я тебя предупредил, Сан Саныч. Рассказывай, но без твоих умозаключений о количестве «штыков». Надо будет, генерал сам спросит.

Веленов открыл дверь и спросил разрешение войти. Как только я пересёк порог, то увидел двух человек, расположившихся за столом для переговоров.

Между ними лежала большая карта, рядом с которой были несколько фотопланшетов. Один из них внимательно рассматривал Игорь Геннадьевич Сопин. При моём появлении, он мне подмигнул, отложив сторону снимок.

Напротив него сидел ещё знакомый мне офицер. А точнее, генерал, которого я знал не понаслышке.

— Долго ходите, товарищи. Я уже устал чай пить. Кстати, он у вас полковник Веленов, отвратительный, — произнёс генерал, выйдя из-за стола.

Юрий Борисович вытянулся в струнку, генерал пожал ему руку и подошёл ко мне ближе.

Он всё такой же — сурового вида мужик в выгоревшей форме «песочке». Седые волосы приглажены, а на морщинистом лице опять лёгкая небритость. Как и в первую нашу встречу.

— Суровый ты мужик, Клюковкин. Опять без команды работаешь? — пожал мне руку генерал-лейтенант Целевой.

В 1980 м году он был заместителем командующего 40-й армии и руководил несколькими операциями, в которых я участвовал. После памятного боя за высоту 799 ему пришлось уйти с должности.

— Действовал по обстановке, товарищ генерал-лейтенант.

— Ну-ну.