Афганский рубеж 4

Глава 26

Февраль 1984 года. Кандагар, Демократическая Республика Афганистан.

Коридор в штабе вертолётного полка пропах спёртым воздухом и лёгким запахом мастики, которой в спешке натирали полы солдаты перед приездом большого начальства.

Узкий коридор с низким потолком, напоминал блиндаж. Шум от взлетающих вертолётов и самолётов отдавался в помещении глухим эхом. Лампочки под потолком горели тускло, отбрасывая рваные тени на стены, покрытые облупившейся светлой краской.

В конце коридора приглушённым голосом прапорщик отчитывал двух солдат за плохую работу.

— Я говорил, нужно было лучше мазать. Если меня вздёрнут, на дембель пойдёте, когда рак на горе свистнет, — грозил он парням.

Я внимательно посмотрел на стены и обнаружил, в чём именно недоработка солдат. В некоторых местах они пытались замазать облупившиеся участки. Получилось ещё хуже — пятна потемнели, выделяясь на фоне выцветшего покрытия.

Сделав несколько шагов по деревянному полу, я сел на один из потёртых стульев рядом с дверью и задумался о предстоящей беседе.

Чуть меньше месяца прошло с момента пожара на аэродроме, когда сгорел Ми-24. С тех пор мою эскадрилью только экологи не посещали с проверками.

— Сан Саныч, ещё ждёте? — присел на соседний стул мой тыловик Сычкин, который в штабе решал дела по своему направлению.

— Да пока не звали. Всё сделал?

— Так точно. Запасы пополним, а то по запчастям к машинам были проблемы. Ну и вот ещё. Телеграмма пришла на имя командующего, а штаб в Кабуле уже разослал по частям.

Яков Петрович протянул мне жёлтую бумагу с отпечатанными строчками. Прочитав первые пару абзацев, я понял, что мои недавние мысли материализовались.

— «Инспекция по охране окружающей среды в составе Главного квартирно-эксплуатационного управления Министерства обороны». Я и не думал, что такая есть.

— Да я сам удивился. Военным экологам чего тут делать? — возмутился Яша.

— Все хотят исполнить интернациональный долг. Экологи не исключение, — ответил я, протягивая телеграмму Сычкину.

Подняв глаза, я засмотрелся на висящую напротив доску с приказами, затёртыми до такой степени, что прочитать отдельные буквы можно было только по наитию. На одном из листков кто-то оставил небрежную пометку карандашом.

Сычкин пожелал мне удачи и пошёл на выход. Я же решил в уме прогнать воспоминания прошедшего месяца.

Комиссия своё дело сделала. Причины наземного происшествия были установлены и оказались не такими уж плохими для меня. Имел место конструктивно-производственный недостаток датчика-сигнализатора. Произошло короткое замыкание от электрической бортовой сети вертолёта. Воспламенение топливовоздушной смеси. И пошло, и поехало. Но это было ещё не всё. Не только на разборки по Ми-24 приезжали в Шахджой проверяющие.

Просматривали всё. Даже те журналы, о существовании которых никто в эскадрильи и не знал. Много замечаний было по политработе и дисциплине. Мол, все пьют и не просыхают. Хотя никто никого за руку, поднимающую «нурсик», не поймал.

Я перевёл взгляд на дверь кабинета, будто пытаясь мысленно приказать ей открыться. Она была тяжёлой, потемневшей от времени. Табличка с фамилией Веленова блестела в полумраке коридора. И именно она была натёрта лучше всех, выделяясь из общей обшарпанности коридора.

И как по приказу, дверь открылась через секунду. В коридор выглянул уставший Веленов, утирая вспотевший лоб.

— Заходи, Саныч, — тихо сказал Юрий Борисович.

— Понял, — ответил я и медленно поднялся со стула.

Я поправил форму одежды, вдохнул горячий, пропитанный пылью воздух и шагнул за порог.

Кабинет встретил меня тяжёлым, застоявшимся запахом, в котором смешались ароматы табака и мятного чая. Несмотря на февраль, в помещении работал вентилятор. Он стоял на шкафу и лениво гонял воздух, еле шевеля бумаги на столе, но не приносил ни прохлады, ни облегчения.

В углу ровно гудел старый холодильник, периодически вздрагивая и постукивая компрессором, словно напоминая о своём присутствии.

— Побыстрее, товарищ майор. Помимо вас, есть дела поважнее, — услышал, как тараторит из угла кабинета главный штурман, наливающий себе чай.

— Не стоит, Антон Павлович. Майор ждёт нас уже давно. Хоть ноги разомнёт, — вступил в разговор ещё один присутствующий.

Это был заместитель командующего по инженерно-авиационной службе. Он сидел за столом для совещаний и выглядел вымотанным: тёмные круги под глазами, взгляд в точку, пальцы нервно постукивали по столу. Перед ним лежала раскрытая папка с документами — таблицы, схемы, графики. Даже отсюда я мог различить цифры, подчёркнутые красным.

Главное лицо — заместитель командующего ВВС 40-й армии, стоял ко мне спиной рядом с картой. Она висела на стене, испещрённая карандашными пометками и воткнутыми в неё кнопками.

— Товарищ генерал-майор, майор Клюковкин, временно исполняющий обязанности командира 6-й эскадрильи, — представил меня Веленов.

Зам командующего медленно повернулся и осмотрел меня снизу вверх. Генерал был крепкий, широкоплечий мужчина с усталым взглядом и глубокими морщинами на лбу. С хмурым видом он держал в руках папку. Но было видно, что мысли его заняты чем-то большим, чем меня за что-нибудь отчитать.

Он медленно кивнул и подошёл к столу. На краю в пепельнице дымилась сигарета, оставляя в воздухе терпкий запах гари, перемешанный с мятной свежестью остывающего чая. Пепельница была переполнена окурками, тонкий дым ещё витал в воздухе, въедаясь в стены и мебель.

— Майор, вам довели результаты расследования происшествия? — спросил генерал, присаживаясь за центральный стол и расстёгивая новый камуфлированный лётный комбинезон.

— Так точно.

— Согласны с выводами? — задал ещё один вопрос генерал.

— Согласен.

Полковник Углов, хмыкнул и сел напротив зама по ИАС, размешивая сахар в кружке.

— Ещё бы. На тоненького проскочил, и ещё бы не был согласен, — проворчал главный штурман Углов.

Отпив немного, он, чуть покачиваясь вперёд-назад, словно прикидывал что-то в уме, уставился на меня.

— Мы и сами не могли предположить, что датчик-сигнализатор ДСМК-8А-19 настолько проблемный. Если бы не похожий случай, произошедший через неделю в 50-м полку в Кабуле, то мы бы приняли неверное решение, товарищи, — произнёс зам по ИАС, закрывая папку с документами.

Сквозь мутное стекло пробивался жёлтый свет солнца, отбрасывая на стол длинные неровные тени. Только сейчас Веленов закрыл за мной дверь и сел рядом с главным штурманом.

— А что с документацией? Всё в завале, — поспешил меня «облить помоями» Углов.

— Относительно, Антон Павлович, — ответил ему зам командующего.

— Техника в не самом лучшем состоянии, — добавил зам по ИАС.

— Условно, товарищ полковник, — продолжил отвечать генерал. — Что у нас по итогу с товарищем Клюковкиным. Есть замечания, недостатки, нарушения, но всё в пределах разумного. Ничего не упустил, Юрий Борисович?

Генерал посмотрел на Веленова и командир полка кивнул, соглашаясь с вышесказанным.

— А я не согласен, товарищ генерал. Много самовольства, пререкания со старшими по званию. А сколько было случаев пьянства в этой эскадрилье? — продолжил Углов.

Вот не успокоится никак полковник. Обиделся на то, что я заступился за Кешу Петрова в день его прибытия для проверки.

— Разрешите уточнить, какими фактами вы оперируете? — спросил я у штурмана.

— Чем я оперирую, не ваше дело. Это здесь ещё нет начальника политуправления. У него на вас большая папочка собрана.

— И я могу с ней ознакомиться? — продолжил я.

Штурман замолчал, пыхтя и набирая в грудь воздуха. При этом начал на меня показывать. Мол, негодяй какой!

— Случаев употребления алкоголя не больше, чем в остальных частях. Я хочу отметить, что с приходом майора Клюковкина, увеличилась эффективность боевых вылетов. Именно его предложения легли в основу «ночной охоты» на караваны. А если вспомнить его методические рекомендации по уходу от ПЗРК душманов, то его вклад в последние успехи весьма большой, — вступил в разговор Веленов.

Заместитель главкома взял один из документов со стола, надел очки и начал читать.

— Вы его выгораживаете. Если он такой спец, то почему не контролировал ведомого? Позволил отклониться от курса. Будь он уважаем подчинёнными, товарищ… как его… Боров, не получил бы повреждения от воздействия с земли.

Ну надоел этот Антон Борисович! Лезет во все дырки. Проконтролировал штурманскую подготовку и замолчи.

— Что скажете на это, Клюковкин? — поднял на меня усталые глаза генерал.

— Фамилия моего ведомого Ломов. К сожалению, мой подчинённый совершил ошибку. А на войне она может привести к плачевному исходу. Однако, им был уничтожен автомобиль с большим количеством вооружения. Получив повреждение, старший лейтенант смог посадить вертолёт без последствий. Что касается нарушения приказа, то мной уже были проведены мероприятия с товарищем Ломовым. Он был отстранён от полётов и уже готовится повторно войти в строй.

Генерал кивнул, а вот штурман остался недоволен этим фактом. Не получается у него закопать меня.

Углов встал с места и подошёл к заместителю командующего. Он что-то начал ему шептать. Из сказанного я разобрал несколько слов.

— У нас было указание по товарищу Клюковкину.

— Было, — громко ответил генерал.

— Нарушил, пускай отвечает.

— Ответит.

Тут Углов понял, что его шептания ни к чему не привели.

— Товарищ генерал, вы же понимаете…

— Понимаю. Всё понимаю. А ещё вам напоминаю, что тут решение принимаю я, — посмотрел заместитель командующего на полковника.

— Так точно, — смирился Углов и сел на место.

Генерал встал из-за стола, взял в руки стопку документов и пошёл по направлению ко мне. Он вновь надел очки, перебирая в руках листы.

— Рапорт полковника Веленова. А этот командира бригады спецназа, который написал на моё имя бумагу. За ним начальник оперативной группы ГРУ в Кабуле и заместитель начальника оперативного отдела. Я уж не говорю о том, какие у вас заслуги в прошлом. Что мне с этим делать? — потряс передо мной бумагами заместитель командующего.

— Примите решение, товарищ генерал, — ответил я.

— Вот что, голубчик. На что вас представлял генерал Целевой?

— Орден Красного Знамени, — быстро сказал я.

— Пока забудьте о нём. За низкий контроль над личным составом вас накажет командир полка. Эскадрилью Клюковкина мы снимаем с ночных операций «Завесы». Определите сами, Юрий Борисович, кто из экипажей будет выполнять их задачи.

— Есть. А чем же тогда нагрузить 6-ю эскадрилью? — спросил Веленов.

— Пускай работают в интересах отряда спецназа. Перевозки, эвакуация, прикрытие. Этого будет достаточно. Вы свободны, майор, — произнёс генерал и пошёл за стол.

Я выпрямился, надел фуражку и приложил правую руку к виску.

— Можете идти, товарищ майор, — сказал генерал, но у меня был ещё один вопрос.

— Товарищ генерал, разрешите вопрос.

— Не нужно. Ты допущен к полётам. Как командира, я тебя понимаю. Самое трудное — ждать. Ждать возвращения своих ребят с задания. Гораздо проще, когда сам сидишь в кабине, сам принимаешь решение и сам «разруливаешь» возникшую ситуацию.

— Понял, спасибо.

На этом моё пребывание в кабинете завершилось. Обратный путь из Кандагара в Шахджой я провёл в горизонтальном положении на лавке грузовой кабины Ми-8. Лёня Чкалов пилотировал аккуратно, так что я смог немного поспать. Особой радости после разговора с замом командующего у меня не осталось. Вроде и получил наказание, а вроде и отделался лёгким испугом.

После посадки в Шахджое, я позвал в кабинет заместителей, чтобы поделиться новой информацией. А заодно и продумать план мероприятий на праздничный день. Всё же не каждый раз приходится отмечать День Защитника Отечества в Афганистане.

Да и пора уже привыкнуть, что в Советском Союзе этот праздник назывался День Советской армии и Военно-морского флота.

— Итак, ваши предложения по проведению праздника, — спросил я у заместителей в кабинете.

— Построение личного состава, награждение орденами и медалями. У нас много, кому пришли награды, — объявил начальник штаба Пяткин.

— Награды — хорошо. Что ещё?

— Я бы провёл лекцию по истории возникновения этого праздника. Далеко не все знают, как он появился. Я уже и отчётный материал подготовил, — предложил Ломов.

— Сомневаюсь, что есть те, кто не знает, — ответил замполиту Моряк. — Давайте просто отдохнём? Никаких лекций и других видов собраний.

Покачав головой, я повернулся к окну. Увидев знакомый силуэт с двумя пластиковыми канистрами, встал с места и открыл створку.

— Гавриков, ядрёна кочерыжка! Сюда иди, — подозвал я младшего сержанта.

Ну он и нашёл где ходить со спиртом.

— Товарищ командир! Век воли не видать, на стоянку иду. «Липу» буду протирать, — начал объясняться Гавриков.

— Ты её вчера протирал, — крикнул из кабинета капитан Моряк.

— Честное слово, товарищ командир. Вот сегодня точно буду протирать. Я уже три недели не пью, — доложился Гавриков.

— Подряд? — спросил я.

— Нет, но один раз не считается. Позавчера медаль обмывали…

— Гавриков, ты надоел. Ты можешь хотя бы три дня не пить?

Парень поставил канистры и почесал затылок.

— Ну… могу. А зачем?

— Во-первых, здоровее будешь. А во-вторых, я бы тебе хоть на какую-нибудь награду написал. Все получают, а ты вечно в пролёте.

Гавриков подумал и ответил.

— Из-за этого не пить? Сложный выбор.

— Я тебе сейчас устрою «выбор»! Исчезни, пока я добрый. И канистры в столовую занеси. Найдём им применение там.

— Есть, — расстроено сказал Гавриков и развернулся по направлению к столовой.

Я прикрыл окно и вернулся за стол. Тут же пришла идея, как ещё немного взбодрить личный состава. Взяв телефонную трубку, я связался с Липкиным.

— Саныч, никаких завтра задач. Все отмечаем праздник. К нам зайдёшь на рюмку чая?

— Постараюсь. Ты мне вот что скажи. Говорят, вы в футбол играть не умеете от слова «совсем». Опровергнешь эту мысль?

— Это кто тебе сказал? Десантники, никак иначе! Это они потому говорят, что вечно нам проигрывают, — начал возмущаться Пётр Петрович.

Через минуту мы уже договорились о проведении футбольного матча. Насчёт главного приза мыслей общих не было. Оставили этот разговор на завтрашний день.

Согласовав «праздничное» меню в столовой, которое решил утвердить на общем собрании Сычкин, совещание закончили.

Наступило утро. В назначенное время на стоянке выстроилась вся эскадрилья. Замполит приготовил награды, разложив их на столе. Погода явно не февральская. Солнце довольно сильно пригревало, а в демисезонной куртке было весьма жарко стоять.

— Равняйсь! Смирно! Слушай Указ Президиума Верховного Совета СССР, — объявил я, и Ломов начал зачитывать текст награждения.

По очереди из строя выходили мои подчинённые, получая честно заработанные награды. Кому-то орден Красной Звезды, а кому-то и «За службу Родине в Вооружённых Силах». Кое-кто из техсостава получил медаль «За отвагу», но большинство были награждены медалью «За боевые заслуги».

Как только награждение закончилось, я осмотрел строй и ещё раз поздравил с наградами.

— Работа у нас сложная и тяжёлая. Оттого и мне, как командиру, приятно, что труд целого коллектива оценён по достоинству. Сегодня День Советской армии и Военно-морского флота. Я вас ещё раз поздравляю с праздником. Желаю безаварийной работы, здоровья и поскорее вернуться домой.

После громких аплодисментов в строю начали выделяться футболисты. Оказалось, что главными игроками были мои «любимцы» — Орлов и Гавриков. Эта пара форвардов буквально разорвала на части защиту спецназовской сборной. Правда в команде была одна большая проблема — не было нормального вратаря.

Оттого и в счёте команда моей эскадрильи постоянно позволяла догонять спецназовцам. Пришлось брать ответственность на себя и… выйти играть «в рамку». Надо было видеть, как воодушевился мой личный состав. Люди, обступившие пыльную площадку, которая была футбольным полем для этой игры, продолжали поддерживать свои команды. Так громко даже во время вылетов не бывает у нас на базе.

После финального свистка на импровизированном табло был счёт 6:4 в нашу пользу. Липкин негодовал от очередного поражения своей команды.

— Позор! То десантуре, то лётчикам! Меня в Союз не пустят, пока вы не выиграете хоть один матч, — возмущался Пётр Петрович.

И всё же, праздничную атмосферу поражение одних и победа других никак не испортила.

Наступил вечер, и пора было готовиться к застолью. Получившие ордена и медали, готовились их обмыть, а остальные поддержать. Столовая в этот раз превзошла сама себя.

Когда я вошёл в обеденный зал, то обомлел. На столах, помимо хороших консервов, колбасы, сыра, была запечённая утка и курица. Где её достал Сычкин, стоит только догадываться.

Когда все собрались, пора было начинать и основную часть мероприятия.

Сначала я, как командир должен был выступить с официальной речью.

— Товарищи, поводов у нас сегодня много, но все объединяет одно — награды нашли своих героев. Для начала слово предоставляется награждённым орденами Красной Звезды.

Каждый из награждённых, как следует из традиции, должен был выпить офицерскую норму — гранённый двухсотграммовый стакан водки. При этом в нём должен был лежать орден или медаль. Смотря кому и что дали.

В такие моменты никто отвлекать не имеет права. Все ждали, когда человек выпьет. Смотрели и оценивали, насколько легко он это делает. Аплодисменты, одобрительные возгласы и приколы только после употребления.

Не обошлось без казусов. Сычкин чуть было не проглотил медаль, когда задирал голову.

Как только официальная часть была завершена, мне предстояло открыть неофициальную.

— Товарищи, а точнее братья по небу. Вы лучше всех в армии знаете, что такое вибрация и самовращение. Не раз попадали в ситуацию, когда проваливались обороты или по вам били со всех стволов с земли. И скажу вам честно, если бы у меня была вторая жизнь, я бы прожил её вертолётчиком, — произнёс я.

В столовой все зааплодировали. Даже официантки не удержались и похлопали.

— Знайте, что вы гордо носите звания самых отважных людей в авиации с самыми титановыми… причиндалами. Но сегодня надо бы вспомнить всех, кто стоял, стоит и будет стоять на защите Родины. За простого солдата, сержанта или матроса, прапорщика и офицера, генерала и адмирала. А также тех, кто при случае встанет в один ряд с нами и даст отпор врагу. Ура!

— И по этому поводу два коротких, один раскатистый, — вскочил на ноги Орлов.

— Ура! Ура! Ура-а-а!

Я медленно поднёс стакан к губам. Слегка передёрнулся от спиртового запаха, но вида подавать нельзя. Засмеют же!

— Товарищ майор, разрешите обратиться, посыльный по штабу рядовой Игнатьев! — громко сказал солдат, забежавший в столовую.

И почему я не удивлён!

— Игнатьев, ты в курсе, что делают с гонцами, которые плохие вести приносят? — спросил я, держа в руках налитый стакан.

— Так точно. Поэтому и переживаю. Вас в ЦБУ вызывают.

— Кто?

— Генерал-лейтенант Целевой. Просили передать, что очень срочно. Застолье отменяется.