Афганский рубеж 4

Глава 4

Глаза щипало от заливающего пота. Солнце припекало.

Я готовился нажать на спуск, но очередная атака задерживалась. Не верилось, что наступила небольшая передышка.

— Рахметов, как ты там? — потеребил я ефрейтора, который медленно вылез из-под кучи песка.

— Живой!

Паузу я решил использовать, чтобы проверить боезапас. Обнаружилось его скудное количество.

Всего три магазина от автомата осталось. Выложил их перед собой.

— У меня четыре магазина, — сказал Рахметов.

Прислушавшись, я словил шипение радиостанции. Недалеко от меня, присыпанная песком, лежала Р-392 в разорванном чехле. Дотянувшись до неё, притянул к себе этот кирпичик весом в 3 килограмма.

— Терек-4, всем внимание. Экономим патроны. Держим сектора… — продолжал давать команды Саламов.

— Ну что там? Вертушки уже на подходе? — спросил ефрейтор, взглянув на меня уставшими глазами и размазав по щекам кровь.

— Нет ещё. Экономим патроны.

Очередная атака духов началась с нашего направления. Несколько выстрелов из РПГ по склону, и вновь воздух раздирают крики душманов. Кто-то кричал нам «шурави», а кто-то «кафиры», что значит неверные.

К нам идёт небольшая группа из пяти человек. В это время слева духов ещё больше. А из кузова пикапа строчит «сварка», как я привык называть пулемёт ДШК.

— Рахметов, держи фланг. Обходят, обходят! — продолжал «жужжать» в динамике гарнитуры голос Саламова.

— Пустой! — одновременно крикнули мы и принялись за перезарядку.

Эти чёртовы секунды позволили двум духам пройти несколько метров по склону и спрятаться за ближайшим камнем. И как по заказу усилил давление ДШК, и вернулись к работе гранатомётчики.

— Да сколько их там⁈ — драл горло Рахметов, пригибаясь за камни.

Такое чувство, что количество выстрелов от РПГ у душманов, как патронов в пулемётной ленте. Будто весь склад боеприпасов они готовы здесь оставить, лишь бы добраться до нас.

Методично каждый патрон и снаряд разрывал землю вокруг нас. Ощущение, что ты на концерте, где только ударные и духовые инструменты. Ещё и играют вразнобой. Каждый звук впивался в мозг покруче жала пчелы.

Только прекратился накат, как к нам рванули духи.

— Рахметов, справа! Справа родной! — раздался самый настоящий визг в динамике гарнитуры.

Я в последний момент успел выставить автомат, чтобы снять душмана. Очередь прошла в упор и точно в лицо. Рахметова окропила кровь убитого душмана. Но слева был ещё один душман. И он уже летел на меня с кинжалом.

Совсем уже страх потерял!

Рука только и успела нажать на спуск автомата. Прозвучала короткая очередь, и его обмякшее тело рухнуло на меня.

Моя одежда стала быстро намокать от крови, а на спине душмана расширялось багровое пятно, делая тёмно-синее одеяние чёрным.

У меня штаны и куртка комбинезона намокли и стали липнуть к коже. Отбросил с себя душмана в сторону.

Чем дольше продолжался бой, тем становилась больше усталость и безразличие к пролетающим мимо пулям. Казалось, что стрелки на часах шли всё медленнее и медленнее. Уже привычны стали предсмертные крики духов и их душераздирающие призывы к нам сдаваться.

Над склоном нашей высоты вновь воцарилась тишина. Очередная проверка боезапаса принесла только одно расстройство.

Я дотянулся до автомата душмана и вынул из него магазин. Прислонил гарнитуру рации к уху, чтобы узнать обстановку на других позициях.

— Что там говорят? Скажите вы, а то я не хочу расстраиваться, — спросил паренёк.

Помня, как лейтенант Саламов всех обнадёжил, я не хотел погружать в уныние ефрейтора.

— Всё хорошо. Вертушки скоро будут, — ответил я, почесав шею.

На пальцах осталась грязь и засохшая кровь душмана. Кожу пекло и раздирало от желания вымыться.

— Насколько скоро? — уточнил Рахметов.

Смотрю на его грязное лицо и понимаю — этому парню экзамены в институте сдавать надо. Его ровесники сейчас радуются окончанию первого или второго курса учебного заведения, едят с девчатами мороженое в парке или собираются компаниями на берегу реки.

— Скоро, брат. Ветер встречный на маршруте. Вот и задерживаются немного. Заберут нас и вернут на базу. Вечером в баню пойдём. С веничком тебя пропарю! — улыбнулся я и подмигнул Рахметову.

Ефрейтор прилёг на землю и прислонился головой к автомату. В его горящих и мечтательных глазах столько надежды сейчас.

Начинаю винить себя, что пришлось соврать. Если уж лейтенанту сказали держаться три часа, то явно вовремя никто не прилетит. А патронов почти не осталось.

— Внимание! Новая атака. Экономим, экономим патроны, — призывал Саламов.

Я повернулся к разворачивающимся в цепь духам. Похоже, они новый приём решили попробовать. Но это было полбеды.

Чуть дальше в пустыне я увидел подъехавшие пикапы. Из них духи начали вытаскивать простое и очень эффективное оружие — миномёты. И это было не всё.

— Всем в укрытие. Эрэсы подтащили! — прозвучал в эфире голос Саламова.

В кузове нескольких машин были установлены направляющие. Их быстро приводили в боевое положение. Куда бежать от этих реактивных снарядов, я уже и сам не понимал.

— Похоже, всё, — за моей спиной произнёс Рахметов и прикрыл глаза.

И в этот момент мой взгляд зацепился за одно странное явление в глубине пустыни. Стена песка надвигалась в нашу сторону. Она постепенно приближалась. Впереди двигались две тёмные точки.

Прищурив глаза, я присмотрелся на надвигающуюся на нас бурю. Это было то самое чудо!

— Внимание! Всем закрыть глаза и уши. Головы не поднимать. Повторяю, не поднимать. Наши на подходе! — прокричал я по радиостанции и притянул к себе Рахметова.

К месту боя приближались два истребителя, идя на предельно малой высоте. И, конечно, делали они это на очень большой скорости. Сейчас тут будет громко.

Как только я определил, что это пара МиГ-23х, тут же опустил голову и закрыл уши. Но и это меня не спасло от воздействия ударной волны.

Воздух буквально начал рваться на части. Тело почувствовало небольшую вибрацию. И это очень хорошо.

Я уже представил, что было в эпицентре этой ударной волны, которая была прямо над духами. Тряска и хлопок сравним с мощным взрывом крупнокалиберной бомбы.

Ох уж этот пролёт на сверхзвуке! Рёв двигателей истребителей в эти секунды был «самой лучшей музыкой». Будто симфонический оркестр заиграл кульминационную мелодию.

Когда раскат грома закончился, я выглянул из укрытия. Эффект от такого манёвра потрясающий. Душманы лежали в песке, не решаясь поднять головы. Самые невезучие кричали от боли в ушах. Стёкла машин были разбиты, а в воздухе ещё стояла светлая пелена пылевой дымки.

Но и это был не конец. Я посмотрел на землю вокруг себя. Мелкие камни задрожали, а за спиной нарастал свист и гул. Развернувшись, я увидел над собой огромный силуэт, отбрасывающего на меня тень вертолёта.

До боли родные и знакомые всем Ми-24 парой зашли на цель и начали обрабатывать НАРами по целям на равнинной местности. Несколько машин тут же охватило пламя, и они начали взрываться. Огонь настигал и душманов, не успевших выскочить из пикапов.

Рвался боекомплект, крики тонули в приятном сердцу свисте винтов вертолётов. В очередной раз понимаю, что в нашей стране своих не бросают.

Как только площадка была зачищена, появились два Ми-8. Собрав в кулак все оставшиеся силы, мы с Рахметовым начали спускаться вниз, пока нас прикрывали прилетевшие для эвакуации разведчики.

Я помог Рахметову. У ефрейтора были невыносимые боли в ногах и спине, так что он не смог самостоятельно добраться до вертолёта. Пока мы шли к Ми-8, отбрасывающему мощный воздушный поток, с высоты спустились санинструктор с одним из бойцов. Они тащили брезентовые носилки, на которых лежал Пётр Казаков.

— Петро, держаться! Скоро будем дома.

Мой оператор даже в такой момент пытался улыбаться. Однако Петруха был совсем бледный, хоть и продолжал что-то пытаться сказать.

Подойдя ближе к Ми-8, из грузовой кабины выскочил незнакомый мне человек. Одет в форму «эксперименталку», которая выглядела слишком чистой для того, кто должен работать в поле. Он вместе со мной помог забраться Рахметову, а затем и занести носилки с Петрухой.

Я одобрительно похлопал его по плечу и собрался залезать следом, но он меня остановил и отвёл чуть в сторону.

— Вы Александр Клюковкин? — спросил он, крича мне в ухо.

— Да, — ответил я, перекрикивая шум винтов.

— Капитан Холодов, особый отдел 40й армии. Мне предписано доставить вас и вашего подчинённого в Лашкаргах. Указание заинтересованных лиц…

— Это ж кто так себя называет? — спросил я, хотя вариантов не особо много.

Либо особый отдел армии решил сразу «поработать» со мной, либо два моих куратора начали работать, и я им нужен очень срочно.

— Подробностей не знаю, но вам лучше не сопротивляться, — перекрикивал Холодов шум.

Никто и не собирался пытаться бежать. Странно, что капитан Холодов даже не поинтересовался, где Петруха.

Начинает что-то интересное разворачиваться. То в Кандагар нужно меня доставить, то в Лашкаргах. Определились бы уже, где именно будут допрашивать.

Бросив взгляд на блистер со стороны командира вертолёта, моментально узнал этого круглолицего паренька. Не думал, что когда-нибудь этому товарищу удастся ещё раз сесть в левую или правую «чашку» Ми-8.

Представителю особого отдела может быть предписано что угодно. Но у нас много раненных, которым нужна серьёзная помощь. Значит, лететь необходимо в Кандагар, где госпиталь крупнее. Либо и вовсе сразу в Союз.

Придётся решить вопрос по-другому.

Я залез в грузовую кабину и тут же свернул к экипажу. В этот момент почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо.

Сквозь шум были слышны слова Холодова, чтобы я сел на место. Ощущение, что я какой-то заключённый. Я аккуратно убрал его ладонь с плеча и прошёл в проход кабины экипажа.

— Саня! Как живой, бродяга! — воскликнул Леонид Чкалов, хватая мою ладонь двумя руками.

Мой однополчанин по 171му полку. Во время первой командировки в Баграме его сбили над Чарикарской зелёнкой. Он сильно обгорел, но это ему не помешало вернуться к лётной работе.

— Лео, братишка! Рад видеть.

— Сань, ну ты и чумазик! Зато не одной дырки, — похлопал меня по груди Леонид.

Быстро посмотрел на него и понял, что у Чкалова отметин о войне осталось гораздо больше. На шее был виден большой шрам от ожога. Как и на руках.

— Леонид, вам куда сказали нас везти?

— В Лошкарёвку. А что?

— Мой оператор тяжёлый. Да и у разведчиков есть аналогичные.

— Я тебя услышал, брат! Всё сделаем. Ты когда-то сделал и для меня тоже самое.

— Спасибо!

— Да брось! Тут все свои, а у нас своих не бросают.

Я похлопал Леонида по плечу и вышел, а грузовую кабину.

Как раз в этот момент по стремянке залез и Саламов.

— Это кто? — прочитал я по губам вопрос Рашида, который кивнул на сидящего на скамье особиста.

— Капитан Холодов из особого отдела, — громко сказал я на ухо Саламову. — Похоже, что меня уже собирались везти в Лашкаргах, лейтенант.

— Ничего не знаю. У меня приказ доставить капитана Клюковкина в Кандагар. Другого приказа не было. Так что летим в Кандагар… — сказал Рашид и рванул в кабину экипажа.

Его тут же остановил Холодов и начал ему что-то говорить. Из-за шума в грузовой кабине два офицера переговаривались душераздирающими криками друг другу в уши.

И судя по эмоциональной жестикуляции, Саламов продолжал стоять на своём. Молодец, лейтенант.

Но как мне кажется, вся эта «катавасия» с угоном подходит к какому-то интересному моменту. Совпадений и странностей выше крыши. Осталось дождаться появления кураторов в лице Казанова и Римакова.

— Лейтенант, выполняйте приказ, который вам передали. К вам тоже будут вопросы, — услышал я слова Холодова, присаживаясь рядом.

Я подмигнул Рашиду и показал поднятый вверх большой палец. Саламов сел напротив, убирая автомат за спину и откидываясь назад.

Когда все зашли, бортовой техник быстро запрыгнул в грузовую кабину, и вертолёт резво оторвался от земли, поднимая в воздух пыль, сухую траву и камни.

В грузовой кабине парни-разведчики моментально уснули. Пыльные, измученные и израненные — все как один. Только прилетевшие с группой эвакуации доктора колдовали над Петрухой, Василием и другими тяжело раненными.

Ми-24 ещё кружили над местом эвакуации, а наш вертолёт продолжал следовать курсом на Кандагар.

— Капитан, кто эти заинтересованные люди? — спросил я у Холодова, когда мы уже отлетели от места боя.

— Потерпите. А лучше отдохните. Вас ожидает очень длинный день, — ответил особист.

Возможно, и не менее длинная ночь у меня ещё впереди. И есть у меня сомнения, что проведу я её в модуле на скрипучей, но очень мягкой кровати. Вопросов ко мне «накопилось» за эти часы много.

Как только один из фельдшеров освободился, он принялся осматривать меня. Быстро обработал мне все раны и предложил отведать 50 грамм «чистого» для снятия стресса. Отказываться не стал.

Через пять минут Холодов начал понимать, что вертолёт летит не в Лашкаргах. Слишком далеко находится от нас река Гильменд, а её приток Аргандаб, наоборот становился всё ближе.

Особист поднялся с места и заглянул в кабину экипажа. Бортовой техник уступил место, и Холодов начал общение с Леонидом. Ни к чему это не привело. На борту командир всегда один. Он царь, Бог и начальник.

Холодов вернулся ко мне и погрозил пальцем.

— Будь по-вашему. Доставим раненых и в Лашкаргах, — согласился капитан.

Откинулся назад, прикрыл глаза и задремал.

Вертолёт слегка тряхнуло, и я открыл глаза. Саламов покачивался из стороны в сторону и вперёд-назад, пытаясь бороться со сном.

Над одним из бойцов сидел разведчик и держал в руке капельницу. Ему, похоже, тяжелее всех. Нос у него постоянно уходил в «пикирование» и тут же возвращался. Главное, что капельницу он не выпускал.

Не спал и Холодов, который внимательно наблюдал за каждым моим лишним движением.

— Не спится? — спросил он, крикнув мне на ухо.

— Как видите.

— Я вот тоже уже два месяца нормально поспать не могу. Работа, сами знаете.

Пытается расположить к себе Холодов. Всё ему во мне интересно. Понять особиста можно. Работа у них порой, бессонная.

Вертолёт постепенно начал выходить на посадочный курс. В иллюминаторе уже видна дорога и несколько застав с названиями планет солнечной системы.

На подлёте видны сопки, которые в эти минуты облетают другие вертолёты, выполняя обычный облёт аэродрома. С выводом основной части войск, выполнение подобной боевой задачи стало регулярным. Не так уж и спокойно в окрестностях советских баз в Афганистане.

Слева проходим широкий участок реки Аргандаб, питающий целую долину в районе Кандагара. Ми-8 постоянно потряхивает от смены подстилающей поверхности — то пустыня, то сопки, то водная гладь.

Прошли ближний привод, и тут же вертолёт начал смещаться вправо. Как раз в тот момент, когда в иллюминаторе показались обвалования с размещёнными в них самолётами. Присутствуют МиГ-29е в дежурном звене. Вот уж пошла история, по-другому так пошла!

Рядом, на шершавых железных плитах К-1Д «греются на солнышке» зачехлённые МиГ-23. И ещё дальше большой перрон с несколькими Ан-12. Стоят они перед зданием главного терминала аэропорта Кандагар.

Очень интересное сооружение! Большие панорамные окна с белыми полукруглыми арками уже не пестрят следами от пуль и осколков. Рядом грузовой терминал, где идёт разгрузка Ан-22. Как его туда задвинули, ума не приложу.

Ми-8 коснулся поверхности и затормозил. Тут же бортовой техник вылез из кабины и пошёл открывать сдвижную дверь.

Только она отъехала в сторону, в грузовую кабину заглянул Виталий Казанов. Он подозвал к себе Холодова, и капитан выскочил первым. Я помог погрузить раненных в УАЗы «таблетки». Только закрылись двери последней машины, как ко мне подошёл Виталий.

— С прибытием, Сан Саныч, — сказал он, протягивая мне руку.

Разница между нами была налицо. Казанов стоял передо мной в лёгкой рубашке, светлых гражданских штанах, тёмных туфлях и в той самой военной панаме.

— Спасибо, — ответил я, обратив внимание на оценивающий взгляд Виталия.

Моё же одеяние было более колоритным. Лётный комбинезон, измазанный в крови, пыли и пропитавшийся потом насквозь, перестал быть светлым. Скорее я похож на жёлтого далматинца.

— Идём на разговор. Максим Евгеньевич уже ждёт, — сказал Казанов и показал мне пройти в машину.