Афганский рубеж 4

Глава 9

Ноябрь 1983 года. Торск, Калининская область.

Лопасти полностью остановились, и я открыл дверь кабины. Правой рукой медленно погладил ручку управления. Вроде и устал, и надо выходить, но хочется ещё посидеть. Сердце, душа и каждая клетка тела просится ещё раз слетать. По кругу, в зону, на полигон — неважно. Настолько круто ощущение того, что тебе доверили управлять столь классной винтокрылой машиной, как Ми-28.

— Вспотел, Саныч! — улыбаясь, громко сказал мне техник, подошедший к вертолёту.

Сняв шлем, я провёл по мокрым волосам рукой. Воротник куртки тоже промок от пота. Но всё это мелочи. За удовольствие управлять Ми-28, я готов и попотеть.

— Сан Саныч, к повтору готовим? — спросил у меня один из инженеров, протягивая журнал подготовки вертолёта.

— Да. Я не полечу, а начальник Центра хочет слетать по маршруту, — ответил я, расписываясь в документации. — В зону полечу завтра.

— И ты уступишь свой любимый вертолёт⁈ — посмеялся техник.

— А что делать⁈ Геннадию Палычу тоже нужно «штаны поддерживать».

Оставив свой автограф, я передал инженеру журнал и отклонился назад.

Через пару минут я вылез на влажный от вчерашнего дождя бетон. Техники уже проводили межполётный осмотр, открывая капоты двигателей. Сделав несколько шагов назад, я обвёл вертолёт взглядом. Всё же, мне известно, каким он будет по итогу через много лет. Но и сейчас внешний облик Ми-28 не имеет больших отличий от его будущих модификаций.

Оснащён высотными двигателями ТВ3–117ВМА мощностью по 2200 л. с. Выхлопные устройства стали эжекторными, а главный редуктор претерпел изменения в конструкции. А ещё винт теперь Х-образный, то есть четырёхлопастной.

— Товарищ капитан, разрешите… — подбежал ко мне оператор, с которым я только что летал по маршруту.

Это был лейтенант, попавший служить в моё звено из Саратовского училища в прошлом году.

— Давай без уставщины. Как сам себя оцениваешь? — спросил я.

Лейтенант стал зажиматься и сутулиться.

— На «хорошо».

— Это оценка. А по ошибкам? Насколько ошибся с курсом, когда вышли на первый поворотный пункт маршрута?

— На… 4 градуса?

— На 8. Ещё какие были ошибки?

— Время неправильное рассчитал выхода на конечный пункт. Ну и далее по списку. В общем, незачёт, верно? — спросил паренёк, но я одобрительно его похлопал по плечу.

— Научишься. А пока, пошли в курилку. Заодно и ошибки обсудим.

— Так вы ж не курите? — удивился лейтенант.

— И что? Я в курилку не могу зайти⁈ — посмеялись мы с ним.

Мы поблагодарили техсостав и направились со стоянки к домику эскадрильи. Я надел лыжную шапку, чтобы голову не застудить. А вот лейтенанту такой элемент гардероба пока не разрешается. Вот он и шёл рядом в шлемофоне.

— Читали «Правду»? Про американцев в Гренаде?

— Чему тут удивляться. Право сильного никто ещё не отменял, — ответил я, когда мы зашли в курилку.

Лейтенант достал пачку «Космоса» и закурил.

— Просто читаешь и не понимаешь, как они так могут. Там Гренады той меньше нашей области, а они там целый флот подогнали. Уже не говорю, что это против всех законов.

Паренёк всё верно говорит. Правители страны «флагмана демократии» любили решать проблемы с помощью большой дубины. Надуманный предлог, распиаренная в СМИ операция и не самый лучший итог. Пускай и победный.

— Вы что думаете? — спросил лейтенант.

— Мир крайне сложен. Нас с тобой учили, что все равны, везде царит закон и порядок, а мы на пути развитого социализма и перемен.

— Это вы про июньский пленум этого года? Я, кстати, конспект написал. Замкомандира по политчасти проверил, — протараторил лейтенант.

— То что конспект написал — здорово. Но я о другом. В мире не работает закон «можно-нельзя». Есть только алгоритм «можешь или не можешь». Ну а мы не такие.

— А какие мы? — спросил лейтенант.

Как с сыном разговариваю. Ну, раз начал, стоит и закончить.

— Мы спасаем наш «голубой шарик» от всяческой несправедливости, — подмигнул я лейтенанту.

Политинформирование пришлось закончить, когда мимо курилки шёл полковник Медведев в надетой подвесной системе. На голове уже был шлем, а кожаная куртка наполовину расстёгнута. Вид у него был задумчивый. Наверняка моё выступление он слышал.

— Клюковкин, ко мне, — позвал он меня.

Я шепнул лейтенанту, чтобы он шёл в эскадрилью. Сам же быстро подошёл к Геннадию Павловичу. Шапку, естественно, сунул в карман. Но это не уберегло меня от острого взгляда Медведева. Похоже, он сейчас прожжёт меня, если будет столь пристально смотреть.

Убрав подмышку наколенный планшет, он поздоровался со мной и сжал губы. Будто ощутил какой-то дискомфорт.

— Саня, ты опять в этой шапке?

— Товарищ командир, всё в рамках соблюдения главы 14 Устава Внутренней службы. Каждый военнослужащий должен…

— Ты мне тут ещё наизусть расскажи всю эту главу.

— Геннадий Павлович, голову, хоть и нужно держать в холоде, но тогда она будет болеть. А с ней и все остальные места.

— Голова — это в первую очередь кость. Там нечему болеть. Ладно, пошли к вертолёту, — произнёс полковник, слегка улыбнувшись.

— Есть!

Похоже, Медведев решил-таки слетать со мной в зону на сложный пилотаж. Именно этот вылет остался у меня сегодня.

— Хотел маршрут слетать, а потом смотрю, что у тебя есть тренировочный полёт. Вот и посмотрю, чего ты достиг в деле освоения лётной науки.

Медведев со мной в Торске ещё не летал. Значит, он помнит только навыки моего реципиента.

В небо уже поднимались один за одним вертолёты, участвующие в крайнем разлёте сегодняшней лётной смены. С полосы, выполнив разбег, взлетел гигант Ми-6, вальяжно покачиваясь из стороны в сторону. Над ближним приводом почти завис Ми-24, на котором сейчас тренируется очередной поток лётчиков, осваивающих новый тип вертолёта. А над лесом выстроились звеном «восьмёрки», взяв курс в одну из пилотажных зон.

Рёв двигателей, свист винтов и гул моторов спецтранспорта слились воедино. Тот самый приятный моему слуху саундтрек, который лучше любой из мелодий отечественной и зарубежной эстрады.

— Саня, у тебя сложный пилотаж? — спросил Медведев, когда мы шли по стоянке.

— Так точно.

— Что вообще думаешь по фигурам пилотажа для Ми-28? Может, стоит разнообразить? Усложнить?

— Думаю, достаточно. Хоть у Ми-28 есть запас по возможностям управления, в боевой обстановке высший пилотаж крутить некогда. Лучше отрабатывать именно те фигуры, которые с тактической точки зрения, полезны.

— Вот сейчас мне и покажешь. А потом ещё поговорим.

Техники, отвлекаясь от своей работы, постоянно вытягивались в струнку, приветствуя начальника Центра. Геннадий Павлович старался приветствовать всех, а некоторым даже задать вопрос.

— Как жизнь? — поздоровался он с одним из инженеров, встретившихся по ходу движения.

— Всё хорошо, товарищ полковник. Налаживается, — радостно улыбнулся парень.

— Смотри у меня. Больше, чтоб я не слышал про… посиделки, — похлопал его по плечу Медведев.

Тут же Геннадий Павлович подошёл к невысокому технику, который вытянулся перед ним в струнку.

— Ну как там? Мама как себя чувствует? — спросил Медведев.

— Выкарабкалась. Уже не в реанимации. Дай Бог вам здоровья… Виноват!

— Да ладно. Если что, сразу через зама по ИАС и ко мне.

— Спасибо, товарищ полковник.

Ну и ещё пару подобных встреч было у нас на пути. И с каждым Медведев вёл себя по-отцовски. Казалось бы, в Центре служит уйма народу, а личный состав на стоянке и вовсе служит в 969 полку.

Один из двух Ми-28УБ, которые нам передали в полк, стоял отдельно от стоянки нашей эскадрильи. В лучах солнца его камуфлированная окраска на фюзеляже переливалась тёмными и светлыми тонами. Лопасти слегка покачивались на ветру, а сам вертолёт отражался в луже рядом с его местом стоянки.

Мы быстро осмотрели вертолёт и начали садиться в кабины. Я залез быстрее и смог видеть, как занимает своё место Медведев. Видно, что ему не так просто это сделать. Как-то он сильно скривился.

Ремни пристёгнуты, кабина осмотрена. Можно и запрашивать запуск.

— Леденец, 330-й, запуск прошу, порядковый 17.

— Запускайтесь. Ветер 250 до 4 метров в секунду, — ответил руководитель полётами, врываясь в промежуток между докладами других экипажей.

В эфире галдёж такой, что любой птичий рынок и рядом не стоял. Как вообще РП успевает что-то сказать, мне непонятно. Порой вместо полного ответа, произносит окончания слов.

— 117-й, на первом, — докладывает один экипаж.

— Шаю!

— 451-й, ближний, полосу вижу, посадка.

— Ршил! — продолжает сокращать глаголы руководитель полётами.

Вертолёт запустился, и я запросил вырулить для взлёта на полосу.

— Леденец, 001-му, — спокойно вышел в эфир Медведев.

И тут же в эфире стало тише. РП выдержал паузу и ответил.

— Есть у нас возможность над точкой поработать. 20 минут, не больше.

— Вас понял. Есть 30 минут, — доложил руководитель полётами.

— Благодарю!

Отлично! Медведев «пробил» пилотаж прям над аэродромом. И лететь далеко не надо.

Через минуту мы уже стояли на полосе и зачитывали карту контрольных докладов. Вертолёт слегка покачивался в ожидании отрыва. Приборы показывают расчётные параметры. Проверил насколько притянуты ремни. Хоть у меня не истребитель, где многократные перегрузки, но болтаться по кабине не хочется.

— Леденец, 330-й, к взлёту готов.

— 330-й, разрешил.

Медленно начал поднимать рычаг шаг-газ, удерживая вертолёт педалью от резкого разворота влево. Мгновение и Ми-28 аккуратно оторвался от бетонной поверхности. На высоте в 3 метра выполнил висение и повороты в стороны.

— Разгон, — произнёс я по внутренней связи и наклонил нос вертолёта.

Скорость начала расти. Всё быстрее и быстрее. Прошли момент переходного режима лопастей, почувствовав слабую вибрацию. Стрелка указателя скорости продолжает отклоняться вправо, а высота начала увеличиваться. Подошли к отметке в 60 метров. Ниже не стоит выполнять виражи, с которых и начинается типовое задание по этому упражнению.

Скорость уже 240. Пора и начинать.

— Леденец, 330-й зону занял. Задание.

— Вас понял. Изменение высоты подсказывайте.

— Понял, — ответил я.

И тут же отклонил ручку управления влево. Силуэт на авиагоризонте сразу показал значение крена в 45°. Начали разворачиваться, проносясь над кронами деревьев и крышами домов окраины Торска. Скорость 250 км/ч, но сильно быстро развернуться не получится. Зато следующая фигура более интересная.

— Форсированный разворот, — произнёс я по внутренней связи и тут же отклонил ручку управления на себя и вправо.

Скорость начала быстро падать. К креслу слегка прижало. Стрелка на указателе оборотов несущего винта дёрнулась вправо. Ограничения нужно соблюдать! Пока всё хорошо и резко выводить не стоит.

Скорость на отметке в 120 км/ч. Пора выводить! Отклонил ручку от себя, но нельзя дать провалиться вертолёту. Высота ведь маленькая. Да ещё и под нами аэродром. Спокойно поддержал обороты несущего винта и по высоте не просели.

— Теперь влево, — сказал я и повторил манёвр в другую сторону.

С каждой минутой и манёвром хочется зайти дальше и дальше за ограничения. И ведь знаю, что можно, а что нельзя превышать. Но в мирной обстановке это не нужно. Пускай лучше у вертолёта будет запас.

Очередной и самый любимый мной манёвр — поворот на горке заставил всех на аэродроме выйти посмотреть. Осталось ещё выполнить и разворот.

Нос вертолёта резко задрал. Тангаж уже 40°. Скорость упала, а голову слегка прижало к креслу.

— Разворот, — спокойно сказал я, как только стрелка подошла к отметке в 100 км/ч.

Ручку резко отклонил влево. Крен подходит к отметке в 50°. Скорость падает, но нельзя, чтобы она была меньше 70 км/ч.

— Шесть, семь, восемь, — отсчитывал время разворота Медведев.

На 9-й секунде вертолёт выровнялся, и я направил его к земле.

Высота быстро уменьшалась. Скорость растёт. Даже перегрузка появилась на указателе! Чувствую, как повисаю на ремнях, а серая полоса аэродрома приближается. Уже можно разглядеть стыки между плитами.

— Вывод, — произнёс я, взяв ручку управления на себя.

Вертолёт слегка просел. Ощущение, что вот-вот несущий винт перерубит хвостовую балку.

— 100… 90… 85. Вывел, — отсчитывал высоту Медведев.

Ручку держу взятой на себя, но Ми-28 уже выходит в горизонтальный полёт. Выравниваюсь и вновь выполняю вираж влево. Как раз пролетаем над стоянкой, чем приводим в восторг однополчан и группу руководства.

Пожалуй, только один человек в этот момент не радуется. Это руководитель полётами. Он всегда переживает больше всех, поскольку за всё отвечает лично. Очень ответственная должность.

— Леденец, 330-й работу закончил. К посадке готов, — доложил я, проходя ближний привод.

— Разрешил посадку.

Медведев в полёте оказался немногословен. Даже когда я его начал спрашивать про наличие замечаний и пожеланий ко мне, он промолчал. Только выключив двигатели, он сказал мне выйти и ждать его.

Я пару минут стоял у вертолёта, пока командир не вылез из кабины. Было видно, что это не так просто ему сделать. Все предложили помощь, но Геннадий Павлович вежливо отказался. Что-то совсем со здоровьем у Медведева плохо.

Встав двумя ногами на бетон, начальник Центра согнулся и упёрся руками в колени. Если у него так болит спина, то с полётами надо повременить. Так он ещё и на сложный пилотаж пошёл!

— Товарищ командир…

— Во! Давно так себя хорошо не чувствовал, — улыбнулся Медведев, показывая мне большой палец.

Он медленно разогнулся и смахнул с носа капли пота. Закончив дела на стоянке, мы пошли в класс постановки задач на предварительный разбор полётов.

— На удивление, ты смог удержаться в пределах полётного задания.

— А вы ждали моих ошибок? — удивился я.

— Если честно, то да. Ты — боевой лётчик. Машину чувствуешь каждой клеткой. Это может быть как в плюс, так и в минус. Знаешь почему?

— Излишняя самоуверенность, которая ведёт к нарушению ограничений там, где это не нужно.

— Верно мыслишь. Продолжай, — похлопал меня по плечу Медведев, прогибаясь в спине.

— Одно дело, когда на кону твоя жизнь и тебе нужно уйти от ракеты, очереди ДШК или просто от столкновения. Другое, когда ты почувствовал себя бессмертным. Это не есть хорошо.

Командир кивнул и снял шлем.

— Это слова взрослого человека. Значит, я могу у тебя спросить уже не как у Сашки-бабника сейчас, а как у Сан Саныча. Ответишь?

— Товарищ командир, так точно.

— Что у тебя с дочерью генерала? Не помирились?

Странно, что Медведев так интересуется. Неужели Кристина и до него дотянулась. Папа у неё, конечно, важная шишка, но думаю, что он не будет по поводу меня звонить и спрашивать.

Наверняка какие-то слухи дошли до Геннадия Павловича.

— Товарищ полковник, а ничего нет. Мы расстались ещё летом.

— И никаких больше попыток сойтись не было? Надо попробовать.

Да что это Медведев роль «свадебного полковника» выполняет! Очень уж странно.

Кристина, пыталась ещё выйти на связь за эти месяцы. Несколько писем присылала, телеграмму давала. Даже один раз на командира полка вышла по служебному телефону. Кто ей только разрешил звонить!

Естественно, что всё это было бесполезно.

— Геннадий Павлович, разошлись, и всё. Если честно, не понимаю такого внимания ко мне. В жизни Амур ошибается чаще, чем синоптики.

— Про Амура верно. Тогда тебе нечего переживать из-за приезда комиссии из Генерального штаба, — сказал Медведев.

— Нет, конечно.

— Председатель комиссии будет вручать государственные награды. Тебе в том числе. Тебя ведь не пугает имя Василий Трофимович Чагаев?

Совершенно не пугает! Даже если это имя отца Кристины.

Похоже, придётся встретиться с несостоявшимся тестем лицом к лицу.