Крепкий сон в модуле — редкость для этих мест. Жара не позволяет долго спать, чтобы не умыть лицо из ведра, стоящего рядом. Постоянные отключения электроэнергии в Лашкаргахе были не в новинку. Потому и спасительное жужжание кондиционера, дающего прохладу, не всегда наполняло комнату.
Зато сейчас кто-то громко стучится в дверь. Перевернувшись набок, я сел на скрипучую кровать и попытался в темноте найти тапки.
— Товарищ капитан Клюковкин! — прозвучал за дверью голос солдата, дежурившего в нашем модуле.
Всегда знал, что лучший будильник — дневальный на «тумбочке».
— Понял, понял! Встаю. Спасибо, — крикнул я и солдат ушёл, тихо стуча по полу каблуками сапог.
Я преодолел сонное состояние, обулся и направился умываться. Сегодня день моего убытия в Союз. Пока чистил зубы и смотрел на отражение в зеркале, вспоминал прошедшие дни.
После разговора с Римаковым и Казановым минула целая неделя.
Испытательную бригаду полностью «выпотрошили», «выпросили» и отпустили на пару дней раньше. Я же ещё ходил к особистам и приезжим «комитетчикам» на несколько встреч, уточняя некоторые моменты произошедшего инцидента. Хотя, данному событию слово «инцидент» слабо подходит.
После разговора со мной Римаков и Казанов исчезли в буквальном смысле. Сами особисты из Кабула делали вид, что в Лашкаргахе будто и не было этих двоих.
Зато вопросов задавали столько, что я удивлялся, их фантазии. Больше всего интересовали признаки, по которым я понял, что меня хотят сбить. Видимо, выпущенная в меня ракета таковым не является.
И в конце каждого допроса самым любимым выражением как представителей особого отдела, так и приезжих коллег из КГБ было: «у нас с вами всё впереди и эта мысль тревожит».
Закончив с утренними процедурами, я быстро закидал оставшиеся вещи в парашютную сумку. Лётный комбинезон, в котором я летал, для носки уже был не годен. Из верхней одежды мне по дружбе подогнали аналогичный вариант обмундирования. Кроссовки приобрёл в дукане.
Крис я отправил письмо ещё неделю назад с примерным днём возвращения. Сообщил, что позвоню уже из Союза. Всё равно проходить таможню в Тузеле. Правда, ещё нужно поймать туда рейс из Кандагара. Друзья-вертолётчики обещали, что одно местечко для меня на транспортном Ил-76 оставят. Вот только из Лашкаргаха придётся лететь ранним утром.
Одевшись, я присел на кровать и оглядел пустую комнату. Вспомнилось, как пару недель назад мы здесь жили с Петрухой. Про двух предателей вспоминать не особо хочется.
— Колёса в воздух, — прошептал я, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.
На выходе поблагодарил солдата, отдав тому «ништяки» из Военторга, которые не были мной съедены. Выйдя из модуля, осмотрелся по сторонам. Городок в столь ранний час постепенно оживал. Техники быстрым шагом двигались на стоянку. Лётный состав, широко зевая, перемещался от столовой к медпункту и в класс постановки задачи в штабе эскадрильи.
Увидев, что в очереди на медосмотр почти никого не осталось, я решил зайти к Антонине. Меня туда тянет, да и близких знакомых в Лашкаргахе у меня нет.
— Сан Саныч, с добрым военно-воздушным утром! Ты тоже на замер давления? — встретился я у дверей смотрового кабинета с командиром Ми-8, который сегодня меня доставит в Кандагар.
— Так сказать, контрольный осмотр перед убытием. Через сколько полетим?
— Я тебя подожду. Как придёшь, так полетим, — ответил мой знакомый.
Поблагодарив его, постучался в дверь и открыл её. Голос Антонины прозвучал из-за ширмы.
— Проходите. Сейчас подойду, — сказала Тося.
Я медленно снял сумку с плеча и поставил у входа. Сев на стул, посмотрел на рабочий стол Белецкой. Всё аккуратно разложено. Карандаш к карандашу, ручку к ручке. Журналы лежат ровно, а тонометр сложен так, будто это связанные бабушкой носки. С любовью, как говорится.
— Если у вас предполётный медосмотр, то возьмите градусник для замера температуры, — громко сказала из-за ширмы Антонина.
Я ничего не ответил, поскольку мой взгляд упал в щель между створками ширмы. Смог разглядеть обнажённые плечи Антонины. На одном тот самый шрам, который остался у неё после ранения. Повернувшись боком, я увидел ещё один. Затянулись они хорошо, но следы тех ран останутся навсегда.
— Поставили? Божечки! — воскликнула Тося, выйдя из-за ширмы и увидев меня.
— Меня ещё никто так не называл, но мне нравится, — улыбнулся ей.
— Испугал. Думала, ты уже уехал. Вот и…
— Решила что я по-английски уеду? Я не мог не зайти.
Тося улыбнулась и села на стул. Поправила халат и с стеснением посмотрела на меня.
— Сегодня летишь?
— Да. В Кандагар, потом в Союз. Закончилась командировка.
— Дома хорошо. К тому же тебя там ждут, — сказала Тося, убирая под колпак прядь тёмных волос.
В этот момент она убрала их гораздо больше обычного. Это позволило мне увидеть шрам в верхней части лба. Естественно, что Антонина застеснялась.
— Ждут? — повторила Тося.
— Да.
— Я бы на её месте тоже ждала… Прости, не моё дело, — замахала руками Тося, сложила руки на груди и отвернулась к окну.
— Мне пора, — ответил я, дотронувшись до руки Тоси.
Она слегка вздрогнула, но руку не убрала. У меня появилось ощущение, что она со всей силой старается не шевелиться, чтобы меня не спугнуть. Встав с места, я перегнулся через стол и поцеловал её на прощание в щёку.
Белецкая, кажется забыла как дышать. Ну ничего, она медик, смекнёт что да как. Улыбнувшись, я пошёл к двери.
— Тебя никуда не переводят? — спросила Антонина, посмотрев на меня.
— Нет. Я люблю свою работу, а в Торске ты всегда на острие армейской авиации. Всё новое сперва попадает к нам.
— Ты… значит это твоё. Береги себя! — сказал Антонина и крепко меня обняла.
Сердце застучало быстрее, но у Тоси оно буквально рвалось из груди. Запах медикаментов и аромат её духов с нотками сирени начал слегка дурманить.
Я ещё больше перехотел выходить из кабинета.
— Только не как в этот раз. А именно береги! — воскликнула Тося и тоже чмокнула меня в щёку.
— До встречи! — сказал я, взял сумку и открыл дверь.
Смотрю на Тосю и как-то уже не хочется мне лететь домой. Удивительно, когда такое было, чтобы человек не хотел уехать из Афганистана. Особенно после таких приключений, как у меня.
— Что? — удивилась Антонина.
— А что ты удивляешься? У нас с тобой талант появляться друг с другом в одном месте в самых неожиданных ситуациях. Прощаться не будем, — ответил я. — И улыбайся. Тебе это очень идёт.
Тося улыбнулась и помахала мне рукой.
Пожалуй, только из-за такой девушки, как Антонина, я бы смог остаться хоть в столице, хоть у чёрта на Куличиках.
Доставили меня в Кандагар в целости и сохранности. Чкалова в эскадрилье я так и не поймал. Он улетел на очередную задачу.
Угостив меня чаем и вкусными конфетами, парни рассказали о службе и попросили поведать о моей работе в этой командировке. Всё что я мог — это рассказать в двух словах о катастрофе вертолёта Евича, аварии моего Ми-24 и тяжёлом состоянии Петрухи. О предательстве и попытке угона — ни слова.
Ребята из его звена сказали, что удивляются, откуда у нас столько работы и как это нас умудрились сбить в районе горного хребта Чагай.
— Вроде и войны уже нет в Афганистане, а задач меньше не стало, — сказал мне один из однополчан Леонида.
— Там пока миром особо не пахнет, — намекнул я на обстановку в Лашкаргахе.
Меня известили, что борт в Союз уже готовится и на него уже нужно идти садиться.
Выйдя на раскалённый солнцем бетон, я медленно побрёл к Ил-76му, стоящему недалеко от главного здания Кандагарского аэропорта. Рампа у «Илюши-грузовика» уже была открыта. Бортовой инженер, заканчивая с заправкой топлива, дал команду технику по авиационно-десантному оборудованию готовиться к посадке людей на борт.
— Капитан Клюковкин, — подошёл я к проверяющему списки прапорщику.
— Доброе утро! Про вас мне сказали. Строго-настрого было велено не отпускать самолёт без Александра Александровича, — улыбнулся усатый мужичок, у которого дёргался правый глаз.
Я огляделся, осматривая, с кем мне придётся лететь. Внимание привлекла одна интересная парочка.
Девушка возрастом чуть старше 20-ти лет и парень в звании лейтенанта, собирались на погрузку «втроём». Почему именно так? Да девушка беременна.
— Куда летите, товарищ капитан? — поздоровался со мной лейтенант, предлагая закурить.
— В Москву, а потом в Торск. Сам я не курю и вам не советую рядом с самолётом это делать, — ответил я.
Лейтенант быстро убрал пачку с изображением верблюда.
— Не подумал, — сказал парень, поправляя портупею.
— Бывает. Ещё один «афганец» будет? — спросил я, намекая на беременность его супруги.
— Или «афганка», — улыбнулась девушка, сидя на чемоданах.
Всё же и на войне люди находят свою судьбу. Вот и эти двое, видимо, стали участниками военно-полевого романа. Надеюсь, он будет у них счастливый.
К нашей толпе подъехал УАЗ «таблетка» из которого с трудом выползла девушка в очках и с растрёпанными светлыми волосами.
— Ой, спасибо! Сама бы не донесла! — крикнула она, доставая два чемодана из машины.
Хотя, скорее, она их просто сбросила на бетон. Видно было, что они тяжеленные и тащить их хрупкой девушке сложно.
Я подошёл и предложил помощь.
— Нет, спасибо! Мне их до Дудинки надо как-то довезти.
— А что ж вы там везёте? — уточнил я, подняв один чемодан.
И правда тяжёлый! Думаю, что к концу поездки девушка накачает себе бицепсы больше, чем у меня. Дудинка ведь находится на правом берегу Енисея и за Северным Полярным кругом.
— Книги. В Союзе их не так просто достать. А здесь проще.
Где она их только взяла, непонятно. Присмотревшись, заметил что «книголюбительница» выглядит весьма болезненно. Особенно бросаются в глаза исколотые вены. Видимо, досталось девушке. Мимо инфекционного госпиталя её не пронесло.
Были ещё несколько человек, которые держались отдельно. Но основная когорта убывающих в Союз — дембеля.
Их довольно много, и это несмотря на то, что должны были их в мае отправить домой. Может в этой реальности что-то сдвинулось. Смотрю на них и вижу настоящих мужиков. Крепкие, подтянутые и довольные. Построились в две шеренги, и каждый, услышав свою фамилию от проверяющего, громко откликается.
— Все. Ну что, одной ногой уже в Союзе? — спросил у них прапорщик и получил в ответ громогласное «Так точно!».
Каждый из уволенных в запас солдат одет в чистую парадную форму. Сапоги у всех начищены так, что глядя в них можно бриться. Взлетающие вертолёты отбрасывали мощные воздушные потоки с пылью. Но это не мешало блестеть портупеям и наградам на груди солдат.
Есть те, кто имел и медаль «За отвагу», и орден Красной Звезды. Были ребята и с одной наградой «За боевые заслуги».
Зато у каждого из дембелей на груди знак «Воину-интернационалисту». Его красная муаровая лента крепилась к прямоугольной колодке. Сам знак был в виде круглого лаврового венка, на который наложена красная пятиконечная звезда с белой окантовкой. В этой реальности данная награда появилась значительно раньше. Ведь и война в Афганистане закончилась почти два года назад.
— На погрузку, товарищи, — подошёл к нам бортовой инженер и пригласил на борт.
Проходя мимо строя, заметил насколько каждый из солдат тщательно подготовился к убытию домой. Силу стремления оказаться на Родине можно было оценить по форме.
Все её компоненты ушиты. Бляхи на ремнях мало того что натёрты, так ещё изогнуты и отшлифованы. Будто напильником обрабатывали.
— Ну ты и наточил! — воскликнул один из дембелей, смотря на бляху товарища.
— А то! Бумагу резать можно!
К одному из сержантов было особое внимание. И не только из-за его двух медалей «За отвагу». Его соседей в строю интересовала его фуражка.
— Ушивается козырёк. Вот видишь! — показал он головной убор.
— И околыш-то бархатный, — потрогал его фуражку сосед.
Пока я помогал девушке с непреодолимой тягой к книгам занести чемоданы, появились ещё два человека, желающих «проводить» солдат и сержантов на дембель.
К строю подъехал УАЗ-469, из которого вышли старший лейтенант и прапорщик. В строю среди дембелей сразу прокатился недовольный гул, а поданная противным голосом команда даже мне резанула слух.
— Вещи к осмотру приготовить! — крикнул приехавший прапорщик.
Я отнёс два чемодана девушки на борт и помог беременной девушке зайти по рампе. Её муж пока таскал вещи и общался с приехавшим старлеем. Похоже, пытался «сгладить углы», но появившиеся представители надзорного органа, а именно комендантской роты, продолжали выполнять поставленную задачу.
Я такое уже видел в прошлой жизни, когда заканчивались командировки в одну из стран Ближнего Востока. Тот же самый шмон, те же самые команды — «Покажите это», «Покажите то». С одной лишь разницей — в Афганистане проверяли более досконально.
Так что вскоре на раскалённой бетонке аэродрома появились собранные в одну кучу очень дефицитные для Союза вещи.
— Один блок сигарет. Оставляй. Это что? Быстро в кучу, — показал прапорщик на какую-то вещь в чемодане солдата.
— Это для мамы, — скромно произнёс боец.
Прапорщик присел на корточки и развернул вещь, которую хотел изъять. Это был красивый расшитый платок.
— Неплохо. Всё равно нельзя… — произнёс он, а потом посмотрел на меня.
Пару секунд спустя он аккуратно сложил платок и отдал солдату.
— Аккуратно вези, — тихо сказал прапорщик.
Я, всё же надеюсь, что он это сделал не под влиянием моего сурового взгляда.
По итогу офицер и прапорщик столкнулись с дилеммой. На середину строя были вынесены жвачки и большие «гармошки» фломастеров, джинсы и спортивные костюмы, батники и солнцезащитные очки. В общем, ассортимент очень крутой.
— Итак, а теперь главный вопрос — наркотики и алкоголь имеются? — спросил старший лейтенант.
— Никак нет, — хмуро ответил строй.
Старлей кивнул и дал команду всем двигаться на посадку. У меня закралась мысль, что сейчас собранная гора вещей отправится не в Союз. Но каждый солдат расхватал купленные им вещи и побежал на борт.
Что было изъято, я так и не понял.
Как только все заняли места, начала закрываться рампа грузовой кабины Ил-76. Боковая дверь была ещё открыта, и оттуда веяло раскалённым воздухом.
Вспомогательная силовая установка гудела, а техник ходил рядом с солдатами и проверял, как они устроились на сидушках. Но главный вопрос всё-таки задали не бойцы.
— Молодой человек, а вы парашюты на всех взяли? Всем выдадите, — спросила девушка с чемоданами книг.
— Нет, это вам не нужно, — ответил техник.
Тут же дама занервничала.
— Как же⁈ Я как-то плыла на пароходе, и там всем пассажирам выдавали спасательные жилеты. Статистически тех, кто умеет плавать, гораздо больше тех, кто умеет летать…
Она ещё что-то продолжила говорить, но техник уже потерял суть претензий. Он посмотрел на меня, поскольку я сидел рядом с девушкой. Я ему подмигнул и показал, чтобы он шёл по своим делам.
— Так я и не получила внятного ответа, — заворчала девушка, посмотрев на меня. — Что? Я в первый раз на самолёте лечу.
— Ну как же. Вам сказали, что это вам не нужно.
— Но почему?
— Статистически, самолёт и авиационный транспорт в целом — безопаснее корабля. Поэтому и парашюты здесь не нужны, — ответил я.
Прошло несколько минут, прежде чем Ил-76 вырулил на полосу. Самолёт задрожал, двигатели загудели и вышли на нужные обороты. В иллюминаторе было видно, как недалеко от нас висят два Ми-24, готовые прикрывать самолёт от возможного посягательства со стороны духов.
Мгновение и «Илюша» рванул по полосе. Быстро разогнавшись, мы оторвались от полосы. Вертолёты всё ещё несли «вахту» в роли нашего эскорта. Как только Ил-76 начал отворот, тут же пошёл отстрел ловушек. Постепенно Кандагар становился всё дальше и дальше, скрываясь за перистыми и кучевыми облаками. А потом и совсем пропал из виду.
— Следующая остановка — Тузель, — прошёл мимо нас техник и прилёг на сооружённую из матрасов лежанку.