Афганский рубеж 4

Глава 24

Возвращаясь в Шахджой, я знал, что придётся разбираться с внутренними делами, которых за утро накопилось достаточно.

Не успел я войти в штаб, как на полусогнутых ногах ко мне подошёл начальник штаба майор Пяткин.

— Сан Саныч, у нас беда, — нервно сказал Алексей Гвидонович.

— Все живы? — задал я встречный вопрос, идя по коридору и снимая на ходу куртку.

— Эм… да. Тут другое.

— Ну, значит, это не беда. Либо временные трудности, либо поставленные задачи. Глаголь, Гвидоныч, что там.

— К нам летит главный штурман ВВС 40-й армии. Хочет проверить, как мы летаем на эти… ночные охоты.

— Хорошо. А беда-то в чём? Как будто первый раз к нам едут.

Я открыл дверь кабинета и быстро вошёл. Пока раздевался, Пяткин объяснил, почему стоит этого штурмана бояться. Мол, после визитов этого полковника, у многих командиров возникают проблемы.

— Гвидоныч, он летит свою работу делать. А именно проверить, как мы делаем свою. Это нормально. Я не понимаю, чего ты паникуешь.

Пяткин вроде успокоился. Через несколько минут в кабинете уже сидели замполит Ломов, заместитель по ИАС Моряк и тыловик Сычкин. Самый счастливый был именно Яша.

По своим каналам он уже узнал, что ему уже «дали» медаль. Как и многим другим. Теперь нужно дождаться только появления их в Кандагаре и переправить в Шахджой.

Небольшое дневное совещание должно было начаться 5 минут назад, но меня отвлёк звонок комполка. Веленов продолжал свой инструктаж, который он начал ещё в Кандагаре.

— Контроль высоты, местоположения в строю. Обязательно каждые 10… нет, 5 минут — контроль за остатком топлива. А лучше вообще за всем, — продолжал я слушать указания Юрия Борисовича.

— Так точно, товарищ командир. Что-то ещё?

— И за личным составом смотри. У тебя всё вроде спокойно, но бдительность усиль.

Командир полка что-то сильно «заинструктировал».

— И главное — летите ночью только после прибытия старшего штурмана.

Вот и командование себя проявило.

— А почему именно так? Разве у нас все задачи не согласовываются по линии генерала Целевого, который рядом сидит в Кабуле?

— Клюковкин, ну ты ж не первый год в армии. Не одного тебя к орденам нужно представлять. Кстати, ты в курсе, что я на тебя готовлю представление на орден Красного Знамени?

Приятно слышать, что меня так высоко ценят. Этот орден — следующая ступень в наградной системе. Наверняка Рэм Иванович постарался.

— Теперь знаю. Очень рад, — ответил я.

— Короче, жди полковника Углова. Сегодня должен прибыть.

Теперь хоть знаю, кто прилетит всё координировать. Углов Антон Павлович — главный штурман ВВС 40-й армии. Ни разу в жизни его не видел, но слухи о нём не самые приятные.

В первый раз слышу, что кто-то из представителей штурманской специальности может иметь скверный характер и репутацию самодура.

— Будем ждать, командир, — ответил я Веленову.

— Организуй встречу, питание, проживание. Про досуг не забудь…

Хорошо хоть не баню с девками ему подавай! На словах про досуг, разговор с Юрием Борисовичем и закончился.

Только я повесил трубку, как мои подчинённые тут же ринулись со мной обсуждать насущные проблемы. Да так, что стали друг друга перебивать.

— На повестке сейчас… — начал Ломов.

— Я осмотрел расположение… — продолжил Пяткин, перебивая коллегу.

— Что нам ваше расположение⁈ У нас скоро… — возмутился Ломов, продолжая склонять к обсуждению каких-то мероприятий партийной работы.

— Не ваше, а наше! Не сделаем, и будет плохо, — вновь его перебил Гвидонович.

Я громко прокашлялся, дав понять, что перепалку в моём кабинете необходимо заканчивать.

— Дебаты прекращаем и переходим к обсуждению в первом чтении. По старшинству. Алексей Гвидонович, что у нас за проблемы?

— В очередной раз не пришли запчасти на спецтехнику…

И далее по списку. Только решил проблемы со снабжением, как появились новые.

— Что с запасами? Ими можем воспользоваться? — спросил я, помечая себе в рабочей тетради красным карандашом необходимость решения вопроса с запчастями.

— Можем. А потом вновь будем их наполнять?

— Будем. Задачи у нас с вами боевые. Надо будет, вся эскадрилья руками толкать будет ЗИЛы и УРАЛы. Но этого не будет, поскольку вопрос решим в ближайшие два дня. Ещё что?

Гвидонович поднял вверх руки, показывая, что он закончил.

— Что у вас, Виктор Викторович? — обратился я к Ломову.

— Я понимаю, командир, что вылеты и старший штурман — важны, но вся политработа у нас встала в последние дни. Занятий нет, доведения не проводятся, про партсобрание и вовсе уже давно не вспоминается. День марксистско-ленинской подготовки скоро в плане, а мы не готовы. А ещё вы так и не приняли решение по поводу Орлова.

— А какое решение вы предлагаете? Человек, которому не доходит через голову, должен воспринимать информацию через руки, ноги, пот и слёзы. Чем у нас сейчас занимается Орлов? — задал я всем вопрос, и каждый из офицеров пожал плечами.

— Надо у его командира звена спросить, — предложил Яков Ильич.

— Не надо. Я и сам знаю, что он ничем не занимается. Вот к вам он в помощь и поступает, — посмотрел я на Ломова.

У Виктора глаза полезли на лоб. Похоже, при одном только упоминании возможности совместной работы с Орловым у него сразу возникает помпаж.

— То есть как в помощь? — возмутился Ломов.

— Очень просто, вам же нужен докладчик на день марксистско-ленинской подготовки?

— Эм… надо подумать.

— Это был не вопрос, а указание. Орлов на пути исправления. Да, есть нарекания в лётной работе, но по воинской дисциплине парень взялся за ум. «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного» — вы же помните эти слова?

Ломов покраснел, но деваться ему было некуда.

После совещания замполит попросился остаться. Как только дверь закрылась, и мы остались вдвоём, Виктор Викторович сел на диван и недовольно посмотрел в мою сторону.

— Что это значит, командир? Вы это специально?

— А что вас не устраивает? Чем плох Орлов?

— Всем. Он пьёт! — вновь начал возмущаться Ломов.

Следит за всем, Виктор Викторович! Не удивлюсь, если ходит и вынюхивает запах алкоголя.

— Ну не больше и не меньше, чем все остальные. И вы, кстати, тоже.

— А дисциплина? С младшими по званию груб, а должен их поучать и быть примером.

Точно следит. Наверное, ещё увидел сегодня утром, как отчитывал Михаил техника у вертолёта.

— Строгость к некоторым не помешает. Тем более что многие ошибки техников могли бы привести к печальному итогу.

Ломов покачал головой и замолчал. Неужели так эти кроссовки были для Викторовича важны? Или причина в другом?

— Викторович, вы чего тут устроили личную вендетту? Не нравится вам Орлов — так и скажите ему в лицо. А вот использовать своё служебное положение для сведения счётов я вам не позволю.

Виктор встал, выпрямился и спросил разрешения выйти из кабинета.

— Когда летали ночью? — спросил я у Ломова.

— Два дня назад. Сопровождал Ми-8 в Кандагар и обратно, — ответил Виктор.

Ломов имел допуск к полётам и на Ми-8. Как только он занял должность замполита, то переучился на Ми-24. В последние пару лет только на «шмелях» и летает.

— Со мной сегодня полетите ведомым. Готовы?

— Так точно.

Я кивнул, и Ломов быстро вышел.

К вечеру прибыл в Шахджой тот самый главный штурман — полковник Углов. Невысокого роста мужчина с аккуратно уложенными волосами и большой залысиной на макушке. Что в нём было особенного? Он тараторил так быстро, некоторые слова просто не успевали отложиться. Задаст какой-нибудь вопрос, и тут же сам на него отвечает. Ещё и не всегда правильно.

После ужина и небольшой экскурсии на ЦБУ, Антон Павлович решил проверить подготовку к боевому вылету у моей группы. В классе оставил меня и Кешу. Этого и стоило ожидать, поскольку не до конца ещё меня «напроверяли» по указке сверху. Не зря намекал Веленов, что нужно быть внимательным.

— Все карты и документацию мне на стол, Петров. И ваши тоже, майор Клюковкин. Посмотрю, как вы готовы в штурманском направлении, — хлопнул по центральному столу в классе Углов.

Я спокойно положил перед ним документацию, инженерно-штурманский расчёт, фотопланшеты и остальную документацию.

— У вас даже план связи есть. Похвально. А теперь вы, Иннокентий Джонридович, — обратился Углов к Кеше, и тот отдал ему документацию.

Сразу же Углов развернул карту. Причём полностью. Надо было видеть, насколько это взбесило моего товарища.

— Ну и где маршрут? — начал водить пальцем по карте Углов.

Я подошёл ближе и указал на нанесённые ровные линии с отметками времени. Мне ведь известно, насколько скрупулёзно относится к штурманскому делу Кеша.

— Это вы его так учили⁈ Вот так нужно рисовать линию заданного пути, — воскликнул полковник и, взяв карандаш с линейкой, начал прикладываться к карте.

Причём стал рисовать навесу, слишком сильно нажимая на карандаш.

— Товарищ полковник, в этом нет необходимости…

— Клюковкин, я лучше знаю, что мне делать.

Углов провёл несколько сантиметров, и кончик карандаша прорвал карту, образовав дырку как раз в районе реки Газнируд.

Я взглянул на Кешу и понял, что надо спасать человека. Вот только не Петрова, а Углова. Совсем немного и Кеша его «порвёт». Но первым порвали не полковника.

— Вот сам ты хреновый штурман. И карта у тебя хреновая, Иннокентий, — произнёс полковник и разорвал пополам карту Кеши.

Звук рвущейся бумаги даже у меня отозвался в голове гонгом. А уж у Петрова и подавно. Он сжал губы и уже готов был высказать очень много лестных слов Углову.

— Чего нахохлился, Петров? Карта почему в таком состоянии? Как сегодня полетишь? В общем, я тебя отстраняю.

— Да вы… — начал было отвечать Кеша, но я успел его прервать.

— Старший лейтенант Петров, вы свободны, — успел сказать я, пока Кеша не «наломал дров».

У него и так не самая хорошая была репутация в полку. А уж нетактичное поведение с главным штурманом ему могут не простить.

— Командир…

— Выйди, я сказал, — повторил чуть громче, и Кеша, вытянувшись в струнку, вышел из кабинета.

Углов проводил взглядом Петрова и повернулся ко мне.

— Это так вы готовите личный состав к важному вылету? Мало того что вас уже ловили на неподчинении и самоуправстве, вы ещё и некачественно готовы к выполнению…

— Вы всё сказали, Антон Павлович? — спросил я.

— Не понял… вы как…

— Очень просто, товарищ полковник. Во-первых, старший лейтенант Петров, как штурман звена прошёл контроль готовности у штурмана эскадрильи, как это и положено. Во-вторых, никто не давал право нарушать целостность штурманского снаряжения, коим является полётная карта. И в-третьих, у меня приказ генерал-лейтенанта Целевого о выполнении специальной задачи по поиску и уничтожению караванов. И не вам решать, кто будет в моём экипаже.

Углов тут же взбеленился и начал тыкать в меня пальцем.

— Вы забываетесь, Клюковкин. Правильно вас сюда отправили командовать этим подразделением. Не зря вы здесь оказались. Говорите, Целевой вам приказал? Ну-ну! Посмотрим!

Углов ещё пофыркал и тоже направился на выход из кабинета.

— Вы дозащищаетесь, Клюковкин. Я видел ваше представление на орден. Считайте, что получили от меня выговор и можете не ждать своё «Красное знамя».

— Зато у меня настроение хорошее. Лучше, чем у вас, — ответил я.

Углов что-то брякнул и пошёл на выход. Я начал собирать обрывки карты, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Обернувшись, я увидел растерянного Кешу.

— Командир, не стоило. Дал бы мне его послать, и на этом бы закончили.

— Ничего страшного. Если дураку не намекнуть, что он дурак, он так и будет жить в неведении, — ответил я, и Кеша слегка приободрился.

В расчётное время поднялись в воздух. Ломов не сразу начал поспевать за всеми манёврами, но к 10-й минуте полёта стал держаться ровнее.

— 104-й, не отстаёшь? — сказал я в эфир, проходя рядом с очередной сопкой.

— Справа на месте, 102-й, — спокойно ответил Виктор.

— Командир, а звёзды сегодня сверкают ярче, чем вчера, — заметил Кеша.

— Звёзды — хорошо, а что у нас по маршруту? — спросил я.

— Прошли второй поворотный пункт. Далее курс 140°, — доложил Иннокентий.

Безоблачным небом над приграничными районами Афганистана любоваться не было возможности. Пусть ночью и тяжелее стрелять с ПЗРК, но прижиматься к земле всё же не стоит. Тем более что она сегодня хорошо просматривается.

— А в прибор хорошо всё видно, — сказал по внутренней связи Липкин, сидящий в грузовой кабине.

В сегодняшнем вылете он решил воспользоваться ночным биноклем БН-2. И чем дальше мы удалялись от Шахджоя, тем больше командир спецназа удивлялся.

— Вот там точно кто-то будет. А вот место хорошее для засады. Я не успеваю отмечать, Саныч. Чего мы раньше так далеко не залетали? — спросил Пётр Петрович, когда мы прошли на очередной просёлочной дорогой, ведущей от границы в сторону Кандагара.

— Никто задачи не ставил, — ответил я.

Чем ближе подлетали к границе, тем горы становились круче. Ущелья сменялись горной грядой, а равнинной поверхности почти не было видно.

— Третий поворотный пункт маршрута. Далее курс 70, — объявил Кеша, когда мы прошли рядом с горой Харгар.

Пока что никакого движения и никаких признаков жизни. По курсу было очередное ущелье, слегка освещаемое лунным светом. Тут же Липкин внёс предложение.

— Саныч, надо пройти по ущелью. Чуйка у меня.

И у меня тоже — зацепиться лопастями можно на раз-два.

— Командир, узковато. Двум вертолётам будет очень тесно, — заволновался Кеша.

— И духи могут думать так же. Мы же не отклоняемся от маршрута, Кеша?

— Нет.

Может и правда что-то найдётся и в этом ущелье.

— 104-й, снижаемся в расщелину. Иди с превышением от меня, — дал я команду Ломову.

— Понял, 102-й.

Ручку управления отклонил вперёд, и вертолёт быстро спикировал вниз. В этот момент дух захватило и всё сжалось в груди. Несколько мгновений и я выровнял вертолёт, оказавшись между двух скал.

Стало жутковато. Каждый поворот в ущелье приходилось проходить с большим напряжением. Чем дальше, тем расстояние становилось всё уже и уже.

Кажется, что можно дотронуться рукой до скал, окружающих нас. А вниз вообще не хочется смотреть — там тёмная бездна. Во рту слегка пересохло, а по виску медленно начала скатываться капля пота.

— Подходим к выходу из ущелья, — доложил Кеша.

Узкое пространство начало становиться шире. Справа — горная гряда прямо за блистерами нашего Ми-24. Слева — появилась гора, возвышающаяся над нами. Насколько я понял, это самая высокая точка гор Претай — почти 3000 метров.

— Сейчас последний изгиб, — доложил Кеша.

Я начал отворачивать влево, чтобы не уйти в сторону границы с Пакистаном. Липкин уже начал говорить, что под собой обнаружил большое горное плато, на котором было несколько дувалов.

— Отворот вправо… во! — воскликнул Кеша, который обомлел от увиденного.

Выйдя из разворота, мы оказались перед самым настоящим мегаполисом. На небольшой равнине было огромное множество огней. Оказывается, горная гряда являлась естественным укрытием для целого лагеря душманов. Сомневаюсь, что это туристы.

Сердце слегка забилось. Виски запульсировали, а по внутренней связи уже начались доклады Кеши о готовности к бою.

— 102-й, впереди наблюдаю. Главный включил, — доложил Ломов.

— Наблюдаю. Внимание, сброс баков! — дал я команду Ломову.

Нащупал тумблер сброса и пустые баки ушли вниз. И тут же духи активизировались.

— «Сварка» слева, — вновь вышел я в эфир, уклоняясь от яркого пунктира крупнокалиберных пулемётов.

Очередь прошла мимо. И ещё одна справа, от которой пришлось уходить уже резче.

С земли заметил вспышку, и что-то светящееся резко устремилось к нам.

— Слева! Слева! — слышу громкий голос Виктора в эфире.

— Командир, пошла ракета, — запереживал Кеша.

А время начало растягиваться.

Уйти влево нельзя — горная гряда. Если уйду вправо — подставлю Ломова.

И вверху только звёзды…