Альянс бунта

ГЛАВА 11

ПАКС

Джейкоби пытается преследовать меня, но я ускользаю от него в двух кварталах от кафе. Без пальто ночной воздух словно режет меня ножом, холод кусает легкие, но я ничего не чувствую. Иду около часа, и вскоре в воздухе начинает кружить снег. Улицы пустынны. Мир безмолвен, все приглушено и неподвижно. Через некоторое время я натыкаюсь на круглосуточную аптеку и, спотыкаясь, захожу внутрь, бросая товары в корзину без единой мысли в голове.

Когда подхожу к кассе, кассирша настороженно смотрит на меня, просматривая товары, которые я только что выложил на ленту. Она не выглядит впечатленной.

— Другие люди тоже делают здесь покупки, знаете ли, — говорит она.

Я оглядываюсь, приподнимая бровь в сторону других покупателей, стоящих в очереди позади меня, чтобы расплатиться.

— Очевидно.

— Точно.

— И что вы хотите сказать?

— Вы купили все имеющиеся у нас тесты на беременность. Вам действительно нужно купить их все?

— Я не знаю, Линда. Что вы думаете? Я похож на парня, который купил бы пятнадцать тестов на беременность, чтобы поразвлечься?

Она закатывает глаза.

— Честно говоря, нет. Не похож.

— Тогда можно сделать вывод, что я бросил все эти чертовы штуки в свою корзину из необходимости. Вы так не думаете? Линда?

Она хмурится.

— Чтобы понять, что кто-то забеременел, нужен всего один тест. Возможно, два, чтобы подтвердить.

Пусть она продолжит донимать меня. Пусть продолжит, блядь, делать это. Я на сто процентов готов к схватке с незнакомкой.

— Конечно. Я согласен.

— Тогда зачем тринадцать штук?

— А ты как думаешь? Я перетрахал столько женщин за этот месяц, что мне нужно сделать обход и убедиться, что ни одна из них не залетела. Вообще-то мне нужно еще пять, но, похоже, у вас все закончилось.

Отвращение? Нет, это слово недостаточно сильное. «Отвращение» и близко не подходит для описания выражения лица кассирши. Она морщит нос и гримасничает, сканируя тесты один за другим.

— Не хочу давать медицинских советов, но, похоже, вам лучше прихватить еще и пару наборов на ЗППП.

— Закрой свой гребаный рот, Линда.

— Ну, тогда ладно.

За окном темное небо затянуто тяжелыми тучами, закрывающими звезды. Снег быстро падает, покрывая все вокруг. Я иду, и иду, и иду. Еще через час или около того выбрасываю аптечный пакет со всеми тестами на беременность в помятый мусорный бак на углу улицы, не понимая, зачем вообще их купил. Чейз беременна на сто процентов. Заставив ее помочиться на миллион тестов, я этого не изменю. Эта прогулка должна была прояснить голову, но я не могу мыслить здраво. Мои мысли превратились в беспорядочную кашу — отрывки самобичевания, сопровождаемые ругательствами. Появляется холодный голос моей матери, просто чтобы сделать вещи действительно забавными.

«Глупый ребенок. Меня не было рядом всего пять секунд, и посмотри, во что ты вляпался. Привязался к нищему, необразованному ничтожеству без гроша в кармане. Ее родители — обычные. Она — самая обычная. Теперь ты будешь связан с ней общим ребенком. Клянусь богом, ты будешь расплачиваться за него до конца своих дней. Так держать, Пакс. Я всегда знала, что ты глуп, но это уже за гранью, даже для тебя. Если бы ты спросил меня, я бы отвезла девчонку в первую попавшуюся клинику и…».

— А я, блядь, тебя не спрашивал, ясно? — выплевываю я слова, создавая клубы тумана из своего дыхания, когда пересекаю улицу, направляясь обратно в сторону кампуса университета Фэрбенкс.

Прохожу половину пути, когда мне приходится остановиться и присесть на скамейку на автобусной остановке, чтобы перевести дух. В груди так тесно, что кажется, будто двенадцатитонный слон давит мне грудную клетку.

Это просто безумие.

Мне нужно выпить.

Придя в себя настолько, чтобы снова переставлять ноги, я спешу по улице и захожу в первый попавшийся бар. Внутри тепло. Слишком тепло. Воздух влажный и плотный, он льется мне в горло, как сироп. Молодая девушка с розовыми волосами и кольцом в носу спрашивает меня, чего я хочу, соблазнительно хлопая ресницами. Когда-то, не так давно, уже усадил бы ее голую задницу на край раковины в туалете и трахал бы до изнеможения, пока ее задыхающиеся мольбы жарко звучали в моем ухе. Теперь я едва замечаю, что она женщина, когда озвучиваю свой заказ.

— «Джонни Уокер». Двойной. Чистый.

— Уф. Плохой день, Ковбой? — мурлычет она. — Хочешь льда?

— Нет, я не хочу льда. Ты видела, что творится снаружи?

Она поднимает руки в притворной капитуляции.

— Уже иду, босс.

Барменша наливает мне выпить, флиртуя и смеясь с другими посетителями, сидящими за стойкой, а я начинаю терять сознание. Здесь так жарко, что я могу упасть в обморок, черт возьми. По крайней мере, тогда я не буду в сознании.

Все это так глупо. Чейз принимает таблетки. Этого не должно было случиться. Я должен был надеть гребаный презерватив. Должен был… быть, блядь… умнее…

Секунду спустя я держу в одной руке свой двойной «Джонни Уокер», а в другой — мобильный телефон, экран разблокирован, большой палец навис над зеленой кнопкой вызова. На экране светится имя: РОБЕРТ УИТТОН

Это не тот звонок, который я хотел бы сделать, но, похоже, у меня нет выбора. Потом ударяю подушечкой большого пальца по маленькому зеленому кружочку, и мое тело замирает, как только слышу гудки из динамика.

Пять гудков.

Восемь секунд. Именно столько времени у меня есть, чтобы решить, хочу я этого или нет. Я еще не принял решение, когда гудки прерываются и на экране телефона появляется лицо Роберта.

FaceTime??? Я позвонил ему по FaceTime? Боже, сегодняшний день становится все лучше и лучше. Ну что ж. Слишком поздно отступать. Старик Пресли натянуто улыбается мне с другой стороны камеры, и, судя по выражению его лица, он все знает.

— Мне было интересно, сколько времени тебе потребуется, чтобы позвонить, — сухо говорит он.

— О? Я потрясен. — Мой голос сочится сарказмом. Я не могу отключить его.

Мужчина хмыкает и отводит взгляд от телефона. Глубокие, недовольные морщины пролегли вокруг его глаз и между бровями, с тех пор как я видел его в последний раз. За окнами за спиной Роберта кромешная тьма. Его щеки выглядят впалыми, мешки под глазами отчетливо видны при ярком верхнем освещении. Похоже, он на какой-то кухне.

— Подождите, где вы находитесь? В ресторане? — спрашиваю я.

— Да.

— А который у вас час?

— Почти четыре. Утра. Хлеб сам себя не сделает.

Фэрбенкс на четыре часа отстает от Маунтин-Лейкс. Мне должно быть неловко за звонок в столь ранний час, но мужик все равно не спал, так что к черту все это. Я не извиняюсь.

— Где ты? В баре? — спрашивает Роберт, прищурившись на меня.

— Нет.

Он подозревает, что я лгу, но что тот может с этим поделать?

— Неважно. Ну, давай. Выкладывай. Я прокручивал этот разговор в голове миллион раз за последние две недели. Пытался понять, как ты собираешься справиться со всем этим. Ни один из сценариев, которые я себе представлял, не был очень удачным, так что… давай поговорим.

Две недели? Я должен был быть первым, кому Чейз рассказала об этом. Но был в неведении и изводил себя, потому что знал, что что-то не так, а ее отец знает об этом уже две недели? Клянусь, если бы не был так глупо влюблен в эту девушку, я бы сейчас был в ярости на Чейз.

Но я не могу сосредоточиться на этом. Не здесь. Не сейчас. Все это и так достаточно тяжело. Я допиваю остатки своего напитка, морщась от того, что алкоголь прожигает путь к моему желудку, и затем говорю то, что мне нужно сказать.

— Я не буду ждать год. Не сейчас. Вы знаете, что я не могу. Мне нужно ваше разрешение.

Он смотрит на меня безучастно.

— Разрешение на что?

— Вы издеваетесь надо мной?

— Разрешение на оплодотворение моей дочери? — спрашивает он. — Потому что, похоже, ты уже это сделал.

— Роберт, вы совсем спятили, если думаете, что сейчас я в таком состоянии, чтобы заниматься подобным дерьмом. Я делаю все возможное, чтобы быть уважительным…

— Но ты был не очень уважителен, когда засовывал ребенка в живот моей дочери, не так ли?

Раз Миссисипи.

Два Миссисипи.

Три Миссисипи.

Я жестом прошу еще одну порцию виски.

Четыре Миссисипи.

Блядь, кто сказал, что подсчеты охлаждают пыл? Они, черт возьми, врали. В мире не найдется столько «Миссисипи», чтобы погасить пламя внутри меня.

Барменша пододвигает ко мне бокал, и я опрокидываю спиртное в себя, не заботясь о том, что Роберт меня видит. Когда опускаю пустой бокал, все мое внимание сосредотачивается на отце Чейз.

— Вы закончили?

Он корчит гримасу.

— Хорошо. Я не хотел, чтобы это произошло. И точно не делал этого специально. Теперь вы дадите мне свое разрешение попросить Чейз выйти за меня замуж, или я выйду отсюда и попрошу ее без этого?

— Я все еще думаю, что тебе стоит подождать.

— Зачем? Пока она не станет размером с дом? Пока нашему ребенку не исполнится пять лет? Пока мы не выйдем на пенсию во Флориде и вы, наконец, не окочуритесь?

— Ух. Это было немного грубо!

— А вам не кажется, что вы были немного грубы со мной? — Я разражаюсь язвительным смехом.

— Ладно. Да, наверное, ты прав. Я просто волнуюсь, вот и все. Пресли — моя единственная дочь…

— Вы думаете, что я не буду заботиться о ней? Что не буду зарабатывать достаточно, чтобы ей было комфортно?

— Дело не в этом.

— Или думаете, что я сделаю ее несчастной?

Он делает паузу, затем неохотно говорит:

— Нет. По какой-то причине ты, кажется, делаешь ее очень счастливой. Сомневаюсь, что это изменится.

— Вы думаете, я буду изменять? Лгать? Надоем ей?

— Нет. Ничего подобного.

— Тогда в чем же дело? Какое оправдание тому, что вы не даете свое согласие?

— Она потеряла свои подростковые годы, Пакс! Мой собственный сын лишил ее их. В те годы, когда она должна была гулять, веселиться с друзьями, изучать жизнь и выяснять, кем хочет быть, к ней приставали самым жестоким и ужасным образом, прямо у меня под носом. У нее отняли невинность. И продолжали отнимать снова и снова. Она так быстро выросла, потому что у нее не было выбора. Я просто хочу… хочу, чтобы она вернула себе ту часть того времени. Для себя. Я хочу, чтобы она вела себя соответственно своему возрасту. Пресли должна наслаждаться колледжем. Быть свободной, дикой и полной радости. Если она выйдет за тебя замуж, что тогда? Она станет женой в восемнадцать лет? Даже двадцать — это слишком рано. Слишком!

— Но она станет матерью. Ребенок может помешать вашим «диким и свободным» планам в отношении нее, вам не кажется?

Роберт собирается что-то сказать. Открывает рот, но останавливает себя. Затем отводит взгляд вправо, в сторону фотозоны юности Чейз. На его лице мелькает целая серия эмоций, но все их трудно определить и назвать.

— Что? Вам нечего сказать по этому поводу? Хотите, чтобы ваш внук рос с матерью-тусовщицей. Пусть вступает в женское общество и напивается до потери сознания каждый вечер без всякой, блядь, причины, а вам в итоге придется присматривать за ребенком…

— Господи! Ради всего святого, будь благоразумен, Пакс. Не будет никакого ребенка, ясно? Не будет, если у меня есть право голоса. Пресли знает, что для нее лучше, и это не рождение ребенка в восемнадцать лет, когда у нее еще не было шанса на жизнь, понятно. Она…

— О чем, черт возьми, вы говорите? — Я замираю на месте. Мой голос тих, но вопрос, который я только что задал, гремит у меня в ушах.

— Я говорил с Пресли. Она знает, что я всегда поддержу ее. Нет ничего плохого в том, что она принимает решение, которое отвечает ее будущему. Это выгодно и тебе. Только подумай на секунду, как будет выглядеть твоя жизнь с новорожденным. Ты что, думаешь, что сможешь путешествовать по всему миру с этим Кроссом, участвуя в фотосессиях? Конечно, нет. Тебе придется купить дом, остепениться и привыкнуть к тому, что ты прикован к…

— Вы сказали ей избавиться от него? — шепчу я.

— Не говори так. Это очевидный выход из положения. Разве ты не сторонник выбора? Пресли слишком умна, чтобы…

— Конечно, я, блядь, за выбор! Да что с вами такое? — шиплю я. — Пресли может принять любое решение. И я буду тем, кто ее поддержит. Я буду держать ее за руку, несмотря ни на что. Вы… — Горячая, кислая желчь обжигает мне горло. — Вы сказали ей не обсуждать это со мной? Сказали ей, чтобы она просто разобралась с ситуацией до того, как я смогу ее остановить?

Роберт закрывает глаза. У него вид усталого человека, которому надоело пытаться вразумить идиота.

— Вы едва закончили школу. Никто из вас не достаточно взрослый, чтобы принимать такие решения…

Я заканчиваю разговор.

В ушах гудит, пронзительный звон перекрывает болтовню и суету оживленного бара.

Что за хрень?

Неужели?..

Нет.

Это правда только что произошло?

Роберт Уиттон последние две недели нашептывал Чейз на ухо яд? Пытался убедить ее не говорить мне, что она беременна? Что… что за хрень? Кто так делает?

— Это не было похоже на веселый разговор. — Барменша с розовыми волосами вернулась; она стоит напротив меня и отвинчивает крышку с бутылки «Джонни Уокера». Она пытается налить мне еще, но я закрываю бокал рукой. — Уверен, босс? На твоем месте я бы сегодня напилась в хлам.

— Невежливо подслушивать частные разговоры людей.

Барменша хихикает, качая головой.

— Если разговариваешь по громкой связи в баре, это уже не частный разговор.

— Просто принеси мне счет. Мне нужно убираться отсюда.

Она пожимает плечами.

— Разумно, Повелитель Зла, — говорит она, дергая подбородком в сторону моей толстовки. — Я оплачу твой чек. Если уж на то пошло, ты выглядишь чертовски плохим парнем, но могу сказать, что у тебя доброе сердце. Но тебе лучше поговорить с этой девчонкой, пока ее папаша не убедил ее, что ты злодей. В противном случае она сделает в точности то, что он ей скажет, и ты ее больше никогда не увидишь. Поверь мне. — Девушка приподнимает брови. — У меня есть личный опыт общения с такими отцами, которые просто «хотят как лучше».