Альянс бунта

ГЛАВА 40

ПАКС

Рука Элоди Стиллуотер перевязана. Улыбка на ее лице исчезает, как только я выхожу из больничной палаты. Она понимает, что что-то не так. Ее глаза вспыхивают беспокойством и девушка поднимается на ноги. Кэрри присоединяется к ней. Через открытую дверь слышны всхлипывания Чейз. Обе девушки спешат в палату, а я несусь прочь по коридору.

— Пакс! — Дэш следует за мной по пятам. — Какого черта, чувак? Что-то случилось? Что ты… куда ты, черт возьми, идешь? — Он пытается схватить меня, но я срываюсь на бег.

Снаружи день в самом разгаре, на горизонте маячит еще одно унылое ноябрьское небо. Я намереваюсь добежать до машины, сесть в нее и рвануть прочь, пока Дэш не догнал меня, но тут прохожу мимо невысокой кирпичной стены, кирпичи в центре которой более свежие, более яркие, более новые, красные, и что-то незакрепленное, уже звенящее в моей груди, разрывается. Я, пошатываясь, останавливаюсь, упираясь руками в колени, пытаясь перевести дыхание, но ничего не получается.

— Пакс! Господи! Что, блядь, происходит? — Дэш знает, что лучше не трогать меня сейчас. Он стоит передо мной, и все, что я вижу, это его ноги.

Задыхаясь, я показываю на стену.

— Я сидел там той ночью.

— Какой ночью?

— В ту ночь, когда Джона перерезал запястья Чейз и выбросил ее из машины. Он проехал сквозь эту чертову стену. Чуть не убил меня. Я помог ей дышать в ту ночь. Я спас ее.

— Черт, — выдыхает Дэш себе под нос. — Она что, порвала с тобой, что ли?

Эмоции зашкаливают. Я трясу головой, пытаюсь сглотнуть, пытаюсь дышать…

— Скажи что-нибудь, чувак. Я с трудом пытаюсь понять, что, блядь, происходит.

— ПАКС! — Рев Рэна слышен на всю стоянку.

— Дерьмо, — выплевываю я, глотая воздух.

— Да что случилось? — требует Дэш.

Через секунду Рэн настигает нас.

— Ты, блядь, шутишь, да? — Джейкоби рывком поднимает меня на ноги, на его лице застыла маска ярости. — Ты шутишь. Скажи мне, что ты шутишь.

— Серьезен, как сердечный приступ, — выдыхаю я.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит!

— Он ее бросил! — Недоверчиво вскинув руки вверх, Рэн яростно смотрит на меня. — Его девушка только что потеряла ребенка и перенесла тяжелую операцию, а он ее бросает.

— Стоп. Я уверен, что это еще не все, — говорит Дэш, как всегда здравомыслящий человек.

— Если есть что-то еще, то я с удовольствием послушаю, — возмущается Рэн.

— Я почувствовал гребаное облегчение, ясно! — кричу я. — Я оказался в ловушке в этой дерьмовой ситуации, а потом она потеряла этого ребенка. Это было гребаное благословение. Чего ты от меня ждал? А? Я Пакс, гребаный, Дэвис. Теперь я свободен. Я могу идти своей дорогой, и…

Удар приходит из ниоткуда. Джейкоби быстр в обращении с кулаками. И всегда был таким. Отдача от его удара сотрясает меня до самых подошв моих ботинок. Боль пронзает мою челюсть, бьет по голове и по затылку.

Я сплевываю кровь на бетон у своих ног.

— Еще.

Рэн уже приготовил еще один правый хук и ждет меня. На этот раз удар приходится мне в висок. В глазах кружатся звезды, мгновенная темнота застилает зрение. Вторая волна боли — желанный друг, протягивает мне руку, приглашая в беспамятство. К сожалению, беспамятство не овладевает мной, поэтому я поднимаюсь на ноги и машу ему рукой, скривив губы в улыбке.

— Еще.

Я даже не пытаюсь защищаться. Третий удар делает свое дело. Кулак Рэна снова врезается мне в челюсть, и мир расплывается, а затем свет гаснет.

Я прихожу в себя на земле, затылок раскалывается, а Дэш и Рэн спорят над моим распростертым телом.

— Просто остановитесь! Говорю тебе, у нас нет полной информации! — Никогда не думал, что услышу, как лорд Ловетт встанет на мою защиту. Какой поганый день выдался.

— Мне насрать, какие у него оправдания. Он должен вернуться туда и сказать той девушке, что совершил ошибку…

— Он очнулся. — Дэш отталкивает Рэна в сторону, предлагая помочь мне подняться. Я бы с удовольствием отказалась и сохранил хоть какое-то подобие достоинства, но уже слишком поздно. Поднявшись на ноги, я прочищаю рот, сплевывая на землю еще больше крови на землю, и протягиваю руку Джейкоби.

— Мне нужны ключи.

— Ты не получишь свои ключи, урод.

— Отдай их мне.

— Зачем, чтобы ты мог сбежать от всего этого?

Его презрение режет хуже любого ножа, но я киваю, раздувая ноздри.

— А ты как думаешь? Разве не этого ты от меня ждешь? Чего вы все ждете?

— Нет! — кричит он. — Я жду, что ты будешь тем человеком, которым, как я знаю, ты являешься. Я жду, что ты останешься и будешь любить девушку в той больничной палате, даже если это будет трудно!

— Да пошел ты, чувак. Ты не знаешь, о чем говоришь. Я всегда собирался это сделать! Я все равно собирался все испортить! Я просто такой, какой есть!

— Слабак, — обвиняет Рэн и неодобрительно качает головой. — Ты не такой. Ты лучше этого.

Боже, в какой момент у него сложилось такое мнение обо мне? У него было место в первом ряду на шоу «Пакс — гребаный неудачник» на протяжении всей учебы в академии. Я был полным дерьмом на протяжении всей нашей дружбы. Не могу представить, с чего он взял, что во мне произошли такие перемены, что я заслуживаю такого уровня доверия с его стороны.

Вытянув шею вперед, я встаю перед ним, прищурив глаза. Рэн и глазом не ведет, когда я тычу пальцем себе за спину, указывая на больницу.

— Я чуть не стал причиной смерти этой девушки, — рычу я. — Если бы не я, ее бы там сейчас не было. Самое лучшее, что я могу для нее сделать, самое доброе, что могу для нее сделать — это уехать и дать ей возможность жить дальше. Чейз хорошая и добрая. Все, что я собираюсь сделать, это загнать ее в угол и сделать ее жизнь никчемной. Из-за меня она чуть не погибла, черт возьми. Она заслуживает большего. И если это все, что я могу сделать — уйти и позволить ей начать жизнь заново, то я, блядь, сделаю это. А теперь отдай мне… мои гребаные ключи.

Рэн встречает мой взгляд. Мы познакомились, когда нам было по четырнадцать, и поначалу не понравились друг другу. Он был таким спокойно-уверенным. В моем понимании — высокомерный, изнеженный кусок дерьма. Мы проводили много времени, сталкиваясь головами, идя нога в ногу. Смотреть друг другу в глаза было нашей профессией. В конце концов, мы стали неразлучны и объединили усилия, направив свой гнев и свое плохое отношение не друг на друга, а вовне, на мир, который плохо к нам относился. Но Рэн научился читать меня еще раньше.

Он молча отдает ключи от «Чарджера».

Я направляюсь прямиком к машине, где вижу ее припаркованной на другой стороне полупустой стоянки.

— Наслаждайся Японией. Надеюсь, ты будешь каждый день есть плохие суши и подцепишь дизентерию, ублюдок!

Я не произношу ни единого гребаного слова.

Дрожа, я забираюсь в «Чарджер», завожу двигатель и с визгом выезжаю с парковки. Как только в зеркале заднего вида перестает быть видна больница, я съезжаю на обочину, ставлю машину на парковку, открываю дверь и выблевываю свои кишки на тротуар.

Все кончено. Дело сделано. Это конец.