Альянс бунта

ГЛАВА 7

ДЭШ

Оружие.

Я только что сошел с самолета. Нахожусь в городе, в котором раньше бывал лишь наездом. Где, блядь, я возьму оружие?

Ответ на этот вопрос, конечно, очевиден. В отеле, где мы остановились, живет самая колоритная клиентура. Личный консьерж готова иметь нас с Кэрри до потери сознания. Дженезис, безусловно, сможет снабдить меня огнестрельным оружием. Я просто не хочу просить ее об этом.

— Это должен был быть отпуск, — шиплю я себе под нос, выходя из лифта и проходя через пустынный вестибюль. — Большинству людей не нужно вооружаться для небольшого отдыха.

Я не стал говорить Кэрри о том, что сказал Майкл. Иначе она никогда бы не позволила мне покинуть пентхаус. С оружием или без него, но, если бы Кэрри заподозрила, что меня втягивают в сценарий, в результате которого я могу пострадать или погибнуть, та бы ни за что не выпустила меня из виду. Я поцеловал ее в макушку, сказал, чтобы она немного отдохнула и, что скоро вернусь и принесу ей рогалик и кофе, а затем выскользнул за дверь, не оглядываясь назад, только малейшая вспышка нервной энергии пронеслась по моему телу.

Теперь, когда стою перед стойкой администратора, а Дженезис одаривает меня своей холодной, профессиональной и в то же время такой многозначительной улыбкой, мне хочется перезвонить Майклу и в недвусмысленных выражениях послать его на хрен.

Вместо этого я говорю:

— Дженезис, мне нужно оружие.

Она ничуть не удивлена.

— Какое?

— Э-эм…

— Пистолет? Или что-то более… — Она приподнимает бровь. — Что-то помощнее?

Это не должно казаться таким обыденным. Или должно? Черт, я уже даже не знаю, что считать нормальным.

— Пистолет. Определенно пистолет. — Я не собираюсь разгуливать по Сиэтлу с обрезом, засунутым за пазуху моей гребаной куртки. Это было бы безумием.

Дженезис благосклонно кивает.

— У нас политика невозврата огнестрельного оружия, лорд Ловетт. Как только вы возьмете его, оно ваше. Вы также будете нести ответственность за его утилизацию, когда закончите с ним работать. Если будете пойманы с огнестрельным оружием, которое мы вам предоставили, то ни при каких обстоятельствах не должны сообщать полиции или любой другой посторонней стороне, где его приобрели. Вы согласны с этими условиями?

Господи. Я вздыхаю, щипая себя за переносицу.

— Да. Да, согласен. Мне нужно что-то подписать?

Она вежливо смеется себе под нос, глаза искрятся весельем.

— Нет, лорд Ловетт…

— Серьезно. Зови меня Дэш. Пожалуйста.

Она изо всех сил старается не ухмыляться.

— Мы предпочитаем избегать бумажного следа, когда речь идет о таких вещах, Дэш. В «Крестоне» мы действуем по принципу «мое слово — мои гарантии».

— Кажется, что это трудно контролировать.

— Напротив. Если вы нарушите свое слово в этом отношении, последствия будут… э-э-э… очень серьезными. Наши гости знают, что заплатят высокую цену, если каким-либо образом подвергнут опасности наше заведение. Уверена, что вы понимаете. Да?

Она склоняет голову набок, терпеливо ожидая, пока я подтвержу, что да, понимаю это, и что признаю, что, скорее всего, потеряю конечность, если каким-либо образом подставлю «Крестон» под удар. Я даю ей ответ, которого она ждет.

— Абсолютно. Звучит очень справедливо.

Дженезис сияет.

— Нам нравится так думать. Пожалуйста, подождите здесь. Я сейчас вернусь с запрошенным Вами предметом. — Она барабанит ногтями по прохладной мраморной столешнице перед собой, поворачивается на своих смертельно высоких каблуках и исчезает за тяжелой дверью позади себя. Боже, эта чертова дверь выглядит так, будто сделана из армированной стали.

Проходит не более минуты, и Дженезис возвращается с небольшим черным жестким кейсом в руках. Она ставит его между нами, и я вижу, что на нем не традиционный замок и ключ, а комбинация цифр.

— Код — один ноль шесть семь. Внутри вы найдете и пистолет, и патроны. Если вы будете так любезны подождать, пока покинете территорию, прежде чем открывать кейс, я была бы вам признательна.

Я хватаюсь за ручку кейса и притягиваю его к себе. Он слишком мал, чтобы принять его за дипломат. Это явно оружейный кейс, что чертовски неудобно, если учесть, что одному богу известно, кто увидит меня с ним.

— Как я понимаю, сегодня вечером вы будете в гостях у друзей «Крестона». Пожалуйста, передавайте им наш привет. Если вам понадобится что-то еще от меня, как уже говорила, то буду рада помочь. Я буду находиться здесь, в здании, в течение всего времени вашего пребывания.

— Уверен, что у нас все будет в порядке. Спасибо, Дженезис.

— Всегда пожалуйста, Дэш.

Я поворачиваюсь, собираясь вернуться к лифту, чтобы спуститься в парковочный гараж под отелем, но Дженезис почтительно прочищает горло.

— Наш общий друг заказал для вас машину на этот вечер. Он подумал, что так будет проще припарковаться в месте назначения.

— Как заботливо с его стороны, — ворчу я.

— Да. Наш друг тщательно продумывает все свои действия. Благодаря такой предусмотрительности все проходит гладко.

Я держу рот на замке. Иначе могу сказать что-нибудь язвительное, а Дженезис, похоже, неравнодушна к опекуну Кэрри; нетрудно представить, что мои комментарии дойдут до него, если отпущу какую-нибудь едкую колкость.

Снаружи изящная черная машина — естественно, убойная — притаилась у обочины, как бесшумная, крадущаяся акула. Я пытаюсь понять, что это за машина, но времени нет: светловолосый парень в безразмерной толстовке с капюшоном вылезает с водительского сиденья, обходит машину и открывает пассажирскую дверь.

— Залезай, — командует он.

— Я сяду сзади, если ты не против?

Он смотрит на меня так, что становится ясно, что это не круто.

— Это не гребаное такси. У меня нет целой ночи, чувак. Просто садись в машину.

— Я даже не знаю, кто ты, блядь, такой.

— Я Мейсон. Знак зодиака — Рыбы. Любимый цвет — фиолетовый. Как-то так. Теперь мы лучшие друзья. Ты едешь или как? У меня полно других дел, которые я бы предпочел делать, чем возить задницу вашей светлости по городу. Если хочешь отвалить, то вперед.

Он произнес «ваша светлость» с нескрываемым презрением. Очевидно, парень не слишком высокого мнения о моем праве по рождению; его насмешки даже вызывают у меня симпатию к нему.

— Ладно. Как скажешь. — Я сажусь на пассажирское сиденье, а этот Мейсон, кем бы он ни был, забирается обратно в машину — теперь по значку в центре руля я вижу, что это какой-то «Чарджер». Правда, сильно укомплектованный. Даже интерьер безумный.

— Классная тачка, чувак. Я так понимаю, это машина Майкла? — Я кладу жесткий кейс с пистолетом на колени.

Мейсон кривит губы в мою сторону.

— Это моя.

— Значит, ты не его шофер?

— Да пошел ты, чувак.

— Тогда почему носишься по городу на своей шикарной тачке, открывая людям двери, словно лакей? — Мне не следует его подначивать, но он ведет себя чертовски язвительно, и я не в лучшем настроении. Я чертовски апатичный и мои яйца сильно болят; наверное, так бывает, когда ты только что пролетел через весь мир и уже почти трахнул свою горячую подружку, но тут тебя прерывают из-за тупого дерьма, которое не имеет к тебе абсолютно никакого отношения.

Включив передачу, Мейсон раздувает ноздри, сердито смотрит на меня, протягивает руку и нажимает кнопку у своего окна. Рядом со мной раздается громкий звук, дающий понять, что этот ублюдок запер нас.

— Я не лакей. Майкл сказал, что мне, возможно, придется тебя придушить, чтобы затащить в машину. Только поэтому я открыл тебе чертову дверь, придурок.

— Отлично.

Он непринужденно пожимает плечами.

— Не каждый день удается придушить представителя британской аристократии. Пристегнись, Лютик.

Прежде чем успеваю подчиниться, он нажимает на газ, и мы несемся по мокрому от дождя асфальту на бешеной скорости.

Мейсон не из тех, кто любит поговорить. Только когда я начинаю раздражаться, задыхаясь в густой тишине, и начинаю возиться с комбинацией замков на жестком кейсе, просто чтобы чем-то занять руки, он раздраженно выдыхает и смотрит на меня.

— Какого хрена ты делаешь?

— Готовлюсь, — отвечаю я, и мой голос достаточно холоден, чтобы превратить это слово в лед.

Если мне предстоит участвовать в каком-то дерьмовом шоу, то я должен быть готов. Если бы Рэн и Пакс были здесь, я бы не так волновался, но мои друзья на другом конце страны, решают какие-то проблемы с девушкой Пакса, по словам Кэрри, так что мне не повезло. Мне нужно справиться со своими нервами; если для этого придется осмотреть оружие, которое дала мне Дженезис, почувствовать его вес в руках, засунуть эту чертову штуку за пояс, как обычный преступник, то именно так я и поступлю.

— Черта с два, — рычит Мейсон. — Только не в моей машине. Ты хоть знаешь, что там внутри?

— Не твое собачье дело. — Поначалу это было забавно — этот парень знает о моей родословной и все равно разговаривает со мной, как с никчемным куском дерьма. Теперь это начинает раздражать.

— Если хочешь идти через весь город посреди ночи, под проливным дождем, с оружием, которым не умеешь пользоваться, в заднем кармане, то дерзай. Если хочешь остаться в тепле и сухости, не говоря уже о том, чтобы не получить пулю в лоб за то, что ты идиот, то не будешь открывать эту штуку в моей гребаной машине. Понял меня?

Что-то подсказывает мне, что Мейсону надерут задницу, если он высадит меня на обочине дороги, за много километров от адреса, который дал мне Майкл, но мне не хочется рисковать. У меня развилось неплохое шестое чувство на людей, и у этого парня не просто был плохой день. У него был плохой год. Несколько неудачных лет. Он просто умоляет, чтобы рядом оказался кто-то с дерьмовым отношением, и сможет выместить свое разочарование на его лице с помощью кулаков.

Я оставляю это дело.

Дождь хлещет по машине; льет так густо и быстро, что стеклоочистители едва успевают за потоком. Каждые пару секунд Мейсон получает четкое представление о дороге впереди, когда резиновые щетки пересекают стекло, отбрасывая воду в сторону, а затем мир превращается в размытые пятна цвета и света.

Я смотрю вперед, спина прямая, подбородок поднят, не желая дать этому парню понять, что хоть немного обеспокоен перспективой того, что тот выкинет меня из своего движущегося автомобиля.

Спустя долгое время Мейсон делает глубокий, ровный вдох, когда мы поворачиваем на Западную авеню.

— Хорошо. Мы на месте. Поднимайся на лифте на двенадцатый этаж. Там тебя ждут.

— Разве нам не следует подняться наверх вместе?

Он смеется и удивленный звук отражается от передней панели машины.

— Я? Пойти туда? Ты сумасшедший. У меня нет желания умереть, друг мой.

Что, черт возьми, это значит? Этому Мейсону, наверное, около двадцати лет. Он сложен как кирпичный дом. Весь в татуировках. В его глазах — жесткий, холодный блеск, говорящий о том, что ему все равно, если шансы складываются против него — он не проиграет бой. И все же этот парень считает, что подниматься в ту квартиру — безумие? И я все равно должен идти? Один? Стиснув зубы, распрямляю плечи. Я попадал в безрассудные, опасные ситуации гораздо чаще, чем могу сосчитать. И вполне способен защитить себя.

Но я еще никогда никого не убивал. Хотя всегда подозревал, что когда-нибудь до этого дойдет, но…

— Ну? Иди. Если еще немного посидишь здесь, на капоте начнет расти трава.

Я хмурюсь, распахиваю дверцу со стороны пассажира и вылезаю под дождь. Обернувшись, я наклоняюсь и, прищурив глаза, смотрю на Мейсона.

— Сколько парней там наверху? — спрашиваю я, собираясь с духом.

— Много, — отвечает он.

— Они меня ждут?

Он хихикает, его верхняя губа слегка приподнимается.

— О, даже не сомневайся, Лордик. Не открывай кейс до того, как попадешь в квартиру, слышишь? Последнее, что им нужно, это чтобы копы явились без приглашения.

Прежде чем успеваю захлопнуть дверь машины, Мейсон нажимает на газ, и «Чарджер» рвется вперед. Дверь сама собой закрывается, когда он срывается с места. Дождь хлещет по мне, пропитывая куртку и рубашку, стекая по позвоночнику пронизывающе холодным, непрекращающимся потоком. Мои волосы прилипли к черепу.

Здание, перед которым я стою, ничем непримечательно на первый взгляд. Обычный жилой многоквартирный дом. Вестибюль выкрашен в тусклый, грязно-белый цвет, стены украшены типичным, ошеломляюще плохим искусством, которое можно найти в дешевом мотеле. Я в одиночестве вхожу в лифт. Когда он останавливается на двенадцатом этаже, выхожу в безвкусный, устланный коврами коридор, который раздваивается на развилке: квартиры с A по D — налево, квартиры с E по H — направо. Нехотя я выхожу из лифта и иду налево в сторону квартиры 12С, чувствуя, как сочетание раздражения и трепета сердито толкает меня в живот.

Хрень собачья.

Это какая-то хрень.

Майкл — стопроцентный убийца. Я, блядь, знаю это. Он по уши в сомнительном дерьме. И должно быть знает половину самых отъявленных преступников Сиэтла, так какого черта ему нужно, чтобы я что-то для него делал? Это не более чем расчетливый ход, чтобы отпугнуть меня от Кэрри. Он хотел, чтобы она вернулась в Сиэтл после окончания Вульф-Холла, но та переехала через полмира, чтобы быть со мной. Что ж, если этот ублюдок думает, что сможет запугать меня, заставить бросить ее, втянув в какое-то дерьмо, то пусть подумает еще раз.

Я не слабак. Меня не так легко напугать. Я никогда не убегу от Кэрри, поджав хвост. Я предстану перед любым дерьмовым «судом», который он для меня запланировал. Докажу, что я мужчина. Убью того, кого нужно убить. Я…

Черт.

Я добираюсь до квартиры.

12С.

Дверь выглядит нормально. Ничем не примечательная. Вот только в ней два глазка. Два. Один на уровне головы, второй — на уровне пояса. На кой черт нужен еще один глазок в середине двери? Тревожная мысль приходит в голову — я слышал, что выстрел в живот — один из самых мучительных и жалких способов умереть. И тут же делаю шаг в сторону, стуча костяшками пальцев по дереву.

Тишина.

Делаю глубокий вдох через нос и снова стучу, на этот раз гораздо громче. Дверь распахивается, выбрасывая столб яркого желтого света в тускло освещенный коридор… и там стоит Майкл Обертин. Как всегда элегантный, одетый в черный костюм. Человек, который приютил Кэрри и заботился о ней, когда она больше всего нуждалась в помощи, окидывает меня неодобрительным взглядом, поправляя запонки на запястьях.

— А вот и ты, — говорит он.

— А вот и я.

— Я опаздываю. — Не говоря больше ни слова, он исчезает в квартире. Полагаю, что должен войти и последовать за ним? Я так и делаю, шипя под нос ругательства, которые заставили бы мою бабушку ворочаться в могиле.

Квартира невероятная. Конечно же. Высококачественная мебель прекрасной работы, нагруженная барная тележка. Потрясающие произведения искусства. Плюшевые ковры цвета древесного угля под ногами. Огромные окна от пола до потолка, из которых открывается захватывающий вид на городской пейзаж. Здесь явно чувствуется мужская атмосфера, но почему-то я не чувствую атмосферу Майкла, как таковую. Оглядываюсь по сторонам, выискивая всех тех людей, о которых говорил Мейсон, но, насколько могу судить, здесь только Майкл. Он ничего не говорит. Просто дергает головой в сторону дверного проема, ведущего в другую комнату. Парень достаточно спокоен. Это хорошо, я думаю. Хотя у меня сложилось впечатление, что Майкл всегда спокоен, независимо от ситуации. Это и делает его таким чертовски устрашающим.

Я следую за ним по пятам, пока мы проходим в огромную гостиную; с потолка высотой в четыре с половиной метра свисает позолоченная люстра, ограненные кристаллы отбрасывают на стены радугу света. На антикварном столике стоит телевизор, звук приглушен, на экране показывают какое-то аниме-шоу. А напротив, в дальнем конце комнаты, примостившись на краю огромного Г-образного секционного дивана, сидит маленький мальчик.

Он испуганно поднимает глаза, заметив, что Майкл вернулся не один. Его блестящие карие глаза встречаются с моими, задумчивые и неуверенные, и я поражаюсь тому интеллекту, который вижу в его взгляде. Ему, может быть, года четыре? Максимум пять. Непокорная копна темно-каштановых волос. Бледный и тонкокостный. Он невысокого роста, но плечи крепкие. Спина прямая, подбородок высоко поднят, когда он смотрит на Майкла и говорит высоким, но уверенным голосом.

— Ты сказал, что он принесет поп-тартс².

Майкл взъерошивает волосы мальчика и ласково ему улыбается.

— Я ведь обещал, не так ли?

Он кивает, по-совиному моргая, глядя на мужчину снизу вверх.

— Угу…

— А я когда-нибудь нарушал обещание?

— Нет, — признает мальчик.

Майкл наконец-то поворачивается и встречается со мной взглядом.

— Давай кейс, Дэш. Спасибо.

Я опускаю взгляд на жесткий футляр, который Дженезис дала мне в «Крестоне», и ужас от осознания скручивается у меня внутри.

Поп-тартс?

Поп-тартс?

Что за игру затеял этот парень? Нехотя я подхожу к Майклу и мальчику, протягивая кейс. Когда Майкл открывает эту чертову штуковину, я теряю контроль, и, конечно же, внутри оказывается куча упаковок поп-тартс.

Ничего, кроме поп-тартс.

Мальчик прикрывает рот ладонью, глаза блестят от возбуждения.

— Ого! — восклицает он. — Здесь столько вкусов!

— Дженни молодец, правда? Какой ты хочешь попробовать первым?

— Шоколад! Шоколад! — Маленький мальчик подпрыгивает от возбуждения на краю дивана.

Я не могу остановиться. И должен что-то сказать.

— Серьезно? Ты мог бы заказать доставку поп-тартс. Или попросить того грубияна, который привез меня сюда, привезти тебе немного. Какого хрена?

Маленький мальчик ахает, его внимание снова переключается на меня; он коварно ухмыляется.

— Ты ругнулся.

— Нет.

— Это слово запрещено. — Он прикусывает нижнюю губу, протягивая ее между зубами.

— Правильно, приятель. У нас будут неприятности, если мы будем ругаться, не так ли? Нам стоит поставить Дэшу грустный смайлик в таблицу?

Мальчик секунду рассматривает меня, потом качает головой.

— Мы… простим его… — Он поднимает маленький указательный палец. — На первый раз.

— Очень великодушно с вашей стороны, — говорю я.

Майкл выбирает из жесткого футляра пачку поп-тартс и сует ее мне в грудь.

— Кухня там. Ты ведь знаешь, как пользоваться тостером, верно?

Я беру печенье, кровь бурлит в моих венах, как река расплавленной лавы.

— Да, умею. И с радостью пойду и приготовлю его, как только ты объяснишь, что за… — Я спохватываюсь в самый последний момент. — Что за ерунда происходит!

Если не ошибаюсь, в глазах Майкла действительно пляшет веселье.

— Дэш, это Кольт. Он мой очень особенный друг. Ты будешь присматривать за ним следующие шесть часов.

— Что?! Я пришел сюда не для того, чтобы нянчиться с ребенком…

— Да, боюсь, что так и есть. Мейсон не слишком хорошо ладит с детьми. К тому же, в любом случае, он должен быть с нами сегодня вечером.

Маленький мальчик с глазами цвета темного шоколада встает с дивана. Он дергает меня за руку, указывая на печенье.

— Я могу… знаешь, я покажу тебе, как их делать. Ты тоже можешь попробовать.

— Майкл! Ты не оставишь меня здесь с ним. Я ничего не знаю о детях!

— Ты разберешься. Только не позволяй ему есть слишком много. Его обязательно стошнит.

— Обязательно, — соглашается Кольт и начинает тащить меня в направлении того, что, как я могу предположить, окажется кухней.

— Куда ты вообще идешь? — спрашиваю я через плечо.

Майкл одаривает меня лукавой улыбкой. Первой улыбкой, которую я когда-либо видел на его лице.

— Никому не открывай дверь. Я имею в виду вообще никому. Если с этим малышом что-нибудь случится, у тебя будут серьезные неприятности. Его отец не из тех людей, которых хочется подвести. Поверь мне.

Затем он уходит.

Через тридцать секунд на хорошо укомплектованной кухне я сажаю маленького мальчика на стойку, чтобы он болтал ножками, пока рассказывает мне, как открывать пакет с поп-тартсами и засовывать их в тостер.

— Потом… ты просто… да! Вот так! — Он в восторге. — Ты нажимаешь сюда, и внутри тостера начинает… начинает… светиться, а потом готовиться…

— Кольт?

Видно, что ему требуется немало усилий, чтобы отвести взгляд от тостера.

— Да?

— Знаешь, куда ушел Майкл?

— Да, знаю! — с гордостью говорит он. — Это… он поехал к… моему папе. У них… вечеринка для больших мальчиков.

— О? Правда? — Эти ублюдки собираются бухать? Я подниму такой ад из-за этого. Клянусь всем святым и добрым…

Тостер выплевывает два горячих поп-тартса, и Кольт визжит во всю мощь своих легких.

— Кольт, а кто твой папа? — Мне следовало бы знать лучше, чем задавать этот вопрос, когда знаю, что ответ мне, вероятно, не понравится.

Кольт хмурится, как будто не понимает, о чем я его спрашиваю.

— Он мой папа, глупыш. У папы с мамой скоро будет еще большая вечеринка. Они сказали, что я могу пойти с ними в следующий раз. Это потому, что… папа и мама… — Он делает глубокий вдох. — Они женятся!