Ангел-наблюдатель (СИ)

Глава 9. Аффидевит сына Светы

По мере взросления присущая исполинам чрезвычайная изощренность в способах достижения поставленных ими перед собой целей и ожесточенное непризнание каких бы то ни было авторитетов многократно возрастает. В значительной степени этому способствует вполне оправданная в человеческом обществе тенденция к постепенному высвобождению детей из-под постоянной опеки их родителей и им навыков общения с более широким кругом других, зачастую более требовательных, людей. В случае исполинов, однако, такая направленность в воспитании приводит к крушению даже тех слабых барьеров, которые в их младенчестве хоть в какой-то степени сдерживали их анархическую натуру.

В результате, постоянно держать их под надежным контролем не удается даже их небесным родителям, необходимую осмотрительность которых в период пребывания на земле исполины воспринимают как ограничение своих исконных прав и свобод. И, поскольку результаты всех проведенных до сих пор исследований однозначно указывают на тот факт, что исполины неизменно наследуют от другого своего родителя присущее истинным обитателям земли коварство, они с настораживающей легкостью идут на обман, усыпляя бдительность своего непосредственного попечителя и используя тех попавших в сферу их влияния посланцев небесного сообщества, которые не несут за них прямой ответственности.

Что же касается окружающих их людей, то, осознав в самом юном возрасте свое превосходство над ними, исполины не испытывают ни малейших колебаний при необходимости воспользоваться им для привлечения на свою сторону отдельных их представителей в качестве своих агентов в человеческой среде или маскировочного заслона от своих небесных родителей. Особо следует отметить высочайшую виртуозность их управления людьми: попав под их влияние, последние демонстрируют непреходящую преданность им, что самым драматическим образом снижает вероятность как максимально раннего обнаружения симптомов подрывной деятельности исполинов, так и успешного эволюционного развития вышеупомянутых человеческих личностей.

(Из отчета ангела-наблюдателя)

Вообще-то, планировалось, чтобы эту часть написал мой Олег. Он в то время чаще всех нас с Игорем и Дарой виделся и не просто виделся, а оказался поверенным всех их тайн. Они как раз входили в тот возраст, когда дети перестают чувствовать себя исключительно частью своей семьи и пытаются создать себе свою собственную, отдельную от нее, часть жизни. Олег же, будучи старше их на четыре года, с одной стороны, этой стадией уже насытился, а с другой — еще не успел уйти от нее так далеко, чтобы относиться к ней с пренебрежением взрослого.

Именно поэтому, я думаю, он оказался для них идеальной аудиторией, перед которой они смогли развивать свои теории в отношении тех загадок, на которые они с какого-то момента стали обращать пристальное внимание. Они с готовностью выкладывали ему на рассмотрение все свои фантазии, не боясь, что он отмахнется от них, как от детского лепета, но и, одновременно, надеясь, что он оценит их более трезвым и опытным взглядом — что, естественно, чрезвычайно льстило его самолюбию.

Оттого-то мы с Мариной совершенно не ожидали, что он категорически и наотрез откажется изложить свои воспоминания о том времени на бумаге. Решительно заявив, что если нас интересует, о чем тогда думали Игорь с Дарой, то к ним нам и следует обратиться. И сколько я ему не объясняла, что, находясь в самом центре событий, они просто не смогут изобразить их объективно, он уперся, как баран — не буду за их спиной сплетничать, и все тут.

Не помогло даже то, что я Марину на него напрямую напустила. Выслушав ее, он прищурился и отчеканил, что если мы столько лет друг друга перед Игорем и Дарой покрывали, то не имеем никакого права требовать от него, чтобы он их секреты по первому свистку выбалтывал — еще и на бумаге. Я, честно говоря, растерялась, но Марину врасплох застать у него еще нос не дорос — она в ответ тоже прищурилась, но куда более впечатляюще, и вкрадчиво (лично у меня мороз по коже пошел) заметила, что эта история, в частности, и для них пишется. И исключительно сторонними наблюдателями, чтобы воссоздать наиболее объемную и панорамную картину произошедших событий. И если поступки их родителей изображаются со стороны, то будет только справедливо поступить точно также и с описанием их действий.

Окончательно Олег не сдался — он хоть уже и не ребенок, но признать чьи-то аргументы неоспоримыми для него все еще равносильно полной капитуляции. В конечном итоге, мы сошлись на промежуточном варианте: он расскажет мне все, что помнит, а я потом изложу его слова в хронологическом порядке. Чтобы он не передумал, я в тот же вечер и выудила из него первую порцию и даже пометки делать по ходу не стала, чтобы не сбивать его с нужного настроения — уж не знаю, как все и запомнила!

Понадобился нам с ним не один такой вечер, конечно, да и у меня потом, когда я его воспоминания на бумагу переносила, вопросы возникали, но он упрямо придерживался буквы нашей договоренности — только те события, которым он был свидетелем и которые хорошо помнит, и никаких домыслов и толкований. Поэтому, когда в его рассказе встречались какие-то скачки во времени и логические нестыковки, пришлось мне самой пытаться увязать их в некую единую картину — а значит, все предположения и объяснения здесь принадлежат исключительно мне.

В колледж Олег пошел одновременно с Игорем и Дарой, но только они — в первый класс, а он — сразу же в пятый, в среднюю школу. Которая отличалась от начальной ничуть не меньше, чем та от садика — поэтому, несмотря на все мои обещания Татьяне, что Олег присмотрит за ними, в первые годы учебы никакого особого общения между ними не было.

Когда родилась Дара и мы сообщили Олегу, что она будет ему почти сестрой, он отнесся к ней с большим интересом. Но вскоре появился на свет Игорь, и они с Дарой сразу же, как это часто бывает у одногодков, сошлись характерами — и дружба их с каждым годом становилась все крепче. У Олега временами случались вспышки ревности, но не настолько сильные, как если бы Дара действительно была полноправным членом нашей семьи, а вскоре он вообще начал нарочито тяготиться обществом малышни и откровенно предпочитать ему компанию взрослых, в особенности, отца.

Затем, когда Игорь с Дарой пошли ко мне в садик, а Олег — в школу при нем, он большую часть времени после уроков проводил у меня, чтобы сделать уроки, и, таким образом, начал видеться с ними практически ежедневно. Особого его внимания они все также не удостаивались, поскольку легко довольствовались своим собственным обществом, но временами он вступался за них, одергивая тех детей, которые пытались их обидеть — я думаю, такие случаи давали ему возможность ощутить свою взрослость. Но с переходом в колледж ему снова стало не до них, пришлось завоевывать свое место в нем — с трудом, поскольку школа при садике, как выяснилось, не шла ни в какое сравнение с обычной в отношении опыта социальной жизни.

Даже учиться в том колледже Олегу оказалось совсем не просто — никаких выдающихся способностей ни по одному предмету у него никогда не было, и всех своих неплохих, в целом, отметок он добивался, как всякий середнячок, упорством и старанием. Не выделялся он ни талантами для участия во внешкольной жизни, ни силой или умением для того, чтобы блистать спортивными достижениями, ни притягательной внешностью, ни магнетизмом в общении. Поэтому у себя в классе он был почти невидимкой, не пользуясь ни авторитетом у мальчишек, ни популярностью у девчонок — и даже не задумывался об этом. Пока в среднюю школу не перешли Игорь с Дарой.

Для начала их пути вновь пересеклись территориально — младшая школа в колледже располагается в отдельном крыле и даже имеет свою столовую, спортзал и малый стадион, поэтому, будучи в ней, Игорь с Дарой даже не видели Олега. Но, оказавшись вместе с ним в средней, они начали постоянно, переходя из одного кабинета в другой, встречаться на переменах. Игорь с Дарой всякий раз с восторгом бросались к нему, преданно глядя на него снизу вверх — он к тому времени уже меня на полголовы перерос.

Его одноклассники вдруг с удивлением обнаружили, что у него есть младшие не то родственники, не то друзья-поклонники, для которых он является явным авторитетом. И пользуется он этим авторитетом не просто у какой-то мелюзги — Дара с Игорем к тому времени уже прочно заняли место местных знаменитостей, набросив и на него сияющий покров своей славы. Не говоря уже о выдающейся красоте Дары, которая каким-то чудесным образом обошла стадию неуклюжести девочки-подростка и как-то сразу превратилась из прелестного ребенка в очаровательную девушку, при одном взгляде на которую отваливалась челюсть не у одного парня существенно старше ее.

Не обзаведясь никакими прочными связями среди своих сверстников, Олег просто не мог устоять перед шансом приобщения к этой непревзойденной паре, выступив в роли их старшего брата и покровителя. Тем более что у них вдруг обнаружилась масса общих интересов — по уровню знаний Дара с Игорем нередко превосходили Олега и с удовольствием, в отличие от его одноклассников, делились ими с ним, не глядя на него, как на непроходимого тупицу.

Началось с французского. Олег пришел в колледж в пятом классе, в котором начиналось изучение второго иностранного языка, и мы выбрали, конечно, французский — с ним я ему хоть немного помочь могла. Но практики такой, как у Татьяны, у меня в нем никогда не было, а в садике мне вообще один только английский нужен был, и очень скоро запасы моих знаний исчерпались. Оставшись один на один с новым языком, которому в колледже уделялось отнюдь не столько внимания, как основному, Олег и в нем оказался на самом среднем уровне.

Игорь же с Дарой, прозанимавшись с Татьяной целый год до школы, и на курсах сразу попали в группу более старших детей, и затем пару уровней перескочили — так, что к началу своей средней школы занимались практически с одногодками Олега и ни в чем им не уступали. Однажды, проводив их на занятие, Олег из чистого любопытства напросился на него и вышел оттуда под большим впечатлением от атмосферы, радикально отличающейся от привычных ему школьных уроков. После чего он сообщил нам с Сергеем, что хотел бы улучшить свои знания французского, против чего мы, естественно, не возражали.

С бассейном вышло примерно также. Физкультуру Олег у нас никогда не любил, даже от обычного футбола-волейбола всегда увиливал — не было в нем ни состязательного, ни командного духа, да и типичные для мальчишек в игре грубоватые манеры он крайне болезненно переносил. Поэтому на плаванье его не любопытство привело — Игорь с Дарой его туда почти силком затащили. Но, увидев, что там ни от кого не требуют ни сдачи нормативов, ни ежедневного улучшения своих результатов, он и в бассейн записался — благо, в одно и то же время с группой Игоря и Дары и более старшие ребята занимались. И нужно сказать, что в отсутствие насмешек сверстников и разочарованных гримас тренера, он вдруг и в спорте оказался совсем не плох.

Так и получилось, что постепенно он проводил с Игорем и Дарой все больше и больше времени. Если Анатолию случалось задержаться на работе, они втроем или гуляли где-нибудь возле центра детского развития, или — если холодно было — дожидались его в кафе на первом этаже. Иногда он и на репетиции в театральную студию с ними ходил — большей частью в зале сидел, временами с Игорем, наблюдая за действиями актеров и обсуждая с ним естественность их жестов и мимики. Судя по тому, что вскоре он вдруг начал и за нашими с Сергеем движениями пристально следить, похоже, именно в то время он и начал увлекаться этой своей кинесикой.

А вот на занятия в художественную студию он с ними ходить не стал — по крайней мере, больше одного или двух раз. Сказал, что ему там делать нечего — они все с головой в свое творчество уходили, а через плечо заглядывать как-то неудобно было. Я, правда, думаю, что там, скорее, учитель посторонних у себя на занятиях не жаловал. Поскольку рисунки Игоря и Дары Олег рассматривал с интересом (уж рассказывал о них точно нередко!), я думаю, именно он и предложил им попробовать себя в совершенно новом направлении — в иллюстрациях к любимым книгам.

На самом деле, я практически уверена, что, возобновив знакомство на уже независимом от взрослых уровне, по-настоящему сдружились они как раз на основе чтения. Когда мой Олег пришел в колледж, он попал в сплоченный коллектив, в котором симпатии и антипатии уже давно установились. Самому чем-то выделиться ему тоже не удалось, и ни одна из компаний его одноклассников не стремилась заполучить его в свои ряды — так он ни с кем особо близко и не сошелся. Поэтому, общаясь со сверстниками только в школе и только по необходимости, дома он предпочитал читать.

И вот, что интересно — несмотря на то, что книги он просто проглатывал, на уроках литературы он тоже никогда не блистал. Книги, необходимые по программе, он по диагонали пробегал — лишь бы к уроку в целом подготовиться, а по-настоящему читать предпочитал если и классику, то жанров, отнюдь не одобренных Министерством образования. К тому времени он уже прошел стадию увлечения и приключенческими романами, и научной фантастикой и по уши ушел в детективы — причем, в такие, где преступления раскрывают не по отпечаткам пальцев и анализу оброненной волосинки, а по неожиданному движению глаз или не вовремя дрогнувшим пальцам.

Игорь с Дарой тоже читали давно и много — это я уже в конце их пребывания у меня в садике заметила. Но от детских сказок они плавно перешли к фентези, и на ней же надолго и остановились — благо, там можно было найти что-то и романтически-возвышенное для Дары, и созидательно-героическое для Игоря. Олег, правда, говорит, что их обоих всегда больше интересовала возможность управления собой и окружающим миром с помощью силы воли, но я думаю, что это он их нынешние настроения на детские годы спроецировал.

Обнаружив однажды, что их, всех троих, объединяет общее увлечение, они с тех пор, разумеется, в основном, о книгах и говорили. И боюсь, что именно Олег — с его восторженными дифирамбами наблюдательности и дедуктивному методу — подтолкнул мысли Дары в направлении, которое чуть не увело ее от всех нас. Тем более, что слова Олега, как выяснилось, упали на уже взрыхленную сомнениями почву.

Дара всегда была очень красивой девочкой. Чего не мог не заметить ни один из встретившихся ей людей, и что все они, как один, отмечали. Как правило, вслух и нередко в ее присутствии. И поскольку такие комплименты в ее адрес говорящие поначалу высказывали Гале с Тошей, Дара вскоре начала обращать внимание на нотку удивления, сквозящую в них. И задумываться над тем, откуда взялось это удивление. И приглядываясь к родителям — скорее похожим друг на друга, чем на нее.

А когда у Гали с Тошей родилась Аленка, которая с каждым годом все больше походила на отца, сомнения Дары получили новый толчок. Уже к средней школе она, как выяснилось, четко осознала свою непохожесть на остальных членов своей семьи и задалась целью выяснить ее причины. И в немалой степени этому поспособствовало редкое умение Игоря чувствовать любую напряженность и недосказанность в отношениях между людьми.

К стыду своему признаюсь, я только сейчас, после рассказа Олега, начала понимать, сколь много видели эти дети из того, что происходило между нами, взрослыми — о чем мы, с одной стороны, не желали говорить напрямик, и не смогли, с другой, надежно похоронить в себе. Они, словно каким-то шестым чувством, уловили все наши подводные камни и течения — и с далеко не детской чуткостью поняли, что говорить о них прямо нельзя. Страшно себе представить, сколько времени они обходными путями, исподволь искали ответы на интересующие их вопросы — а мы, по крайней мере, я, ничего не замечали, упорно списывая озабоченность друг друга на особые черты характера. И нечего удивляться, что оставленные один на один со своими размышлениями, наши дети делали из них вообще ни в какие ворота не лезущие выводы.

Начав оглядываться по сторонам, они, разумеется, в первую очередь сосредоточились на своих семьях. Мы с их родителями столько лет дружили, что все особенности наших отношений стали уже их неотъемлемой частью. Мы на них и внимания не обращали, добродушно посмеиваясь по привычке над решительной прямолинейностью Марины, задумчивой молчаливостью Татьяны, театральным отчаянием Сергея, когда мы втроем брались за него. А впоследствии и над покровительственным отношением Анатолия к его младшему другу Тоше, и над постоянным стремлением того к роли самостоятельного и ответственного отца семейства, и над неизменным пикированием между Мариной и Анатолием, который с первой встречи возникшую неприязнь к ней и на все ее окружение с готовностью перенес.

Игорь же с Дарой наблюдали за нашими переглядками и прислушивались к нашим перепалкам как бы со стороны, и, как рассказал мне Олег, пытались, начитавшись всякой мистики, рассмотреть некий, скрытый за ними, потайной смысл.

Я думаю, началось это у них с того времени, когда Татьяна крайне настороженно относилась к Даре. Она это тогда не особенно и скрывала — кто же знал, что детсадовский ребенок не только заметит такую предвзятость, но и запомнит ее! С тех пор как они пошли в школу, правда, она заметно успокоилась, но временами, во время наших, ставших уже совсем редкими встреч, я замечала, с какой тревогой она следила за ними, полностью ушедшими, казалось бы, в какие-то свои разговоры.

А они все это время, как выяснилось, были вовсе не так уж поглощены исключительно друг другом, как нам казалось.

Отношения между Татьяной с Анатолием и Тошей всегда были какие-то… не совсем понятные. По крайней мере, мне. Так же, как и мы с Татьяной и Мариной, Тоша с Анатолием дружили давно, еще со студенческих лет, хотя Анатолий был прилично старше и относился к Тоше скорее, как к младшему брату, чем как к приятелю. Родни у обоих никакой не было, и к стыду своему признаюсь, что я никогда особо не интересовалась этой стороной их жизни. Татьяна как-то обмолвилась, что у Тоши родители тоже, как у Анатолия, давно погибли — это, наверно, их и сблизило в свое время. Но тема была явно болезненной для обоих, и мы все старались обходить ее в разговорах.

Как и все младшие, опеку Анатолия Тоша воспринимал философски, как привычную данность, хотя временами, особенно после женитьбы на Гале, он откровенно тяготился поучительным тоном и взбрыкивал, принимая по молодости советы за ценные указания. А вот Татьяна всегда была в его глазах образцом совершенства.

Она словно средним звеном между ними оказалась. С одной стороны, она с готовностью разделила точку зрения Анатолия на то, что Тошу нужно направлять и контролировать, с другой — всегда поддерживала его, когда Анатолий уж слишком сильно палку перегибал. И Тоша отвечал ей тем же — я частенько замечала, как они заговорщически переглядываются, когда Анатолий пыхтит по какому-нибудь поводу. Что тому, крайне ревниво относящемуся к своей роли мужа как единственного защитника Татьяны, уж никак не могло понравиться. У меня вообще сложилось впечатление, что Тоша, сам испытавший всю настойчивость опеки Анатолия, задался целью — в отместку ему — не допустить такого же давления на Татьяну.

Объединяло их и то, что они в одной фирме работали — даже их француз, как я слышала, проникся к Тоше и Гале тем же расположением, которое всегда к Татьяне испытывал. Хотя временами и разъединяло. Совместная работа редко без конфликтов обходится — это я и по себе хорошо знаю. А потом у Татьяны еще и ни с того ни с сего зуб на Дару вырос. И прямо скажу, Тоша хоть наверняка на нее обижался, но ответной неприязни в нем не чувствовалось. Очень мудро, прямо не по возрасту, повел он себя тогда — просто переждал, пока Татьянина антипатия, как болезнь, пройдет, не усугубляя ее ответной реакцией. Чтобы вернуться затем к их прежним тесным, почти родственным, отношениям, включив в них и детей.

Они, как оказалось, это тоже заметили, но, входя уже в бурный подростковый возраст, усмотрели во всех этих перипетиях некую романтическую подоплеку и начали докапываться до истории отношений между своими родителями. И, разумеется, первым источником информации стал для них Олег, который был очевидцем многих событий, произошедших до их рождения.

Рассказать им он смог немного, поскольку компания наша расширилась, когда он был в том возрасте, когда детей интересует не то, что между взрослыми происходит, а насколько с этими взрослыми играть интересно. Хотя появление Анатолия, а потом и Тоши он запомнил хорошо — Тоша вообще несколько лет затем его личным кумиром был. Также хорошо отложилась у него в памяти полная (по крайней мере, поначалу) одержимость Анатолия Татьяной — и мы с Сергеем частенько о них говорили, радуясь, что нашла она, наконец, свою половину, и с ним Анатолий играл не так долго и не с такой готовностью, как Тоша, который до рождения Дары мог часами на всех наших встречах с ним возиться. А вот когда среди нас появилась Галя, Олег даже не заметил.

Я сейчас припоминаю, что спустя некоторое время после того, как он тесно сблизился с Игорем и Дарой, Олег вдруг начал меня спрашивать — вскользь, мимоходом и словно в шутку — с чего это дядя Тоша на тете Гале женился, если ему тетя Таня так нравится. И с чего она на него все время злится, если сама выбрала дядю Толю. И с чего они все решили, что если между ними черные кошки постоянно стаями бегают, так и Дара с Игорем должны их примеру следовать.

Я сначала оторопела от такого видения той дружбы, которая всегда была одной из самых важных частей нашей жизни. Затем возмутилась его детским максимализмом, позволяющим ему судить о том, о чем он и понятия толком не имеет. Затем испугалась. Так, глядишь, начав углубляться в прошлое, Олег и того Галиного красавчика припомнит. Я к тому времени даже имя его забыла, но ни Гале с Тошей, ни, тем более, Даре вовсе не нужно было, чтобы он опять на поверхность вынырнул. Гале однажды он жизнь чуть не испортил — не хватало еще, чтобы и Даре его смутная тень начала мысли отравлять.

С перепугу отчитала я тогда Олега по полной программе. И за то, что позволяет себе нос в дела взрослых совать, и за то, что осмеливается оценивать поступки других по самым внешним, поверхностным и попросту воображаемым проявлениям, и за то, что не стесняется обсуждать с младшими их родителей за их спиной. И несколько раз повторила ему, что Галя с Тошей появились у нас одновременно и с первого же дня души друг в друге не чаяли. И добавила, что истинно близкие отношения между людьми не так из влюбленности вырастают, как из дружбы — и на ней крепче и дольше держатся. Никакие недоразумения не разведут настоящих друзей в разные стороны по жизни, а если и случается им ссориться, то только потому, что они друг другу небезразличны.

Олег выслушал меня тогда с каменным лицом и не перебил ни словом. Лишь к концу моей тирады коротко буркнул, что вот Дара с Игорем умеют не только друг с другом — вообще ни с кем не ссориться, и вовсе не потому, что им все безразличны. На этот раз не нашлась, что ответить, я.

Но больше он к этой теме не возвращался, и я постепенно успокоилась. Даже решила не рассказывать об этом случае ни Тоше с Галей, ни Татьяне с Анатолием. Интерес детей к своим корням более чем естественен, а то, что у Дары эти корни оказались до невозможности запутанными, уж никак нельзя было ее виной считать. К чему понапрасну волновать их родителей, если я была практически уверена, что мне удалось убедить их — через Олега — в том, что их мир покоится на прочных китах любви, доверия и взаимопонимания их родителей, и подрывать его всякими раскопками просто неразумно.

Из чего нетрудно заметить, что я оказалась ничуть не дальновиднее всех остальных. Хотя и должна была — ежедневно работая с детьми и постоянно сталкиваясь с их хитроумными уловками в достижении желаемого. Если от моей малышни ни отговорками, ни запретами, ни отвлечением внимания не отделаешься, то что тогда о подростках говорить. Учуяв за пламенными и правильными речами уход от прямого разговора, они не спорят — просто вычеркивают говорящего из списка искренних и откровенных собеседников и отправляются на поиски иного источника ответов на интересующие их вопросы.

Олег только сейчас… и крайне неохотно признался мне, что в его памяти с самого детства засела еще одна яркая особенность наших отношений. А именно явная, просто патологическая какая-то несовместимость между Анатолием и Мариной. Возникнув в самом начале нашего с ним знакомства из-за дурацкой Марининой привычки открывать всем окружающим глаза на реальное положение дел, она никак со временем не затушевалась — наверно, потому что им постоянно приходилось по работе сталкиваться. Они словно в боксерском клинче сошлись, когда ни один из соперников ни победить другого не может, ни отступить не решается, чтобы другой в этом знак слабости не увидел и не подмял его под себя.

Я к этой их непреодолимой потребности в ненавистно-обожаемом противнике всегда с чувством юмора относилась. Марине уж точно было полезно иметь под боком кого-то, кого ей никак не удавалось одной силой воли в бараний рог скрутить, да и Анатолий частенько нам уроки своей психологии преподавал — как подчеркнуто вежливо и обходительно утереть нос оппоненту. В перепалки их практически никто никогда не вмешивался, но если мы с Татьяной едва смех сдерживали, то Тоша с Сергеем явно оказывали молчаливую поддержку собрату-мужчине. Мне даже кажется, что троица Марининых сотрудников совершенно не случайно вскоре к нашей компании присоединилась — те всегда молчали исключительно на ее стороне.

Не прошли эти турниры, как выяснилось, и мимо детей. Но, наблюдая за ними со стороны, воспринимали они их отнюдь не так добродушно. Я никогда не замечала, чтобы в детстве Олег каким бы то ни было образом выделял кого-то из наших друзей (кроме Анатолия и, главное, Тоши, конечно!), а он, оказывается, очень обижался на Марину. Не то, что до игры — до разговора с ним она никогда не снисходила, а вот к тем, кто делал это с удовольствием, постоянно придиралась.

А когда у тех появились Дара с Игорем и все их внимание сосредоточилось на них, Олег во время всех наших встреч начал уводить Сергея куда-то в сторону. Чтобы поиграть и поболтать с ним наедине, как думала я тогда. И чтобы не слышать язвительных замечаний Марины, как я узнала только сейчас. Не улучшило его отношения к Марине и то, что вскоре он вошел в тот возраст, когда девчонки-одноклассницы вдруг становятся чрезмерно активными и начинают презрительно коситься на мальчишек, что не вызывают у тех ничего, кроме раздражения.

Игорь с Дарой поначалу тоже Марину не жаловали. Игорь — по вполне понятным причинам, у него с отцом именно в детстве самые близкие отношения были, от Татьяны, с ее постоянным подталкиванием его в сторону правильной линии поведения, он на настороженном расстоянии держался. Дара же поддерживала его, скорее, из солидарности. У нее самой всегда получалось со всеми быть в хороших отношениях, да и на Тошу Марина редко свой боевой запал растрачивала.

Но когда Дара с Игорем пошли в школу, однажды я случайно узнала, что в один из дней, когда Анатолий не успевал с работы вернуться, из бассейна их забирает не кто иной, как Марина. С одним из своих приятелей, Максимом. У меня тогда чуть челюсть не отвалилась — уж не знаю, какой битвы им это стоило и кто кого в той битве победил. Честно говоря, у меня тогда даже мысль закралась, что это как раз Максим, в котором я уже давно неравнодушие к детям заметила, вызвался помочь Тоше с Анатолием, а Марина к нему в компанию из вредности напросилась.

Ну, если и из вредности, то та по ней же рикошетом и ударила. Марина всегда воспринимала детей, как некую мошкару, которая вьется вокруг и над ухом зудит — отогнать не отгонишь, проще внимания не обращать. До тех, правда, пор, пока сама не попала в зону притяжения Дары. Я сейчас припоминаю — действительно, где-то в то время Марина вдруг начала ее из всей нашей малышни выделять. Я еще, посмеиваясь, обронила мимоходом Анатолию, что вот, мол, и к Марине подход можно найти, если с умом за дело взяться. В ответ на что он мрачно и загадочно буркнул, что рыбак рыбака видит издалека.

И сейчас, пожалуй, можно признать, что он не ошибся. В конечном итоге, у них оказалось много общего — и хоть прямолинейностью Марины Дара никогда не отличалась, но решительностью в достижении своих целей вполне могла с ней поспорить. Хотя не исключено, что это качество как раз под влиянием Марины у нее и развилось — недаром та у нее лет с пятнадцати и до самого последнего времени в кумирах ходила.

Одним словом, как с полной уверенностью утверждает Олег, это неожиданное и регулярное общение с Мариной и для Дары с Игорем словно новую страницу в жизни открыло. Марина всегда говорила с ними прямо и откровенно — без каких-либо скидок на возраст, как с равными. Как всегда, чуть насмешливо, но уж никак не снисходительно. Что не могло не польстить их самолюбию. Но убедившись в том, что она является отнюдь не злобным и язвительным, а очень даже интересным человеком, они точно также не могли не задуматься над причинами ее постоянных нападок на Анатолия.

Ростки эти мысли дали не сразу — то ли, добившись в средней школе изрядной самостоятельности, они и в истории своих родителей хотели разобраться сами, то ли считали предательством обращение к явно неблагоприятно настроенной к тем стороне. Что бы там кто ни говорил, верность и преданность эти дети всегда понимали лучше многих взрослых — вон и мой Олег сейчас тому пример.

Но однажды любопытство оказалось сильнее их. Воспоминания Олега помочь им не смогли, я тоже выставила им на обозрение глянцевую, лакированную картину прошлого — словно шедевр мирового искусства, который с благоговейного расстояния и через пуленепробиваемое стекло рассматривать нужно. А они чувствовали, что в жизни их родителей есть какая-то тайна, которая непосредственно Дары касается и на них обоих мрачной тенью постоянно ложится. И которую те хранят от них под семью замками.

Я думаю, что с таких моментов и начинается пресловутое взросление детей. Когда их врожденное благородство трансформируется в так называемое трезвое отношение к действительности. Когда их безусловная, не рассуждающая преданность родителям невольно сравнивается с уклончивостью и постоянной рисовкой в мире взрослых. Когда их безобидная, игривая ребяческая хитрость впервые осознанно ставится на службу установлению нужных отношений с окружающими.

Игорь, по словам Олега, продержался дольше Дары. По крайней мере, восстанавливать утраченные было связи с Мариной начала именно она. С другой стороны, это-то и понятно — все это туманное прошлое ее в первую очередь касалось. Да и Марина явную к ней слабость испытывала. Я, кстати, вот что еще подумала — не исключено, что эти паршивцы все наши встречи в то время срежиссировали: вообразив, что неприязнь Марины к Анатолию имеет под собой вполне реальные основания, они решили, что она скорее разговорится при виде источника раздражения, но в присутствии исключительно незаинтересованных ушей.

Как бы там ни было, в тот год, когда им обоим исполнилось по двенадцать… точно-точно, я как сейчас помню — лето в тот год выдалось очень жарким, и мы все чуть ли не каждые выходные к реке ездили. Так вот, всякий раз, когда мы встречались, как-то так получалось, что Дара оказывалась возле Марины, в то время как Игорь с Олегом подсаживались к Анатолию. Я почему так хорошо запомнила — Олег мой в то время уже всерьез начал думать о поступлении, и поскольку нацелился он на ту же область, в которой Анатолий работал, поговорить им было, о чем.

Анатолий очень гордился тем, что Олег решил по его стопам пойти и, похоже, надеялся и Игоря на ту же дорогу направить, с таким увлечением рассказывая им обо всех чудесах науки психологии, что вообще ничего вокруг не замечал. Татьяна почему-то частенько вместе с ними сидела, хотя каким образом она могла в тех разговорах участвовать, ума не приложу — скорее всего, профессиональные приемы Анатолия на ус наматывала.

Марина с Дарой поначалу болтали в обществе ее вечных спутников — большей частью, Максима и Кисы. Стас в то время стал реже с ней к нам наведываться, я прямо опять надеждой в отношении ее с Максимом воспрянула — и опять напрасно. Но вскоре Марина и его с Кисой стала отсылать куда-то. Как я теперь понимаю, разговор у них начал клониться в сторону нашего прошлого, к которому ее сотрудники не имели никакого отношения, а к выносу сора из избы Марина всегда относилась с типичной для нее решительностью — право критиковать любого из нас она давно и навсегда исключительно за собой оставила.

Компанию отправленным в опалу Максиму и Кисе составлял, как правило, Тоша — в отличие от Анатолия, перенесшего свое отношение к Марине и на ее кавалеров, он давно уже с ними сдружился. А с Максимом, насколько я помню, у них и по работе общие дела были. И, поскольку просто отдыхать Тоша так и не научился, он и на пляже какие-то вопросы с ним решал, стреляя по привычке глазами то в Дарину сторону, то в Игореву, то в нашу с Галей и Аленкой.

Мы с Галей ничуть не жаловались, что все как-то по кучкам расползлись, даже Сергей мой то возле машины крутился, то возле мангала — Аленка оживала и разговаривалась, только оставшись с нами наедине. И честно признаюсь (пользуясь тем, что Олег отказался даже одним глазом прочитать то, что я с его слов записываю), что так уютно, как с ней, мне даже рядом с собственным сыном никогда не было. Уж насколько мне всегда Дара нравилась, но это вообще было чудо, а не ребенок!

Красавицы из нее не получилось, но при одном взгляде на нее хотелось улыбнуться и оградить ее руками, чтобы этот нежный, неброский одуванчик ветром не сдуло. Обаяния в ней было ничуть не меньше, чем у Дары, но без ее напористости и уверенности в себе. Она словно тенью за Дарой пряталась и той же тенью следовала за ней повсюду. За ней и за Игорем, в обществе которых она всегда молчала, восторженно глядя на них снизу вверх. Но в молчании ее никогда не чувствовалось отстраненности Игоря — она внимательно слушала их, впитывая, как губка, каждое их слово.

С другой стороны, нельзя было ее и Дариным хвостиком назвать — как часто случается с младшими детьми в семье, которые с самого рождения словно на привязи у старших братьев и сестер оказываются. Несмотря на невооруженному глазу заметную близость между ними…. а может, как раз благодаря ей, она всегда чувствовала, когда можно за Дарой следом увязываться, а когда нет. И в такие моменты она не надувалась и не куксилась где-то в стороне — одиночество явно претило ей. Когда Дара была занята, Аленка забиралась под крыло к Тоше или Гале, но и там больше помалкивала, с тем же любопытством прислушиваясь к разговору взрослых.

Со всеми, кроме своей семьи, она была невероятно, совершенно не по нашей современной жизни, застенчивой. Разговорить ее было совсем не просто — о себе она лишь на прямые вопросы отвечала, и то односложно, явно предпочитая, чтобы Галя о ней рассказывала. Даже меня, проведя в моей группе все детсадовские годы, она в число близких людей так и не включила. Среди других детей она, в отличие от Дары с Игорем, ничем особенным не выделялась, с равной приветливостью и добродушием играя со всеми и не требуя ни защиты, ни повышенного внимания.

А вот училась она, пожалуй, даже лучше Дары с Игорем — наверно, они ей помогали. Но и знаниями своими она блеснуть не стремилась (и в школе тоже, как Галя мне в то время рассказывала), никогда не тяня вверх руку и терпеливо дожидаясь, пока ее спросят. Среди одногодков близких друзей у нее так и не появилось — вся ее привязанность с младенчества на Даре сосредоточилась — но умение ладить со всеми людьми у обеих явно в крови было. Причем, если на Дару окружающие вечно взирали с немым обожанием, то Аленка вызывала у них покровительственные чувства — обидеть ее даже самым неуправляемым мальчишкам в голову не приходило.

Одним словом, в то время я не то, что ничего не заподозрила — я даже радовалась, что Дара с Игорем к взрослым потянулись, дав мне возможность возобновить общение с Аленкой после того, как она покинула садик и пошла в школу. Сейчас же, после рассказа Олега, я несколько раз Марину допрашивала с пристрастием — она мне всеми святыми поклялась, что ни словом, ни взглядом не проговорилась Даре о ее… Тьфу, язык прямо не поворачивается того паразита ее отцом назвать! И, надо признать, поступила она намного умнее меня: вместо помпезных речей выдавала Даре раз за разом прямой и подробный доклад о знакомстве и взаимном увлечении ее родителей, которые у нас на глазах происходили. Исключив из описания одну лишь деталь — непродолжительное присутствие рядом с Галей того сердцееда пакостного.

Дара успокоилась. Олег еще говорит, что он как раз в то время начал основы генетики по биологии изучать, что дало ему возможность самым, что ни на есть, научным способом доказать ей, что внешнее несходство с родителями отнюдь ни о чем не говорит. Дара мгновенно загорелась этой идеей и на какое-то время по уши ушла в генетические задачи, а потом начала настойчиво расспрашивать Тошу и Галю о своих бабушках и дедушках.

Могу себе только представить, как им тогда нелегко было — тема родителей, хоть и по-разному, но для обоих тяжелой была. У Гали они хоть и не погибли, как у Тоши, но отец ее начал ездить на заработки, когда они с сестрой еще маленькими были, и однажды так с них и не вернулся. Письмом сообщил, чтобы больше его не ждали, и с тех пор как в воду канул.

А у матери ее отношения с Тошей с самого первого дня не сложились. С Дарой она им немного помогла, но они за это время столько критики в свой адрес — по любому поводу — выслушали, что Аленку потом растить предпочли самостоятельно. И с тех пор, как Дара пошла в садик, видели девочки свою единственную бабушку считанные разы в год — та определенно предпочитала семью своей младшей дочери, которую постоянно ставила им в пример.

Галя с Тошей рассказали девочкам историю своих семей, Тоша даже нашел фотографии своих родителей в молодости, и Дару, с ее редкой чуткостью и обостренным чувством справедливости, этот рассказ только еще больше сблизил с родителями. Игорь тоже, по-моему, где-то в то же время узнал о гибели родителей Анатолия — Олег говорит, что они часто об этом вспоминали, пытаясь представить себе, каково было их отцам остаться в молодости без самых близких людей. Они решили, что именно эти тяжелые воспоминания те и скрывали от них все это время, стараясь не омрачать ими их детство и не дать им почувствовать недостаток заботы и внимания. И завоеванная ими, наконец, откровенность родителей вызвала у Дары с Игорем ответную волну любви и сочувствия, начисто смывшую колючие ростки подозрительности.

Столкнувшись с трагическими примерами из детства и юности Тоши и Анатолия, Дара с Игорем как-то совсем иначе, по-взрослому, глянули не только на семейные, но и на дружеские связи. Они с самого детства неразлучными были, но, по словам Олега, где-то в то время они начали осознанно планы на будущее строить — так, чтобы и в нем друг друга из вида не потерять. И взяли такое же слово с Олега, который уже вплотную подошел к поступлению.

Я, кстати, считаю, что нам-то уж точно не стоит удивляться тому, что они до сих пор друг за дружку горой стоят — мы сами, собственным примером, им показали, что люди могут всю жизнь дружить, невзирая на всякие разногласия и несходство характеров. Я даже думаю, что в то время, уже выходя из чисто детского видения мира исключительно в черно-белых красках, они особо заинтересовались этим человеческим умением одновременно ценить и критиковать своих друзей. По крайней мере, сблизились они тогда не только со своими родителями, но и с Мариной, вечно находящейся в оппозиции ко всем и вся.

Когда, после рассказа Олега, я обратилась к ней — для составления полной картины — за подтверждением его слов, она призналась мне (довольно, правда, неохотно), что даже в самом начале, когда Дара расспрашивала ее о прошлом, одной только этой темой они не ограничивались. Собственно говоря, мне совсем не трудно в это поверить — зная Марину и ее одержимость идеями справедливости, противления злу и воздаяния каждому по заслугам.

Высказывания ее, видно, отложились в памяти Дары, а та уж, вне всякого сомнения, с Игорем ими поделилась, и вскоре они опять начали регулярно встречаться с ней — не еженедельно, как в младшей школе, но и куда чаще, чем в предшествующие ей годы. Кто из них явился инициатором таких встреч, Олег точно не знает, но я не исключаю, что это был Игорь — я вообще не представляю, как ему, ходячему детектору лжи, среди людей живется. Скрывать свою реакцию на вранье он уже давно научился, но очень вероятно, что ему захотелось узнать, нельзя ли как-то научиться еще и защищаться от него. Да и Марина, после ее весьма доброжелательного, в целом, рассказа о знакомстве как Дариных, так и его родителей, уже не вызывала у него прежней настороженности.

Хотя началось все с чистой случайности — это Олег точно помнит. Как-то днем была сильная гроза, и они втроем оказались перед выбором — либо пережидать ее, опаздывая на тренировку, либо все же бежать в бассейн, рискуя вымокнуть по дороге до нитки. Как нетрудно догадаться, выбрали они третий вариант — Игорь позвонил Анатолию, чтобы тот не приезжал за ними, поскольку после дождя они поедут прямо домой.

Я думаю, в любой другой день Анатолий согласился бы, но спорт всегда был для него самым, что ни на есть, святым делом. И, хотя сам он в тот день работал за городом и помочь им ничем не мог, он твердо заявил Игорю, что ни о каких прогулах даже речи быть не может и сейчас кто-нибудь их подвезет в бассейн. Ближе всех оказалась Марина — или Максим, поскольку приехали они вдвоем.

Дело было осенью, дожди зарядили уже чуть ли не ежедневно, и Марина предложила ребятам в случае очередного потопа звонить прямо ей, на что эти конспираторы с готовностью согласились. Олег в то время уже только в бассейн и на французский с ними ходил — перед поступлением у него других дополнительных занятий хватало — и они, похоже, задались целью заполнить образовавшуюся брешь в своей компании другим, оказавшимся вдруг очень интересным, собеседником.

Марина клянется, что все их разговоры носили общий, философский характер — о человеческой природе, о вечной борьбе и сосуществовании добра и зла, об умении своими руками создавать свою судьбу, принимать решения и нести за них ответственность. И возмущается любыми упреками за это в свой адрес. Откуда лично я делаю один, единственно возможный вывод — она как не имела, так и до сих пор не имеет ни малейшего понятия о воспитании детей. Не слыша от нее ни слова о влиянии всех наших решений на окружающих и нашей ответственности не только за себя, но и за других, Дара с Игорем тут же приложили эти общие разговоры к себе лично и вынесли из них — как показали последующие события — лишь слепое преклонение перед самостоятельностью и твердое намерение построить свою общую судьбу, невзирая, прямо говоря, ни на кого вокруг.

Справедливости ради, правда, нужно признать, что катализатором претворения внушенных им Мариной идей в жизнь стало открытие ими самой упорно и тщательно хранимой всеми нами тайны происхождения Дары — а с их точки зрения, нашего вранья. И кто, спрашивается, нам всем виноват, если, ведя с ними праведные разговоры, мы постоянно делали самим себе скидки в следовании своим же собственным словам — и показались им однажды банальными лицемерами?

Кстати, Олега в курсе этих познавательных бесед они почему-то не держали — то ли им время нужно было для обдумывания революционных идей, то ли они не хотели отвлекать его от подготовки к поступлению. Лишь спустя некоторое время они случайно проболтались ему, что временами начали даже пропускать свои занятия в театральной и художественной студии. Олег особого внимания на это не обратил — с искусством свое будущее они связывать не собирались, а он к тому времени уже твердо уверовал, что серьезное отношение и железная дисциплина требуются лишь в том, что понадобится для будущей профессии. И уж, конечно, никого из взрослых он в известность об этом не поставил.

Игорь с Дарой тоже о своем самовольстве, насколько я поняла, помалкивали — теперь уж и не знаю, то ли выговора избежать хотели, то ли свои встречи с Мариной тщательно скрывали. Она тоже, следуя их примеру, на эту тему не распространялась — чтобы избежать очередной стычки с Анатолием, надо понимать. Хотя, может, я и ошибаюсь — честно говоря, я в то время вообще ничего вокруг не замечала. До сих пор не знаю, кто из-за поступления Олега больше волновался — он или мы с Сергеем.

Но, как бы там ни было, никаких острых разговоров в тот год-полтора у нас не возникало, и мы жили мирно и спокойно…. нет, мое семейство жило как раз напряженно и целеустремленно, но в целом это был период оптимистичного оживления, радужных надежд и устремления всех помыслов в будущее. Так широченная река движется вперед могучим, но плавным потоком, и разглядеть, что в каком-то месте она вдруг обрушивается водопадом вниз, удается, когда справится с ее течением и пристать к берегу уже невозможно.

Вот так однажды и произошло неминуемое. Дара нашла среди документов родителей их брачное свидетельство и свою метрику. Уж каким образом у Тоши ума не хватило удочерить ее официально или хотя бы документы понадежнее спрятать, ума не приложу. Наверно, чем упорнее хранят такие тайны, тем скорее они в самый неподходящий момент наружу выходят.

Когда Дара об этом узнала, тоже, по-моему, никто точно не знает. Где-то между днем рождения Игоря, который прошел в атмосфере всеобщего довольства и согласия, и Новым Годом, когда кота уже окончательно из мешка выпустили. Пока только первого, правда.

Я практически уверена, что какое-то время Дара носила это открытие в себе — прямых столкновений с кем бы то ни было она с самого младенчества и старалась, и умела избегать. Да и ударом оно для нее оказалось, скорее всего, нешуточным — это ее-то, покоряющую всех вокруг с первого взгляда, бросили? Если и поделилась она им с кем-то, то только с Игорем, но не станешь же их об этом спрашивать. Да и неважно это уже.

Олег тоже обо всем одновременно с нами с Сергеем узнал — к тому времени он уже благополучно поступил в университет и с Дарой и Игорем общался редко, с удовольствием окунувшись в студенческую жизнь. И не стану скрывать, что известие это и на его отношении к нам с Сергеем сказалось — вспомнил он мою ему отповедь и тут же бросился с почти уже взрослой стороны баррикады назад на Дарину с Игорем. И так по сей день на ней и остался, нарочито поддерживая их во всех их поступках.

Но до бесконечности этот секрет полишинеля оставаться таковым, конечно, не мог. Даре потребовалось подтверждение — не само по себе, как показали последующие события, а для того, чтобы уже в открытую заняться дальнейшими изысканиями своей предыстории. У нее самой в то время сомнений уже, похоже, не оставалось. Марина говорит, что Дара всего лишь однажды — абсолютно между прочим, в совершенно постороннем разговоре — задала ей прямой и недвусмысленный вопрос о Тоше. Марина также коротко и однозначно посоветовала ей обратиться с этим вопросом к нему.

Игорь своих родителей ни о чем подобном, я думаю, не спрашивал — я ни секунды не сомневаюсь, что о таком Татьяна мне бы рассказала. Ему, правда, и завуалированного вопроса хватило бы — любая заминка в ответе тут же указала бы ему, где собака зарыта.

Разговаривал с Дарой, насколько я поняла, Тоша. И у меня, честно говоря, прямо мороз по коже идет, когда я представляю себе этот разговор. Глядя в глаза ребенку, с которого он с первых дней жизни пылинки сдувал, подтвердить, что он не является его отцом, что его отец бросил его мать, когда этот ребенок еще и не родился, объяснить ему, что его матери до сих пор тяжело об этом вспоминать, и суметь убедить его, что это ни в коей мере не делает этого ребенка менее дорогим и любимым… Такого, знаете ли, врагу не пожелаешь.

И, судя по словам Олега, Тоше удалось донести все это до Дары. Впрочем, сочувствия и прямо какой-то патологической нетерпимости к обидам, наносимым близким ей людям, в этой девочке всегда на троих хватало — это я еще во время их с Игорем бытности у меня в садике заметила. Олег говорит, что она как-то притихла и начала задумываться, и иногда эти мысли прорывались у нее совсем не детскими вопросами — не оставил ли в Гале уход отца чувство неполноценности, не сказалось ли это чувство на ее отношениях с ее, Дариным, отцом, не вырастает ли девочка, оставленная отцом, в женщину, подсознательно уверенную в том, что ее и дальше все бросать будут.

Олег неоднократно повторил мне, что Игорь всякий раз при этом резко обрывал ее, говоря сквозь крепко сжатые зубы, что ей такая судьба не грозит, что о всяком наследственном невезении смешно даже думать, и что Галя с Тошей — явный пример того, что людям нужно просто уметь разглядеть по-настоящему близкого им человека. При этом он совершенно недвусмысленно смотрел ей прямо в глаза, словно торжественный обет давал. Что бы там ни выдумывала себе раньше Татьяна, а я сразу поняла, что этим детям безмерно повезло — не пришлось им друг друга полжизни искать!

Но просто сочувствовать — молчаливо и подавленно — Дара никогда не умела. Так же, как не умела она и бездействовать в ответ на унижение близких. Кроме того, до сих пор ей никогда не приходилось защищать себя — и я почти уверена, что именно этот момент и превратил ее намерение разыскать отца в навязчивую идею. Ей наверняка хотелось не только ткнуть его носом в то, какой замечательной — рядом с настоящим мужчиной — оказалась женщина, которую он бросил, но и в то, от какой замечательной дочери он отказался. После чего надменным подростковым жестом вычеркнуть его из своей жизни.

Олег говорит, что они с Игорем были изначально против этой идеи и много раз пытались отговорить от нее Дару, пытаясь убедить ее, что ее отец сам себя вычеркнул из ее жизни и не стоит ни времени, ни сил, которые придется затратить на его розыски. Но Дара, привыкшая к тому, что последнее слово всегда за ней остается, уперлась на своем и именно тогда и вспомнила о Марине с ее вечной песней о торжестве справедливости.

А вот дальше начинаются сплошные догадки. Свое обращение к Марине Дара скрыла, по всей видимости, даже от Игоря и Олега — Олег считает, что, не встретив с их стороны поддержки ее планам отмщения, она решила больше не посвящать их ни в какие подробности. Где-то в то время она даже начала как-то отдаляться от мальчишек, в ответ на что Олег — с высоты четырехлетней разницы в возрасте — лишь философски пожимал плечами: обычные, мол, бабские фокусы начались. Игорь наверняка куда глубже переживал ее отстраненность, но так же, как и в детстве, терпеливо и молча пережидал ее увлечение новой идеей.

Марина совершенно безапелляционно заявила мне, что, поняв, куда направлены очередные расспросы Дары, сделала все возможное, чтобы отвлечь ее от этой темы. И я ей верю — раскапывать дальше историю Галиного красавца и ее, Маринину, роль в ней, было совершенно не в ее интересах. В искусстве выкручивания рук мало кто мог с Мариной сравниться — насколько я поняла, она надавила на Дарину деликатность, без каких-либо расшаркиваний поинтересовавшись, каково будет ее матери заново переживать внезапное исчезновение любимого когда-то человека.

И опять, не зная детей вообще и этих вундеркиндов в особенности, она не подумала, что любое неосторожное замечание может привести их совсем не к тем выводам, на которые оно направлено. Во всем противодействии ее намерениям Дара явно вновь учуяла некую недоговоренность, и мысли ее сделали абсолютно невероятный, непредсказуемый, прямо немыслимый какой-то кульбит. Она вдруг вообразила, что ее отец не бросил Галю, а был вынужден оставить ее ради какой-то высокой и совершенно секретной цели. Я думаю, ей просто хотелось и дальше верить, что ею никто и никогда пренебречь не может.

Олег говорит, что, когда они с Игорем впервые услышали от нее об этом, они просто ушам своим не поверили. И старательно высмеяли ее фантастические бредни, место которым в женских романах, а не в реальной жизни. Олег особо возмутился ее предательством, с его точки зрения, Тоши, перед которым он с самого детства чуть ли не преклонялся. Он заявил ей, что никогда не мог понять женщин, которые восхищаются всякими загадочными и беспринципными ловеласами и не испытывают ни малейшей благодарности к тем мужчинам, которые ежедневно и неизменно заботятся о них.

Дара в ответ вспылила, сказав, что ее признательность Тоше ни в коей степени не перечеркивается интересом к судьбе ее настоящего отца, которая вполне может оказаться отнюдь не такой очевидной, как всем вокруг представляется. И напомнила мальчишкам, что однажды, не зная всех подробностей истории своих семей, они тоже неверно думали о родителях. И добавила, что судить о чем бы то ни было лишь по одной его стороне — верх узколобости. После чего она начала откровенно избегать их обоих, косясь с надменной жалостью на Игоря в школе и мгновенно ускользая куда-то после нее.

Вот то время я и сама неплохо помню. Даже со стороны невозможно было не заметить, что между нашими Ромео и Джульеттой кошка пробежала — вот та самая, из мешка, как я теперь понимаю. Грустно мне очень было, я даже подумала грешным делом, что Дару угораздило влюбиться в кого-то, и начала к Олегу подозрительно присматриваться. Он мне сейчас в своем рассказе тоже не преминул об этом напомнить.

С другой стороны, перед Дарой и Игорем уже замаячил выпускной класс, и им нужно было определяться, куда после школы идти — нетрудно себе представить, что Татьяну и Анатолия мы в основном об этом расспрашивали. Татьяна отвечала, что ничего еще они не решили — Игорь напрочь замкнулся в себе и отказывался говорить о чем бы то ни было, а когда родители слишком на него наседали, так и до откровенной грубости доходило. Об Анатолия тогда прямо спички зажигать можно было, c Тошей он совсем уж нешуточно цапаться начал — то ли знал, то ли догадался о причине ожесточения Игоря. Татьяна же упрямо твердила — саму себя, скорее всего, успокаивая — что у него просто тот самый противный возраст, обойти который еще ни одному родителю не удавалось.

Марина категорически отрицает какую бы то ни было причастность к фантазиям Дары о своем отце и к последующему отчуждению между ней и Игорем. Хотя я ни секунды не сомневаюсь, что она с Дарой все это время встречалась, и даже допускаю, что она пыталась как-то образумить ее в отношении очередного напряжения в отношениях. И уж я бы точно не удивилась, если бы выяснилось, что Маринина пресловутая решительность во вскрытии всяких человеческих недоразумений заставила ее забыть об осторожности во время этих разговоров — в результате чего из того нашего мешка вырвались на свободу и все остальные коты.

Помирились Дара с Игорем неожиданно. Даже для Олега, который говорит, что в один прекрасный день они вдруг снова сделались не разлей вода. Ему они туманно объяснили, что разобрались наконец-то и в истории своих родителей, и в своей собственной, и больше не намерены позволять ошибкам тех оказывать влияние на их будущую жизнь. Из чего я лично делаю вывод, что Дара именно из слов Марины вычислила и истинный облик своего отца, и его потерю интереса к Гале и своему будущему ребенку ради Марины, и роль той в последующем сбивании с того спеси и форса. А также то, что об этом знали все мы — кроме Гали, за которой вновь, с удвоенной силой, принялся тогда ухаживать Тоша. И которую все до сих пор старательно держали в неведении относительно настоящего конца той истории.

Интересно, кстати, что никакой неприязни к Марине у них это открытие не вызвало — Дара, похоже, увидела в том, как она окоротила того самодовольного пустозвона, то самое торжество справедливости, к которому сама еще так недавно хотела руку приложить. А вот что касается всех нас…

Я не знаю, что у них там дома происходило — по крайней мере, Игорь после примирения с Дарой вновь воспрянул духом, и никаких вспышек раздражения с ним больше не случалось, как уверяла меня Татьяна — но на всех наших встречах они держались ровно и дружелюбно, но на подчеркнутом расстоянии. Оживлялись они, лишь уединившись, и стоило кому-то присоединиться к ним, как они вновь цепляли вежливые маски и терпеливо пережидали, пока их оставят в покое.

Прямо Олег не признался, но мне кажется, что его сильно задело то, что его внезапно исключили из неразлучной прежде компании. Хотя он упрямо подчеркивает — явно в пику мне — что прекрасно видел, что им нужно как-то разобраться в себе, и, поскольку они просили его занять Аленку, которая постоянно норовила увязаться за Дарой, начал все больше времени проводить с ней. Тогда-то они, наверно, и открыли для себя друг друга — среди нас, взрослых, такое напряжение висело, что с нами им определенно неуютно было.

Летом Татьяна с Анатолием и Тоша с Галей отправили Дару с Игорем к своим французам. Чтобы те отдохнули, как следует, перед выпускным классом — по официальной версии, хотя я думаю, что родители просто хотели, чтобы, сменив обстановку и соскучившись по своим семьям, те перестали оглядываться в прошлое и устремили свой взгляд в будущее.

В общем, цели они своей добились — Дара с Игорем вернулись оживленными, полными сил, энергии и веры в себя. И в речи их, и в манерах больше не ощущалось ни уклончивости, ни настороженности — наоборот, они кипели энтузиазмом и решимостью заняться построением своей собственной жизни. Олег снова с удовольствием вернулся к своей роли их советника и поверенного — перед началом учебного года они встречались с ним чуть ли не ежедневно, расспрашивая его о его собственных выпускных и вступительных экзаменах. А поскольку он тем летом практиковался в покровительстве на одной Аленке, бесконечно скучающей по сестре, их неразлучная троица превратилась в великолепную четверку.

Но свободная Европа не могла не укрепить их и так уже необычные взгляды на самостоятельность. Весь год они прилежно занимались, не отвлекаясь ни на какие посторонние интересы — даже довольно предсказуемые и объяснимые для их возраста. И, по крайней мере, по Татьяне сразу было видно, что все неурядицы остались у них позади. Следующим летом они, разумеется, поступили — их выбор университета, правда, оказался совершенно неожиданным не только для меня, но, судя по озадаченному виду, и для их собственных родителей.

Хотя совершенно не исключено, что ошарашило Тошу с Галей и, особенно, Татьяну с Анатолием то, что они сумели так долго и прочно скрывать от всех свое намерение и в профессиональной жизни рука об руку идти. Я еще помню, как хихикнула про себя, когда Татьяна крайне неохотно призналась мне в этом — вот сколько, мол, не противься истинным чувствам, а они от всяких препятствий только сильнее становятся. Но, поскольку она к подобным замечаниям всегда относилась крайне болезненно, комментировать услышанное я не стала. Чтобы не сглазить. И не спровоцировать ненароком возведение новой полосы препятствий.

А потом… Все это вдруг стало неважно. Все наши споры и разногласия, противоречия и выяснения отношений внезапно отошли на задний план. Поскольку в нашей жизни случился другой, нежданный и негаданный, по-настоящему, к сожалению, поворотный момент, который мгновенно расставил акценты на ее самых важных, поистине значимых событиях.