Глава 1. Первый дневник Татьяны

Люди одержимы своими младенцами. Беспомощность последних, с одной стороны, обостряет в их родителях животную сторону человеческой натуры, направленную на защиту своего потомства от любых опасностей, и отвлекает их помыслы от совершенствования собственной личности в сторону поиска потенциальных, зачастую воображаемых, источников вышеупомянутых опасностей. С другой стороны, неспособность человеческих младенцев к полноценному выражению своих индивидуальных особенностей способствует тому, что с первых же дней их жизни их родители прикладывают всевозможные усилия к тому, чтобы сформировать из них очередную единицу человеческого общества, подгоняя их развитие под генетические, национальные и социальные стандарты.

Представляется чрезвычайно важным обратить внимание на то, что рожденные в смешанных ангельско-человеческих браках исполины демонстрируют отличия от обычных человеческих младенцев уже на самых ранних этапах своей жизни. Причем, если их ярко выраженная самодостаточность направлена на сведение внешнего воздействия на них к минимуму, то их уверенность и целеустремленность в выражении своих требований приводит, как правило, к подчинению окружающих их воле.

(Из отчета ангела-наблюдателя)

5 ноября.

Меня всегда удивляло, когда мой ангел ворчал, сетуя на то, что я ни в детстве, ни в отрочестве не вела дневник. Мало того, что признавал, не краснея, что готов был — без разрешения и какого бы то ни было зазрения совести — читать мои личные записи, так еще и убеждал меня, что они помогли бы ему понять меня нынешнюю. И упорно отказывался увидеть противоречие в своих собственных словах.

Ведь сколько раз он сам говорил мне о том, что не случайно человек запоминает лишь основные вехи на пути своего развития, что, сохранись в его памяти все подробности каждого дня и события, он просто рухнет под гнетом накопившихся фактов и необходимости вновь и вновь их анализировать! Но нет, в рассуждениях великомудрого ангела всегда присутствует железная логика — вот только представители недалекого человечества не в состоянии ее разглядеть.

Не просто удивляли меня эти разговоры, злили они меня до невозможности. До самого недавнего времени.

До рождения нашего сына. Вернее, до его первого юбилея — первого полного месяца его жизни. Который мы вчера и отпраздновали.

И сегодня, в день рождения моего ангела… Кстати, в конце сентября, помню, я долго уговаривала нашего малыша подождать немного с рождением — мне нужно было несколько неотложных дел обязательно закончить. И он, молодец, послушался. И не только дал мне все необходимое время, но еще и день такой выбрал, словно задумал отомстить отцу за его коварство по отношению ко мне. При получении документов мой ангел специально заказал себе дату рождения, ровно на один год, один месяц и один день опережающую мою. Вот наш малыш и обскакал его тоже ровно на один месяц и один день. Так что теперь еще вопрос, кого в нашей маленькой команде первым считать.

Но это так, к слову. Так вот — оглянулась я вчера на прошлый месяц и с ужасом поняла, что почти ничего из начала его не помню. Малыши ведь каждый день меняются, и каждое новое событие накладывается на предыдущие, все глубже погружая их в пучину подсознания. Вот и остается в бестолковой человеческой памяти лишь самая верхушка айсберга под названием жизнь, а самые первые, самые важные и наполненные периоды ее скрываются, как корни дерева в земле — даже сторонний наблюдатель, цветущей кроной любуясь, о них не вспоминает.

Значит, нужно записывать. Ведь придется однажды нашему малышу в себе разбираться, определяться, что он за человек и что ему от жизни нужно. Вот и ему будет интересно узнать, каким путем его характер формировался, и нам с ангелом полезно… особенно моему ангелу, с его привычкой запоминать только то, что его в лучшем свете выставляет.

Так и возникла у меня мысль сделать ему необычный подарок на день рождения. Как-то он рассказал мне, что совершенно ничего не помнит о своей человеческой жизни — ни о работе, ни о семье, ни о детях, ни о том, что из них вышло… А вот лишить его воспоминаний об этой его жизни на земле я никакому небесному начальству не позволю! У них принято память после задания чистить? Замечательно! Я резервную копию сделаю, а там уж мы ее как-нибудь контрабандой в небесные выси протащим. В прошлые разы, когда его туда на ковер вызывали, вроде, без личного обыска обошлось…

Итак, все, что помню, из первого месяца.

Когда на третий день после рождения нашего сына, мы вернулись домой, мой ангел гордо объявил мне, что до конца недели останется дома, чтобы помочь мне освоиться. Как именно мне помогать, он, правда, понятия не имел, советы окружающих с завидным упорством взаимоисключали как друг друга, так и рекомендации Интернета, а объяснять ему, что нужно сделать, оказалось существенно дольше, чем сделать самой. Пришлось действовать, исходя из наблюдательности и здравого смысла. Человеческого. В сокровищницу ангельских познаний вопросы питания, мытья и одевания за ненадобностью не вошли, с чем даже моему ангелу пришлось согласиться. Скрипнув при этом зубами.

Чтобы оправдать положение главы семейства и прогул на работе, мой ангел взял на себя глобальные, внешнеполитические проблемы. Я не возражала — и под ногами не путается, и в переговорах с внешним миром он, согласно профессии, всегда сильнее меня был. Вот так и провел он три дня на телефоне, грудью встречая один поток поздравлений, пожеланий и советов за другим. Он, конечно же, в самый первый день сообщил всем данные о росте, весе и первичных внешних характеристиках нашего малыша, но, поскольку мобильный в роддом я с собой не брала, всем почему-то потребовалось услышать еще раз все то же самое от меня лично.

Мой ангел очень быстро выучил волшебные слова: «Татьяна кормит», после чего ему оставалось лишь вновь отбарабанить уже сто раз, наверно, повторенные слова (Интересно, неужели им там, наверху, удастся и это из его памяти вытравить?), добавив к ним дифирамбы по поводу того, как замечательно я себя чувствую и как прекрасно выгляжу. Слава Богу, никто из звонящих не захотел в Скайпе пообщаться.

Во время одного из разговоров в телеграфном стрекоте слов моего ангела возникла неожиданная пауза. Через мгновенье он, прикрывая рукой трубку, оказался в спальне, где я переодевала нашего малыша.

— Слушай, тут все спрашивают, как мы его назвали. Давай сегодня вечером подумаем? — негромко спросил он.

— Игорь, — рассеянно ответила я, осторожно заводя ручку уже засыпающего сына в рукав комбинезона.

Мой ангел тяжело задышал, отрывисто бросил в трубку: «Мы еще не решили» и повернулся ко мне — с грозно сведенными на переносице бровями и обиженно поджатыми губами. Противоборство двух самых типичных для него эмоций дало мне возможность спокойно положить спящего ребенка в кроватку.

— Почему Игорь? — спросил он сквозь зубы, дождавшись, пока я отойду от нее.

Ну как ему объяснить, что у каждого человека (и не только человека) всегда есть свое, словно специально для него придуманное имя? Нужно только внимательно к нему присмотреться, и оно возникает само собой, без всяких сомнений и колебаний!

— Да ты посмотри на него — вылитый же Игорь! — в сердцах выпалила я.

В три прыжка мой ангел оказался возле кроватки и уставился на крохотное детское личико с закрытыми глазами, круглыми щеками, носом-кнопкой и губками бантиком. Все остальное пряталось в шапочке и комбинезоне — самого маленького размера, но все еще великоватых для него.

На лице моего ангела отразилось менее знакомое, но куда более благоприятное для меня выражение — растерянность. Если засомневался, то, может, прислушается к моему…

Он круто развернулся и направился к компьютеру.

Слава Богу, опять Интернет на сторону своего создателя-человека стал! Прочитав о скандинавском происхождении выбранного мной имени, его воинственной сущности и заведомом покровительстве бога-громовержца, мой ангел заметно повеселел.

— С отчеством, пожалуй, неплохо сочетаться будет… — задумчиво протянул он, и добавил, строго вскинув бровь: — Никаких сокращенных вариантов, я надеюсь, не предусмотрено?

— Боже упаси! — в ужасе замахала я руками.

— Ну что ж, я думаю, на нем и остановимся, — милостиво кивнул он.

По какому-то странному стечению обстоятельств, в тот же вечер он объявил, что вставать к Игорю по ночам будет сам. Я согласилась, сочтя, что ему куда более знакома подоплека поговорки: «На бога надейся, а сам не плошай».

Могла бы и вспомнить, что для людей божественное слово является предметом выбора, а для ангелов — основополагающим принципом служебной субординации.

Первые дни то ли он действительно вставал (я спала, как убитая), то ли Игорь тоже крепко спал, убедив моего ангела в твердости небесного обещания защиты и опеки, но как-то через неделю, когда мой ангел уже вернулся на работу, я проснулась от звука невнятного шевеления в кроватке. Подброшенная, словно пружиной, я обнаружила, что Игорь чуть перевернулся на бок, последовав, видимо, примеру отца, уютно устроившегося на боку на кровати, лицом к детской кроватке, с подпертой кулаком головой и полностью отключенным сознанием.

Сдвинуть его с кровати и с той точки зрения, что не кричал — значит, все в порядке, мне так и не удалось. С тех пор в моем отношении к обещаниям всех небожителей появилась нотка здорового недоверия. По крайней мере, в отношении моего сына.

В тот первый месяц я поняла, почему Галя так настойчиво просила нас повременить со смотринами Даринки. Какие смотрины, когда не знаешь, за что хвататься! Казалось бы, кормится ребенок естественным образом, почти все время спит, стиркой занимается стиральная машина с моим ангелом в качестве загрузочно-разгрузочной приставки к ней, убирать бесполезно, купаться и гулять еще нельзя, но я ничего не успевала!

Покормить (наелся или просто устал?), уложить в кроватку (подождать немного, крепко ли уснул), привести себя в порядок (бегом, как утром в те дни, когда на работу проспишь), пойти и посмотреть, как он там (дышит, вроде, ровно), самой что-нибудь поесть (господи, когда уже кофе можно будет?), пойти и посмотреть, как он там (что это он хмурится и вздрагивает?), помыть и переодеть (как люди раньше без памперсов справлялись?), покормить (вот лентяй — заснул на полдороге!), погладить (может, пора моему ангелу новую технику осваивать?), проветрить (стенку кроватки простынкой занавесить), попытаться сложить все вещи хоть в каком-то порядке, посмотреть, как он там, помыть и переодеть, походить с ним, чтобы успокоился, уложить в кроватку… А, нет — опять покормить…

Хорошо, хоть на работе все необходимое успела в сентябре закончить.

Недели через две я уже как-то приноровилась к новому ритму жизни и, когда мой ангел возвращался с работы, не встречала его, как аварийку после прорыва всех труб в доме. Пока он готовил ужин (слава Богу, к плите мой ангел меня все еще на пушечный выстрел не подпускал!), мы с Игорем устраивались на кухне, и он рассказывал нам все новости внешнего мира. Именно нам. Я заметила, что при звуке отцовского голоса Игорь поворачивал в его сторону голову, начинал взбрыкивать руками и ногами и задавать возбужденные звуки. Мне в них слышалось насмешливое хихиканье, моему ангелу — горячее одобрение.

После ужина мой ангел отправлялся общаться с благодарной аудиторией наедине, давая мне возможность отдышаться, спокойно помыть посуду и даже принять душ. И вот где справедливость? Со мной вышеупомянутая аудитория общалась благодарно, исключительно когда ее носили на руках и исключительно в вертикальном положении, а с моим ангелом ее вполне устраивал патрицианский стиль общения — мой ангел укладывал Игоря рядом с собой на нашу кровать, принимал изящную позу, подперев голову рукой, и заморачивал ему голову философским красноречием. Не давая никому, как обычно, и словечка вставить.

Кроме, разумеется, тех случаев, когда Игоря нужно было помыть и переодеть. Эксклюзивные права на эту процедуру были предоставлены мне. Мой ангел горячо поддерживал Игоря в его предпочтениях, говоря, что у него для этого слишком большие и неловкие руки.

В ванной, правда, этот аргумент против него сыграл — в больших руках ребенок в большей безопасности. Но они и там общий язык нашли — сплошное клацанье, цоканье и чмоканье! — как у дельфинов, честное слово! Сразу видно, от кого ребенок эту страсть к воде унаследовал. А как мне изловчиться, чтобы это барахтанье с процессом мытья совместить?

Кстати, в тот день, когда мы наметили первое купание, нас неожиданно посетила моя мать. Неожиданно, потому что мы очень просили всех отложить визиты хотя бы на месяц. Прямо с порога она заявила нам, что первый настоящий контакт с водой представляет собой чрезвычайно важный момент в жизни ребенка, который навсегда предопределит его отношение к таким понятиям, как очищение и омовение — поэтому сейчас она покажет нам, как это делается.

Подбородок у меня выдвинулся вперед сам собой. Это — мой ребенок! Это я для него — самый важный человек в мире! Это я уже почти научилась угадывать его желания и приноравливаться к его потребностям! Крепче прижав к себе Игоря, я уставилась исподлобья на мать, взглядом подначивая ее попробовать отобрать его у меня.

Коротко глянув на меня, мой ангел — осторожно, под локоток — вывел ее в гостиную, незаметно кивнув мне пару раз в сторону ванной. И я выкупала своего ребенка — в первый раз и сама. Без каких бы то ни было эксцессов. И недовольства с его стороны. У него, правда, были такие круглые глаза, что он, возможно, от шока онемел.

Мать осталась еще немного, проконтролировала процесс кормления, внесла ряд критических замечаний, но скорее уже для порядка, без прежнего пыла и уверенности. Уходя, она буркнула на прощанье:

— Я, конечно, понимаю, что вы давно уже взрослые и сами все знаете, но могли бы все же и почаще к старшим за советом обращаться. Вековой опыт недаром из поколения в поколение передавался. А то привыкли — чуть что, в Интернет. А там никому до вас дела нет, да и шарлатанов хватает, такого понапишут…

Я насмешливо покосилась на ангела, он принял важный вид.

— Ну что Вы, Людмила Викторовна, — примирительно произнес он, — когда же мы в серьезных вопросах не прислушивались к вашему с Сергеем Ивановичем мнению? А по мелочам не хотелось бы вас лишний раз беспокоить.

Мать фыркнула.

— А, живите, как хотите, — махнула она рукой. — Я больше вмешиваться не стану. Пока сами не попросите, — с нажимом добавила она.

Мы с ангелом снова переглянулись и одновременно ошалело затрясли головами. Мать предпочла счесть это жестом согласия.

Насчет не вмешиваться я ей, конечно, не поверила — от застарелых пагубных привычек даже врачи не рекомендуют отказываться, чтобы здоровью не повредить. Но ее недавнее увлечение космической энергией и душевной гармонией оказалось, судя по всему, всепоглощающим и долговечным, и ее контроль за процессом моего овладения искусством материнства действительно свелся к моим регулярным отчетам по телефону и ее четким рекомендациям по нему же, что меня как нельзя лучше устраивало. В целях поддержания всеобщей душевной гармонии я всегда с ней соглашалась и затем докладывала, что сначала последовала ее совету, а затем попробовала свой путь, и последний больше пришелся Игорю по душе.

Эти слова также оказались волшебными, хотя временами мать ворчала, что капризы ребенка растут вместе с ним и что рано или поздно мне придется научиться быть твердой. Я чуть было не просила у нее разрешения потренироваться сначала на ней.

Если же быть серьезным, то у меня закралось подозрение, что она об этом и с моим ангелом говорила. И, похоже, еще раньше, чем со мной. Или, еще лучше, отца на это настроила: то-то в моем ангеле в последнее время твердости появилось — на всех нас троих хватило бы. Мной командовать (звони ему, понимаешь, после каждой прогулки, как будто я дорогу домой не найду!) ему уже показалось недостаточно, захотелось на менее покладистых объектах мастерство отточить. И, как обычно, его прямолинейный таран не ликвидировал возникшую проблему, а разбивал ее на множество более мелких, улаживать которые приходилось мне — терпением и поиском компромиссов.

Началось все с первого прихода к нам врача-педиатра.

Пожилая, уставшая женщина прошла в открытую моим ангелом дверь, коротко бросила: «Врач» и, не дожидаясь его ответа, попросила проводить ее к ребенку и матери. И это оказалось ее роковой ошибкой. Мой ангел тут же весь встопорщился, протопал вслед за ней в спальню и занял боевой пост возле Игоря, чуть подавшись к нему и изображая полную готовность до последнего вздоха оборонять беззащитное существо от подозрительного пришельца.

Разумеется, разговаривала врач со мной — кто, в конце концов, рядом с ребенком каждую минуту проводит? Но мой ангел постоянно вставлял какие-то вопросы, демонстрируя глубокое владение предметом разговора и твердое намерение оказаться в нем самой активной стороной. Отвечала она ему спокойно и терпеливо, но страдальчески морщась, и мой ангел все больше закипал, явно собираясь оставить последнее слово за собой.

После осмотра врач внесла его результаты в новую карточку Игоря и открыла свою сумку, чтобы спрятать ее туда. Вот тут-то и прозвучал финальный, торжествующий аккорд моего ангела.

— Куда? — завопил он так, что мы с Игорем подпрыгнули. Врач оказалась куда более устойчивой к проявлениям родительской заботы.

— Карточка — это медицинский документ, она должна храниться в поликлинике, — ответила она, не поворачивая головы.

— Карточка ребенка будет храниться рядом с ребенком, — заявил мой ангел тоном, не терпящим никаких возражений.

Врач коротко вздохнула, сделала какую-то пометку в своих бумагах и ушла, едва процедив сквозь зубы слова прощания.

Во время следующей встречи, когда уже мы с Игорем пришли в поликлинику (утром, слава Богу, когда мой ангел на работе был!), она и со мной говорила сухо и официально. До тех пор, пока я не предложила оставить карточку у нее — порядок есть порядок, что же с ним спорить-то! — но с тем, чтобы дома мы смогли иметь копию всех записей в ней и анализов. Поверьте мне, эта встреча закончилась на куда более дружелюбной ноте!

Вмешательство Варвары Степановны, нашей бабушки-соседки, во все вопросы, связанные с Игорем, мой ангел также пресек твердо и решительно. На корню. Раз и навсегда. В своем, правда, присутствии.

Однажды вечером он рассказал мне, заикаясь от возмущения, что бабуля поджидала его возле подъезда с предложением съездить с ней в церковь и набрать там бутыль освященной воды.

— Святой водичкой-то ребеночка и до крещения обтирать хорошо, — поведала она моему ангелу, наверняка радостно кивая при этой головой. — И молочница нигде не высыплет, и спать спокойнее будет — верный способ!

Хотелось бы мне увидеть лицо моего ангела в тот момент!

А вот услышать — не очень, судя по тому, как нервно оглядывалась Варвара Степановна на входную дверь, когда зашла ко мне на следующее утро, спустя где-то полчаса после его ухода. У окна, наверно, караулила, чтобы убедиться, что точно уехал.

— Танечка, я так поняла, что муж-то твой в церковь не вхож, — с порога затараторила она, — а детишек без Бога растить — нехорошо. Так давай мы с тобой как-нибудь днем сходим и окрестим мальчонку. И дело доброе сделаем, от греха-то, и без всяких шумных разговоров. Я и с батюшкой договорюсь, чтобы не ждать, и крестных надежных подыщу — часа за два управимся.

А вот увидеть лицо моего ангела, когда он об этом узнает, мне совсем не хотелось.

— Варвара Степановна, — замялась я, — согласитесь, втихомолку, за спиной у отца, как-то нехорошо… Что это за пример Игорю будет?

— Да какой пример-то несмышленышу твоему? — замахала она на меня руками. — А втихомолку — так не навсегда же! Вот увидит папаша, какой у него крепкий да здоровый сынок подрастает, тогда можно и признаться ему — сам только потом порадуется, да еще и похвалит!

Поперхнувшись, я закашлялась.

— Да нет, Варвара Степановна, — твердо ответила я, представив себе, в каких именно выражениях будет хвалить меня мой ангел не только через много лет, но и после смерти — целую вечность, — обманывать мужа я не стану. Спасибо Вам огромное за участие, но в семье без доверия ничего хорошего не получится.

— Ох, и строгий же он у тебя! — сокрушенно вздохнула она.

Я мысленно усмехнулась, вспомнив, с каким ошалелым видом этот строгий ангел впервые знакомился с человеческой едой, одеждой и техникой. Впрочем, нужно признать, что он действительно как-то быстро освоился в нашей жизни. Особенно в тех ее областях, где все еще патриархат процветает. Вот же научила на свою голову!

С другой стороны… Если его побаиваться начнут, то, может, и меня в покое оставят, а то я уже заметила, что стоит нам с Игорем на улицу выйти, как всех соседских бабушек словно магнитом со скамеек сдергивает и ко мне притягивает. Такого количества советчиков даже мое терпение уже не выдерживает…

И действительно — после этого случая старушки раскланивались со мной лишь издалека, окидывая меня жалостливыми взглядами и сочувственно покачивая головами. И нам с Игорем больше не приходилось выискивать всякий раз обходные пути, чтобы незаметно выбраться из двора и отправится к реке, где я могла в тишине и покое рассматривать своего спящего сына и беспрепятственно думать о том, как он изменился по сравнению с собой вчерашним и каким он окажется завтра…

Ты смотри, оказывается, не так уж и мало за первый месяц запомнилось!

19 ноября.

У меня все чаще всплывают в памяти слова матери об Интернете. Действительно, что за ерунду они там пишут! Я, конечно, понимаю, что все дети разные и что все случаи в одной статье не опишешь, но хоть какой-то диапазон на каждом этапе развития ребенка можно дать? Мне уже даже надоело Игоря со всеми этими стереотипами сравнивать. В отношении набора роста и веса мы еще в них как-то вписываемся (ближе к верхним пределам, правда), а вот в плане поведения… Не случайно большинство материалов детскими врачами написано — они малышей на приеме наблюдают и делают выводы на основании тысячи пятнадцатиминутных общений.

Нет, настоящую историю развития ребенка могут только родители написать. Причем, нетрудно догадаться, что именно тот из них, который с этим ребенком все время проводит. Да и влияние генов еще никто не отменял, а оно как раз носителям этих генов и виднее.

Взять, к примеру, пресловутое бессмысленное выражение чуть ли не весь первый месяц. Да откуда ему у Игоря взяться? Я с самого первого дня заметила, насколько внимательный у него взгляд. Лежит, глаза переводит с предмета на предмет, изучает, и лицо такое сосредоточенное. И даже когда спит, хмурится, бровями шевелит, носиком подергивает — явно осмысливает все увиденное. Это он в меня пошел.

И движения у него если и были бесконтрольными, то только по первому разу. Со второго он уже догадывался, какую пользу из каждого из них можно извлечь. А кулачком мимо рта вообще ни разу не попал — никаких пустышек не нужно. А потом и оба стал в рот запихивать — это он в отца пошел.

И капризным его никак не назовешь — не требует, чтобы его постоянно на руках носили, как другие дети. Лежит себе спокойно, изучает окружающий мир, переваривает полученную информацию вместе с едой — и не слышно его, я даже пугалась поначалу. Кроме, конечно, тех случаев, когда его переодеть нужно. Тут раздается такой вопль, что любую полицейскую сирену заглушит, и пока я прибегу, он уже ногами изо всех сил по кроватке молотит от нетерпения. Это у него тоже от отца.

И вот что интересно. Сначала я никак не могла понять, чего он продолжает возмущаться, пока я источник дискомфорта убираю, а потом заметила, что стоит мне начать объяснять ему, что я делаю и зачем, как он сразу успокаивается и очень внимательно к моим словам прислушивается. Вот это точно от меня.

Он уже вообще со мной общается. И ничего я не выдумываю! Звуки, по крайней мере, точно разные издает. Когда пора кушать или переодеваться — пронзительный сигнал таймера. Когда рассматривает все вокруг — задумчивое «Угу», словно варианты решения сложной задачи обдумывает. Когда поймал рукой игрушку или собственную ногу — торжествующее «Ха!». Когда надоело в кроватке лежать и хочется расширить поле наблюдений — просительное такое поскуливание. Когда что-то не получается — сердитое сопение и утробное какое-то порыкивание. В такие моменты он — точная копия моего ангела.

И зовет он меня отнюдь не только на помощь, как знатоки в Интернете пишут. Временами прямо мистика какая-то — я почти уверена, что он хочет похвастаться, когда научился чему-то новому. Во сне на бочок он почти сразу переворачиваться начал — это как раз понятно, посмотрела бы я на любого взрослого, которого заставили бы всю ночь на спине спать. Но недавно он как-то днем резко оттолкнулся и сразу на животик перевернулся — только ручка застряла. Раздался сигнал тревоги — я прибежала, высвободила ему эту ручку. Он озадаченно нахмурился и тут же клюнул носом — не держится еще голова, мыслей в ней много, как у меня. Перевернула на спинку, чтобы отдохнул.

И что бы вы подумали? Не успела я до кухни дойти, чтобы чай свой допить, как из спальни раздался заливистый… ну, прямо настоящий хохот! Возвращаюсь — он на животе лежит, руки в разные стороны, смеется и головой трясет. То ли от усердия, то ли от восторга. А когда я его на руки взяла, чтобы похвалить — улыбка до ушей и щеки от гордости раздулись. Как у отца, когда тот мне свои человеческие документы демонстрировал.

И разговаривать, между прочим, он предпочитает только со мной. В последнее время, когда мой ангел возвращается с работы и открывается кран его красноречия, при первом же звуке его голоса Игорь тут же просится мне на руки и больше глаз от отца не отрывает. Он поворачивает голову вслед всем его передвижениям, внимательно прислушивается к менее знакомому низкому тембру, сосредоточенно шевелит бровями и губами, словно повторяет за ним какие-то слова. Но беззвучно. Нужно говорить, у кого он умению не перебивать научился?

Временами, когда мой ангел ненадолго замолкает (исключительно во время приема пищи), Игорь чуть подается к нему, глядя на него в упор и недоуменно хмурясь. В такие моменты мой ангел тоже замирает — с вилкой у рта и пристально глядя Игорю в глаза. И на лицах у обоих появляется почти одинаковое выражение недоверчивой озадаченности. Я обычно стараюсь прервать эту игру в гляделки — не хватало мне еще, чтобы они мысленно беседовать начали, оставив меня, как обычно, за бортом всего самого интересного!

Впрочем, меня Игорь тоже копирует. Вот недавно случайно научила его язык показывать. Придется повнимательнее за собой следить. Но, как правило, забравшись ко мне на руки, он категорически требует вертикального положения… хотелось бы мне сказать, для того чтобы видеть мир в правильном ракурсе, но, скорее, для того чтобы оказаться со мной лицом к лицу. Точнее, руками к лицу. Хорошо, что я никаких украшений не ношу, волосы в хвостик собираю и о макияже временно забыла.

Устав от бесплодных, но настойчивых попыток отделить от моего лица нос, уши, губы и особенно глаза, Игорь вцепляется в последние пристальным взглядом. Я бы даже сказала, напряженным взглядом — словно он, подобно своему отцу, и до моих самых сокровенных мыслей докопаться хочет. Вот, не дай Бог, еще превзойдет его в этом вопросе!

На улице он тоже уже далеко не всегда спит. Хорошо, что у нас на окраине днем и машин почти нет, и большинство людей на работе, и с заморозками погода в этом году повременить решила. У реки мы уже не только свежим воздухом дышим, но и с буйством осенних красок знакомимся, и с птицами перекликаемся, и за листиками, неспешно плывущими по воде, наблюдаем, как завороженные…

21 ноября.

Нет, меня этот водолюбивый представитель мудрых, как я когда-то по наивности верила, ангелов однажды доведет-таки до инфаркта!

Первый почти несчастный случай в жизни ребенка — и, разумеется, он оказался связан с водой!

Вот трудно было головой своей подумать, что если его в ангелы прямо из рыб произвели и только потом человеческим телом снабдили, с рыбьим же количеством извилин, то ему хоть один Бог только знает сколько лет предоставили для тренировки этого самого тела?

Или хоть краткий курс техники безопасности поведения на воде пройти с ребенком — в безопасности, на суше — вместо того чтобы каждый вечер турусы на колесах… нет, на кровати разводить?

Или хоть у меня поинтересоваться, насколько уверенно ребенок держит голову в привычной обстановке и не потеряет ли ее в слабо еще знакомой среде?

Или хоть предупредить меня, что его наконец-то осенила мысль поучаствовать в привитии ребенку жизненно важных, с его ангельской точки зрения, навыков?

До сих пор мы всегда купали Игоря вдвоем. То, что намыленный ребенок становится скользким, известно всем, кроме всезнающих небожителей. То, что научившийся переворачиваться ребенок хочет делать это постоянно, очевидно всем, кроме и так все умеющих ангелов. То, что человек, которого незнакомая стихия накрыла с головой, может впасть в панику, предскажет кто угодно, кроме вечно парящих в заоблачных высях… безрассудных… самоуверенных…

Одним словом, до сих пор купание у нас всегда проходило спокойно и даже радостно. Правильно мать говорила, что самое главное — первое впечатление, а я уж постаралась, чтобы оно у Игоря осталось самым благоприятным. И под спинку надежно поддерживала, и другой рукой в теплой водичке поглаживала. На этот, однако, раз он решил и отцу продемонстрировать, как лихо умеет на живот перекувыркнуться.

Нужно отдать должное моему ангелу, он его поймал. Пальцы растопырил — Игорь на них и шлепнулся, как лягушонок на мелководье, лапками во все стороны. Вот только не рискованное мероприятие неуместными восторгами нужно было поддерживать, а голову ребенку! Естественно, и минуты не прошло, как он клюнул носом — и не в надежную, но мягкую твердь кровати, а прямо в воду, из-под которой тут же вырвался гейзер пузырьков и отчаянного вопля.

Я этого горе-спасателя чуть не убила — глупая человеческая совесть не позволила, пока у него руки заняты. Чем он тут же и воспользовался. Принялся поднимать и опускать ребенка, следуя движениям его головы, чтобы она над уровнем воды оставалась, и похлопывая его по рукам и ногам.

Ничего удивительного в том, что Игорь старался голову подольше поднятой держать — у меня тоже инстинкт самосохранения хорошо развит. Но этот истинный сын своего отца таки поплыл! По крайней мере, ногами явно отталкивался и руками в стороны разводил, словно воду перед собой разгребая. Я опять чуть не убила моего ангела — на этот раз за самодовольную усмешку и торжествующий взгляд в мою сторону.

Вы думаете, он на этом остановился, удовольствовался невероятным для полуторамесячного младенца достижением, дал ему возможность закрепить случайно приобретенные навыки? Как же! Ангелы ведь лучше знают, где у человека пределы возможностей находятся, и задачу свою видят в неустанном их расширении — помню я, как он меня в ту реку зашвырнул и на каток без всяких церемоний выпихнул.

Я замерла возле ванны в напряженном ожидании.

Не успел Игорь хоть как-то синхронизировать движения конечностей, как мой ангел без какого бы то ни было предупреждения взял и убрал из-под него свои руки. Не чувствуя больше под собой никакой опоры, Игорь в панике бросил все силы на ее поиски и тут же камнем ушел под воду.

На этот раз я оказалась быстрее. И нечего было потом одному вопить, что это я помешала ребенку самому вынырнуть, а второму — отчаянно отбиваться от меня руками и ногами, норовя ринуться прямо головой в полюбившуюся уже обоим стихию и оправдать надежды старшего фанатика. Может, людям и предоставляют по несколько жизней, но где гарантия, что мне его вернут прямо сюда, сейчас и в том же, уже готовом виде? Второй раз его на свет производить?!

29 ноября.

Хотела написать о другом, но по прошлой записи вижу, что сначала нужно закончить с этой дурацкой водной темой.

Меня отстранили от купания. Совсем. Меня! Ту, которая открыла для ребенка то ни с чем не сравнимое блаженство, которое испытывает человек, нежась в ванне!

И если, когда они плескались в ванне, я хоть рядом могла стоять, страхуя каждое их движение, то вход в душ, в который мой ангел потащил Игоря прямо на следующий день, он закрыл мне короткой, но емкой фразой. Плавки у него, понимаешь ли, во время переезда потерялись!

Представив себе его ступающим в скользкую ванну с ребенком на руках и без моего надзора, я стала насмерть — Игорь пойдет в душ только после того, как все дно ванны будет выстелено резиновыми ковриками, равно как и пол возле нее. Мой ангел обиженно вздыхал, качал головой, цокал языком и закатывал глаза… Однажды из них уже почти забытые нахальные херувимчики выглянули, когда он предложил мне устроить совместный нудистский пляж, но я твердо сказала ему, что к романтическим фантазиям вернемся, когда ребенка вырастим. Живым, здоровым, счастливым и спокойным. Мой ангел почему-то радостно закивал и помчался в магазин за ковриками.

Кто бы сомневался, что Игорю — судя по радостному повизгиванию и звонким шлепкам — душ тоже понравится! Стоя там, под дверью ванной, я очень надеялась, что хотя бы часть этих шлепков моему ангелу по физиономии пришлась. А то ради душа чем угодно поступиться готов!

Он, правда, довольно быстро сообразил, что что-то не то ляпнул.

Ладно, неважно. Теперь — главное. У нас новое достижение. Игорь начал выражать не только свои желания, но и отношение к происходящему вокруг него, и отнюдь не только звуками.

Научившись переворачиваться на живот, однажды он сообразил, что так можно добраться до недосягаемой прежде игрушки. И вот, услышав как-то уже знакомое призывное повизгивание, прихожу — а он лежит в другом углу кроватки и кряхтит от усердия, стараясь поймать ртом круглую погремушку. Прежде мы около него мягкие игрушки ставили, чтобы не ушибся в случае чего.

Ладно, раз сам добыл новый объект, отбирать нехорошо. Кладу его на спинку, явно ведь устал, даю в руки погремушку. Радости нет предела — визг, хохот, руки во все стороны летают, погремушкой тарахтят и, естественно, бац себя по лбу твердой пластмассой! Глаза круглые, ошалелые — что это было? — но ни звука. Я больше перепугалась — отложила подальше злополучную погремушку, поставила возле него более безопасные предметы развлечения. Он повернул к ним голову, издал свое знаменитое раздраженное рычание и резко повернулся на бок — спиной к игрушкам, лицом ко мне.

Я умилилась было — надо же, как ребенок ко мне стремится! — и от избытка чувств перешла на более понятный ему, как мне казалось, детский лепет. Тут же раздался еще более возмущенный рык, и он резко крутанулся на другой бок, спиной ко мне. От неожиданности я вернулась к нормальному языку, пытаясь выяснить, что ему не понравилось. Он вновь улегся на спину, пристально вглядываясь мне в лицо и хмуря брови.

Вот чему научило меня общение с моим ангелом, так это терпению в поисках причин всевозможных капризов. Никогда не забуду, как я его междометия расшифровывала, когда он болел!

Я показала Игорю одну мягкую игрушку, отбросила ее, затем другую — послышался предвестник яростного вопля. Я тут же отбросила и ее и протянула ему погремушку. Он вцепился в нее обеими руками, выдохнул свое удовлетворенное «Ха!», размахнулся… Я охнуть не успела, как он остановил ее в каком-то сантиметре от своего лба, моргнул пару раз, резко опустил ее ко рту и принялся сосредоточенно грызть пластмассовый шарик, сопя от удовольствия.

Мне стало интересно, что станет делать этот упрямый ослик перед лицом двух морковок. Я протянула ему еще одну погремушку, встряхнула ее пару раз — она издала более звонкое, какое-то металлическое постукивание. Игорь явно растерялся — и новое сокровище схватить хочется, и старое руки отказываются отпустить. Но через мгновение он хихикнул, запихнул, покраснев от натуги, первую погремушку в рот, крепко сжал ее деснами и протянул руку за второй.

Еще через мгновение к сопению, чмоканью и грохоту новой погремушки добавился стук пяток о кроватку — от усердия переодеваться пришлось.

Когда мы вымылись, и я несла его назад в спальню, мне пришла в голову мысль посмотреть, как он будет избавляться от источника раздражения, когда переворачиваться будет некуда. Мысль оказалась далеко не лучшей. Могла бы и сама сообразить, что мы идем из ванной, в которой отец его Бог знает, чему научил, у меня за спиной.

Не успела я первую фразу до конца досюсюкать, как он тут же мне рот и закрыл. Причем, прицельно так, всей ладошкой, крепко зажав в ней мои губы. Неожиданно для себя я всерьез разозлилась. Это что мне теперь — до конца жизни под двоих подстраиваться, поджидая удобного момента, чтобы высказаться? А они еще будут в ванной опытом обмениваться, как меня поэффективнее права голоса лишить? Да не будет этого!

Осторожно отведя ручку Игоря от своего лица, я договорила-таки до конца свою фразу. Ой, нужно ему срочно ногти постричь! Нет, отныне все эксперименты только на расстоянии…

Только что рассказала об этом случае моему ангелу. Еще и показала — додумалась, ничего не скажешь! Забыла, что он и раньше-то на все человеческие поступки с высокого судейского кресла поглядывал, а в последнее время и разбирательством интересоваться перестал — для всех у него заранее приговор готов.

В общем, досталось нам с Игорем обоим. Игорю — за недопустимые вольности, мне — за потакание им. Вот когда ребенок в ванне утопиться норовил, мы почему-то о стремлении к познанию мира говорили!

Но самое необъяснимое случилось потом. Когда мой ангел отчитывал нас, сверля Игоря взглядом, тот затих, прижался ко мне, уголки губ у него опустились, но оттуда не донеслось ни единого протестующего звука. Он только хмурился, пристально глядя отцу в глаза. Сцепив зубы, я тихонько покачивала его — опять дожидаясь того момента, когда иссякнет их ангельское всезнайство.

Вдруг Игорь повернул ко мне голову, снова шлепнул меня ладошкой по щеке, но совсем легонько, и провел ею вниз, словно погладил. Я остолбенела — сейчас я просто не в состоянии была слово вымолвить. Глянув в замешательстве на моего ангела, я увидела, что по лицу его расплывается дурацкая, самодовольная улыбка. Проследив глазами за моим взглядом, Игорь вновь дотронулся до моей щеки, проведя ручкой вниз, к губам.

Да быть такого не может, чтобы еще даже не двухмесячный младенец человеческую речь понимал! Да еще и практические выводы из нее делал. Говорить об этом с моим ангелом оказалось бесполезным — он был абсолютно уверен, что его ребенок способен и не на такие еще чудеса.

У меня мороз по коже пошел. А ведь действительно, Игорь — не только мой, он еще и ангельский ребенок. Что, если они и вправду с самого рождения другие? И что мне теперь с этим гением делать? Может, уже не погремушки, а букварь пора покупать? А через год, глядишь, на выпускные экзамены везти — с подушкой, чтобы хоть нос до парты дотянулся?

Я поняла, что нужно срочно с кем-то поговорить. И не просто с кем-то, а с теми, кто о таких детях не понаслышке знает. Похоже, вопрос о моем присутствии на Тошиной и Галиной свадьбе решился сам собой.

9 декабря.

Вот и состоялся наш первый выход в свет.

О том, чтобы оставить Игоря с кем-нибудь дома, даже речи быть не могло. Во-первых, он уже начал ползать. По-пластунски, конечно, но, освоив плавательные движения в воде, он вскоре и на суше начал отталкиваться ногами и подтягиваться на локтях, и пространство кроватки его уже явно не удовлетворяло. Кончились мои спокойные дни! Все то время, что он не спит, а бодрствует он уже час-полтора между кормлениями, мне приходится находиться с ним в спальне, устраивая ему поиски одного священного Грааля за другим. Когда я матери об этом рассказала, она от меня отмахнулась — мол, у всех родителей первый ребенок гениальный. Вот и оставь на нее этого путешественника!

Кряхтит он при этом, кстати, так, словно действительно в тяжеленных рыцарских доспехах передвигается. Но явно не злится — просто упорно и методично движется к своей цели. Интересно, а это у него от кого? Неужели целеустремленность моих родителей через поколение перепрыгнула? Вот и бегай теперь вокруг кровати, ставя ему эти цели! Спустить его на пол, в манеж, я пока еще не решаюсь — в любой момент может, устав, клюнуть носом и так и заснуть пятой точкой кверху. А дело к зиме — просквозить на полу может.

Во-вторых, мне было страшно подумать, как он воспримет незнакомые или малознакомые лица. Все это время к нам мало кто наведывался — сначала мы сами всех попросили подождать с визитами, а потом в задержавшейся теплой погоде вирусы разбушевались. Моего ангела никакие болезни не берут (кроме того случая, конечно, когда он в первый свой приезд к реке «моржа» из себя изображать начал), а вот для всех остальных мы на всякий случай карантин у себя объявили.

Кстати, на руки Игорь даже к моему ангелу идти не хочет — вот нечего было ребенка разносами своими пугать! Он предпочитает быть со мной, разглядывая отца издалека. И, как на днях выяснилось, не просто наблюдая. Я уже давно заметила, что в ответ на улыбку он тоже всегда улыбается и, когда я с ним говорю, шевелит губами, словно беззвучно повторяя за мной. А теперь вдруг начал, прислушиваясь к ежевечернему отчету моего ангела о прошедшем дне, резко дергать правой ручкой, почти в точности копируя его любимый жест.

В первый раз я опять поежилась — да доберусь я когда-нибудь до Гали или нет? По телефону о таком у меня как-то не получалось спросить — еще и она засмеет, пройдя уже все эти первые открытия с Даринкой.

Одним словом, к концу росписи Тоши с Галей мы приехали всем семейством. Накануне до меня вдруг дошло, что и я ведь тоже больше двух месяцев почти в полной изоляции от внешнего мира провела. Пребывание дома никогда не вызывало у меня чувство дискомфорта, а с теми открытиями, которые Игорь мне каждый день подбрасывал, мне и вовсе скучать некогда было. Но вечером, когда я стала раздумывать, что надеть и когда встать, чтобы успеть лицо в порядок привести, я вдруг почувствовала весьма бодрящее оживление.

Участвовать в праздновании мы не планировали, поэтому решили коляску с собой не брать. С тем обилием новых впечатлений, которые ждали Игоря, ему все равно лучше у меня на руках побыть, чтобы не испугался в незнакомой обстановке. В тот день наконец-то подморозило, и мы надели на него зимний, ярко-синий комбинезон. Слава Богу, у меня мальчик родился — мое пристрастие ко всему сине-голубому в самый раз пришлось.

Пока я натягивала на себя сапоги, куртку и впервые понадобившуюся шапку, мой ангел с Игорем вышли на улицу. Когда я выскочила из подъезда и догнала их, запыхавшись, возле машины, Игорь уставился на меня озадаченным взглядом и как-то весь надулся. Мой ангел передал мне его и повернулся к машине, чтобы открыть нам заднюю дверь. Игорь принялся шлепать ручкой мне по лицу, проверяя, видимо, знакомые ли черты скрываются под макияжем, затем ухватился за мою шапку и резко сдернул ее у меня с головы — и тут же расплылся в довольной улыбке. Я быстро нырнула в машину — ветер в тот день был нешуточный.

В машине я снова натянула шапку — сердито заворчав, Игорь снова сорвал ее. Вспомнив о долгих зимних месяцах, я настойчиво вернула ее на место и улыбнулась ему — пусть привыкает к моему новому облику. Он восторженно взвизгнул и с головой ушел в новую игру, уже не просто сдергивая с меня эту чертову шапку, а еще и забрасывая ее куда-нибудь. Мне не удалось отвлечь его даже мельканием пейзажа за окном машины. Раз за разом доставая необходимый, к сожалению, в нашем климате головной убор, я еле сдерживалась, чтобы не стукнуть им по затылку хрюкающего водителя, и не решалась даже представить себе, что окажется у меня на голове к моменту выхода из машины.

Слава Богу, Тоша с Галей отказались от торжественной церемонии бракосочетания, а значит, им не потребовались ни свидетели, ни приглашенные, и мы были единственными, кто встретил их на выходе из ЗАГСа.

Поздравления как-то скомкались. Увидев Игоря в первый раз, Галя с Тошей с интересом его разглядывали и обменивались обычными в таком случае замечаниями.

— Ой, какой большой уже! — всплеснула Галя руками.

— Аппетит, небось, как у папы, — вставил Тоша.

Мой ангел плотоядно усмехнулся ему, прищурившись в предвкушении. Игорь переводил взгляд в одного незнакомого лица на другое и, наконец, остановил его на Тоше, сосредоточенно сведя брови.

— Ох, какой серьезный! — рассмеялась Галя.

— Татьяна, ты его с вот этим вот без надзора не оставляй, — опять вмешался Тоша, нарочито не глядя на моего ангела. — А то научит, чтобы, чуть что, молнии из глаз сыпались.

Не сдержавшись, я прыснула — вот знала я, что Тоша меня не подведет, отплатит за гнусное хихиканье в машине. Плотоядность во взгляде моего ангела сменилась выражением сладкоежки при виде свадебного торта — он томно прикрыл глаза.

— А глаза у него, между прочим, папины! — метнула Галя в Тошу предупреждающим взглядом.

Улыбку у меня с лица тем самым зимним ветром сдуло. Когда Игорь родился, даже мой ангел не решился спорить, что внешностью он пошел в меня — волосики темные и уже сразу длинные, глаза — большие и серые. Все остальное у него было просто младенческое — круглые, тугие щеки, на фоне которых как-то терялись и нос, и губы. Сейчас же он пристально смотрел на Тошу широко раскрытыми голубыми глазами. Правда, не зелено-голубыми, как у моего ангела, скорее, серо-голубыми… Да когда же они поменяться успели — так, что я и не заметила?

Тоша снова открыл было рот, но мой ангел перебил его.

— Ладно, мы ненадолго, — заявил он, поигрывая ключами от машины. — Так что поехали — мы вас подвезем туда, где вы праздновать будете. И подарок все равно в машине.

— Какой подарок? — смутилась Галя.

— Да так, для кухни, — небрежно бросил мой ангел, внимательно наблюдая за вжавшим голову в плечи Тошей. — Комбайн.

Галя умудрилась в одной фразе горячо поблагодарить нас и сказать, что это было совершенно излишне, у Тоши загнанное выражение в глазах сменилось заинтересованным огоньком.

— Тогда домой нас подвезите, если можете, — быстро сказал он. — Мы Даринку всего на пару часов с Галиной матерью оставили — как раз, чтобы к обеду вернуться.

— А что же ты жену в такой день к плите приставляешь? — насмешливо фыркнул мой ангел.

— А чего тогда комбайн дарить? — огрызнулся Тоша. — У нас весь холодильник кастрюлями и сковородками забит, а посуду я сам помою.

— А меню разнообразить по поводу торжества? — невинно поинтересовался мой ангел. — Какую-нибудь другую кухню попробовать?

Тоша нервно передернулся.

— Нет уж, Галя так готовит — никакие рестораны ей в подметки не годятся. А мне еще поработать сегодня нужно будет.

Галя разулыбалась, засияв ямочками на порозовевших щеках. Мой ангел издал какой-то непонятный звук и повернулся к нам с Галей.

— Девчонки, мы вас оставим на минутку, ладно? — Он почему-то подмигнул мне. — Я тут хотел, раз уж мы встретились, ему пару вопросов по компьютерам задать.

Тоша подозрительно покосился на моего ангела, я одобрительно закивала. Меня такой поворот вполне устраивал.

Как только они отошли, Галя снова склонилась к Игорю, умиляясь тому, какой он симпатичный и воспитанный.

— Галь, он не любит, когда с ним сюсюкают, — рассеянно предупредила ее я, чувствуя, как напряглось под комбинезоном его тело, и раздумывая, как мне подойти к интересующему меня разговору.

— Да? — невероятно удивилась Галя. — Даринку просто хлебом не корми, дай только послушать, какая она умница и красавица.

— А тебе никогда не приходила в голову мысль, — медленно произнесла я, — что она слишком быстро развивается?

— Что значит — слишком быстро? — нахмурилась Галя.

— Ну, не знаю, — пожала плечами я. — Она ведь тоже и головку рано держать начала, и улыбаться, и агукать… А Игорь уже ползает, и в ванне, стоило Анатолию один раз ему показать, как он сразу плавать начал, и когда ему что-то говоришь, совершенно разные звуки издает, как будто отвечает… Я в Интернете читала…

— Ох, Татьяна! — рассмеялась-таки она, и именно так, как я и предполагала — снисходительно. — Нашла, что читать! У них там среднестатистические дети, а если ребенка бабушкам спихивают, которым главное — накормить, переодеть и пустышку в рот запихнуть, чтобы не пищал… Или мать с ним на руках весь день на телефоне или перед телевизором просиживает. Дети ведь все понимают — кто их любит, кому они интересны… Вот вы, к примеру, — оживилась она, — радовались, когда он поплыл?

— Конечно, — не моргнув глазом, кивнула я, покосившись на ангелов — сейчас возьмут и вернутся на самом интересном месте. Но, судя по оживленности жестов, у них разговор тоже в самом разгаре был.

— Ну вот! — с довольным видом воскликнула она. — Ребенок и похвалу родительскую, и неодобрение чувствует, и старается поступать так, чтобы первой было побольше, а второго — поменьше. И если следить за ним, каждый шаг своей реакцией оценивать — вот тебе и быстрое развитие.

Игорь вдруг зашевелился у меня на руках, издал требовательный вопль и потянулся в сторону ангелов.

— Вот видишь! — расчувствовалась Галя. — Просит, чтобы близкий человек к нему вернулся. И Тоша, видно, по душе ему пришелся, он к любому ребенку подход найти умеет — вон и Даринка души в нем не чает.

Услышав вопль Игоря, мой ангел оглянулся и затем спросил что-то у Тоши. Тот удивленно вскинул брови, пожал плечами и повернулся к нам, склонив голову к плечу. Игорь вдруг уткнулся носом мне в плечо, но через мгновенье поднял голову и глянул искоса на ангелов. Еще через мгновенье он зашелся заливистым смехом и принялся брыкать руками и ногами, словно устав находиться в одном и том положении.

Я позвала моего ангела, сказав, что компьютерные вопросы можно и по телефону обсудить, а ребенку нужен режим. Тоша горячо меня поддержал.

Мы отвезли Галю с Тошей и комбайном на мою старую квартиру и отправились домой. Игорь заснул прямо в машине. Глядя на его на удивление спокойное, безмятежное личико, я подумала, что Галя, похоже, права, а я ерундой занимаюсь. Ведь сколько лет я пыталась объяснить своим родителям, что все люди разные, и каждый идет по жизни своей дорогой и своим темпом, а теперь собственного ребенка под общепринятые мерки подгонять стала. Нет уж, у меня просто очень наблюдательный, вдумчивый и сообразительный сын. А каким он еще, скажите на милость, может быть — у меня-то?

20 декабря.

Сегодня мы познакомились с первым снегом. Вот до чего я зиму не люблю, но в этом году она пришла так поздно, что утром, увидев из окна, что за ночь все вокруг покрылось белоснежным, девственно-чистым и пушистым покрывалом, даже я пришла в неописуемый восторг.

На улицу мы собрались в рекордные сроки. Игорю, похоже, передалось мое возбуждение — он повизгивал, колотил руками и ногами, подгонял меня. Даже шапку мою в покое оставил — сообразил уже, наверно, что она является чем-то вроде сигнала стартового пистолета, после которого можно на улицу бежать.

А вот с рукавичками перебороть его мне не удалось. Стаскивал он их с себя намного быстрее, чем я их назад натягивала. Вот же папин сын — холод ему нипочем! И не только с ними заупрямился — увидев парящие в воздухе крупные снежинки, широко распахнул глаза и принялся вырываться из коляски. Пинал ее ногами, дугой выгибался, перевернувшись на бок, за бортики руками хватался, подтягиваясь вверх, и верещал, как резанный. Еле до реки добежали под эти вопли протеста.

Там я взяла его на руки, и мы принялись разглядывать заснеженные, словно в волшебной сказке, кусты и деревья. У него, правда, никаких сказочных ассоциаций по малолетству не возникло, и однотонный, белоснежный пейзаж привлекал его недолго — снежинки оказались намного интереснее. Сначала, когда они присаживались ему на лицо и тут же таяли, он нахмурился, смешно сморщив нос, но затем замахал руками, ловя новую, невиданную доселе игрушку.

Не ощутив в ладошке никакого результата своих усилий, он обиженно засопел, и откуда-то из глубин комбинезона до меня донеслось предупреждающее раздраженное ворчание. Рассмеявшись, я сгребла с земли снежок и протянула ему. Он схватил его, вонзив в податливый комок все пальцы, радостно взвизгнул и тут же запихнул его в рот.

Отобрать — одной рукой-то! — крепко зажатую в кулаке добычу мне удалось не сразу. Побагровев от злости, он издал утробный, яростный рык разочарования… и закашлялся.

Помертвев от ужаса, я затолкала его в коляску и ринулась домой, кляня себя на чем свет стоит. Вот где была моя голова? Ведь знала же, знала, что он все без разбора в рот тащит — так нет, папин сын, понимаешь, неподвластный человеческим слабостям! А кто, искупавшись в мае, сутки потом без сознания валялся, в то время как нормальный человек простым насморком бы обошелся? О Боже, немедленно домой и в горячей ванне попариться!

Ждать, пока наберется ванна, у меня сил не хватило — сорвав с нас обоих одежду, я схватила Игоря и ринулась в душ, даже не вспомнив о резиновых ковриках. И поняла, что, с ребенком на руках, я там не поскользнусь ни при каких обстоятельствах — в пальцах ног какая-то обезьянья цепкость появилась. И мне было плевать, что мы с Игорем забрались в этот душ одинаково голыми — мысль поискать купальник мелькнула где-то на краю сознания и там и скончалась.

Но моему ангелу я решила об этом случае не рассказывать. Ребенок меня пока еще не выдаст, а мне — либо нотации потом выслушивать, либо намеки на уже свершившийся прецедент нудистского пляжа. Главное — дневник понадежнее спрятать, в пакет с памперсами, например, туда он ни за что не заглянет…

Под струями теплой воды Игорь, наконец, успокоился. Разулыбался, разагукался и принялся шлепать меня по всему, до чего мог ручками дотянуться. Ничего, ничего, шлепай, милый — есть, за что! Добавляя понемногу горячей воды, я растирала ему спинку и грудку, внимательно прислушиваясь к его дыханию. Вроде, никаких хрипов…

Покормив его и уложив в кроватку, я, наверно, еще час не отходила от него, то и дело прикладывая пальцы к его лбу. Жара как будто нет, и сопит, как обычно… Может, обойдется?

22 декабря.

Обошлось, слава Богу! Даже насморка не появилось. Вот говорила же я моему ангелу, что нужно было тогда, после переохлаждения, как следует, в ванне попариться!

На дворе уже установились крепкие морозы, и после прогулки — на всякий случай — я отправлялась с Игорем в душ. Но только днем и только найдя предварительно купальник. Хорошо, что у нас батареи такие горячие, что прикоснуться не возможно — к приходу моего ангела купальник всегда высохнуть успевает.

И вот, что я заметила. Лишь только заслышав шум воды в ванной, Игорь начинает заразительно смеяться и размахивать всеми конечностями, а временами переворачивается на животик и ползет в сторону многообещающих звуков. Похоже, он уже сообразил, что они предвещают долгожданное удовольствие. Мой ангел, разумеется, усмотрел в этом лишь страсть к плаванию и прямо раздулся весь от осознания своих невероятных педагогических способностей. Может, перестать купальник сушить? Нет, даже думать не хочу, что он в этом усмотрит.

Игорь, кстати, и его возвращение домой уже узнает. Ключи у моего ангела, конечно, есть, но ему ведь нужно свое появление на сцене фанфарами и литаврами сопроводить. И в последнее время, как только слышится призывный сигнал домофона, Игорь приходит в невероятное возбуждение и даже звуки какие-то другие издает — более низкие, назидательно-ворчливые, словно голос отца копирует. Я даже в прихожую пару раз с ним выходила — точно, урчит, смотрит прямо на входную дверь и, как только она откроется, заходится в торжествующем хохоте.

Я было опять забеспокоилась, но мой ангел оскорбился до глубины души, сочтя реакцию Игоря выражением естественной сыновьей привязанности, а мою — глупой материнской ревности.

И еще одно достижение. Осознав ежевечернее чудо появления моего ангела ниоткуда (и мое, между прочим — ежеминутное, в двери спальни!), Игорь заинтересовался зеркалом. Я уже давно давала ему на себя посмотреть, показывая ему разные части его тела и называя их, но до сих пор страсть к самолюбованию в нем никак не просыпалась. Я даже смеялась — что значит мальчик! Но однажды он сообразил, что у него перед глазами две мамы, и, как в той сказке, принялся старательно разбираться, какая из них настоящая.

Помню, в тот день он все также равнодушно и безучастно смотрел на свое отражение, затем перевел взгляд на мое и вдруг нахмурился, наморщив лобик. Повернул ко мне голову, внимательно вгляделся мне в лицо, пошлепал для верности по нему рукой и потянулся к зеркалу. Я поднесла его поближе, и он со всего размаха (я поежилась) хлопнул по тому месту, где виднелась моя ошарашенная физиономия. Удивленно угукнув, он снова повернулся ко мне, замахнулся… Я едва отклониться успела. Дотянувшись все же до меня, он методично ощупал мне лицо (отдавая предпочтение мнущим и щипающим движениям) и одарил зеркало скептическим взглядом.

Я отступила в сторону, и он озадаченно крякнул, глядя в пустое зеркало. Я сделала шаг назад, и он восторженно хохотнул, переводя взгляд с моего отражения на свое. Я приложила его ручку к последнему, рассказывая ему, как крошке еноту, что все самое лучшее в этом мире начинается с улыбки.

Следующий логический вывод он сделал мгновенно. Отхлестав свое отражение по щекам, он вдруг округлил глаза и рот, рывком приложил ручки к своему лицу и пошел исследовать его топографию, внимательно наблюдая за процессом в зеркало и постанывая от восторга. Я тоже рассмеялась — с таким видом, наверно, искатели сокровищ драгоценности в найденном наконец-то сундуке перебирают!

Как ни странно, после этого его можно было намного спокойнее на некоторое время одного на кровати оставлять. Поставив на нее зеркало. Устав отрывать себе нос и уши и растягивать пальцами губы до ушей, хвататься за ноги и то подтягивать их прямо ко рту, то резко опускать, почти садясь, он переворачивался и полз к зеркалу, захватив по дороге все игрушки, которые влезли ему в руки и рот. И там он мог чуть не час пролежать, строя гримасы своему отражению, обмениваясь с ним впечатлением от увиденного и осваивая основополагающую роль зеркала в большинстве цирковых фокусов по превращению одного предмета в два.

Я могла только радоваться тому, что он унаследовал мою самодостаточность, вдумчивую любознательность и способность справляться со всем своими силами.

В душе, правда, мне теперь приходится терпеть не только шлепки, на и щипки, вынимание глаз и выдергивание волос.

Моему ангелу, надеюсь, тоже.

31 декабря. Нет, уже первое января.

Вот и дожили до первого… Интересно, сколько раз я уже слово «первый» написала? Но ведь у Игоря действительно каждый день что-то новое происходит. И этот Новый Год у него действительно первый. И у нас с моим ангелом тоже первый — вдвоем, Игорь уже заснул.

Сегодня как-то целый день прошлый Новый Год вспоминается, на контрасте, наверно. Ровно год назад мы только-только закончили вещи после переезда распаковывать, и у нас не было ни сил, ни времени ни елку ставить, ни настоящий праздничный стол готовить, ни гостей принимать. Гости к нам, правда, явились — именно те, которых мы меньше всего хотели в тот момент видеть. Марина, предательница, как я тогда думала, рода человеческого, и Денис, источник всех Галиных несчастий.

К концу встречи, однако, выяснилось, что Марина осталась одним из лучших людей, которые мне когда-либо встречались, а темному ангелу Денису придется покинуть землю. Навсегда, как я тогда по наивности поверила. И жили мы после этого дружно и счастливо. Но недолго — ровно до тех пор, пока Марина, как свойственно всем не в меру активным максималистам, не взялась доводить жизнь окружающих до соответствующего ее представлениям идеала. Взяв себе в помощники пресловутого Дениса и — для баланса — представителя светлых, но карающих ангелов Стаса.

Эта троица в такие дела ввязалась, что моему ангелу пришлось вмешиваться — в самом прямом смысле спасать жизнь Марины и вызывать на землю ее бывшего ангела-хранителя. Чтобы предоставить им обоим по второму шансу: ей — перевоспитывать оступившегося ангела вместо земных преступников, ему — попытаться с ней справиться и реабилитироваться в своих собственных глазах.

Но в этом году мы решили соблюсти все традиции. И елку нарядили, и возле плиты мой ангел чуть ли не полдня провел, и всем друзьям мы твердо заявили, что Новый Год — праздник особый, и встречать его нужно в семейном кругу. Даже с подарками как-то изловчились, хотя я никуда не могла выйти, чтобы моему ангелу что-нибудь подыскать, и себе ничего не смогла придумать, сколько он меня ни спрашивал. В конечном счете, он вручил мне бутылку детского шампанского, а я ему — все, что он после переезда найти не мог. Включая плавки.

Но без сюрпризов и на этот раз не обошлось.

Игорь с самого утра почувствовал, что этот день как-то отличается от остальных. В воздухе, наверно, праздничное настроение носилось. Мы и коляску на улицу зря брали — он все равно все время у моего ангела на руках провел, вдохновенно откручивая ему нос и уши. Когда у того на лице стали грозовые тучи собираться, я решила вмешаться.

— Не смей орать на ребенка, — быстро произнесла я, — детскую любознательность нужно поощрять.

— Поощрять, говоришь? — медленно протянул он, пристально глядя Игорю в глаза.

И что бы вы думали? Тот тут же угомонился, вопросительно угукнул, сунул в рот большой палец и принялся сосредоточенно шевелить бровями, обдумывая, наверно, что только что произошло. Вот почему у меня ни во взгляде, ни в голосе металла не хватает?

Дома Игорь тоже ни минуты не хотел сам оставаться, даже наш ему подарок — заяц с него ростом, которого можно было безбоязненно таскать за все лапы и уши — ненадолго его отвлек. Пришлось нам таки вечером, когда мы елку наряжали, поставить в гостиной манеж и устроить его там. Рядом с елочными украшениями оказались забытыми все до сих пор любимые игрушки. Чтобы получить хоть несколько мгновений тишины, я дала ему небьющийся шар — побольше, чтобы в рот не влез.

Через пару минут требовательные призывы возобновились. Вздохнув, я взяла Игоря на руки — он потянулся, ручками вперед, к елке. Не веря своим глазам, я помогла ему повесить шар на ветку — он издал победный вопль и замахал ручками, хлопая одной ладошкой о другую. Я испуганно глянула на моего ангела — он хмыкнул, одобрительно кивая.

Но затем Игорь отмочил такое, что даже у его раздувшегося от гордости отца самодовольную улыбку с лица смело.

Развесив гирлянду с лампочками, мой ангел включил ее, и Игорь восхищенно икнул, завороженно глядя на мигающие огоньки. Мой ангел выключил их — Игорь обиженно заворчал, переведя на него возмущенный взгляд. С торжественным видом Деда Мороза по вызову мой ангел снова включил их, но Игорь даже головы не повернул к елке, внимательно разглядывая выключатель в руках у отца.

И вдруг он резко дернулся вперед, вытянув перед собой руки — я едва успела перехватить его, чтобы не упал. Но он уже вцепился в выключатель, давя на него всеми пальцами. Наконец, под один из них попалась кнопка — огоньки потухли; тут же соседний палец нащупал другой ее конец — огоньки опять замигали, и Игорь оглушительно захохотал, болтая на весу ногами, косясь на елку и лихорадочно, на ощупь, включая и выключая новогоднюю иллюминацию.

На этот раз я уже не на шутку заволновалась. Мой ангел тоже нахмурился, но, как выяснилось, по совершенно иной причине.

— Мне эта технически ориентированная молодежь… — пробормотал он, и поднял на меня мрачный взгляд: — Нужно было ему книжек вместо зайца купить.

Перехватив в самом прямом смысле у отца пульт управления праздничными мероприятиями, Игорь категорически отказался укладываться в положенное время спать. Ни теплая ванна не помогла, ни длительное купание, ни добрый час укачивания на руках. Так и пришлось с ним за стол садиться. Благо, мы ему уже детский стульчик купили — притащили его в гостиную, застелили одеялом, чтобы Игорь, полусидя, полулежа, вместе с нами старый год проводил, а я смогла спокойно поесть.

Впрочем, спокойно — это, пожалуй, громко сказано. На моего ангела накатило лирическое настроение — видно, не только мне весь день воспоминания о прошлом годе на ум приходили. Причем, каждое из них он умудрился перевернуть с ног на голову — приходилось чуть ли не каждую минуту поправлять его, давясь полупрожеванной пищей. В ответ на мои замечания он хитро посмеивался, потягивая шампанское, и в глазах его все резвее прыгали веселые херувимчики. Я бы тоже, наверно, развеселилась, если бы у меня в бокале настоящее шампанское было.

Игорь тоже недолго наслаждался новым местом и позой. Возмутившись полным отсутствием внимания, он отчаянно взревел, протягивая ручку к корзинке с яблоками. За елочные шары их, наверно, принял. Я дала ему яблоко, которое он за две минуты обслюнявил так, что оно начало у него из рук выскальзывать. Вновь послышалось сердитое ворчание. Оценив количество все еще остающейся на моей тарелке еды, я поняла, что, если хочу все же доесть праздничный ужин, нужно переходить к кардинальным прорывам в устоявшейся рутине.

Отобрав у Игоря яблоко, я быстро — под возмущенный визг — срезала кожицу с одной стороны и поднесла его очищенным бочком ему ко рту. Он тут же замолк, подозрительно всматриваясь в сменивший окраску объект, и решительно потянул его в рот. Замер, удивленно угукнул… и пошел грызть деснами сочную мякоть, причмокивая и постанывая от удовольствия. Я усмехнулась — похоже, этого неофита не придется обманом к новой еде приучать. В отличие от некоторых.

Новой едой, однако, Игорь решил не ограничиваться. Не случайно, как выяснилось, он за нами весь вечер за столом наблюдал. Как только пробили куранты, и мы подняли бокалы, он бросил яблоко и снова заверещал, потянувшись к моему бокалу. Я решительно покачала головой — он перешел на октаву выше. Судя по натужной визгливости его крика, он уже просто от усталости раскапризничался.

— Да дай ты ему попробовать, — пробормотал мой ангел, мучительно морщась.

— Ты что, с ума сошел? — глянула я на него с испугом.

— Да ведь детское же шампанское, — пожал он плечами. — И потом — сколько он там выпьет, не умеет же еще.

Скептически поджав губы (я от этого вундеркинда уже чего угодно ждала), я взяла Игоря на руки, уложила и поднесла ему ко рту свой бокал. Он тут же вцепился в него руками и зачмокал, смешно захватывая жидкость верхней губой. Настояв на своем, он не стал возражать, когда я чуть отклонила бокал, чтобы остановиться на понятии «попробовать», удовлетворенно вздохнул, и глаза у него медленно закрылись. Подождав еще немного, чтобы убедиться, что он крепко заснул, я отнесла его в кроватку.

Мы с моим ангелом еще немного посидели, но есть нам уже не хотелось, по телевизору, как обычно в новогоднюю ночь, смотреть было нечего, вот и вернулись к воспоминаниям. И такое у меня настроение возникло…

Сейчас он посуду убирает, а я вот пишу и чувствую, что в последнее время действительно как-то из жизни выпала. Сто лет уже никого не видела, кто чем живет — забыла, у кого что новенькое появилось — понятия не имею! Кошмар. Пора гостей звать. И Новый Год — повод замечательный, и год назад мы снова-таки у нас собирались, и Игорю уже явно пора границы познания расширять, и похвастаться нам с ним уже есть, чем…

Да что же он посуду так быстро домыл? Вот знала я, что он мне опять высказаться не даст…

7 января.

Побывали у родителей. И так случилось, что наше первое далекое путешествие произошло раньше, чем запланированный первый прием гостей. Может, вообще перестать планы строить — все равно все задом наперед выходит?

Я начала обзванивать всех первого вечером, и выяснилось, что никак не удается подходящий всем день подобрать. Как и следовало ожидать, решила эту проблему Марина.

— Значит, так, — как всегда решительно подошла она к делу, — нечего тут переговоры вести. Есть день, который всех устроит.

— Какой? — насторожилась я. Они все без меня, что ли, договорились?

— Шестнадцатое, — уверенно ответила Марина. — От моего дня рождения никто не отвертится.

Я рассмеялась, вспомнив, как год назад она даже беременной Гале руки выкрутила. И тут же растерянно нахмурилась — я ведь, по-моему, о встрече у нас говорила! К себе домой Марина никогда никого не приглашала, в кафе с ребенком не поедешь — может, спросить сначала нужно, подходит ли мне этот день и непонятно, какое место?

— Собираемся у вас, — продолжила Марина, словно прочитав мои мысли, — потому как вы на самой крепкой привязи. И еще одно: насчет стола — забудь. Вы место предоставляете, а я нам доставку еды организую. Твой психолог мне в жизни не простит, если ему в мой день рождения у плиты стоять придется.

— Между прочим, он — твой психолог, — для порядка обиделась я, — мне он — просто муж, внимательный и заботливый.

— Ну да, ну да, — насмешливо протянула она, и в это время из спальни донесся какой-то странный глухой стук.

— Марина, я тебе перезвоню! — в панике завопила я, и, швырнув трубку, ринулась прочь из кухни.

На пороге спальни у меня вдруг ослабли ноги, и я застыла, как вкопанная, ухватившись за косяк двери. Из-за угла кровати… на полу… выползал Игорь… с круглыми, как блюдца, глазами… и окровавленным носом. Последняя деталь подтолкнула меня в спину, как приклад ружья. Я подхватила его на руки и принялась методично ощупывать, с ужасом ожидая пронзительного — от боли — крика.

Только через полчаса я окончательно поверила, что его первое знакомство с трехмерностью окружающего пространства закончилось всего лишь разбитым носом. В последнее время он освоил еще один трюк фокусника — когда предметы не появляются, а исчезают — и мог бесконечно сбрасывать игрушки на пол, разражаясь заливистым хохотом, когда я поднимала их и снова клала перед ним на кровать. Кстати, я заметила, что в первую очередь, и с особой решительностью, он отшвыривал красные. То ли запомнил, что яблоко вкусным оказалось, когда с него красная кожица исчезла, то ли к цвету своей одежды больше привык, то ли ему мое пристрастие к более спокойным тонам передалось.

И, видно, пока я с Мариной разговаривала, он повыбрасывал все игрушки и пополз к краю кровати, чтобы посмотреть, куда они подевались и почему назад не появляются. И там и кувыркнулся. Слава Богу, что у нас покрывало на кровати до самого пола свисает — по нему он и съехал, да еще в последний момент, похоже, уцепиться за него успел, только носом и клюнул.

Больше я не решалась его одного оставлять. Так мы вместе по квартире и курсировали. И самым любимым местом сделалась у него кухня — вот это уж национальное, а не генетическое наследие. Кухня стала для него настоящим полем чудес.

Там можно было полусидеть у меня на коленях — чем дальше, тем больше его только это положение устраивало. Там можно был полакомиться различными соками — после новогодней ночи я начала поить его с ложки, и он тут же научился облизываться. Там можно было колотить этой ложкой по всему подряд, с восторгом прислушиваясь к совершенно разным звукам. Я даже читать приноровилась, поставив перед ним на стол кучу кухонной утвари и пристроив рядом книжку.

Более того, кухня оказалась битком набита волшебными кнопками, понятие о которых крепко засело у него в голове после той же новогодней ночи. Микроволновка, кофемолка, соковыжималка, электрочайник, таймер — он мог по двадцать раз подряд давить на их кнопки, взвизгивая и взбрыкивая ногами, когда зажигалась лампочка или слышалось урчание, жужжание, шипение или свист. Мне уже даже в спальне, за компьютером удавалось спокойно поработать, лишь подсунув ему под руки старую, неподключенную клавиатуру. Мой ангел при виде такого прогресса все больше мрачнел.

Одним словом, перенос встречи с друзьями пришелся весьма кстати. Не хватало еще разбитым носом перед ними хвастаться. Да и потом, подумала я, сферу общения тоже лучше постепенно расширять. И начать с бабушки с дедушкой не только логично, но и справедливо.

Отправляясь к ним с этим невозможным ребенком, мы вооружились на все случаи жизни. Коляска, манеж, все любимые игрушки, упаковка памперсов, шесть смен одежды, пара яблок любимого сорта, несколько бутылочек с различными соками, кубики, гремящие по-разному, ложка к ним, пакет сушек (у нас, похоже, уже зубы зачесались)… Когда я заикнулась было о клавиатуре, мой ангел явственно скрипнул зубами и напомнил мне, что мы как будто не в бомбоубежище на неделю собираемся, а в благоустроенный дом родителей на обед.

В машине Игорь заснул, да так крепко, что мы смогли спокойно целый час за столом посидеть. Затем началось расширение сферы общения. И не только ее.

Проснувшись, Игорь перевернулся на живот, выглянул из коляски, подтянувшись на руках, принюхался к незнакомым запахам, огляделся в незнакомой обстановке и громко потребовал то ли представления присутствующим, то ли присоединения к трапезе. Помня, чей он сын, я вышла с ним в гостиную, чтобы первым делом накормить его.

Когда мы вернулись, нас встретили с явным нетерпением. Первой ухватила Игоря на руки моя мать. Игорь улыбнулся ей для пробы, и мать зашлась в восторженных комплиментах, растеряв почему-то половину согласных. У меня чуть челюсть не отвалилась — в самом страшном сне мне не могло привидеться, что моя мать лепечет что бы то ни было. В ответ послышалось предостерегающее ворчание.

— Мама, он любит, чтобы с ним по-взрослому говорили, — заметила я, сдерживая улыбку.

— Много ты знаешь, что дети любят! — Вскинув голову, тут же перешла она на куда более знакомый мне назидательно-критический тон. — Они не на слова, а на тон реагируют. А вот ты бы, вместо того чтобы свои пять копеек вставлять…

Игорь возмущенно взревел и начал вырываться, отбиваясь от нее руками и ногами. Я подхватила его, и он прижался ко мне всем телом, проведя ладошкой по щеке.

У матери черты лица растерялись: то ли в озадаченную маску складываться, то ли в гримасу негодования, то ли в снисходительную улыбку.

Успокоившись в выжидательном молчании, Игорь снова оглянулся по сторонам, уставился с интересом на моего отца, словно прислушиваясь, и протянул к нему ручку. Мать окончательно надулась, отец же расплылся в довольной усмешке, неловко обхватив внука. Несколько мгновений Игорь пристально вглядывался ему в лицо, сосредоточенно шевеля губами, и вдруг захватил всей горстью одной ручки его щеку, а другой нацелился, хищно скрючив пальцы, ему в глаз.

Отец глухо крякнул, мать прикрыла рот рукой, я быстро забрала Игоря.

Поерзав у меня на коленях, он с готовностью продемонстрировал свое умение грызть яблоко и пить из ложки. Под соответствующие случаю охи и ахи. Мой ангел весь раздулся от гордости — что-то он так не сиял, когда сам есть учился! Решив закрепить успех, Игорь отобрал у меня ложку и со всего размаха грохнул ею о стол. Опять повисла напряженная тишина. Решив, что мои родители вряд ли разделят радость Игоря при звоне бьющейся посуды, я отнесла его в поставленный посреди столовой манеж.

— Давайте, наверно, к сладкому переходить, — вернулась на знакомую тропу радушной хозяйки моя мать.

Под сладкое мои родители вернулись заодно и к прошедшей испытание временем теме о том, какую важную роль играет в жизни человека дисциплина. И о том, что потакание капризам ребенка не идет ему на пользу. И о том, что его интересы нужно умело направлять в правильную сторону. Мой ангел, предатель, лихорадочно закивал.

Я по привычке отключилась, время от времени поглядывая на Игоря. И вдруг заметила, что он выбрался из манежа и подползает к елке. Я чуть было не вскочила, но и украшения на ней, и нижние ее ветки располагались довольно высоко, и я взяла себя в руки. Пусть поползает в свое удовольствие — у матери на полу не то, что чего-то опасного, пылинки не найдешь.

Через некоторое время из-под елки донеслось удивленное угуканье, а затем и обиженное кряхтенье. Сообразив, что он там делает, я громко рассмеялась. В ответ на вопросительные взгляды я рассказала о новогоднем открытии Игоря волшебной кнопки.

— Да что ты несешь, Татьяна? — пренебрежительно отмахнулась от меня мать. — Тебя послушать, так у тебя Эйнштейн растет! Ему просто подвигаться хочется. Ты бы лучше с таким вниманием за чистотой следила, а то у тебя ребенка, небось, и на пол спустись страшно.

Я очень пожалела, что мои родители уже много лет не украшают елку огоньками.

Игорь подтвердил мои слова минут через пятнадцать. И я настолько обрадовалась его поддержке, что даже забыла испугаться при новом проявлении его непомерной развитости.

Прямо посреди очередной фразы моей матери вдруг засветился экран стоящего в углу столовой телевизора. Родители подпрыгнули, ошарашенно уставившись на него, мы же с моим ангелом, переглянувшись и не сговариваясь, тут же нашли глазами Игоря. Лежащего на полу перед телевизором — с правой ручкой, покоящейся на случайно, видимо, упавшем с журнального столика пульте — и завороженно созерцающего мелькающие на экране яркие картинки.

Вы думаете, хоть кто-то признал мою правоту?

Мать возмущенно поинтересовалась, кто бросил пульт на пол.

Отец расплылся в победной улыбке.

— Сразу видно, что технарь растет! — торжественно провозгласил он. — Мой внук!

Мой ангел, крепко сжав зубы, пробормотал нечто вроде: «Завтра… магазин… книги…» и начал собираться домой.

Мы с ним весь вечер не разговариваем. Не успели домой вернуться, он в Интернет нырнул — Игоря мне купать пришлось! — и за стол меня пустил, только когда распечатал… уж не знаю, сколько страниц с детскими стихами. Вон лежит на кровати, декламирует…

Черт, нужно ведь ему еще о Маринином дне рождения сказать! Я же просто забыла! Нет, лучше завтра.

16 января.

Я больше никогда, нигде, ничего не буду ждать! Особенно, если это что-то хоть каким-то боком, хоть намеком будет касаться этих… чертовых… ангелов!

У меня в голове вообще все перемешалось, даже не знаю, что писать. Наверно, лучше по порядку. Нет, лучше самое главное.

Встреча с друзьями закончилась полной катастрофой.

Нет, лучше все же с самого начала.

Ничто эту катастрофу не предвещало. Наоборот, в нашу с моим ангелом жизнь, сконцентрировавшуюся в последнее время исключительно вокруг Игоря, вернулись старые, уже полузабытые штрихи, всегда придававшие ей ни с чем не сравнимый колорит и очарование.

Узнав о Маринином дне рождения в нашем доме, мой ангел взъерепенился — прямо чем-то родным повеяло, а то моду взял — одни директивы направо и налево раздавать.

— Это еще с какой стати?

— А тебе жалко? — по старой привычке перешла в нападение я. — Мы ведь с Игорем никуда выбраться не можем, а я уже три месяца в четырех стенах, скоро никого из знакомых не узнаю!

Мой ангел раздраженно дернул уголком рта — возразить столь громко вопиющей правде жизни даже он не решился.

— А сколько народа будет? — буркнул он.

Теперь растерялась я — Марине я ведь так и не перезвонила, первое увечье Игоря напрочь вышибло у меня из памяти тот факт, что наш с ней разговор остался неоконченным.

— Не знаю, — честно призналась я, и быстро выдвинула на передний план самую радужную деталь плана: — Марина просила передать тебе, что всю еду она берет на себя.

— А кто вообще приглашен? — подозрительно прищурился мой ангел.

— Сейчас выясним, — с готовностью кивнула я, и ринулась к телефону.

— Как кто? — удивилась Марина. — Вы, само собой, Светка с Сергеем, Тоша с Галей, детвора…

Я с облегчением перевела дух.

— … ну, и я с ребятами, конечно, — закончила она.

У меня, по-моему, сердце удар пропустило. Сейчас же все сорвется!

— С какими ребятами? — снизила я на всякий случай голос. Может, удастся при докладе акценты в первоисточнике переставить?

— Стас, Макс и Киса, — четко и уверенно уточнила она.

От отчаяния я даже забыла съехидничать, что Марина, по всей видимости, смирилась с именем, данным мной ее бывшему ангелу-хранителю.

— Марина, — простонала я, — ты вообще соображаешь? Дениса? В одну компанию с Галей?

— Так он же не Денис, — искренне удивилась Марина, — он уже Макс. Узнать она его не узнает, а напоминать ей о себе он, поверь мне, не станет.

— А Тоша? — вспомнила я нашу последнюю встречу с замаскировавшимся Денисом.

— С ним проблем не будет, — безапелляционно закончила разговор она.

Узнав состав приглашенных, мой ангел начал хватать ртом воздух. Тщательно и большими глотками. Чтобы на всю последующую тираду хватило.

— Это она специально к нам напросилась! — завопил он свистящим шепотом. — Чтобы кого ей вздумается с собой притащить! С тобой-то никто не откажется встретиться! А я кем буду выглядеть? Как мне Тоше все это объяснять?

— Она сказала, что Тошу тоже берет на себя, — попыталась я спасти тихо гибнущую на моих глазах идею.

— Ее бы кто на себя взял! — рявкнул мой ангел, и добавил неожиданно смирившимся тоном: — Я, кажется, догадываюсь, кто это будет…

От такой беспрецедентной уступчивости я воспрянула духом.

Но последующие несколько дней мой ангел обходил эту тему молчанием. Я тоже ничего не могла сделать — не звонить же мне, в конце концов, кому-нибудь с вопросом, ждать ли мне гостей в своем собственном доме. Наконец, не выдержав, я поинтересовалась, словно между делом, как там дела с шестнадцатым.

— Уладилось, — буркнул мой ангел, и я судорожно проглотила все остальные вопросы. Чтобы не спугнуть удачу.

Поскольку все внешнеполитические вопросы предстоящего празднества решились без меня, я решила внести свою в него лепту созданием уютной внутренней атмосферы. И все оставшиеся дни, пока Игорь спал, методично и скрупулезно убирала квартиру. В конце концов, в прошлый раз гости у нас были сразу после ремонта, и как-то не хотелось, чтобы они далеко не лестное сравнение провели. Да и слова матери о моем «внимании» к чистоте за живое меня задели.

Но только в то время, пока Игорь спал. Во время его бодрствования я ни минуту от него отвлечься не могла. Мой ангел сдержал непонятно к кому обращенную угрозу, и сразу после Рождества у нас в доме появилась куча детских книжек. Которые на некоторое, по крайней мере, время затмили даже кухонную утварь.

Больше всего ему нравились те из них, в которых на каждой странице находилось крупное изображение какого-то предмета и коротенькое четверостишие о нем. Стишки были совершенно незамысловатые, но очень ритмичные и с ясной, четкой рифмой — они прямо не проговаривались, а пропевались. Игорь мог чуть ли не часами у меня на коленях просиживать, завороженно глядя на картинки и покачиваясь в такт моим словам. Я еще думала, что так, глядишь, он танцевать начнет раньше, чем ходить.

И на одной из таких книжек он и сделал следующий гигантский скачок в абстрактном мышлении, увязав в своем сознании предмет с его изображением и названием. Однажды я отлучилась на минутку, оставив перед ним развернутую книжку, на одной странице которой была изображена ядовито-лимонная груша, а на другой — удивительно реалистичное, румяное яблоко. Услышав через пару минут треск рвущейся бумаги, я помчалась назад.

Увидев, что он старательно запихивает в рот вырванную страницу с яблоком, одновременно ворча и отплевываясь, я задумалась. Сбегав на кухню за настоящим яблоком, я отобрала у него страницу, расправила ее и положила рядом яблоко, тыча пальцем то в него, то в его изображение и повторяя: «Яблоко». Он недоуменно нахмурился, хлопнул ладошкой по книжке, сделав хватательное движение, тут же бросил скомканную страницу, схватил обеими руками яблоко и сразу же потащил его в рот. Убедившись, что на этот раз никакого обмана нет, он почмокал, удовлетворенно вздохнул и провозгласил: «Яиа».

После этого, рассматривая с ним картинки, я медленно и отчетливо произносила их названия, и уже после второго-третьего раза он повторял за мной услышанные слова. Произносил он, конечно, только гласные и то — очень приблизительно, но ни в количестве слогов, ни в ударении не ошибся ни разу. Я уже дождаться не могла, когда он скажет свое первое осознанное слово — очень хотелось узнать, кому из нас с моим ангелом он предпочтение отдаст.

А однажды в одной из книжек мы наткнулись на изображение чайника, по удивительному совпадению очень похожего на наш. Судя по восхищенному «Ииии!», Игорь его узнал. Мы сходили на кухню, сравнили картинку с реальным объектом, произнесли пару раз «Айи» и на радостях включили его. И затем, когда нам попадалась на глаза эта страничка, Игорь тут же начинал издавать звук, весьма точно воспроизводящий шипение нашего чайника.

Одним словом, к шестнадцатому я была уверена, что мы нашим гостям не только уютную атмосферу, но и культурную программу обеспечили.

Первыми приехали Светка с Сергеем и Олежкой и Галя с Тошей и Даринкой. То ли договорились они, то ли так совпало, не знаю. Все обступили нас с Игорем, знакомясь с новым пополнением нашей компании в самых восторженных выражениях. Игорь вертел во все стороны головой, рассыпал направо и налево приветственные улыбки, поворачивал для всеобщего обозрения то один, то другой бок, всем своим видом выражая полное одобрение лавине славословий в свой адрес.

До тех пор, пока не заметил Даринку, непривычно притихшую на руках у Тоши. Игорь вдруг замер, глаза у него распахнулись…, так он даже на сверкающую огнями новогоднюю елку не смотрел…

Мы с Галей переглянулись, улыбаясь, мой ангел с Тошей тоже, но как-то иначе. Возникшую паузу прервала Светка.

— Сергей, где подарки-то? — спросила она, поворачиваясь к мужу.

— Принесешь? — обратился тот в свою очередь к Олежке, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу, дожидаясь, пока и на него обратят, наконец, внимание.

Просияв, Олежка кивнул и метнулся в прихожую.

— Ой, и в самом деле! — встрепенулась Галя, протягивая мне большой пакет. — Мы решили, что игрушек у вас более чем достаточно, а вот одежда никогда не помешает.

В гостиную ворвался Олежка, гордо протянув мне огромный пакет памперсов.

— И это тоже, — рассмеялась Светка, одобрительно потрепав по плечу чрезвычайно довольного собой Олежку.

Марина, похоже, предвидела именно такой сценарий начала нашей встречи, поскольку приехала минут на двадцать позже. В сопровождении своего ангельского эскорта, обвешанного коробками с едой. Она скороговоркой представила их (Киса снова оказался Ипполитом) и тут же отправила выкладывать все на стол, внимательно посмотрела на Тошу, поздравила их с Галей со свадьбой, чуть приобняла за плечи Светку с Сергеем, ухмыльнулась моему ангелу, подмигнула мне, пощекотала Игоря под подбородком, вручила ему игрушку в виде мобильного телефона и громко скомандовала: «За стол!».

Мой ангел мгновенно рванул вперед, тоном, не терпящим возражений, указывая каждому, где ему садиться. Мы с Тошей оказались в одном конце стола, на диване, на который и малышей устроили, по обе стороны от нас сели мой ангел и Галя, затем Светка с Олежкой и, напротив них, Сергей, затем… Ага, значит, Светке с Сергеем выпала честь сыграть роль границы между Марининым краем стола и нашим. Интересно-интересно, на другом конце стола, также во главе его, сели Марина и Киса, в то время как Стас и… ладно, Максим оказались по разные его стороны, лицом к лицу…

Как всегда, Марина выделила каждому по тридцать секунд, чтобы пожелать ей всего самого наилучшего и непременно в оригинальной форме, после чего дала команду приступать к еде. Тосты звучали слегка напряженно, Светка с Сергеем и Галей в присутствии незнакомых вели себя слегка скованно, у Тоши подбородок каменел при каждом взгляде на другой край стола, а мой ангел беспрестанно водил глазами по лицам присутствующих, словно пожарник, выискивающий взглядом, куда первым делом брандспойт направлять.

Маринины ангелы и вовсе помалкивали — по крайней мере, до тех пор, пока у них не начался там какой-то свой разговор, в который, впрочем, Марина очень скоро и Светку с Сергеем втянула. Мой ангел с Тошей мрачно переглянулись.

В этот момент у меня за спиной раздалась звонкая переливчатая трель. Я каким-то образом умудрилась одновременно подпрыгнуть на диване и повернуться лицом к Игорю и Даринке.

Поскольку Даринка уже давно уверенно сидела, Игорь категорически отказался даже полулежать. Пришлось поместить его в угол дивана, прислонив одним боком к его спинке и обложив со спины и с другого бока подушками. Так они с Даринкой и остались сидеть — лицом к лицу, внимательно и почему-то молча рассматривая друг друга.

Почему молча, стало понятно только сейчас. Игорь сразу же, мертвой хваткой, вцепился в Маринин игрушечный мобильный. Видимо, спустя некоторое время Даринка тоже захотела его подержать. Игорь протянул ей его, но из рук новое сокровище не выпустил. Так они и сидели, ощупывая его, перетягивая то в одну, то в другую сторону, пытаясь добраться до кнопок и только мешая друг другу. Даринка оказалась проворнее. Или, судя по довольному виду Тоши, опытнее.

— Твоя идея? — уставился на него тяжелым взглядом мой ангел.

— А чего я, чего я? — тут же стал в глухую оборону Тоша. — Мы договорились, кто что покупает, чтобы с одинаковыми подарками не приехать, Марине игрушки достались, она, понятное дело, спросила, что нынче детей интересует, а ты сам про всю домашнюю технику рассказывал…

Не прошло и десяти секунд, как выяснилось, что каждая кнопка на новой игрушке вызывает к жизни новую мелодию. Глухо застонав, мой ангел закрыл лицо рукой. Я, не сдержавшись, прыснула, представив себе, какая бесценная картина оказалась недоступной взорам истинных ценителей.

Олежка, честно съев все, что Светка положила ему на тарелку, выбрался из-за стола и направился к малышам, которые, переслушав все мелодии, снова завороженно уставились друг другу в глаза, периодически улыбаясь и взмахивая ручками. Даже телефон Олежке удалось беспрепятственно у них отобрать. Его ему, правда, хватило минут на десять. Своих машинок — и на того меньшее время. Книжки Игоря вообще одного скептического взгляда удостоились… Проблему решил Тоша — скачал какой-то мультик и усадил Олежку смотреть его в спальне.

Временами разбившийся на отдельные ручейки разговор снова стекался в единое русло. В основном, благодаря Светке — она всегда умудрялась с кем угодно общий язык найти. В один момент, расспрашивая Галю о том, что ждет меня с Игорем в ближайшие месяцы, я вдруг заметила, что она сигнализирует мне глазами. Убедившись, что сигнал пробился к адресату, она чуть качнула головой в сторону Марининого конца стола и вопросительно вскинула бровь. Я успокаивающе улыбнулась ей и сморщила нос — мол, ты что, Марину не знаешь?

Она, разумеется, этим не удовольствовалась. Через пару минут, потянувшись в их сторону за какой-то тарелкой, она спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А вы, я так поняла, все вместе работаете?

Ответила ей Марина.

— Угу, — небрежно кивнула она. — Вот Ипполит — наш самый новый сотрудник, бухгалтер. И специалистом он оказался, скажу я вам, на вес золота, — добавила она, стрельнув глазами в моего ангела. — Без его одобрения у нас ни одно новое направление не разрабатывается.

Мой ангел удовлетворенно хмыкнул, бросив значительный взгляд на Тошу. Я ободряюще улыбнулась заерзавшему на своем стуле Кисе — не знаю, каким он там бухгалтером оказался, но если им с Мариной удалось найти компромиссное решение проблемы ее хранения, то меня это вполне устраивает.

Светка же все не унималась.

— А вы с группами работаете или в организационной части? — продолжила она, переводя взгляд со Стаса на… Максима. (Так, пора прекратить спотыкаться на его новой ипостаси — не дай Бог, Светка что-то учует, выкручивайся потом!).

Марина снова открыла было рот, но Стас опередил ее.

— Да нет, я, скорее, что-то вроде полевого агента, — усмехнулся он. — Мое дело — новые места разведывать, которые могут вызвать у Марины интерес.

— А мое, — не дожидаясь следующего вопроса, подхватил Максим, — убеждаться в их перспективности.

Светка озадаченно заморгала. Мой ангел с Тошей напряглись, тревожно переглянувшись.

— Как во Франции? — бросилась я уводить разговор в более безопасное направление. — Вышло что-то с этими винными турами? До чего вы с Франсуа-то договорились?

— Это с нашим Франсуа? — оживилась Галя.

— С вашим, с вашим! — рассмеялась Марина. — Обо всем договорились, к обоюдному удовлетворению. В ноябре, к празднику нового божоле, уже три тура провели. Так что — работаем. Галя, а ты, кстати, собираешься на работу возвращаться? — неожиданно спросила она, явно подтолкнув разговор в сторону еще большей безопасности.

— Да летом придется, наверно, — вздохнула Галя. — Если Сан Саныч на полставки меня возьмет, то точно выйду. Полдня мама с Даринкой выдержит, а летом ей будет проще привыкнуть ездить к нам.

— Или я тоже на полставки уйду, — громко вмешался Тоша, нарочито не глядя в сторону Марининой компании.

— Да что ты, Тоша! — всплеснула руками Галя. — Нам твоей зарплатой разбрасываться вовсе ни к чему!

Тоша вспыхнул так, как это умеют только рыжие. Мой ангел снисходительно усмехнулся, и Тоша вообще побагровел. Я глянула украдкой на Максима, с непроницаемым видом поигрывающего своей вилкой, и заметила, что Марина тоже бросила на него пронизывающий взгляд.

— Интересная мысль… — задумчиво протянула она. — И очень вовремя. Вон у Максима, я знаю, есть к тебе деловое предложение — ты вполне мог бы дома подработкой заняться.

— Или еще лучше! — радостно подхватила я, сообразив, что дома мне до Тоши проще добраться будет, в случае чего. — Можно Сан Санычу сказать, что ты вторую работу нашел, и будешь у нас только для технической поддержки появляться, как Алеша делал.

Вот не нужно мне было внимание к себе привлекать! В этом безопасном развитии разговора Марина усмотрела возможность и меня заодно от чрезмерного одомашнивания спасти.

— Татьяна, а ты что с работой думаешь? — тут же вцепилась в меня она.

— Не знаю, — растерялась я. — До октября еще куча времени, а я и дома, вроде, все, что нужно, успеваю перевести. Вы ведь без меня справляетесь, правда? — с надеждой обратилась я к Тоше.

Как выяснилось, он в отсутствие моего надзора уже весьма очеловечился — особенно в осознании того, что попытку подать голос в защиту ближнего нельзя оставлять безнаказанной.

— Да пока справляемся, — сокрушенно вздохнул этот предатель. — Но до меня слухи дошли, что летом на фабрике Франсуа радикальная реконструкция планируется, так что к осени, похоже, у него весь ассортимент обновится.

— Выходи, Татьяна, выходи! — неожиданно поддержала его Светка. — Первый год — это понятно, но потом, чтобы в форме оставаться, нужно на людях показываться.

Справа от меня, со стороны моего ангела, послышалось глухое, утробное рычание. Точь-в-точь как у Игоря — только тембром пониже и куда более яростное. Поманив Тошу пальцем, он нагнулся к нему у меня за спиной.

— Ты против кого, гад, голос поднял? — прошипел он.

— Да какой голос? — невинно забормотал Тоша. — Я, что ли, эту реконструкцию придумал? И ничего страшного — откажешься от одного-двух клиентов, чтобы Татьяна пару раз в неделю на час-другой в офис приезжала. И за парня тебе спокойнее будет — что ему рядом с тобой грозить может?

Ответить ему мой ангел не успел — сзади, с дивана раздался восторженный визг в два голоса. Моего ангела с Тошей прямо отбросило в разные стороны, и, чуть не вывернув шею, я увидела, что Игорь с Даринкой, округлив глаза и рты и откручивая друг другу пальцы, с упоением уставились в дальний угол гостиной. Я повернулась было, чтобы посмотреть, что они там нашли, и на меня с двух сторон накатило по волне бешеной ярости. Я нервно зыркнула по сторонам — мой ангел с Тошей вперились тяжелым взглядом друг в друга, и, судя по выражениям лиц, на этот раз они оказались совершенно едины в своем отношении к увиденному.

— Марина, ты торт на кухне оставила? — проговорил вдруг мой ангел неестественно дружелюбным тоном. — Мы с Татьяной принесем.

Один только взгляд на него показал мне, что с расспросами придется, как всегда, подождать до более подходящего момента. Я повернулась, чтобы взять Игоря.

— Да идите, идите, я за ними присмотрю, — тут же подал голос Тоша, остановив меня за руку.

Лишь только войдя на кухню, мой ангел круто развернулся на месте и тихо проговорил, откусывая слова:

— Пожалуйста, забери девчонок на кухню посуду помыть.

— Да что случилось-то? — тоже, на всякий случай, шепотом спросила я.

— Потом, — резко мотнул он головой. — Уведи девчо… Черт! Еще же и Сергей…

— Сергея я отвлеку, — уверенно бросила Марина с порога кухни.

Резко глянув на нее, мой ангел — к моему неимоверному удивлению — молча кивнул.

— Да что…? — Я уже не на шутку испугалась.

Мой ангел рыкнул нечто нечленораздельное и выволок меня из кухни. Без всяких церемоний и без ответа.

По дороге в гостиную я тщательно прикрепляла к лицу жизнерадостную улыбку. Которая чуть не сползла, когда я увидела, что Максим небрежно развернулся на стуле спиной к столу. В то время как Стас, пересев на место моего ангела, полностью завладел вниманием Светки, Сергея и Гали. В то время как Киса изодрал в клочья уже не одну бумажную салфетку, не сводя тревожного взгляда с двери гостиной. В то время как Тоша переместился на самый край дивана, замерев в позе спринтера перед забегом.

— Девчонки, давайте посуду убирать, — провозгласила я, чуть потягиваясь. — Не знаю, как вы, а я что-то засиделась.

— Сергей, а ты вообще не забыл, что у тебя ребенок один, в другой комнате, сидит? — Поморщившись, Марина с откровенной неприязнью покосилась на стоящие на столе тарелки. — Идем-ка, глянем, что он там делает. У меня, кстати, к тебе вопрос есть.

Нам с Галей и Светкой, разумеется, пришлось не только отнести на кухню грязную посуду, но и вымыть ее и перетереть. Механически двигая руками, я пыталась представить себе, что это за выяснение отношений происходит сейчас в моей гостиной. Недопустимое в человеческом обществе? Это же кто кому соли на хвост насыпал? Так, что я не заметила? И что это за деловое предложение у Максима к Тоше? В присутствии детей, надеюсь, до рукоприкладства не дойдет? Или мой ангел их, как сдерживающий Тошу фактор, оставил?

Хорошо, что Светка меня все время отвлекала.

— Татьяна, а ты давно этих Марининых сотрудников знаешь? — спросила она, словно невзначай.

— Да не так, чтобы знаю, — рассеянно ответила я. — Встречались пару раз. Случайно.

— Вот и мне кажется, что я этого Стаса где-то видела, — задумчиво нахмурилась она.

— Да в больнице, наверно, — не подумав, ляпнула я. — Он Марину проведывать приходил.

— Точно! — обрадованно кивнула она, и вдруг хитро прищурилась: — А что это она его на день рождения позвала?

— Она не одного его позвала, — буркнула я, в очередной раз кляня себя за длинный язык.

— Не скажи, не скажи… — мечтательно протянула Светка. — Мне-то виднее было, как они все время переглядывались. А чего — он, вроде, ничего…

— Только болтливый, спасу нет, — подала голос Галя, поморщившись и тряхнув головой. — От него прямо звон в ушах. Вот Максим с Ипполитом поспокойнее будут, не выпячиваются.

Я чуть не подпрыгнула — не хватало еще, чтобы Галя, в моем присутствии, этого… хамелеона хвалить начала!

— Лично я ни в одном из них ничего особенного не вижу, — сдержанно заметила я. — И у Марины с ними со всеми исключительно деловые отношения, можете мне в этом поверить. Да вы и сами слышали.

— Ну-ну, — хмыкнула Светка. — Мало ли что из деловых отношений выйти может, — добавила она, покосившись на Галю, и та улыбнулась, смущенно отведя глаза.

Когда мы вернулись в гостиную, обстановка там слегка разрядилась. До мрачной подавленности. Быстро выпив чаю, Тоша сказал, что Даринке уже пора купаться. Вслед за Тошей с Галей поднялись и Светка с Сергеем — Олежка уже тоже явно устал. Марина предложила было помочь нам с уборкой, но мой ангел коротко глянул на нее, и она молча кивнула своим ангелам в сторону прихожей.

Под самый конец все опять немного оживились. Игорь с Даринкой то ли расставаться не хотели, то ли просто раскапризничались, но со всех сторон посыпались шутки, что эти взрослые совсем детей замучили. Тоша передал Даринку Гале, чтобы одеться. Стоящий возле вешалки Максим протянул ему куртку и негромко произнес, раздувая ноздри:

— Я серьезно.

— Посмотрим, — не менее отрывисто бросил Тоша, не глядя на него.

Когда все, наконец, ушли, я повернулась к моему ангелу, с трудом удерживающему брыкающегося Игоря на руках.

— Я могу узнать, что здесь сегодня произошло? — сдержанно спросила я.

— Давай Игоря укладывай, — мрачно не ответил он, — а я пока все уберу.

Сцепив зубы, я покормила Игоря (даже без купания пришлось обойтись). Уснул он почти мгновенно. Переложив его в кроватку, я зашла в кухню, где мой ангел расставлял по местам чашки и блюдца, прислонилась к косяку двери и сложила руки на груди. Молча.

— Вот я знал, — вдруг взорвался мой ангел, — что нельзя было у нее на поводу идти!

— А Марина здесь при чем? — оторопела я.

— А при том! — рявкнул он. — Обязательно ей нужно было темного с собой притащить — вот наблюдатель и выскочил! Чтобы зафиксировать, в каком интересном окружении Игорь подрастает!

— Какой наблюдатель? — растерялась я, и тут до меня дошло: — Ваш наблюдатель за Игорем?! Такой, как Анабель рассказывала?

Мой ангел закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул.

— Да, такой, как Анабель рассказывала, — произнес, наконец, он.

— Но это же замечательно! — воскликнула я.

Мой ангел открыл глаза и уставился на меня, как на полоумную.

— Ну, конечно! — Я подошла к столу, обхватив себя руками, чтобы не запрыгать от восторга. — Наконец-то хоть у кого-то можно будет проконсультироваться, как такие дети должны развиваться! А то меня от этого Интернета уже тошнит — что для нашего возраста ни читаю, Игорь это уже давно прошел!

— Татьяна, — медленно, с расстановкой произнес мой ангел, — наблюдатели никого не консультируют, они наблюдают. И данные своих наблюдений документально фиксируют. И подают их в виде отчетов наверх. И вступать в какие бы то ни было обсуждения их категорически отказываются.

— Вот так я и знала! — в досаде хлопнула я ладонью по столу. — Значит, так — в следующий раз, как он только появится, сразу же представишь меня ему, а там посмотрим, кто от чего отказаться сможет. Сегодня еще ладно — при Светке с Сергеем и при Гале, я понимаю…

— Да ты ничего не понимаешь! — перебил он меня. — На них сегодня даже Стасу надавить не удалось — они, понимаешь, элитное подразделение, и другие руководители им не указ. А когда Максим со своими вопросами влез… — Застонав, он обхватил голову руками. — Тоша от отчаяния уже и на его помощь согласен.

— Да почему? — возмутилась я. — Что они нам сделать могут своими наблюдениями?

Он вдруг перестал раскачиваться из стороны в сторону, поднял голову и пристально посмотрел на меня.

— Татьяна, — как-то устало произнес он, — Даринка ведь не просто наполовину ангел, она — наполовину темный ангел. И тогда в церкви… Там ее наблюдатель один был, его-то мы с Тошей вдвоем к стенке прижали, хоть пару слов выдавили. Так вот он нам прямо сказал, что при малейших темных проявлениях закрывать на них глаза никто не будет, выводы сразу будут делаться.

— Какие выводы? — Я вдруг охрипла.

— Они наблюдают не для того, чтобы учебник по воспитанию таких детей составить, — хмуро ответил мой ангел, — а для того, чтобы решить, что с ними делать. Игорь от обычных детей отличается? А ты еще радуешься, — рявкнул вдруг он, яростно сверкнув глазами, — ах, он новую кнопку освоил! А то, что такой чудо-ребенок всеобщее внимание к себе привлечет? Поизучать его человечество захочет — откуда такие таланты? А обнаружится, что таких детей уже много? А начнут искать, что между ними общего? Наше инкогнито на земле — под угрозу разоблачения? Ты представляешь себе, как к этому там у них, наверху, отнесутся?

Я похолодела. Если уж мой ангел заговорил про «там у них, наверху», если уж и для него эти наблюдатели являются чем-то чуждым и, судя по тону, так и просто враждебным…

Господи, а я еще в этом дневнике, как полная дура, чуть ли не ежедневно сама, своими руками запротоколировала все отличия Игоря от обычных человеческих младенцев! Прямо и наблюдать не нужно — бери его и на блюдечке начальству… Чтобы то выводы побыстрее сделало. Ладно, хоть додумалась прятать, словно под руку что-то подтолкнуло. Да и засланный казачок этот, вроде, в первый раз сегодня явился…

Но все равно — уничтожить дневник, сжечь и пепел по ветру, чтобы и следа не осталось! Прямо сегодня. Нет, не сегодня — в квартире не сожжешь… Тогда завтра. Утром гулять пойдем — прямо на берегу реки костер и разведем. Игорь огоньки любит, а вот живой огонь еще никогда не видел…

И больше никаких вундеркиндов в доме!

Загрузка...