Аниара

Однажды утром в гупта-кабинете,

кривыми Йендера поглощена,

открытье совершила Изагель,

которого никто не ожидал.

На крик ее я кинулся к столу,

где только что она свое открытье

в устойчивую форму облекла

и, радостно крича, прижала к сердцу

живую трепыхавшуюся мысль,

нежданное дитя своей любви —

любви к Великому Закону Чисел.

Я осмотрел дитя, найдя его

математически-жизнеспособным,

как все, что создавала Изагель —

вернейшая из слуг в усадьбе чисел.

Открой она такое в долах Дорис,

и если б долы Дорис были местом,

где может мирно жить художник чисел —

перекроило бы ее открытье

все гупта-матрицы и все ученье.

Но здесь гиперболический закон

приговорил нас к вечному паденью,

и этому открытью суждено

остаться отвлеченной теоремой,

блестяще сформулированной, но

приговоренной падать вместе с нами

все дальше, к Лире,— и потом исчезнуть.

Сидели мы и думали: как много

могло бы дать внезапное открытье,

когда б не заточение в пространстве,

когда бы не паденье в пустоту.

И грустно было нам, но и тогда

мы не могли не радоваться мысли,

а радость чистой мысли будет с нами,

пока мы пребываем в бытие.

Но Изагель порой глотала слезы,

подумав о загадочном пространстве,

где сущее обречено паденью,

где суждено отгадчице загадок

с разгаданной загадкой падать вместе.