Аниара

Зимой в своей гримерной в час полночный

сидела Либидель, отсоблазняв,

ни часиков набедренных не сняв,

ни будды-кошки — брошки напупочной.

Между грудей согревшись, в полумраке

сердечко-медальон горит красней,

соски ее в блестящем черном лаке —

два зеркальца для культовых огней.

Давненько не мурлыкает тигрица,

судьба в засаде ждет ее, как тать,

ей предстоит со злоязычьем биться,

отступников немилостью карать.

Еще красива жрица, это ясно,

но дни придут — всему свои пределы,—

и бикинильник явит не соблазны,

а лишь пороки вянущего тела.

Уже от взглядов жрица укрывает

последние к святилищу подходы,

бирюльки из Ксиномбры украшают

все то, что привели в негодность годы.

А богомольцы между тем глазасты,

иной тайком нет-нет да усомнится.

Теперь при отправленье культа часто

простаивает лоно главной жрицы.

Расческу Либидель, дрожа, берет,

и будда-кошка будто жжет живот.

Но может быть, объем груди завидный

и бедер красота — ее оплот —

помогут продержаться ей хоть год,

теперь, когда по всем приметам видно,

что осень поджидает у ворот?

Одета в дамастин и бархаталь,

конфетка Йаль чуть-чуть в сторонке ждет.

Она юна, ей времени не жаль.

Однажды в звездопад, в свой лучший год,

старуху Либидель заменит Йаль.