Аниара

Я отключаю Миму, обхожу

корабль, прислушиваясь к разговорам.

Вот начинает старый космонавт

рассказ о Нобби — о своей любви.

— Малышка Нобби не была казиста —

она болела лучевой болезнью,

схватив три дозы, чуть не померла.

Врачи ее выхаживали долго

и гаммосалем, и ТЭБЭ-лучами.

Пробыв не год, не два в палатах скорби

больничного барака Тундры-2,

дешевеньким голдондером вернувшись

на Землю, стала Нобби жить, как прежде,

устраивая всяческую помощь

нуждавшимся на Марсе и Венере.

Народ на Марсе гробят холода,

а на Венере — сырость и болота.

Моя худышка просто извелась,

не говорила ни о чем другом.

А я — я думал о своей зазнобе:

как в Тундру-2 я прилетал, как с Нобби

гуляли и мечтали мы вдвоем.

Я был тогда на «Максе» новичком.

Наш барк ходил вначале на Венеру,

но брошен был возить на шарик тундр

переселенцев с ихним обустройством.

Окончилась война тридцать вторая,

вовсю внедрялся третий план контроля.

Конечно, выборы и новый Дик на троне,

а по подвалам — пряники для тех,

кто улизнул от выборов в кусты.

Исправившийся получал рюкзак,

прогулочку в голдондере-тюрьме,

три года торфоразработок в Тундре-9.

Паршивей места просто не нашлось

на целом Марсе. Я там был разок.

Но это все — наружность. Изнутри

куда страшнее этот «план контроля»,

поскольку доброта на перфокартах

засчитывалась, как огромный минус,

жестокость получала перевес

над затаенным даром к состраданью.

Плутали мы по зарослям контроля.

Но мимы — молодчаги: содержали

такую гору сведений в порядке!

Ведь всяк играл по три-четыре роли,

затеявши спасительные прятки.