Превращала только Мима
наш огонь в тепло души и свет.
Это все ушло невозвратимо.
Это все ушло за Мимой вслед.
Уберечь истрепанную веру
в нашей пустоте невмоготу.
Платим мы налог за пустоту.
Упражнялись в возгласах печали
в залах Мимы заклинатели.
Рты, распухнув, божью кровь сосали.
В жертву приносились даже люди.
Только клятвы нарушались всячески.
Святость жертв потоком словоблудий
смыло начисто.
В результате жертвоприношенья
быстро оказались не в чести.
Жертвенную кровь мутит сомненье,
ею никого нельзя спасти.
И Ксиномбры жертвенное пламя,
и фотонотурбовый костер
у людей пылают пред глазами.
Наши жертвы рядом с этим — вздор.
Вспоминая об эпохе Мимы,
со стыда сгорали мы подчас:
ведь, молясь как будто одержимо,
только имитируем экстаз.
Жертвенная кровь текла с прохладцем;
от жрецов бежала благодать.
Не священникам, а святотатцам
на сравненье с Мимой уповать.
И тогда отвергли патриархи
культ, который учредил Шефорк,
и у дрессировщика-монарха
этот жест восторга не исторг.