Аниара

Мечтаем мы до умопомраченья,

мечтой сменяя прежнюю мечту,—

так убегаем мы от скудной яви

в пестрящую мечтами пустоту.

За далью даль, рубеж за рубежом, —

в дали мы ставим дом, в дали живем,

а я живу своей долиной Дорис,

живу недурно и вполне здоров,

как всякий житель призрачных миров.

О чудо-корабле, везущем нас,

не думает никто, и лишь подчас

обряд кремации напоминает нам,

что нет у нас путей к иным мирам,

и встрепенется стая черных дум,

мечась под сводом непреодолимым;

лишь эхо откликается на шум

в молчании пространств непостижимом.

А Мима-утешительница ждет,

всегда полна приманок и щедрот.

И тысячи кишат тогда в проходе,

потоком устремляясь к Миме в зал.

И тут мы вспоминаем наш корабль:

что он длиной в шестнадцать тысяч футов,

а шириной — в три тысячи, людей же

в нем обитает восемь тысяч душ;

что предназначен он возить переселенцев,

что он — один из тысячи таких же

голдондеров, которые стартуют

на Марс и на Венеру регулярно;

что сбился с курса только наш голдондер

и что астролоб корабельный объяснил:

нам, выпавшим из внутреннего поля,

необходимо приложить все силы,

чтоб жизнь во внешнем поле превратилась

в эксперимент, не знающий подобных:

полет к другому внутреннему полю.

Когда же Руководство уяснило,

что путь к Земле отрезан навсегда

и что законы внутреннего поля,

дающие возможность путешествий,

во внешнем поле попросту другие,

то панику отчаянье сменило,

потом апатия под бурей чувств

раскинулась подобно мертвой зыби.

Тогда-то и явилось утешенье:

показывая нам другую жизнь,

экран видений озарила Мима.