Крус дремал в кресле, а может быть, думал с закрытыми глазами, когда раздался телефонный звонок. Детектив лениво потянулся, взял трубку.
— Крус слушает.
Трубка загрохотала:
— Говорит Фоббс! Ты в курсе, детка?
— По-моему, да, — Крус зевнул. — Случайно — включил девятый канал, и как раз…
— Три трупа в течение двух месяцев! Ты представляешь, чем это пахнет?!
Крус брезгливо поморщился, вероятно, представив себе, чем пахнут три трупа по истечении двух месяцев…
— Проклятье, снова проворонили! Ну да теперь поздно рвать волосы!
— Вам уже поздно, шеф, — съязвил Крус.
Однако шефу апримской полиции было не до шуток:
— Это дело рук Цезаря, детка!
— Опять «вале Бесс, аве Цезарь»?
— Наглость потрясающая! Так может действовать или стопроцентный идиот, или профессиональный убийца, уверенный на все сто в своей неуязвимости!
Крус снова зевнул, притом нарочито громко, чтобы мог слышать Фоббс:
— Таковых в природе не существует, шеф. На девяносто девять — другое дело.
В голосе Фоббса зазвучали не свойственные ему просительные нотки:
— Помоги мне, детка, нащупать этот уязвимый процент!…
Крус молчал, сонно посапывая.
— Мы задержали всех мало-мальски подозрительных, но я почти уверен, что ни Цезаря, ни его подручных нет среди них.
Нам нужна твоя помощь, детка!
Волоча за собой телефонный шнур, Кpyc подошел к бару, чтобы налить себе очередную тройную порцию живительного напитка. Услышав звон бокала, у его ног появилась Изабелл, заискивающе помахивая хвостиком.
— Иначе повторится история с Россом, Зотосом и злым духом! — рокотала телефонная трубка.
Внимательно отмеряя в мензурку две порции для Изабелл, Крус скорее констатировал, чем спросил:
— А вы хотите, чтобы повторилась история с Гаррасом?
— Не надо быть таким злопамятным, детка, — в басе Фоббса послышалась отеческая интонация. — Я запретил тебе заниматься делом Гарраса в твоих же интересах. Ты зашел тогда в слишком высокие сферы и, свалившись оттуда, сломал бы шею не только себе, но и мне.
С отеческой улыбкой Крус наблюдал, как Изабелл лакает свой ужин.
— Откуда у вас уверенность, что Цезарь и компания не причастны к этим высоким сферам?
Трубка помолчала, вероятно, такой поворот событий не был предусмотрен Фоббсом, затем загрохотала с новой силой:
— Я никогда ни в чем и ни в ком не уверен, детка! Даже в самом себе! Иначе меня бы не держали столько лет шефом апримской полиции!… Цезарь или тот, кто выступает под этим именем, — убийца, мы должны найти его и посадить на электрический стул. А какие там сферы он представляет, меня не касается. По крайней мере, на данном этапе!… Но по-моему, он просто маньяк, иначе зачем ему убирать без разбору лидеров всех мастей?… Ты слушаешь меня, детка?
— Слушаю, — лениво протянул Крус.
— Но маньяк необычайной изобретательности, я бы сказал, гениальный маньяк. И ты найдешь его, детка. Если в ближайшие дни убийца не будет найден, наша песенка спета, детка!
Крус взглянул на стенные часы и понял, что пора спать.
— Извините, шеф, — бесстрастным голосом произнес детектив, — но я даже не знаю слов вашей песенки, и мне, право же, наплевать, будет ли она спета и если да, то в чьем исполнении. Кроме того, у меня болят зубы, шеф.
— Попадись ты мне сейчас, детка, я навсегда бы вылечил твои молочные зубки!
В трубке раздался треск, видимо, проломленного стола. С минуту слышалось лишь грозное сопение Фоббса.
За это время Крус, зажав трубку между щекой и плечом, выдвинул из стены две кровати — большую и маленькую. На последнюю тут же прыгнула Изабелл. Но Крус решительным жестом заставил ее спуститься и тщательно вытереть ноги о коврик.
— Ладно, — в голосе Фоббса слышалось глухое отчаяние. — Значит, отказываешься помочь старику?
Укладываясь с телефоном в большую кровать, Крус спокойно ответил:
— Отнюдь… Я даже кое-что обдумал, пока вы своим изящным кулаком испытывали столешницу на прочность…
— Не тяни из меня жилы, детка! — взмолился Фоббс.
— Свяжитесь с телевидением, пусть «Камера обскура» предоставит вам видеозапись.
— Я уже распорядился, детка. Ведь «Камера обскура» является, так сказать, главным свидетелем обвинения…
— В равной степени и защиты, шеф. Возможно, и не только свидетелем…
— Ты на что-то намекаешь, детка?
— Как только получите видеозапись, тщательно изучите, является ли она идентичной первичному живому изображению.
— Что ты хочешь сказать, детка?
— Что копия всегда хуже оригинала, шеф, — Крус взглянул на притихшую Изабелл и перешел на шепот: — И еще я хочу пожелать вам покойной ночи. Изабелл только что уснула, а у вас такой голос… Знаете ведь, какой чуткий сон у малышки…
— Знаю, — обиженно проворчал Фоббс, — как у собаки.
Услышав последнее слово, детектив тоже обиделся и бросил на постель телефонную трубку, из которой еще продолжал доноситься рокот.
Крус склонился над Изабелл и поправил на ней одеяло. Сонная собачонка благодарно лизнула ему руку.
— Только без нежностей, — с напускной строгостью проговорил Крус. — Это расслабляет служителя абсолютного правосудия.
Изабелл угрожающе зарычала.
Крус одобрительно кивнул:
— Вот в таком духе. Покойной ночи, малышка.
Он поднял с постели трубку, не слушая, шепнул в нее:
— Я отключаюсь. Все!…
И, опустив ее на вилку, стал раздеваться.
Стенные часы пробили десять раз.
Перед тем, как уснуть, Крус еще раз прокрутил в памяти сцену убийства Бесса. У него было такое ощущение, что в видеозаписи чего-то не хватает, пропущен какой-то кадр, важный, если не решающий для будущего следствия. При мысли о следствии у Круса действительно заныл зуб мудрости… Стоп! Вот он, этот исчезнувший кадр! Представим его еще раз… Да, сомнения быть не могло, это он!…
Когда сразу же после убийства все устремились к трибуне, в левом верхнем углу экрана Крус заметил фигуру, бежавшую от трибуны. И именно этот кадр «Камера обскура» утаила при повторном показе…
Верный давней привычке — наводить перед сном порядок в своих дневных впечатлениях, — Крус попытался также вспомнить, кому принадлежит бархатный баритон, известивший его о «небольшом сюрпризе»… Кажется, он слышал его прежде, но где и когда? Нет, в фонотеке его памяти такового вроде бы не значилось, хотя, если хорошенько порыться в архивах подсознания… А почему, скажите на" милость, он должен там рыться?…
Супердетектив решительно повернулся на правый бок и моментально уснул. Он спал и видел белые сны, как простыни, на которых никто не спал…