Аве, Цезарь

XIX

«Анаконда» неслась по вечернему Апраму. Улицы были безлюдны; гураррцы дежурили у телевизоров, жаждая узнать подробности о новом преступлении века.

Но телекомпания «Камера обскура» почему-то не спешила их обнародовать. По девятому каналу сплошным потоком шла самая разнообразная реклама. Сгорающему от нетерпения зрителю подолгу демонстрировали средство для депиляции, которым пользовалась Сирена Сириас, зубную пасту, которой Цезарь Грис надраивал свои искусственные зубы андулийского производства, безразмерные подтяжки, которые предпочитал носить покойный лидер неумеренных либералов, ампулы с мгновенно действующим ядом, одна из которых спасла от электростула оператора Зольдатта, и, конечно же, ион, могущественный ион, благодаря которому Ясноглазый Шпик успешно завершал свои крестовые походы. Однако о самом походе больше не было сказано ни слова: многосерийный телевизионный репортаж «Девятый вал» прервался со смертью Зольдатта, а точнее, сразу же после эпизода с прозревшей Фемидой…

Такси остановилось у массивной каменной арки.

— Приехали, — сказал водитель, открывая перед ними дверцу.

— Крус приблизился к воротам и при тусклом свете уличного фонаря прочел медную табличку:

Крус стал искать глазами дверной звонок, но тут услышал мелодичный женский голос:

— Господин Син-син ждет вас, господин Крус.

Он оглянулся — вокруг ни души. Такси тоже исчезло.

Изабелл настороженно покосилась на него — из всех игр меньше всего ей нравилась игра в прятки…

В это время нижняя часть одной из дверных створок бесшумно раздвинулась, образовав небольшую щель в рост человека. Крус направился к щели, но Изабелл зубами ухватилась за его штанину и решительно потянула назад.

— Я не привык отступать, Изабелл, — спокойно сказал Крус, — все будет в порядке. Отпусти, прошу тебя.

Изабелл продолжала тянуть его прочь от мрачных ворот.

— Тебе не стыдно, Изабелл?

Не разжимая зубов, собачонка отрицательно мотнула головой.

Крусу пришлось пустить в ход сакраментальную фразу:

— Так надо, Изабелл.

Она тут же отпустила штанину и, глухо зарычав, первой бросилась в щель.

Усмехнувшись, Крус шагнул следом и оказался на полутемной аллее. Причудливо извиваясь, она вела к старинному особняку, контуры которого виднелись в глубине двора.

Когда Крус взошел по высоким ступеням парадной лестницы, наружные двери особняка распахнулись. Дамский голос проинструктировал:

— Прямо по коридору до конца, затем налево, господин Крус.

Изабелл подбежала к дверям, чтобы проскользнуть первой, но они захлопнулись перед ее носом. Тот же голос проворковал, как бы извиняясь:

— Господин Син-син может принять только вас, господин Крус.

— Подожди меня здесь, Изабелл, — сказал Крус.

Поджав хвост, собачонка тихо заскулила. На этот раз не помогла ни сакраментальная фраза, ни ласковое поглаживание по загривку, ни попытка напоить ее остатками иона. Изабелл продолжала скулить, а когда Крус, сняв белые перчатки и сунув их в карман, решительно шагнул в распахнутые двери, она пулей бросилась за ним. Однако створки мгновенно сомкнулись за Крусом, больно прищемив собачонке нос.

Изабелл с визгом отпрянула от дверей, но тут же опять вернулась к ним, стала скрести лапой и громко, требовательно лаять. Поняв, вероятно, что плетью обуха не перешибешь, она уселась на ступени и, задрав мордашку, протяжно завыла на одной щемящей, выворачивающей душу, известной лишь бездомной собаке ноте.

И, словно услышав этот вой, из косматых облакоч выглянула луна и забрызгала двор грязным оранжевым светом…