Аве, Цезарь

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Ночь гнева
I

Леденящие порывы ветра загнали в гнезда, щели, норы, логова, берлоги все порхающее, бегающее и пресмыкающееся население Барсова ущелья.

Ева лежала в глубине хижины, пугливо прислушиваясь к завываниям ветра.

Ирасек сидел у входа и, придерживая рукой рвущийся полог, листал Оранжевую книгу.

— Ирасек… — тихо позвала Ева.

Юноша встрепенулся:

— Да, подруга моя!

— Ты когда-нибудь слышал плач покинутого матерью ребенка?

— Нет, голубка моя, это, должно быть, очень грустная картина! А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, милый. Последнее время все, что я вижу и слышу, напоминает мне нашего ребенка…

— Нашу Атимус, подруга моя! Мы ведь договорились, что у нас родится дочь, что она будет такая же прекрасная, как ты, и что наречем мы ее именем моей матери — Атимус!

— Щебет зеленокрылых гурианов, что будит нас по утрам, кажется мне лепетом Атимус, в журчании холодного ключа мне слышится ее смех, в едва различимых шагах горной серны мне чудится ее походка, свадебный концерт пышногрудого аззакалия напоминает мне ее песнопение!… Вот и сейчас воет ветер, а я готова поклясться, что плачет наша маленькая Атимус!…

— Это прекрасно, подруга моя! — воскликнул Ирасек. — Голос матери говорит в тебе, самый нежный и чистый из всех голосов, звучавших когда-либо на этой земле!

Он наклонился к Еве, приник ухом к ее животу:

— А наша малышка опять забыла о послеобеденном сне, слышишь, что она вытворяет, проказница?…

— Больно, — прошептала Ева.

Ирасек вскочил на ноги:

— Я сделал тебе больно?… Но я ведь ничего не…

— Мне больно! — закричала она. — Мне очень больно, Ирасек!

Она сорвала с себя медвежью шкуру, напряглась, изогнувшись дугой. Ее лицо заблестело, мгновенно покрывшись потом, на закушенной губе заалела кровь.

— Уйди! — простонала она. — Я не хочу, чтобы ты видел меня такой! Уйди, Ирасек, я прошу тебя, умоляю!

Ирасек вышел из хижины, хотя и не понимал, почему Ева не хочет, чтобы он видел ее такой — прекрасной, святой женщиной — роженицей…

Он стоял у порога, пока сквозь завывание ветра не услышал слабый детский плач. Откинув полог, Ирасек ворвался в хижину.