Баба Люба. Вернуть СССР-2

Глава 18

Когда всё идёт через одно место, остается только остановиться и ждать, когда всё закончится.

От слов милиционера я сперва аж побледнела — сестра Любаши напала на своего мужа с ножом, ранила его или даже убила. Кошмар. Однако выдохнув, я рассудила так — а чего собственно говоря, я тут трепещу и ужасаюсь? Мало ли по Великой Руси испокон веков таких вот бытовух было? У Тамары и Владимира всё к тому потихоньку и шло. Да и кто мне эта чужая женщина? И тем более её, ещё более чужой для меня, муж? Они-то и родную Любашу не очень привечали. А мне до них вообще никакого дела быть не должно. Да что говорить, они даже отца родного, старика, которому осталось всего ничего — и то не пожалели, считай с голой жопой на улицу выбросили. И сердце не заболело.

Так что чёрт с ними.

Глубоко вдохнув, я спросила милиционера совершенно уже спокойным голосом:

— Она мне приходится родной сестрой. И, скажите пожалуйста, муж её жив или убит?

— Жив, но находится в тяжелом состоянии. — Милиционер был совсем молоденький, так что соврать не смог.

— Понятно, — равнодушно кивнула я и, на всякий случай, уточнила, — если я правильно разбираюсь во всех этих юридических тонкостях, то в связи с тем, что Тамара находится в психоневрологическом диспансере на принудительном лечении, это будет для неё сильным смягчением, да?

— Никак нет, перед нападением она совершила разбойное нападение на ларёк, украла там бутылку водки, выпила и напала на супруга. Так что это отягчающее, — по-бараньи круглые глаза парня посмотрели на меня с таким осуждением, словно это именно я сбежала из дурки, разнесла этот чёртов ларёк и пыталась укокошить приличного гражданина.

— Мда, — почесала затылок я, — а от меня вы что хотите?

— Нужно взять у вас показания, — ответил милиционер.

— А вы не будете возражать, если мы поговорим здесь? — спросила я, — понимаете, дома отец, он старенький. Для него такая новость будет убийственная. Может быть, я исподволь его подготовлю, а потом, через пару дней, вы его и допросите.

Неожиданно сотрудник правоохранительных органов пошел мне навстречу. Я ответила на несколько вопросов и вернулась обратно.

Своим я решила ничего не говорить.

— Кто там был, Любаня? — спросил Василий Харитонович, который как раз возился с грядкой, пытаясь разбить ровненькие ряды под ниточку.

— Да так, участковый приходил, — честно ответила я (вдруг кто-то из соседей видел), — спрашивал, точно ли ты обратно будешь здесь жить.

— Точно, точно! — обрадованно замахал руками дед и обеспокоенно спросил. — Но ты же сказала ему, что теперь опять я буду?

Не успели мы вернуться с Анжеликой обратно в Калинов, как в дверях меня уже ждала вставленная записка. Которая гласила, что меня хотят видеть в Доме молитв.

Ну ладно, раз хотят — надо сходить.

Мы вернулись вторым автобусом, так что успели до обеда, — я хотела, чтобы Анжелика подготовилась к предэкзаменационной консультации по истории. Сама же сразу помчалась к сектантам, даже не разложив как следует продукты из сумок (спихнула всё на Анжелику, всё равно больше времени сидеть мечтать будет).

Неожиданно Дом молитв встретил меня оживлением.

Я удивилась. Обычно здесь всё бурлит по утрам выходных, когда народ собирается на общую молитву и проповеди. А вот ближе к вечеру зачастую остаются только несколько человек. Сейчас же такое впечатление, что проповедь перенесли на послеобеденное время. Хотя, может, праздник у них какой, а я ни сном, ни духом?

Ну ладно, сейчас разберёмся.

— Что случилось? — спросила я знакомую женщину. Имени её не знаю, но пару раз на молебнах видела.

— Да неприятности тут у нас, — хмуро ответила тётка, неодобрительно покачав головой, и отвернулась.

Я поняла, что выбить из неё сейчас что-то практически невозможно, поэтому поискала глазами другой источник информации. И надо же такому случиться, что на глаза мне попалась лучезарная Марина.

Причём не просто попалась, а мы столкнулись с нею глазами.

Первоначально Марина меня всячески обхаживала, демонстрируя всем, что это именно она меня завербовала. Но после моего посещения библиотеки в доме Всеволода, отношения с нею начали резко портиться. Честно говоря, всё началось ещё с момента, когда я «в клювике» принесла им квартиру Ивановны.

Но как бы там ни было, я должна понимать, что здесь происходит (вдруг их секту вообще закрывают и я всё это затеяла зря?)? Поэтому я, протискиваясь сквозь толпу, подрулила к Марине и задала вопрос в лоб:

— Марина, что случилось?

Лучезарная женщина надулась и явно хотела сказать нечто язвительное, но там как рядом были люди, ей пришлось сдержаться:

— Дом у нас забирают.

— Этот? — удивилась я.

— Нет, на Пионерской улице у нас есть дом, — поморщилась Марина, — там старичок жил и нам потом отписал. Мы ремонт такой сделали. Планировали, что там будет типа общежития для иногородней молодежи, а оно вон как…

— И кто же забирает?

— Городские власти, — отмахнулась Марина.

Вот как? Я задумалась. Вряд ли документы там неправильно оформлены. Я точно знаю, что несколько юристов здесь есть. Скорей всего это обычный рейдерский захват под прикрытием городских властей, с которой бандиты потом поделятся.

Вот он — мой шанс.

Еще вчера, сидя в деревне, я думала, чтобы эдакое забабахать, чтобы укрепить свои позиции в секте. А тут шанс сам лезет в руки.

И я решительно направилась на поиски Всеволода.

Он стоял, в окружении трёх мужчин разного возраста. Как я поняла, это и были юристы. Вид у всех был растерянный и раздраженный.

Тем не менее я подошла поближе и встала так, чтобы попасться на глаза старейшине.

Он меня увидел и нахмурился.

Я жестами показала, что у меня к нему разговор.

Он отвёл глаза и сделал вид, что прям занят-занят. Но меня такими детскими выходками не возьмёшь. Я громко и многозначительно покашляла, в упор глядя на него.

И он сдался:

— Любовь Васильевна, если это не срочно, давайте перенесем разговор на завтра, — сказал Всеволод, — сейчас у нас тут дела творятся.

— Я как раз по поводу этих дел и подошла, — ответила я и торопливо добавила, — у меня есть идея, как не дать городу отобрать дом.

— Там нет вариантов, мы уже смотрели, — раздраженно отрезал пожилой мужчина в пиджаке с большим животом и лысиной.

— Да, не подкопаешься, они всё грамотно подвели, — добавил второй, невзрачный парень в клетчатой рубашке.

— Но попробовать-то мы можем? — сказала я. — Вдруг и получится.

— Лишняя бессмысленная работа, что там может получиться, — рассердился пузатый дядька.

— А я точно уверена, что получится, — не сдавалась я.

— Гражданочка, вы — юрист? — ехидно осадил меня третий, высокий и тощий пенсионер с бородкой а-ля Дзержинский.

Я насмешливо посмотрела на Всеволода и сказала:

— Мда, с таким подходом и отношением понятно, почему у нас дома отбирают…

Юристы побагровели, им это явно не понравилось, а Всеволод покачал головой и сказал:

— Любовь Васильевна, я не принижаю ваши таланты, но здесь сейчас и вправду уже ничем не поможешь.

— Пари? — предложила я. — Я гарантирую, что за месяц дом будет наш.

— Господь не одобряет азартные игры, — сокрушенно покачал головой Всеволод.

Ну, блин, какое тупоголовое упрямство. Я психанула и, резко развернувшись, ушла под насмешливыми взглядами юристов.

Внезапно за спиной раздался возглас:

— Любовь Васильевна, постойте!

Я обернулась.

Меня окликнул… Ростислав. Он стоял напротив Всеволода (вышел из коридора) и саркастически смотрел на старейшину и юристов:

— Я слышал часть разговора, — медоточивым голосом протянул он, — скажите, а как вы видите возможность вернуть дом?

— Очень просто, — пожала плечами я. — Нужно вокруг этого дома, или в нём сделать большое благотворительное мероприятие, с привлечением прессы, телевизионщиков, городских властей, представителей школ и ветеранов. То есть максимально распиарить его так, чтобы на этом фоне вопросы о изъятии дома выглядели неэтично.

— Что за мероприятие? — живо заинтересовался Всеволод.

— Любое благотворительное, — пожала плечами я, — это может быть сбор средств для малообеспеченных семей, для детского дома или для дома престарелых… вариантов много. И главное, дать развёрнутые интервью, что назначение этого дома именно для помощи людям….

— А что, это может подействовать, — задумчиво кивнул молодой юрист в клетчатой рубашке.

Остальные два еще сомневались, но я продолжила расписывать плюсы мероприятия, и они заколебались.

— Здесь же самое главное, — пояснила я, — привлечь побольше внимания и показать, как, мол, добрые бескорыстные люди этой Церкви делают вот такие вот добрые дела. Можно даже привлечь журналистов и снять материалы — саму акцию, затем те семьи или тех людей, которым помогли, затем, как у них изменилась жизнь после этого, затем планы Церкви помочь еще большему количеству людей, затем, как проходит привлечение к деятельности молодёжи и как меняются их жизни после этого…

Все посмотрели на Всеволода. Видно было, что ему понравилось, но он всё ещё колеблется:

— На словах звучит это хорошо, — наконец, чуть подумав, кивнул он, — но по сути это гордыня. Господь призывает помогать страждущим бескорыстно. А здесь явная корысть налицо…

Ну вот что ты с ним будешь делать! С чистоплюем этим чёртовым!

Мне захотелось от души выругаться.

Значит, писать письма Гитлеру предшественники сектантов гордыней и грехом не считали, а провести такое мероприятие — это фу⁈ Так, если копнуть глубже, у них все мероприятия и вся их деятельность, да и вся агентурная сеть — это и есть грех и гордыня.

Но как бы я не возмущалась в душе, но изменить закостенелое мышление я не могу.

Поэтому я с как можно более равнодушным видом пожала плечами и, пожелав всем хорошего вечера, отправилась домой.

На выходе меня нагнал Ростислав:

— Любовь Васильевна! — окликнул он меня, чуть запыхавшись, — вы просто замечательно всё придумали! Идея отличная и может круто сработать!

Я вежливо и отстранённо кивнула и посмотрела на него, мол, что ты с меня ещё хочешь.

Ростислав, правильно истолковав мой взгляд, потому что улыбнулся и вздохнул:

— Вот потому я и считаю, что Всеволода и царящие сейчас тут порядки нужно срочно менять. Он закоренелый и негибкий, и его политика уводит нас всё дальше в прошлое. Сейчас жизнь так быстро меняется, и мы тоже должны меняться, идти в ногу с жизнью. А Всеволод живёт прошлыми принципами. Вот как сказали отцы-основатели в начале века, вот так оно должно сто лет подряд и быть, по его мнению… Но это неправильно! Я хочу всё изменить, понимаете? — горячо зашептал Ростислав, — это же для людей всё!

Я посмотрела на Ростислава и сказала:

— Я всё понимаю. Но причём тут я?

— Как это причём? Как причём! — загорячился он, — вы мне можете помочь! У вас хорошие идеи, которые могут многое изменить внутри нашего сообщества! Нужно только убрать Всеволода с его старческим брюзжанием!

Он ещё попричитал, но тут его позвали и ему пришлось уйти.

Я вздохнула спокойно — какой навязчивый молодой человек. Во молодежь нынче пошла, прямо как в моём мире…

А дома, когда уже занималась приготовлением ужина, механически чистя картошку, мысли мои перескочили на более насущные проблемы — нет денег. Точнее не так: ещё немного денег-то есть, остались из заначки Любаши и от её непутёвого мужа как «откупные» за детей. Но эти деньги катастрофически таяли с каждым днём. Зарплаты из ЖЭКа ровно хватало на оплату коммуналки, за электричество и на самые основные продукты. А вот если хочется конфету или сосиску — то уже всё.

И как только люди в это время выживают на такие копейки?

Я уже и забыла, как это. Привыкла к изобилию в моём мире.

Деньги нужны, я же планировала отнести немного в «Хопёр-Инвест». Если подсуетиться быстро — можно успеть небольшой куш сорвать, пока там вся пирамида не завалилась.

Мои мысли прервал приход соседки:

— Тёть Люба, к вам бабка Ивановна! — крикнула Анжелика и ушла в комнату.

— Ивановна, проходите сюда, на кухню, — позвала я, — а то у меня все руки в продуктах.

Старушка-соседка заглянула на кухню и при виде меня расплылась в улыбке:

— Здорово, Любаша. А я смотрю, не было тебя эти дни. И твоих не видно.

— Да мы в село ездили, — пояснила я и принялась перемывать картошку. — Отец и Ричард там остались, а мы вернулись. Мне на работу, а Анжелике к экзаменам готовиться надо. Да вы садитесь за стол, я сейчас ужин поставлю, и мы чаю попьём. Что за новости у нас? Рассказывайте.

— Да какие там новости, — вздохнула старушка. Она сейчас сильно отличалась от той уринолюбивой Ивановны, которая встретила меня у дверей в первый мой день попадания сюда. Теперь она была вымыта, в чистой и опрятной одежде, и, главное, когда её навязчивые мысли типа уринотерапия и лечение керосином ушли, она в принципе оказалась довольно-таки неплохой старушкой. Видно было, что женщины из секты ухаживают за нею вполне добросовестно. И вид у неё был тоже довольный.

— Что, совсем ничего не случилось? — не поверила я, залила в кастрюльку с картошкой воду и поставила на газ.

— К тебе только приходили, — сказала Ивановна.

— Кто? — удивилась я и налила ей чаю.

— Сперва сестра твоя прибегала. Оглашенная, — неодобрительно покачала головой Ивановна, — припёрлась ночью, уже часов двенадцать было, если не больше. И как давай в дверь колотить. Орала, тебя звала. Думала, что ты не открываешь ей.

— А вы не спросили, что случилось?

— Да я даже дверь и то побоялась открыть. В глазок только посмотрела, и то тишком. А то, думаю, я сейчас дверь открою, а она меня заодно пристукнет. Такая злая она была. Хуже Райки.

— А вы не слышали, что именно она хотела и кричала?

— Что хотела — ну так тебя, знамо, увидеть. Звала она тебя по имени. А что кричала — «где деньги, отдавай». В общем, деньги она хотела, чтобы ты ей дала.

— А потом?

— А потом Серёга с первого этажа вышел и шугнул её, — Ивановна шумно отпила чай, отдуваясь.

— И она сразу ушла?

— Ну ты же знаешь Серёгу, он если не выспался — всегда злой. Конечно ушла. Любой бы ушел, если Серёга вышел шугнуть.

— И больше не приходила?

— Да вроде нет, — задумалась старушка и отрицательно покачала головой.

Я и сама задумалась. Выходит, Тамарка сбежала из дурки и прямиком ринулась ко мне. А так как меня не было, то она побежала домой, где пырнула супруга несколько раз ножом. Мда. В общем, мне явно повезло, что я деду дом вернула и в селе с ним была. А то чует моё сердце все эти ножевые ранения могли бы достаться мне.

— Одну секунду, — сказала я соседке, пододвинула ей розеточку с вареньем поближе и выскочила в ванную. Там я посмотрела на себя в зеркало.

И ахнула.

У меня всегда были довольно резко выраженные морщины на лбу и возле крыльев носа. Причем они были у меня всегда, начиная с юных лет. Не знаю, почему так. Возможно, генетика. А, возможно, мы в те времена не особо умели следить за собой. Но как бы там ни было, я сейчас рассматривала себя в зеркале и видела, что на лбу глубокие борозды стали совсем незаметными, а носогубные складки — полностью разгладились.

И этого не может быть!

Я опять посмотрела в зеркало. Но это так.

— Любаша, ты где там уснула? — услышала я голос соседки и со вздохом поспешила обратно на кухню.

— Я вот что ещё скажу, пока не забыла, — сказала Ивановна и, чуть подумав и отхлебнув ещё чаю, добавила. — Потом к тебе ещё и мужик приходил. Вчера.

У меня сердце ёкнуло. Неужто Виталик Н. решил вернуться невзирая, что его принудительно отправили по месту прописки? Вот только этого мне и не хватало.

И что же делать?

Но вслух я спросила:

— С наколками на руках?

— Нет, — шумно хлюпая чаем, замотала головой старушка, — одет очень прилично, в пиджаке и при галстуке. И красивый такой мужик. Видно, что порядочный.

Хм… Кто же это?