— Здравствуйте, Всеволод Спиридонович, — сказала я.
— Присаживайтесь, Любовь Васильевна, — слишком уж пристально посмотрел на меня старейшина. — Разговор нам предстоит непростой.
Ну ладно, не простой, так не простой. Я уселась поудобнее и приготовилась.
Всеволод Спиридонович пил чай с ватрушкой. Мне, кстати, чаю не предложил. Ну и больно надо.
— Так что у вас за интерес такой к нашей штаб-квартире в Бруклине? — прищурился он.
— Вполне закономерный интерес, — с наивным видом развела руками я и чуть-чуть улыбнулась, не сильно, а скорее, чтобы показать доброжелательность.
— Я хотел бы услышать поподробнее.
— Расскажу поподробнее, — покладисто ответила я и принялась озвучивать домашнюю заготовку. — Вы, наверное, уже знаете о моей ситуации?
Старейшина неопределённо кхекнул. Судя по его острому взгляду, я поняла — он знает всё, то есть в основном всё.
Но тем не менее я продолжала отыгрывать недалёкую женщину, замученную бытом:
— Ситуация у меня на сегодняшний день сложилась такая — на руках двое детей, нагулянных, извините, зачатых в блуде и грехе на стороне моим супругом. То есть уже почти бывшим супругом. И этих детей он сбросил на меня, зная, что у меня доброе сердце и мне жалко отдавать их в детдом…
— Давайте ближе к делу, — чуть поморщился старейшина.
— Так я же и рассказываю! — округлила глаза я. — Но у этих детей, есть родная мать. И она живёт где-то в Америке. Вот я и подумала, что через Бруклин я смогу её найти…
— Но вы и так можете её найти, самостоятельно, — поджал губы мужчина.
— Как? Я почти всю жизнь проработала глазуровщиком второго разряда на нашем заводе. Никуда дальше Калинова и соседнего села не выезжала. Денег на заводе не платили, а работа вредная, сами понимаете. Потом устроилась дворником, сейчас вот работаю в ЖЭКе, канализациями занимаюсь, но сами понимаете, там зарплаты хватает только за квартплату и на еду немного. Нам, конечно, мой отец помогает с огорода, но там немного, что там старик поможет, картошка да укроп. А Анжелика поступать в этом году должна, выпускной вечер, платье надо, туфли надо, — я начала монотонно перечислять, краем глаза наблюдая, как мужик постепенно закипает, но вынужден терпеливо всё это выслушивать.
Дверь скрипнула и в неё просунулась голова какой-то женщины:
— Всеволод Спиридонович, — пискнула она.
— Подожди, сестра Инна, я сейчас занят.
Дверь закрылась, а старейшина кивнул, мол, продолжай.
Ну я и продолжила, мне не трудно:
— И вот я и подумала, что найду её и она же родная мать, пусть поможет детям своим. А то и вообще заберёт их в Америку. Что их здесь ждёт? Ничего хорошего. А там они смогут нормально жить… Ещё и мне когда помогут…
— А к Бруклину почему интерес?
— Дык мне журналы дали. Марина дала. «Сторожевая башня» называется, — с лихим, но слегка придурковатым видом, продолжала рассказывать я, — я внимательно всё там перечитала. И там написано, что штаб-квартира находится в Бруклине. И это тоже Америка. Вот я и решила…
— Ясно, — потерял интерес ко мне старейшина, — мы подумаем, чем вам помочь, Любовь Васильевна. А вы походите на собрания наши, изучите Слово Божье. Будете стараться — поощрим вас, в том числе и поездкой. Но скоро у нас международный сбор будет, в областном центре. Будут делегаты в том числе и из Бруклина. Если вы будете прилежно посещать собрания в нашей Церкви, изучать Слово Божье, то у вас будут все шансы туда попасть.
— Вот здорово! — искренне восхитилась я и честно добавила, — я приложу все усилия.
— А теперь идите. И скажите сестре Инне, пусть заходит, — вздохнул руководитель общины.
Примерно через день после всех этих событий, я была вечером дома — решила испечь пирожков. Так-то я стараюсь поменьше злоупотреблять выпечкой, но Анжелика любит. Да и Ричарду в больницу хорошо бы отнести.
Решила я испечь в духовке пирожки с картошкой. Был у меня кусочек сала, так я на нём побольше лука пережарю, с картошкой такая смакота будет, что ой.
Я как раз поставила опару и принялась чистить картошку, как в дверь раздался звонок.
Недоумевая, кто бы это мог быть, ведь Анжелика на репетиции к выпускному, я пошла открывать.
На пороге стоял парень, примерно лет двадцати пяти. Модно и недёшево одетый, но при этом совсем не вызывающе: джинсы-варёнки, свитер «бойз» и джинсовая куртка. Примечательной была и причёска — буйные кудри практически белого цвета, как лён. «Натуральный блондин…» — всплыли в голове прилипчивые строчки из попсы моего времени.
— Любовь Васильевна, — сказал он. — Меня зовут Игорь… я живу в соседнем доме… мать сказала, что вы здесь живёте…
Он окончательно смутился.
— Слушаю вас, Игорь, — кивнула я, но видя, что он замялся, сама ответила на его невысказанный вопрос, — я поняла, кто вы. Заходите в квартиру. Нечего в подъезде такие разговоры вести.
А сама подумала, что увидит Райка, криков не оберёшься.
Очевидно, и сам Игорь так считал, так как вошел в квартиру прям моментально.
— Вы не поверили той расписке, да? Я правильно понимаю? Но всё же червячок сомнения вас гложет? — начала разговор на правах хозяйки я.
— Почему вы так думаете? — окончательно смутился он.
— Иначе вы бы не пришли сюда, — пожала плечами я, — а если бы вы на все сто процентов считали, что я врунья и моя цель сорвать вашу свадьбу, то вы бы поступили так — или пришли бы отругали меня, чтобы я не лезла не в свои дела, или просто не обратили бы внимания на всё это. Но тем не менее вы пришли и ждёте моих пояснений, да?
— Ну, можно и так сказать… — замялся Игорь. — я предпочитаю всегда собирать факты и только потом делать выводы.
— А как же любовь? Любви же чихать на факты, — ехидно прищурилась я, — вон Ромео и Джульетта…
Игорь вспыхнул до самых корней волос, мне стало его жаль, и я перевела разговор из опасной темы…
— Ладно, Игорь, я докажу вам, что это всё правда.
— Как? — нахмурился парень.
— По Станиславскому, — развела руками я, — помните его коронную фразу?
— «Не верю»? — усмехнулся Игорь, усмешка его была приятная, и делала лицо открытым и бесхитростным, почти мальчишеским.
Странно, вот зачем уцепилась в него Райка? Хотя, если посмотреть на его одежду — парень далеко пойдёт. Уже начал идти. Думаю, лет через пять, если его бандиты не прижучат –пойдёт совсем далеко.
Игорь смотрел на меня выжидательно, и я ответила:
— Есть ещё одна фраза. И тоже известная. «Не сказать, а показать».
— Ну, показывайте, — кивнул Игорь.
— У вас есть минут сорок времени? — спросила я, — само «показывание» будет недолгим, просто идти туда минут пятнадцать, если не больше.
— Я на машине, — коротко сказал Игорь.
— Отлично, — улыбнулась я, — тогда идём смотреть?
Игорь кивнул.
— Минуточку только подождите, — велела я, — тесто переставлю, а то опару на пирожки поставила.
— В машине подожду, прогрею пока, — ответил Игорь и вышел.
А я пошла на кухню. Переставила тесто, вытащила из холодильника фрукты, перемыла, затем налила в баночку домашнего супчика из курочки (а то знаю я, какое там питание, в больнице этой), обмотала баночку махровым полотенцем (чтобы не остыл супчик-то), сложила всё в сумку, и вышла вслед за Игорем во двор.
— Сюда! — он высунулся из окна белых «Жигулей» и махнул мне рукой.
Ну ладно. Я села в машину, порадовавшись, что соседские старушки-веселушки сейчас не на боевом посту и не видят мою предсвадебную диверсию.
Сомневалась ли я, что могу расстроить чужую свадьбу? Разрушить чужую семейную жизнь? Нет, я была уверенна, что делаю абсолютно правильно. Игорь этот, сразу видно, хороший парень из порядочной семьи, тяжело работает, тянется, не алкаш какой-нибудь. Толковый он. А вот Райка… здесь другая история. И вот я всегда смотрю на большинство парочек и искренне не понимаю, почему, если хорошая девочка, то ей обязательно или алкаш, или лодырь попадётся. Или вообще такой, что колотить её будет. И наоборот, если парень хороший, то обязательно его какая-то стервочка подцепит и потом всю жизнь из него веревки вьёт, пока он после сорока лет от инфаркта благополучно не свалится. А она потом по курортам его накопления поматывает с молодыми любовниками.
— Куда едем? — спросил Игорь, прервав мои мысли. Он был хмурый и напряженный. Естественно, ведь, по сути, сейчас решалась его судьба.
— В больницу, — ответила я.
И мы поехали.
Больница встретила нас привычным шумом и специфическими запахами. Я-то уже привыкла, а вот Игорь страдальчески морщился. Я знаю, что мужчины не просто не любят все эти больничные дела, но часто даже панически боятся, начиная от уколов и всего остального.
Поэтому решительно потащила полностью деморализованного и вяло трепыхающегося Игоря за собой наверх.
— Вы куда? — строго спросила дежурная медсестра.
— К Ивановне, — ответила я, — она тут с почками. С улицы Комсомольской. Мы проведать.
— Что же вы за всё время ни разу её не проведали? — попеняла мне немолодая санитарка, — её как привезли, так и всё. Даже переодеться не во что…
Мне стало стыдно, забегалась и совсем позабыла о старушке. Но, с другой стороны, у неё же есть племянница, как-никак, поэтому я, больше для Игоря, сказала:
— Да я соседка её. А у неё племянница есть. В квартире её живёт. Я ведь даже не знала, что Рая её не проведывает…
— Знаем мы таких племянниц, им лишь бы чужое жильё захапать, — проворчала уборщица, которая протирала пол, — проходите давайте тудой, неча по помытому.
— Ага, надеялась, видно, что старушка быстренько переставится, — хохотнула и себе дежурная, — Но Ивановна у нас боевая, она ещё всех своих племянниц переживёт…
— Ага, до седьмого колена, — рассмеялась уборщица и шустрее завазюкала шваброй.
И взглянула на Игоря, тот стоял красный, как рак.
— Так мы пройдём? — спросила я и уточнила, — я супчик куриный ей взяла. Ей же можно?
— Уже можно, — кивнула дежурная, — только пусть по чуть-чуть ест, а то с голодухи может вспучить. На казённых харчах совсем она исхудала, бедняга. Нас не больно-то и финансируют, а оно же для выздоравления и молочка хочется, и вкусненького.
Дальше я слушать словоохотливых сотрудниц не стала и потащила Игоря в палату.
В этом помещении находилось человек десять женщин разного возраста и степени тяжести. Некоторые спали, другие лежали и тихо стонали, кто-то стоял у окна и смотрел на деревья в больничном дворе. На ближайшей к нам кровати сидела девушка в очках и читала книжку.
— А Ивановна где лежит? — тихо спросила я её.
— О! Так вы к Ивановне! — обрадовалась девушка, — как хорошо! А то к ней единственной никто не приходит. Мы тут уже всей палатой её подкармливаем, но ей же и переодеться нужно, и постирать вещи…
— Так где она? — прервала я поток словоизлияний девушки.
— Вон, — махнула рукой девушка, — На крайней койке, лежит.
Я проследила взглядом и увидела соседку-старушку, которая столбиком лежала на кровати и безучастно смотрела в потолок.
— Идём, — сказала я Игорю, который всё уже понял и не знал, куда деваться, так ему было не по себе.
— Да я понял уже, — вяло попытался отбиться от меня он, — давайте я пойду. Я вас в машине подожду.
— Э нет! — строго сказала я, — вы же после свадьбы планировали жить где? В квартире Ивановны небось? А старушку куда? Вы почему её не проведываете? Это же элементарная…
— Да я и не знал, — пробормотал тот.
— Не знал, или не хотел знать? — безжалостно отрезала я. — Нет уж, пошли.
— Но…
— Не только эта старушка пострадала от Райки, но и я, и двое детей-сирот, которые у меня на руках, — безжалостно сказала я, — поэтому уж будь добр всё послушать и сделать выводы. У меня, можно сказать, кроме тебя и защиты от неё никакой нету. И у сироток. И у этой несчастной бабушки. Так что пошли!
И я потащила Игоря к Ивановне (сама, кстати, не заметила, когда перешла к нему на «ты»).
— Здравствуйте, соседушка! — радушно поприветствовала я Ивановну, — а мы тут как раз мимо проезжали и решили к вам заглянуть. Как ваше здоровье?
— Ой, Любка! — всплеснула руками старушка и аж подорвалась с кровати от радости. Куда и исчез её равнодушный тоскливый взгляд.
— А мы тут вам супчика принесли, — сказала я, выставляя еду на тумбочку. — Медсестра сказала, что вам уже можно. Супчик с курочкой. Когда вас выписывают?
— Ой, Любушка, — запричитала старушка, следя жадным взглядом за баночкой с супом. — Они говорят, что скоро уже можно, но надо, чтобы за мной кто-то поухаживал. Я сама себе уколы делать не могу, на глаза слаба стала. И таблетки пить забываю. И стирать, убирать не смогу…
Она немного попричитала и сказала:
— Ты рассказывай, как дела там у нас, а я пока твой супчик попробую. Я уже так давно такое не ела. У нас же тут кормят сама знаешь как.
Она схватила баночку и принялась так споро мотылять ложкой, что у меня чуть сердце не остановилось от жалости.
Игорь тоже следил за нею со смесью острой жалости и ужаса.
— Вы, Ивановна, сильно на еду не налегайте, — попыталась отобрать баночку я, но куда там.
— Да я и не налегаю, — торопливо глотая, сказала старушка и быстренько закинула еще пару ложек в рот.
— Нет, Ивановна, вы супчик-то оставьте. Никто его, кроме вас, есть не будет, — строго сказала я, — а через часик еще похлебаете.
— Угу, — печальным взглядом проследила как я закрываю баночку крышкой, Ивановна.
— Так вы уж спросите, когда вас выписывают, ладно?
— Спрошу, — кивнула Ивановна.
Я рассказала ей пару дворовых новостей и на этом мы с Игорем откланялись.
— Я вам завтра пирожков принесу. С картошкой, — пообещала я.
— Ты это… Любушка, — смущённо стрельнула глазами на Игоря старушка, — ты не можешь мне одежду принести? Там, в шкафу, на средней полке у меня чистые панталоны и рубашки. А то это уже совсем заносилось. И мыла бы. Здесь нету мыла. Я два раза у Олечки брала, но её выписали. Так я так, под краном стираю. Лишь бы воду знало. Но надо бы мылом.
У меня аж ком в горле застрял. Чуть продышавшись, я твёрдо сказала:
— Завтра и принесу всё. Что-то ещё надо? Халат, может?
— Постельное чистое надо, — вздохнула Ивановна, — здесь своё надо, а меня, вишь, совсем никакую привезли, выдали вот это, но санитарка ругается уже… И это… Любаша, а можно я твоё полотеничко это пока попользую? У меня вон какое.
Она махнула рукой на сиротливо висящее на спинке кровати некогда белое вафельное полотенце с синей больничной печатью.
— Конечно берите! И остальное принесу, не переживайте, — сказала я, — все ваши гигиенические принадлежности принесу. И вот ещё я фруктов взяла. Так вы смотрите. Если можно — сами ешьте. Если нельзя — то медсестре какой надо, или санитарке подарите. Всё-таки они сколько с вами возились.
Я положила пакет с фруктами в тумбочку.
— Ой спасибо тебе, Любушка, — рассыпалась в многословных благодарностях Ивановна.
Еле-еле мы оттуда с Игорем вырвались.
Домой ехали в молчании.
Наконец, когда заехали во двор, я сказала:
— Ну что, Игорь, убедился?
Он что-то нечленораздельное пробормотал.
— Сам же видишь, как она о старушке заботится. А ведь это родная тётя. И в её квартире она уже заселилась и живёт. А теперь у меня деньги вымогает. Грозит в опеку написать, чтобы сирот забрали в детдом.
— Мда… — хрипло произнёс Игорь.
— Ладно, Игорь, выводы делай сам, — я открыла дверцу, — всего доброго!
— А вы сейчас куда? — решительно спросил Игорь.
— Ну… сперва пойду домой, наберусь храбрости, а потом попытаюсь прорваться в квартиру Ивановны, хотя сомневаюсь, что Райка меня пустит. Но хоть попробую. А дальше будет видно. Если пустит, соберу бабке постельное, одежду там, расчёску, платочек чистый. А если не пустит, буду среди своих вещей что-то смотреть. Только я вишь, толстая, боюсь Ивановна утонет в моём халате.
Я вышла из машины и захлопнула дверь.
Следом хлопнула противоположная, оттуда выскочил Игорь:
— Любовь Васильевна! — решительно сказал он, — я с вами! Поставим все точки над «i»!