Баба Люба. Вернуть СССР-2

Глава 24

— Любовь Васильевна, — доброжелательно улыбнулась мне Зоя Григорьевна, миловидная крашенная блондинка лет под пятьдесят, с такой пышной грудью, что пуговицы от мохеровой кофты казалось вот-вот поотлетают.

Зоя Григорьевна была заведующая детским домом и, судя по фенотипу, относилась к представителям коренных малочисленных народов. И вот уже полчаса она всячески меня охмуряла, пытаясь подсунуть вместо Белки других детей.

— Вы же понимаете, что там целый букет всего? — доверительно посмотрела она на меня и в её узких глазках вспыхнул жгучий интерес. Вот только мне и самой интересно стало, что за интерес у неё такой.

— Я всё понимаю, Зоя Григорьевна, — кивнула я, — спасибо вам огромное, за такое доверие. Но дело в том, что двух старших детей, из этой семьи я уже взяла под опеку. Поэтому мне нужна именно Белка.

— Вот у нас есть Павлик, такой хороший ребёнок, — словно не слыша меня, не сдавалась заведующая, — стихи читать любит, из пластилина красивых животных лепит. Особенно зайчики у него получаются. Замечательный мальчик, уж поверьте! У вас с ним никаких проблем не будет.

— Да у меня и с Белкой проблем не будет, — развела руками я.

— Ну, не скажите, — покачала головой заведующая, — там такая генетика.

— Нормальная там генетика! — отмахнулась я, — это же дети моего бывшего супруга.

— Да, я знаю, — кивнула Зоя Григорьевна, — но поверьте…

— Зоя Григорьевна! — я решила использовать свой самый «козырный» аргумент, — поймите меня правильно. Только, между нами, это. Хорошо?

Зоя Григорьевна кивнула. Глаза её заблестели от еле сдерживаемого любопытства.

— Понимаете, на Анжелику и Ричарда, Скороход, ну, в смысле, мой бывший, дает хорошее содержание. Понимаете?

Зоя Григорьевна кивнула. Она всё понимала.

— Но Анжелика сейчас уже заканчивает школу, сдает последние экзамены и поступает в училище. То есть она отделяется (о том, что она всего лишь девятиклассница, я скромно умолчала). — И я хочу взять взамен их третью сестру — Изабеллу. Теперь вы меня понимаете?

— Вы не хотите, чтобы бывший супруг уменьшил содержание! — догадливо сказала Зоя Григорьевна.

На самом деле у меня были совсем другие мотивы: начиная от того, что было жаль больного ребёнка, который являлся сестрой моим детям, до долгоиграющей стратегии, связанной с моей миссией в этом мире.

Но говорить об этом алчной и недалёкой заведующей я не собиралась.

— Понимаю, — покивала она, — ну тогда я не буду тратить своё и ваше время и уговаривать взять Павлика. Будем оформлять документы.

— Будем, — расцвела улыбкой я и добавила, — а можно я посмотрю на неё?

— На кого? — удивилась та.

— На Изабеллу.

— Ещё насмотритесь, — отмахнулась она равнодушно.

— Но всё же я бы хотела её увидеть, — строго сказала я и под обложку журнала, который одиноко лежал на столе заведующей, легли сто долларов.

— Я думаю, что это вполне возможно, — внимательно проследила за траекторией купюры Зоя Григорьевна и подчеркнула. — Наверное…

Я добавила ещё пятьдесят.

— Да, вполне возможно, — широко улыбнулась заведующая и быстренько нажала на кнопку коммутатора:

— Альбина Климовна, зайдите ко мне! — велела она строгим голосом.

Буквально через пару минут в кабинет вошла пожилая женщина с морщинистым лицом. Длинное национальное платье женщины терялось под вязанной крючком шерстяной шалью, которой она накрыла плечи.

— Альбина Климовна, проводите Любовь Васильевну к Изабелле Рочевой.

— Но Зоя Григорьевна… — многозначительным голосом начала женщина, но заведующая её прервала:

— Альбина Климовна, вы меня слышали!

Альбина Климовна тяжко вздохнула, и в этом вздохе выражался весь её протест. И, переваливаясь, повела меня из кабинета. Она сильно хромала на одну ногу, так что шли мы долго по узким коридорам, пропахшим убежавшим молоком, хлоркой и детской мочой. Так что я вполне успела налюбоваться стенами, украшенными корявыми детскими рисунками на тему «Мой мир», «Моя страна», «Наше счастливое детство».

— Вот! — неодобрительно сказала Альбина Климовна и распахнула передо мной дверь. — У вас пятнадцать минут.

Она остановилась в дверях и буравила меня глазками.

— Альбина Климовна, — тихо сказала я, — вы не беспокойтесь. Я же всё равно её возьму. Так что ничего плохого я ей не сделаю.

Женщина нахмурилась, немного подумала, затем кивнула и ушла по своим делам.

А я шагнула в комнату и замерла в нерешительности — на кровати со сбитым одеялом полулежала-полусидела очень худенькая, до синевы, девочка лет четырёх-пяти и рисовала. При виде меня она удивлённо распахнула огромные черные глаза:

— Ты моя мама? — просто спросила она.

— Да, — ответила я и заплакала.

Вечером ко мне на квартиру припёрся Скороход. Я как раз закончила складывать документы по порядку, согласно тому списку, что выдала Зоя Григорьевна. Когда задребезжал звонок на входной двери, Валентина Анатольевна недовольно крикнула:

— Любовь Васильевна, это к вам пришли!

Я вышла в прихожую и сильно удивилась, обнаружив бывшего любашиного супруга.

— Ты чего? — спросила я.

— Как дела продвигаются? — вопросом на вопрос ответил Скороход.

— Смотря какие дела, — пожала плечами я, — ты разве из-за этого пришел? Узнать, как у меня дела?

— Нет, — нахмурился он и добавил, — ты бы не занималась ерундой, Люба, я тебе говорю.

— Спасибо за беспокойство, Пётр, — ответила я, — но позволь уж мне самой дальше решать…

— Ты не понимаешь! — вскинулся он.

— Если ты пришел только за этим, то уходи! — я уже начала терять терпение, то меня эта заведующая мариновала почти час, теперь этот пришел. И все за меня прям очень беспокоятся. А судьба худенькой черноглазой девочки никого не интересует.

— Да подожди ты, Люба! — сказал Скороход и вытащил из кармана куртки свёрток, обёрнутый в газету и перевязанный простой резинкой от трусов. — Вот.

— Что это? — я не спешила брать непонятно что в руки.

— Да деньги это, — нахмурился Скороход и понизил голос до шепота, — Анжелка там поступает, выпускной у неё, платье надо. Сама же говорила.

— Говорила, — изумлённо кивнула я, забирая свёрток, — спасибо тебе, Петя.

— Это тебе спасибо, — вздохнул Скороход. Он ещё хотел что-то добавить, но посмотрел на меня, ещё раз кивнул и вышел стремительным шагом.

А я осталась растерянно стоять перед открытой дверью с газетным свёртком в руках.

И вот что это только что было?

Но стоило только вернуться к себе, как началось.

— Так вот почему ты с нами напросилась! — обличительно заявила Валентина Анатольевна — свои личные дела за счёт нашей общины порешать решила!

— Мои личные дела вас не касаются, — ответила я и ушла к себе в закуток.

Не слушая ворчание Валентины Анатольевны, которой вторил визгливый голос Зинаиды Петровны, я плюхнулась на кушетку, где спала, и развернула газету. На одеяло выпали три увесистые пачки денег.

А ничего так, щедро решил помочь своим детям Скороход. Интересно, совесть проснулась, что ли? Я пожала плечами и задумалась.

Сейчас я сидела в чужой квартире на чужой кушетке, застеленной застиранным постельным бельём. Рядом с моим тапочком пробежал большой рыжий таракан. Меня аж передёрнуло. Жутко боюсь тараканов. Сама не знаю почему. Но боюсь ужасно. В квартире было не так, чтобы и жарко, но как-то душно, не хватало воздуха. Очень хотелось горячего чаю со сладким вареньем. Или хотя бы просто горячего и очень сладкого чаю. Чай на кухне был, сахар тоже. Но вот как подумаю, что потом придётся одеваться и бежать по холодине в туалет на улицу, так уже никакого чаю и не хочется.

Я вздохнула и спрятала деньги в банку из-под засохшего «бустилата», в чулане. Авось не найдут. Держать деньги в своей сумке я почему-то интуитивно не решилась.

На улице был не дождь, а ливень. Город накрыло серой пеленой воды, которая буквально падала сверху. Сегодня было моё дежурство. Предпоследний день тут, в Нефтеюганске. И завтра уже домой.

От этого на душе потеплело.

Как же меня здесь всё задолбало!

Нет, так-то город, природа — всё это мне нравилось. Какой-то эдакий суровый местный колорит во всём. Немного экзотики явно не помешает. Но вот делить одну квартиру с этими тётками — выше моих сил.

Как же они меня выбешивали. Особенно своими придирками по мелочам. Я-то и сама такая, что могу ого-го как морально пнуть. Но в данный момент, мне разводить скандалы не с руки. Мне эти люди, и вся эта секта, нужны для достижения моих целей. Поэтому приходилось брать свои эмоции в руки и молча терпеть, пытаясь сглаживать откровенно хамские наезды.

Вот и сейчас, у меня весь день дежурство по кухне. Так бабоньки явно расстарались и специально использовали почти все наши продукты по максимуму. А из чего мне теперь готовить — непонятно.

Я вздохнула.

Пошарилась «по сусекам». Обнаружила остатки геркулеса. Вот и ладненько. Прямо как чувствовала, ещё в первый день, по приезду, заныкала банку сгущенки «на чёрный день». Поэтому на завтрак сварила молочную кашу со сгущенкой, поставила чайник, сделала заварку.

Когда народ потянулся на кухню завтракать, у меня уже было всё готово.

— А Нина Ивановна оладушками нас кормила, — язвительно заметила Валентина Анатольевна, — А Маша делала омлет. Зато теперь какую-то непонятную кашу приходится жевать.

Она демонстративно скривилась, но доела всё до грамма и отложила ложку.

Хоть мне и хотелось ответить ей в таком же духе, но я лишь добродушно спросила:

— Добавки?

Не увидев, что ее слова попали в цель, Валентина Анатольевна побагровела и поджала губы. Дальше завтракали молча.

Когда все наели и оставили мне гору грязной посуды, Зинаида Петровна переглянулась с остальными бабоньками и сказала:

— Сегодня на обед мы будем в краеведческом музее, а вот что у нас на ужин? Надеюсь, не каша опять.

И ехидно так хмыкнула.

Я не стала заострять внимание, что кроме круп, больше ничего нету. Всё подъели.

Ладно, будет день, будет пища.

Когда все ушли на мероприятия, я быстренько перемыла посуду, вынесла помои и понеслась в детский дом.

Не буду описывать всю эту бюрократическую суету. Скажу лишь, что я таки всё это преодолела. Где хитростью, где презентами, где нахальством.

Но преодолела!

А вот из здания я вышла в растерянности. Сумка с вещами Изабеллы была хоть и небольшая, но довольно увесистая. Больше всего места занимали костыли. И саму Изабеллу я держала на руках. Как я это всё допру — не представляю. Расстояние отсюда и до нашей квартиры немаленькое. Я уже подумывала о том, чтобы оставить вещи здесь, отнести Изабеллу, а потом вернуться. Но меня останавливало то, что я боялась оставлять ребёнка одного в чужой незнакомой квартире. Вдруг еще испугается. Или что-то сделает.

Кроме того, я тогда не успею приготовить ужин. И бабы сожрут меня.

Ужин! Чёрт! Я забегалась со всеми этими делами и совсем забыла сходить в магазин. Хоть обеспечение в магазинах здесь было крайне плохое, но хоть выпечку прикупила бы. Пирожков там каких, или тех же рыбных консервов.

А чем теперь их кормить — не представляю.

Я толкнула дверь и, придерживая притихшую Изабеллу, вышла на улицу.

— Люба! — из «Урала» спрыгнул Скороход и протянул руки к девочке, — давай помогу.

— Пётр? — удивилась я, — что это на тебя нашло?

— Прекращай, Люба, — нахмурился он, — я хоть и скотина, но не настолько же.

Я вздохнула.

Скороход высадил Изабеллу в кабину, подсадил меня, закинул сумку, сел на своё место и машина плавно тронулась.

— Домой? — спросил он.

— Слушай, Пётр, — у меня возникла спасительная мысль, — а ты не можешь мимо продуктового магазина проехать?

— Могу, — кивнул он, — а что тебе надо?

— Да вот, бабы специально поставили меня последней дежурить, — прорвало меня, и я начала жаловаться, — а продукты, что мы с собой привезли, все использовали. А сегодня я должна приготовить ужин. И мне совершенно не из чего. Не знаю, что делать. Нас шестеро.

— Мда, калиновские бабы не меняются, — хмыкнул Скороход и протянул Изабелле ириску «Тузик».

— Шпашиба, — торопливо сунув конфету в рот, прошамкала Белка.

— На здоровье, — сказал Скороход, стараясь не смотреть на девочку.

— Ириски вредно для зубов, — назидательно сказала я.

— Зато вкусно, — хмыкнул Скороход и вдруг сказал, — в магазине ты ничего не купишь. Особенно сейчас. Только хлеб.

— Почему особенно сейчас? — не поняла я.

— Завоз давно был, — пояснил Скороход. — Следующий аж через месяц будет.

— И что делать? — без всякой надежды спросила я, понимая, что сегодня будет эпический провал, за которым последует очередной скандал от баб.

— Что делать, что делать, — ворчливо перекривил меня Скороход, — слушаться меня и отставить панику. Сейчас немного прокатимся.

Он свернул куда-то на боковые улочки, немного поплутал и уже через минуту мы выехали к балкам и бочкам.

Неужели тут живут люди? — удивилась я. В таких условиях.

«Урал» чихнул и остановился возле неприметного балка, вросшего в землю по самые окна.

— Жди! — отрывисто сказал Скороход и спрыгнул с кабины.

— А куда дядя пошел? — спросила Белка.

— Если бы я знала, — вздохнула я. — В домик пошел

— А зачем?

— Решил сделать сюрприз, — решила я.

Скорохода не было примерно минут десять. Я уже устала ждать. Белке я рассказывала сказку о Золушке, поэтому она ждала нормально. А я прямо ёрзала, ведь ужин готовить надо, а я вместо этого сижу тут непонятно зачем.

Но через десять минут Скороход появился, и я даже забыла, что собиралась ругать его.

— Вот! — сказал Скороход довольным голосом и продемонстрировал мне две огромных рыбины. — Муксун. Так-то хорошо бы малосолку из него сделать, но к ужину не успеешь. Поэтому мой совет — просто пожарь. Сейчас заедем ещё свежего хлеба купим и всё будет хорошо.

Я расцвела.

Нужно ли говорить, что бабоньки и Ростислав сожрали всё до крошки и придраться у них к сготовленному мной ужину не получилось?

Самолёт оторвался от земли, и я поправила свою кофту, которой укрывала спящую у меня на руках Изабеллу. Конечно она тяжелая, но зато мы сидим. И тут Скороход помог с билетом. А вот бабонькам и Ростиславу сидячих мест не нашлось, и они всю дорогу, пока самолёт будет лететь — стояли.

Хотя не только они. Между рядами стояла куча людей. Все были груженныебаулами и сумками. И стояли в проходе прямо с ними. Я уже и отвыкла от того, что в девяностые в самолётах летали не только сидя, но и стоя.

Свой мини-план по Нефтеюганску я выполнила. Причем, считаю, что успешно.

Я поправила свёрнутую в виде подушечки куртку, на которой спала Изабелла и посмотрела в окно. Самолёт летел между белоснежными перистыми облаками в два слоя, земли внизу не было видно.

Скоро я буду дома.

Я удовлетворённо вздохнула. Устала. Столько всего, а я не резиновая. Устала жутко. Но даже не от необходимости воевать с тупой заведующей детдома за каждую бумажку, а от необходимости постоянно жить с этими женщинами. Вымотали они мне нервы изрядно. Но я перетерпела и преодолела.

Теперь этот большой предварительный этап закончен. Я устроилась (более-менее), я сейчас имею неплохие деньги (да, с долларами еще не всё понятно, вдруг кто-то не поступит и придётся вернуть, но какая-то часть всё равно останется. И плюс Скороход неплохо так подкинул. Хватит надолго. А завтра ещё схожу в «Хопёр-Инвест», как раз время подошло, и я не я, если не отожму у них свои деньги и плюс двойные проценты.). Детей собрала в кучку, нелюбимого супруга отшила, квартира моя, работа какая-никакая, но есть.

Теперь мне предстоит следующий шаг — активное наступление. И одновременное формирование команды.

А уже этим же вечером я входила в квартиру, прижимая Изабеллу к себе:

— Анжелика! А вот и мы! — сказала я.