Глава 17

Надо думать, формально дом лорда Дауни представлял собой единый комплекс. Он занимал несколько акров площади, с трех сторон огороженной высокой стеной; четвертая сторона выходила на океан. Здешнее сооружение ничем не напоминало жилище английского лорда. Территория была поделена на части, застроенные несколькими корпусами. Каждый корпус представлял собой долговязый дом на сваях, выкрашенный в какой-нибудь яркий цвет: голубой, зеленый или розовый. В центре располагался главный особняк: черная приземистая «жаба» из стекла с длинной и тонкой башенкой на макушке, явно навеянной башней Спейс-Нидл в Сиэтле. От главного корпуса радиально разбегались огороженные сеткой дорожки, ведущие к другим постройкам. Надо сказать, усадьба, над которой покорпел какой-то знаменитый архитектор-датчанин, производила странное впечатление, этакий плод больного воображения. Барбара рассказывала, что проект получил все мыслимые и немыслимые премии. В главном корпусе на видном месте в рамочке висела вырезка из журнала «Аркитек дайджест», в которой всячески расхваливалось данное творение. Как сейчас помню: «органически вписывается в окружающий ландшафт». Лично я не заметил здесь ничего, что бы «органически вписывалось в ландшафт»; легче было представить, что на дюны рухнул космический корабль из конструктора «Лего». Когда мы добрались до дома, уже смеркалось.

— Эй! — крикнул я что было мочи. — Есть кто дома?

Лорд Дауни временами приходил в себя и снова проваливался в небытие, безвольно поникнув у меня на плече. Ближайшая постройка стояла на высокой дюне, довольно крутой и сыпкой. Я не заметил здесь ступенек, которые бы «органически вписывались в ландшафт», так что путь наверх оказался неблизким: я то и дело оскальзывался и скатывался назад. Но вот мы у вершины, увенчанной каменной площадкой. Пока я переводил дух, из-за живой изгороди вышла молодая женщина немногим за тридцать — стройная яркая метиска в белой блузе без рукавов и шуршащей юбке в цветочек. Она опустилась рядом со мной на колени и нежно взяла в ладони голову лорда Дауни. Тот не шелохнулся. Незнакомка посмотрела на меня. Гладко зачесанные назад волосы были собраны на затылке в тугой пучок, большие миндалевидные глаза излучали теплоту.

— Что с ним?

— Надеюсь, ничего страшного. Истомился, уложить бы его.

— Идемте со мной, — пригласила незнакомка, и мы направились к дому по обросшей диким виноградом дорожке. Моя спутница двигалась весьма проворно. У этой стройной женщины были довольно полные бедра, которые свободно колыхались под просторной юбкой. Сзади весьма приятное зрелище.

Мы миновали пустой плавательный бассейн с одиноким глиняным херувимчиком на фонтане. Прошли мимо запущенного розового сада, который уже давно отцвел. Пересекли сад скульптур — по крайней мере я предположил, что это задумывалось как сад скульптур; впрочем, здесь не было смелых полководцев на горячих скакунах и обнаженных красавиц римлянок с глиняными кувшинами. На высоких белых пьедесталах стояли, освещенные яркими лампами, выточенные из камня эллипсы, кубы и пирамиды. Я будто оказался в трехмерном учебнике геометрии.

Вот перед нами и главный корпус. Моя спутница нажала какую-то кнопку на стене, и стеклянные двери с мягким урчанием плавно разъехались. Мы вошли в ту самую гостиную, где когда-то лорд Дауни принимал нас с Барбарой. Комнату наполнял душный спертый воздух — у них либо неисправный кондиционер, либо устройство внутреннего климата давным-давно морально устарело.

Я уложил лорда Дауни на кожаный Г-образный диванчик. Старик даже не шелохнулся, хотя дышал ровно — забылся глубоким сном.

— Я на минутку, — сказала незнакомка и вышла.

Я огляделся. Комната заметно обеднела по сравнению с тем, что было пару лет назад. Да, тут по-прежнему стояли книжные полки во всю стену с библиотечной лесенкой на колесах. А вот большой концертный рояль исчез. Когда-то, выпив по мартини, Барбара с лордом Дауни подсаживались к «Стейнвею» и устраивали домашний концерт; хозяин играл, гостья пела, а я мурлыкал, делая вид, что уже слышал этот мотив.

На противоположной стене виднелись большие яркие контуры от картин — здесь когда-то висело три полотна одного местного живописца, Жамали. Врать не стану, в искусстве я не знаток — отличу Ван Гога от Нормана Рокуэлла, но не больше, — однако этого художника я знал. Жамали вырос во Флориде, что-то в нем было от индуса, они с Барбарой вращались в одном кругу. Она-то и познакомила художника с лордом, и тот приобрел целую серию картин под названием «Женщина дарит рождение миру». На самом деле работы были куда достойнее, чем это название, и гостиная без них заметно опустела.

На стеклянном журнальном столике были расставлены фотографии в рамочках: черно-белые, еще со времен военной службы лорда, когда он, молоденьким франтом, восседал на боевом слоне; на других снимках он запечатлен с друзьями на лужайке для крокета; фото, где достопочтенный джентльмен позирует с красивыми ухоженными леди. Самая большая фотография, похоже, была сделана совсем недавно, в этом самом доме — на заднем плане расстилались дюны и океан. На ней, взявшись за руки, стояли двое: лорд Дауни и гибкая грациозная лань с длинными темными волосами, распущенными по плечам. Они держали по бокалу с шампанским и смеялись.

— Где вы его нашли? — Незнакомка вернулась с мокрым полотенцем и бутылкой чистой питьевой воды. Она опустилась перед лордом на колени и стала отирать его лицо от песка. Хотела дать ему попить, но старик не проснулся. Тогда метиска подняла голову и взглянула на меня своими глазищами.

Я рассказал, как заметил в волнах утопающего старика и выволок его на берег.

— Похоже, бедолага не понимал, что происходит. Он принимает какие-то препараты?

— Да нет, ничего такого. Лекарство от артрита, и все.

— А вы кто, сиделка?

— Нет, но я за ним ухаживаю. — Она подала мне руку. — Кларисса Персиваль.

— Зак, — ответил я, пожимая хрупкую ладонь. — Зак Частин.

Собеседница пристально посмотрела на меня:

— Постойте, да ведь вы друг Барбары Пикеринг?

Я кивнул, и ее лицо озарила улыбка.

— Мисс Пикеринг обмолвилась, что вы приезжаете. Она как раз на днях к нам заходила. Хозяин так обрадовался. Ему даже вроде бы лучше стало, а потом снова…

Лорд с искаженным от ужаса лицом резко сел на постели.

— Бирма! — закричал он. — Где она? Где Бирма?

Он растерянно озирался, не замечая ни меня, ни Клариссы. Метиска подсела к нему, опустила ладони на морщинистые щеки, будто мать, ласкающая дитя.

— Смотрите на меня, — проговорила она еле слышно, почти шепотом. — Смотрите на меня.

Лорд взглянул на нее и тут же угомонился. Эти глаза были способны усмирить демона.

Кларисса помогла лорду прилечь на диван, погладила его по лицу, и старик вскоре заснул.

— Когда я вытаскивал его из воды, он кричал то же самое, — припомнил я. — Что это за Бирма?

— Бирма — его дочь. — Кларисса кивнула в сторону большой фотографии на журнальном столике. — Вон она.

— А дочь здесь живет?

— Наведывается временами, когда ей удобно.

По тону собеседницы я понял, что к этой теме не стоит проявлять чрезмерного интереса. Кларисса встала, протянула мне руку, красивую и нежную.

— Я безмерно вам благодарна, господин Частин, — сказала она. — И все же сейчас я бы попросила…

— Да-да, пора. Мне еще Барбару найти надо.

— Так вы еще не виделись?

— Нет, я лишь с час как на остров прибыл, а у нее съемки на пляже.

— Ах да, какая прелесть! Я столько слышала. Наших девушек взяли моделями, им так нравится. Говорят, очень интересно сниматься, да еще у знаменитого фотографа. Кажется, его зовут мистер Геннон?

— Он самый, единственный и неповторимый.

— Девчонки говорят, что каждая рядом с ним чувствует себя звездой. Очень обходителен.

— Наслышан, — сказал я. — Не провожайте меня, я сам.

Я направился к раздвижным стеклянным дверям, но Кларисса меня остановила.

— Нет-нет, пожалуйста, с парадного входа. — Мы прошли через всю гостиную и оказались в холле с дверью из нержавеющей стали, какие бывают у больших морозильных камер. — А то там, в дюнах, шею, не ровен час, сломаешь.

— Тогда почему датчанин, архитектор ваш, не посчитал нужным пристроить в этом месте лестницу?

— Наверное, были у него какие-то соображения на этот счет. У нас и окна во всем доме задраены.

— То есть как это «задраены»?

— Они не открываются — только видимость, что окна. Целыми днями кондиционер гоняем. Вы не представляете, сколько набегает за свет. Вам ведь тут жарко было? Так вы уж меня простите, привыкла, сама не замечаю.

— Ну что вы, очень уютная теплая атмосфера, — сказал я. — Даже расслабляет.

Когда я выходил, Кларисса сдержанно мне улыбнулась. Солнце зашло, и на улице было даже прохладнее, чем в доме.

— Доброй ночи, господин Частин. Передайте от меня привет мисс Пикеринг.

— Непременно. Как только с ней увижусь, — сказал я.

Загрузка...