Багамарама

Глава 46

Когда я вошел в полицейский участок, Бриндли слушал полицейскую волну. Рядом на столе лежали шлем и фланелевый лоскуток. Я взял каску в руки, повертел в руках и сказал:

— Извини, Бриндли, но до зеркального блеска еще тереть и тереть.

Тот насупился и отобрал у меня свою игрушку.

Я спросил:

— Где Педерсон?

— Обождите, — буркнул Бриндли.

Направился к двери с надписью «Для служебного пользования» и зашел в пристроенный к зданию гараж, где два дня назад я наткнулся на труп Геннона. Бриндли прикрыл за собой дверь, но пару секунд спустя показался снова и возвестил:

— Пройдемте, инспектор вас ждет.

Я зашел в гараж. Тяжелые гаражные ворота были подняты, и помещение заливало ярким светом. На колодках стояла коляска для гольфа, а Линфильд Педерсон сидел рядом на корточках и ковырялся с отвертками и ключами. При виде меня он встал и отряхнулся. На нем были синие костюмные брюки, белая рубашка с длинными рукавами и неизменный красный галстук. Удивительное дело: несмотря на жару, инспектор почти не вспотел. Говорят, что багамская жара сильно отличается от флоридской: она прожаривает до костей. Местные-то пообвыклись, я же — напротив: пот с меня валил градом.

— А я как раз к тебе собирался, — вместо приветствия начал инспектор.

— Неужели? — вскинулся я. — В смысле как только отремонтируешь тачку, перекусишь и сбегаешь к подружке?

Педерсон взглянул на меня, пошерудил под губой языком и сказал:

— Что, шило в одном месте застряло?

— Ага, вот именно.

— Наверное, сильно беспокоит, раз ты такой нервный.

— Ладно, поговорим по-людски.

— Давно бы так. С чего начнем?

— Во-первых, мне бы очень хотелось узнать, чем наш уважаемый инспектор занимался те три часа, что я прождал в конторе. Кое-кто за это время успевает четверть миллиона заработать.

— Тебе предоставить поминутный отчет?

— Неплохо бы.

Педерсон сунул руку в задний карман брюк, достал бумажник, открыл его и бережно извлек какую-то бумажонку. Протянул мне и поинтересовался:

— Что это, по-твоему?

— Платежный квиток.

— Верно. Это расписка из бухгалтерии, по которой мне выплатили зарплату. Если приглядишься, прочтешь сумму.

— Девятьсот сорок один доллар пятьдесят два цента.

— Ага. Столько мне платят каждые полмесяца. Не густо?

— Я тебе не жилетка, чтобы плакаться.

— Можешь считать, что это бонус к тому, что я намерен поведать. — Он облокотился о тележку и скрестил на груди свои внушительные ладони. — Каждый понедельник из Нассау по морю привозят корреспонденцию. По расписанию почта приходит в половине десятого утра, а на самом деле — как бог на душу положит. Через понедельник я прихожу на пристань за своей зарплатой. Поэтому вчера утром я был в доках и ждал почтовый пароход. А знаешь, зачем я это делал?

— Нет. Просвети.

— Потому что я оказался на мели. Точнее говоря, у меня в кармане остались последние семнадцать долларов тринадцать центов. Мне срочно надо было где-то раздобыть сто пятьдесят долларов и заплатить хозяину рыбной лавки, чтобы он не выставил труп английского фотографа на доки тухнуть на солнце.

— Брюса Геннона?

— Ну да. Теперь-то все в порядке. Лежит себе преспокойненько в морозилке. Просто мистер Отис на днях поднял бучу. Потребовал срочно поднять плату, а то у него рыбаки лед покупать отказываются — видите ли, слушок пронесся, что он держит у себя покойника. Пришлось все переиграть: он получает не двадцать пять, а пятьдесят зеленых в день, а мне что — хочешь не хочешь, а плати. Ведь в Нассау я не могу запрос подать, чтобы профинансировали, потому как они не в курсе, что у нас тут творится. Я встретил пароход, сходил в банк, обналичил чек и расплатился с мистером Отисом из собственного кармана. И неизвестно теперь, когда контора отдаст мне кровные денежки. А выбить из Нассау компенсацию — вообще целая история, люди по нескольку месяцев пороги обивают. Для начала надо будет все легально оформить, а об этом и мечтать рано — надо бы для начала с похитителями разобраться.

— Мы могли бы вчера все это обсудить, — сказал я.

— Я так кумекаю: нечего посторонним совать нос в мои финансовые проблемы, сам как-нибудь разберусь. Поэтому я и сказал, что отлучусь по полицейскому делу.

— Но я так и не понял, на что были убиты целых три часа.

— Можешь мне поверить, — сказал Педерсон. — Я все на свете проклял, что сразу не послал этого Ортиса ко всем чертям и не примчался поскорее к тебе. Это было ошибкой с моей стороны, и ты вправе сердиться. Прими мои извинения.

Он протянул мне руку, я пожал ее.

— Ну хорошо, миру мир во всем мире, — сказал я. — Только все равно непонятно, почему на это ушло три часа.

Педерсон покачал головой. На этот раз на лице его мелькнуло подобие улыбки.

— Ну и лопух же я. Не надо было напоминать, как я тебе задницу намылил. Такого с рук не спускают, — сказал он. — Знаешь некую Джастин Клементс?

— Что-то не припомню…

— Знаешь, знаешь. Кухарка в «Альбери», дородная такая бабища.

— А-а, та, что ли?

— Да-да, та самая Джастин, которая видела, как кто-то подвозил Геннона и мисс Пикеринг на коляске для гольфа в ночь гибели фотографа. Та, про которую ты забыл мне рассказать.

— Забыл, — робко оправдывался я. — Честно, собирался, да вылетело из головы.

Инспектор отмахнулся:

— Не беда. Я и так все узнал. Как раз выходил из рыбной лавки, когда она меня отловила и рассказала про ту девицу…

— Тиффани Сен-Джеймс.

— Ну да. Джастин утверждает, что видела собственными глазами, как девица сидела за рулем. Тогда я подумал: а где, собственно, коляска Геннона? Здесь у нас с полдюжины пунктов проката, так что пришлось вернуться в участок и сесть на телефон. В четвертом по счету Геннон и засветился. Там сказали, что коляску он так и не вернул — неудивительно. Я рванул в участок, где меня дожидались вы с Бриндли, а после бросился на поиски. Вчера мне повезло.

Он обернулся и взглянул на коляску, которая стояла за его спиной.

— Так это она? — предположил я.

— Именно. И знаешь, где я ее подобрал?

Я помотал головой.

— На парковке перед «Багамскими песками».

Педерсон упивался моей реакцией.

— Вот и я глаза выпучил, когда на нее наткнулся. Типа, какого черта она там стоит? То есть, значит, либо наша троица вообще ее бросила и воспользовалась чужим транспортом, либо… Они покатались, а потом кто-то пригнал ее на место, что очень маловероятно.

Инспектор обошел коляску, я — следом. Над задним бампером в специальной сетке крепился черный аккумулятор. Из гнезда торчал толстенный провод в черной изоляции. Педерсон выдернул его и многозначительно помахал им перед моим носом.

— Вот в таком виде я ее и обнаружил. С отсоединенным проводом. Геннон бы ее при всем желании не завел.

— То есть они поехали в другой коляске. Значит, Тиффани сподобилась их подвезти.

— Вполне возможно, это была коляска из гаража лорда Дауни.

— Выходит, она наврала, что фотограф предложил ее подвезти, а потом дал посидеть за рулем. И будто бы Геннон с Барбарой высадили ее по пути, а сами дальше поехали.

— Ты разговаривал с Тиффани Сен-Джеймс? — удивился инспектор. — О чем еще ты забыл упомянуть?

Я поведал Педерсону о ночном визите Тиффани, когда она заявилась в наше с Барбарой бунгало. Рассказал, как она сняла платье и устроила истерику, когда я попросил ее уйти.

— Мужественный поступок, — похвалил инспектор. — Сдается мне, не помешает с этой пташкой побеседовать.

— Ага. Только Зой Эпплквист тебя и на порог не пустит.

— Хм, скорее всего.

— Не раскисай. Ты же начальник здешней полиции, представитель властей. Я, конечно, не знаю, как тут у вас заведено…

— Через заднее место, — пробормотал мой знакомец. — Давно пора уже послать эту Зой Эпплквист к чертовой бабушке — ишь, хозяйка выискалась — и поговорить с Тиффани Сен-Джеймс по-человечески, да только не могу я. И знаешь почему?

— Не имею представления.

— Дело в том, что лорд Дауни — почетный гражданин острова. Пояснить, что это значит?

— Наверное, это тот, кто не является уроженцем, но прожил так долго, что ему присвоили статус местного жителя?

— Бери выше. Это все равно что царственная особа местного значения. Покатишь на почетного гражданина бочку — головы не сносить. Меня, например, за такое с работы могут погнать.

Педерсон достал из кармана зубочистку, помусолил во рту и заявил:

— Разве что я мог бы подбросить тебя до усадьбы Дауни, в виде личного одолжения. Ты бы зашел, переговорил с мисс Сен-Джеймс, а потом передал мне суть дела. И никому не обидно.

Я сказал, что загляну в участок через час, и ушел: оставалась еще пара пунктов в повестке дня.