Багровые узы

Глава 17

Мое сердце колотится как сумасшедшее, когда я провожу бейджем по табло в лифте и поднимаюсь в дом нашей семьи. Когда я приехала на нужный этаж и обнаружила сидящего на ресепшене Марко, я не сильно этому удивилась. Именно здесь его можно увидеть чаще всего, наблюдающим за гостями моего отца. Я несколько мгновений вглядываюсь в его лицо, пытаясь найти хоть немного информации. Наверняка Марко был бы в курсе, если бы Винсент планировал убить меня. Они выросли вместе, и всегда были не разлей вода.

Но по лицу Марко невозможно было ничего прочесть. Он выглядел даже слегка скучающим, и я почти уверена, что ему вряд ли хватило бы мозгов скрыть подробности тайного заговора, если бы он действительно о нем знал. Я пытаюсь вести себя как обычно, хоть мое сердце и готово выскочить из груди в любой момент.

— Добрый вечер, принцесса, — буркнул Марко в мою сторону.

Он всегда называл меня так, когда мы были еще детьми, но резко перестал, стоило мне пойти в колледж. Я мгновение гадала, был ли скрытый смысл в том, что он назвал меня так именно сейчас, или надо мной все таки взяла верх моя паранойя.

Я тяжело сглатываю, а мое сердце заходится все быстрее, когда слышу сигнал о прибытии лифта за моей спиной. Тени танцуют на мраморном полу, воздух окутывает жуткая тишина. В данный момент я чувствую себя уязвимее, чем когда-либо.

— Амелия! — доносится до меня резкий голос Винсента, заставляя подпрыгнуть от неожиданности. Его статная фигура появляется из тускло освещенного коридора, и я вижу, что его брови нахмурены от беспокойства. — Где ты была?

— Винсент, — на выдохе говорю я, пытаясь взять себя в руки. — Ты меня напугал.

Некоторое время я изучающе смотрю на него, пытаясь найти в его лице и языке тела любой намек на злые намерения, но не вижу ничего, кроме моего брата, которого я знаю всю жизнь и безмерно люблю.

— Извини, — говорит он, и я вижу, что он искренне сожалеет. — Отец пригласил Максима на ужин. Вероятно, он хотел как-то сблизиться с ним, поэтому я остался здесь в гордом одиночестве.

Его брови сходятся на переносице, когда он, наконец, смотрит мне в глаза.

— Что случилось? Ты выглядишь… Обеспокоенной.

Я колеблюсь, прежде чем ответить ему.

— Мы одни? — спрашиваю я, гадая, видит ли он, как я нервничаю в данный момент.

— Да, а что? — отвечает он, и я вижу, насколько его озадачил мой вопрос.

— Мне просто интересно. — говорю я, пожимая плечами.

— Энтони ушел, папа поручил ему какое-то срочное дело, так что остались только я и ты, — поясняет он.

— Не хочешь спарринг? — резко предлагаю я, и мой вопрос удивляет даже меня.

— Прямо сейчас? — спрашивает он недоверчиво, затем прыскает со смеху. — Почему ты хочешь это сделать?

— Потому что во мне слишком много энергии сейчас, и мне нужно куда-то ее выплеснуть, — твердо отвечаю я, не давая ему возможности спорить со мной. Если Винсент действительно тот, кто хочет мой смерти, то я бы хотела, что бы он перестал быть трусом, и покусился наконец на мою жизнь. — Так ты согласен или нет?

— Хорошо, — неохотно соглашается он, его глаза полны подозрения. — Сама планируешь свои похороны.

Выбор слов потрясает меня, и я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я так хорошо знаю своего брата и то, на что он способен. Воздух между нами буквально трещит от напряжения, пока мы направляемся в домашний спортзал. Когда мы ступаем на мягкий пол, Винсент осматривает на меня с ног до головы.

— Амелия, что происходит? — требовательно спрашивает он, и я слышу разочарование в его голосе. — Я вижу, ты что-то от меня скрываешь.

— Не понимаю о чем ты, — говорю я, изо всех сил стараясь, что бы мой голос звучал непринужденно.

— Я знаю тебя, — усмехается он.

— О, ты так в этом уверен? — спрашиваю я. — Может быть, мы в действительности совсем не знаем друг друга, — шиплю я и сжимаю кулаки, готовясь защищаться.

— Что с тобой происходит? — раздраженным тоном спрашивает Винсент.

Я смотрю ему прямо в глаза.

— Иногда люди, о которых ты думаешь, что знаешь все, на самом деле, больше всех скрывают.

— Например? — спрашивает он и я вижу, что его терпение на исходе. — Господи, ты как будто говоришь какими-то шифрами. Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Например… Наша мать, — шепчу я.

— Изабелла? — Глаза Винсента расширяются, и на мгновение я вижу плещущийся в них страх. — Причем тут она?

— Может быть, она не та, кем мы ее считали, — говорю я, едва выговаривая слова. — Может быть, никто не тот, кем кажется.

Винсент некоторое время не моргая смотрит на меня.

— Ты знаешь? — его голос звучит едва громче шепота.

Атмосфера в комнате становится невыносимо тяжелой. Этот единственный вопрос разрушает все, и так небольшие, остатки моего самоконтроля.

— Что? Ты хочешь сказать, что знал, что Изабелла не наша мать?! — ору на него я, а мое сердце колотится, как сумасшедшее. Предательство и боль смешиваются вместе, в мгновение ока окутывая меня неконтролируемой яростью.

— Когда ты узнал? — он игнорирует мой вопрос, но я продолжаю. — Ты серьезно? Ты знал, что она не была нашей матерью, и никогда не говорил мне об этом? Как ты мог скрыть это от меня? Как давно ты знаешь?

— Прости, я не хотел скрывать, но отец запретил мне говорить тебе об этом.

— Как давно ты знаешь? — Повторяю я.

— С шестнадцати лет, — признается он, опустив глаза. — Но это ничего не меняет…

— Ничего? — перебиваю его я дрожащим голосом. — Ты солгал мне, Винсент! В чем еще ты лгал мне?

Я не могу не думать о предупреждении Алекса. Кто-то назначил цену за мою голову. Могла ли я так ошибаться насчет Винсента? Мог ли он быть способен на такое?

— Амелия, — он тянет ко мне руки, словно умоляя, но я отстраняюсь, нуждаясь в дистанции между нами.

— Больше никаких разговоров, — говорю я, мой тон снова холоден и полон решимости.

Он медленно кивает, понимая, что нам нужна физическая нагрузка, что бы дать волю всем этим чувствам. Напряжение между нами слишком велико, чтобы его можно было снять лишь словами. Мы принимаем боевую стойку и начинаем бороться, не говоря ни слова.

Винсент замахивается на меня с огромной силой, но я ловко уклоняюсь от него. Я парирую быстрым ударом в живот, заставляя его вскрикнуть от удивления. Наши движения быстрые и точные, наши тела словно танцуют вокруг друг друга. Каждый удар и блок служат способом разрядки для эмоций, которые мы не осмеливаемся высказать.

Несмотря на ложь и секреты, я не могу отрицать нашу связь. Мы провели бесчисленное количество часов, тренируясь вместе, показывая всем, как тонко мы чувствуем друг друга. Но мысль о том, что Винсент лгал мне все это время, подпитывает мою решимость выйти победителем в этой схватке. Доказать в первую очередь себе, что я могу постоять за себя, несмотря на коварную паутину обмана, окутывающую всю нашу семью.

— Амелия, — задыхается он между ударами, — я знаю, что причинил тебе боль. Я вижу это в твоих глазах. Но ты должна поверить мне, когда я говорю, что все, что я делал, было для того, что бы защитить тебя.

— Защитить меня? — шиплю я, блокируя его удар, и тут же отвечая своим. — Как ложь о нашей матери может защитить меня? Что еще ты скрываешь от меня?

— Ничего! — восклицает он с явным отчаянием в голосе.

Мы продолжаем сражаться, не останавливаясь ни на секунду. Каждый удар сильнее, чем предыдущий, а мы все еще пытаемся выплыть из пучины боли и лжи, в которой потонула вся наша семья.

Наши тела сталкиваются, и мы замираем в таком положении, запыхавшиеся и все в синяках. В этот момент я замечаю уязвимость в зеленых глазах Винсента, и на мгновение мне безумно хочется поверить ему. Я хочу верить, что он никогда меня не предаст.

Тяжесть признания Винсента снова сокрушающей волной накрывает меня, заставляя задыхаться и пошатнуться. Мои руки предательски дрожат, когда я снова наношу удар, от которого он едва успевает уклониться, и в его глазах горит сожаление. Воздух в спортзале сгущается от напряжения, пота и горького привкуса предательства.

— Скажи мне, Амелия, — требует Винсент, уворачиваясь от моего очередного удара. — Чего ты так боишься? Что я причиню тебе боль? Что я не тот брат, которым ты меня всегда считала?

Я уклоняюсь от удара, нацеленного мне в ребра, и мое сердце колотится.

— Как я могу доверять тебе, если все, что я когда-либо слышала от тебя, было ложью? — спрашиваю я, и мой голос дрожит от гнева и страха.

— Как ты можешь спрашивать о таком? Мы семья, — отвечает он, блокируя очередной удар. — А семья должна защищать друг друга.

— И поэтому вы назначили цену за мою голову? — говорю я. Мои слова застают его врасплох, и я пользуюсь этим, что бы прижать его к земле. — Ты приказал кому-то убить меня, потому что отец хочет, что бы я, а не ты, стала главой семьи?

Глаза Винсента расширяются от шока, его грудь вздымается под моей хваткой.

— Что? Нет! Амелия, я бы никогда…

Его слова кажутся искренними, и я так хочу поверить ему, но мой разум съедают сомнения. Мое сердце колотится в груди, словно птица в клетке, отчаянно пытающаяся улететь. На мгновение я позволяю себе раствориться в знакомых глубинах его леденисто-голубых глаз, попутно ища любые признаки обмана.

— Ты действительно веришь, что я способен на подобное? — спрашивает он, все еще шокированный. — Я не знал, о планах отца насчет тебя, — говорит он побежденно.

Я отпускаю Винсента, отшатываясь от него, словно его прикосновения обжигают. Слезы затуманивают мои глаза, колени подгибаются, переизбыток эмоций, который я испытала сегодня вечером, буквально убивает меня.

— Я уже не знаю, чему верить, — признаюсь я и мой голос едва слышен. — Но если ты говоришь правду… Если ты действительно заботишься обо мне так сильно, как говоришь… Помоги мне. Помогите мне выяснить, кто приказал убить меня.

— Откуда ты знаешь, что за твою голову назначили цену? — спрашивает он.

В моей голове всплывают образы Алекса и Николая, но я понимаю, что не могу рассказать Винсенту об этом.

— Я не могу сказать. Ты должен просто довериться мне, — говорю я твердым голосом.

— Довериться тебе? — смеется он. — Ты приходишь сюда, обвиняешь меня в том, что я хочу твоей смерти. Потом говоришь, что была бы более чем счастлива, перерезать мне горло, если дело дойдет до борьбы за власть в нашей семье. Я тебя не узнаю.

— Все не так, — настаиваю я.

Винсент кивает, понимая серьезность ситуации.

— Хорошо, — говорит он. — Ну, расскажи мне. С чего ты взяла, что за твою голову назначена цена, и почему ты решил, что за этим стою я?

Я тру кулаками глаза, прогоняя слезы, которые готовы уже вот-вот вылиться наружу.

— Я не могу тебе сказать.

— Черт побери, Амелия! Больше никаких секретов между нами. Разберемся во всем вместе.

Слова Винсента эхом отдаются у меня в ушах, и я надеюсь, что он действительно имеет в виду то, что говорит. Но, не смотря на мою надежду, во мне слишком много сомнения сейчас, что просто так взять и слепо довериться ему.

— Клянусь, я не приказывал тебя убивать. — продолжает Винсент, и его голос дрожит от боли и растерянности. — Ты понимаешь, как абсурдно это звучит, стоит только произнести эти слова вслух?

Мое сердце сжимается, ведь я вижу в его глазах столько боли, но тень сомнения все еще находится где-то в глубине моего сердца.

— Я больше не знаю, кому я могу доверять.

— Тогда доверься мне, — умоляет он, и в его тоне сквозит отчаяние. — Пожалуйста… С тех пор, как мы были детьми, именно я всегда был рядом и присматривал ха тобой. Я не могу понять, как ты вообще смогла допустить мысль о том, что я когда-либо смогу причинить тебе боль.

Я колеблюсь несколько мгновений, душу раздирают противоречия. Я мечусь между любовью и преданностью к брату и мучительным сомнением в глубине моей души. Но когда я смотрю ему в глаза, я вижу проблеск чего-то настоящего. Я вижу брата, которого я знаю и люблю.

— Хорошо, — шепчу я, кладя руку ему на предплечье.

Мы оба буквально подползаем к ближайшей стене и используем ее как опору, что бы скатиться по ней и сесть на пол.

— Я говорю тебе все это не потому, что согласна его решением или хочу тебя обидеть, — начинаю я. — Я просто хочу, чтобы ты все знал. Папа пришел ко мне несколько месяцев назад и сказал, что у него есть опасения насчет того, что бы ты стал главой семьи.

— И даже ты не подумала, что я заслуживаю об этом знать? — спрашивает он, и боль в его глазах показывает, что ни одна я ошибалась на его счет.

— Винсент, мне очень жаль. Я хотела сказать тебе, клянусь, — бормочу я, и мои глаза опять щиплет от слез.

Он медленно качает головой, все еще не до конца оправившись от моих откровений.

— Тогда почему ты этого не сделала?

— Потому что я не хотела причинить тебе боль. Я много раз думала рассказать тебе, но была уверена, что после этого ты меня возненавидишь, — признаюсь я, чувствуя, как на меня давит тяжесть последствий моих действий.

— Ты моя сестра, — говорит он тихо, но его голос звучит грубо от испытываемых им эмоций. — Я всегда хотел для тебя всего самого лучшего. Единственное, что в этой ситуации причиняет мне боль — это то, что ты мне ничего не сказала.

Между нами воцаряется абсолютная, давящая тишина, прерываемая лишь нашим прерывистым дыханием.

— Я знаю… Отец сказал, что мне не следует ничего говорить тебе, мол он сам скажет, когда придет время, — объясняю я. — Но я все равно должна была тебе сказать. Я думаю, нам нужно поговорить с отцом о том, что бы мы оба стали главами семьи.

Винсент смотрит на свои руки, затем издает тяжелый вздох.

— Мне очень жаль, что я не рассказал тебе об Изабелле раньше. Если бы я мог вернуться и изменить прошлое, я бы это сделал.

— Я знаю, что ты бы это сделал, — честно отвечаю я. — Я думаю, что мы оба многое сделали бы по-другому, если бы могли.

— Ты не рассматривала возможность того, что наш отец просто выставляет нас обоих дураками?

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, в замешательстве смотря на него.

— Он проводит сегодняшний вечер с Максимом. Возможно, он нашел своего настоящего приемника… И это не мы.

От этой мысли у меня по спине пробегает дрожь.

— Что ты такое говоришь?

— Что, если наш отец решит, что мы не нужны ему для того, чтобы продолжить его наследие? — спрашивает Винсент.

Я делаю глубокий вдох, обдумывая его слова. Это мысль пугает, но такая вероятность действительно существует. Наш отец всегда был хитрым человеком, и, я думаю, он совсем не прочь поиграть с нами в интеллектуальные игры.

— Ты правда думаешь, что он на это способен? — наконец отвечаю я.

Глаза Винсента сверкают решимостью.

— У этого человека не возникло проблемы убедить нас в том, что Изабелла наша настоящая мать. Я полагаю, что он вовсе никогда не собирался говорить мне, что он рассматривает тебя на роль главы нашей семьи.

Несколько мгновений мы сидим молча, погруженный каждый в свои мысли. Единственным звуком в зале является наше с Винсентом тяжелое дыхание.

Наконец я нарушаю молчание.

— И что теперь?

— Мы начнем расследование, — отвечает Винсент. — Нам нужно выяснить, кто стоит за нападением на тебя. Мы должны убедиться, что они сполна заплатят за то, что сделали. Такая угроза не может остаться без ответа.

Я киваю.

— Ты не думал, что это может быть наш отец?

Винсент раздумывает над ответом и на его лице играют желваки.

— Это ничего не меняет. — наконец произносит он. — Но, каким бы дерьмовым не был этот человек, я не думаю, что это он.

— Нам нужно быть осторожными, — говорю я дрожащим голосом, и качаю головой.

— Я знаю, — говорит Винсент, и выражение его лица становится жестче. Внезапно его голова резко поворачивается в сторону главного зала.

— Ты это слышала?

Я качаю головой, но мои чувства сейчас в состоянии повышенной настороженности.

Винсент прислушивается еще мгновение, но продолжает говорить, ведь больше не слышно ни звука.

— Ты не можешь больше хранить секреты от меня. — говорит он.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, размышляя, могу ли я доверить ему то, что я влюбилась в Алексея Иванова.

Пока Винсент смотрит на меня, в ожидании ответа, и на меня давит недосказанность между нами. Я хранила от него так много секретов, но этот кажется совершенно другим. Кажется, что этот секрет может изменить всё.

— Если ты не будешь честна со мной, я не смогу тебе помочь, — отвечает он.

Я знаю, что мне необходимо кому-то доверить свою тайну, иначе я могу задохнуться от внутренней тревоги.

— Я кое-кого люблю, — говорю я наконец.

— И в чем именно секрет? — Винсент вопросительно поднимает бровь.

— Это не просто… Кто-то, — уточняю я.

Глаза Винсента расширяются.

— Кто это?

Я открываю рот, готовая ответить честно на его вопрос, но как только слова готовятся вырваться, в спортзале резко гаснет весь свет.

— Амелия?

— Винсент? — зову я в панике, протягивая руку, пытаясь нащупать в темноте брата. Мгновение спустя я слышу звук шагов, шаркающих по мягкому полу.

— Кто здесь? — кричит Винсент.

Внезапно чья-то рука хватает меня за затылок и прижимает к стене. Мне удается вскрикнуть, прежде чем чья-то рука закрывает мне рот.

— Не трогай ее, блядь, — кричит Винсент. — Я убью тебя, ты меня понимаешь?

Я пытаюсь сопротивляться, но хватка на мне слишком крепкая. Я чувствую острую боль в шее, и ощущение холода распространяется по всему телу. Затем мои глаза застилает черная пелена, и я проваливаюсь в небытие.