Глава 24

Давно известно, что за все рано или поздно придется заплатить. Причем, не только за хорошее. Вот и мне прилетело за пресс-конференцию и поднятую в Европе газетную шумиху. От кого, спросите вы? От царя-батюшки, естественно! В моем случае, просто от батюшки, то есть bon papa.

Нет, то, что британский флот во главе с адмиралом Нейпиром ославили на весь мир, ему даже понравилось. И то, что я и мои подчиненные с одной стороны выглядели как чудо-богатыри, бросившие вызов линкорам и фрегатам противника на утлых канонерках, а с другой, как изрядные хитрецы, заманившие врага на минное поле, тоже пришлось по вкусу. Он всегда с воодушевлением воспринимал вести о русском геройстве или сметливости. Более того, история со здравицей в честь Бакунина вовсе не анекдот. Именно так все и было!

Но вот то, что я лично встречался с журналистами и отвечал на их вопросы, а потом пригласил за свой стол… именно это и вызвало нешуточный гнев императора. Тут надо отдать должное Карлу Васильевичу Нессельроде. Сумел все подать таким образом, будто я этим панибратством не просто великокняжескую честь замарал, а чуть ли не «Филиппом Эгалите» [1] себя выставил. И вот теперь сидит тихо в уголке, будто мышь под веником, и наслаждается моей поркой.

— Как ты мог! — придавил меня оловянным взглядом отец.

Выдержать его оказалось непросто. Если честно, до сих пор думал, что рассказы о придворных, терявших сознание от одного его взора, не более чем байка, запущенная лондонским «страдальцем» Герценом. Но нет, он и впрямь на это способен!

— У меня не было иного выхода, ваше величество, — глухо ответил я, изображая глубочайшее раскаяние.

— Вот как? — скептически приподнял бровь государь. — И почему же?

— Мне было необходимо, чтобы англичане продолжали ломиться в бастионы Кронштадта. На наши пушки, мины, канонерки. Поэтому я и сделал все, чтобы уязвить их самолюбие! После такой шумихи никакой частный успех в Финляндии или Прибалтике не сможет прикрыть позор. Только удар в самое сердце, захват крепости, полное уничтожение флота, десант на набережной Невы. Не меньше того!

— Так ты для этого сел за один стол с газетными писаками?

— Именно!

— Но отчего ты так желаешь нападения на Кронштадт?

— Потому что именно здесь наши позиции наиболее сильны! Больше того, это единственное место, где мы можем рассчитывать если не на успех, то хотя бы нанести британцам такие потери, что они сами откажутся от дальнейшего наступления!

— Объяснись.

— Ваше величество. При нынешнем развитии вооружений наши позиции почти неприступны. Чтобы разрушить укрепления Кронштадта, вражеским кораблям придется подойти к самым его бастионам. Можно сказать, на дистанцию пистолетного выстрела. Вот только мины не позволят им это сделать! А канонерки не дадут их вытралить.

— Что значит вытралить?

— Избавиться от мин не так сложно, государь. Надо всего лишь подрезать специальным тралом минреп, после чего она всплывет, и ее можно будет уничтожить. «Вытралить» означает: убрать с помощь трала.

— Я смотрю, ты позаботился и об этом…

— Конечно. Война рано или поздно окончится, после чего эти адские машины превратятся в помеху для нашего судоходства.

— Зато сегодня действия его высочества уже привели к ожесточению англичан и к большому урону нашим магазинам, портовым городам и подданным вашего величества в Великом Княжестве Финляндском, — поняв, что гнев императора начал утихать, и беседа разворачивается куда-то совсем в невыгодную ему сторону, позволил себе вмешаться в разговор канцлер.

— Ну да, особенно в Гамле-Карлебю! — тут же парировал я. — Уж там они все разбили и сожгли! Напротив, получили достойный отпор!

— Это верно! Славное вышло дело! — согласился со мной Николай.

— Больше того, ваше величество, — продолжил ковать железо, не отходя от кассы, ваш покорный слуга. — Только утром мне доложили о забавнейшей истории, приключившейся в британском парламенте.

— О чем речь?

— В свежем номере «Лондон Кроникл» опубликована большая статья, излагающая подробности того, как бравые английские моряки отчитались о том, что в результате их набеговых рейдов одна только стоимость уничтоженных товаров и судов оценивается в 365 тысяч фунтов.

— И что ты тут усматриваешь смешного? — нахмурился Николай.

— Это только начало, государь. Дело в том, что не успел первый морской лорд доложить о своих успехах, как представители оппозиции сумели перевернуть все с ног на голову. Оказалось, что большая часть этих товаров принадлежала не нам, а британским коммерсантам, которые успели сполна расплатиться со своими русскими поставщиками. А задержались они в наших портах как раз по причине устроенной английским флотом блокады. Так что, если действия адмирала Нейпира и принесли кому-то убытки, то в первую очередь это были подданные королевы Виктории.

— Это мило! — ухмыльнулся отец. — И чем все кончилось?

— После бурных дебатов Палата Общин приняла соломоново решение: оставить моряков без призовых, а в счёт их выплатить пострадавшим торговцам компенсации из бюджета флота.

После этих слов государь перестал сдерживаться и принялся хохотать, время от времени стуча по столу ладонью, да так громко, что в кабинет заглянул обеспокоенный лакей.

— Карл Васильевич, — спросил он у Нессельроде, немного успокоившись. — Отчего ты не рассказал мне этого раньше? Повеселил бы Александру Федоровну…

— Мне тоже интересно, отчего канцлер утаивает от вас важную информацию!

— Но я вовсе не знал об этом, — принялся протестовать Нессельроде, но его уже никто не слушал.

— Однако и это еще не все, ваше величество, — решил не останавливаться я. — Действия англичан, направленные против финского побережья, настолько встревожили Сенат Великого княжества, что финны приняли решение выделить миллион рублей на постройку канонерок.

— Это правда?

— Ну разумеется! Не далее, как вчера у меня была их делегация. Просили лично проследить за строительством. Опасаются, как бы денежки не разворовали.

— Об этом ты тоже не осведомлён? — пристально посмотрел на Карла Васильевича царь.

— В моем ведении находятся сношения с иностранными державами, — поджал губы тот.

— Вот и не лез бы, куда тебя не просят! — хмыкнул Николай Павлович, и я понял, что это сражение осталось за мной.

Разумеется, Нессельроде и стоящие за ним придворные не оставят попыток навредить. Но, по крайней мере, на время притихнут. Опять же, правила игры таковы, что убрать меня с поста руководителя Морского ведомства не получится ни при каком раскладе. Царского сына может заменить только другой царский сын. В нашей истории это был племянник Кости Великий князь Алексей Александрович, вошедший в историю с не самым лестным прозвищем «Семь пудов августейшего мяса». Но ему пока всего три года. Хороший такой карапуз…


После непростого разговора с отцом следовало отдохнуть. И черт же меня дернул отправиться к семье! В смысле, в Константиновский дворец в Стрельне, куда мы постоянно переезжали на лето. Нечто вроде дачи с поправкой на высокий статус и просто дикую расточительность императорского двора.

Будущий «Дворец конгрессов» встретил суетой прислуги, хорошим ужином под «рюмку чая» и качественным таким семейным скандалом, который мне закатила дражайшая половина. Начиналось все, впрочем, вполне невинно.

— Кости, ты так осунулся в последнее время. Много работаешь? — почти сочувственно заметила «жинка».

— Да, Санни, — кивнул я, совсем забыв, что подобное затишье у моей богоданной супруги обычно случается перед бурей. — Война…

— Конечно, у тебя война. А мы с детьми сидим тут как арестанты…

— Не преувеличивай.

— Я преувеличиваю⁈ Нет, это мило!

— Ну что еще?

— Он еще спрашивает!

— Дорогая, может, не сейчас?

— Ну уж нет! Ты совсем забыл о нас и даже не стесняешься этого.

— Это неправда…

— Еще какая правда! Почему ты не взял меня с собой в Германию? Я бы навестила родителей…

— Это была сугубо деловая поездка. И потом, ты же была в положении…

— Какая прелесть! Ты вспомнил о моей беременности. Пусть так, но ты мог написать письмо? Мог, наконец, привезти хоть кому-нибудь из нас подарок?

— Прости. Как-то не попалось ничего достойного тебя и нашей любви…

— Не смей говорить мне о чувствах! Прежде мы были с тобой неразлучны. Ходили в гости к государю и твоим братьям, посещали театры, устраивали домашние концерты. А теперь… Скажи мне, у тебя кто-то есть? Ты нашел другую?

— Санни, милая, пойми наконец, идет война! Я каждый день уматываюсь на службе так, что к вечеру валюсь с ног от усталости и частенько засыпаю прежде, чем успеваю лечь. Какая ко всем чертям другая?

— То есть, если бы у тебя было больше времени, ты бы не постеснялся! — ахнула великая княгиня. — И вообще, не смей ругаться при детях. Ты не в казарме и не на мостике своего корабля!

— Здесь нет детей…

— Вот именно! Ты даже не захотел увидеть наших малюток!

— Прошу тебя, успокойся! — невероятным усилием воли сдержался я, сделав еще одну попытку потушить разгоравшийся скандал. — Понимаю, ты устала и нуждаешься во внимании. Но видит Бог, в этом нет моей вины. Что же до твоего желания развеяться… может, тебе куда-нибудь съездить?

Тут ваш покорный слуга, конечно, лоханулся по полной. В эти еще довольно-таки патриархальные времена молодым дамам не принято путешествовать без сопровождения супругов. Нет, такое, конечно, случается, но как правило, если их отношения дали трещину.

— Хочешь от меня избавиться? — широко распахнула полные слез глаза великая княгиня.

— Господи, за что мне это!

Спасли меня, как ни странно, союзники. В смысле, их возвращение к нашим берегам.

В малую столовую вошел Лисянский и почтительно доложил:

— Прошу прощения у ваших императорских высочеств, но дело срочное.

В прежней жизни у меня тоже случались ссоры с женой. И обычно появление на этом представлении зрителей лишь подливало масло в огонь. Крики становились громче, а обвинения все более тяжкими… И тут Александре Иосифовне следует отдать должное. Стоило появиться постороннему, как скандал прекратился сам собой. Казалось, даже слезы высохли.

— Что там еще? — с надеждой посмотрел я на адъютанта. И он меня не подвел.

— Телеграфом передано срочное сообщение. Враг снова у берегов Кронштадта!

— Вот как… Нейпир решил еще раз станцевать джигу на граблях?

— Не только. С британцами теперь и французы. Союзная эскадра идет двумя колоннами. По меньшей мере у них 16 линейных кораблей, 7 фрегатов, 3 корветов и шлюпов. Возможно, есть еще… На рассвете они миновали Сескар. Их десант высадился на Толбухин маяк.

«Спасибо тебе, Господи!» — подумал ваш покорный слуга, но вслух, конечно же, заявил совсем другое.

— Увы, мадам, — пришлось даже перейти ради такого дела на французский. — Мой долг повелевает мне покинуть вас! Будущее неопределенно, и может статься, мы более не увидимся. Если так, помните, мои последние мысли будут о вас и наших детях. Берегите их!

Черт! Хорошо сказал! Вон у Санни глаза как чайные блюдца…

Что самое противное, жинка, по крайней мере, частично права. Ее муж и впрямь стал совсем другим человеком. Чужой для нее, как, впрочем, и она для меня. И это при том, что великая княгиня Александра Иосифовна и впрямь первая красавица Петербурга. Вот не лежит к ней душа и все тут! Впрочем, подозрения в неверности, в любом случае, абсолютно беспочвенны. Единственной моей страстью была и остается война. И скоро у нас с ней очередное свидание…

— А теперь подробнее, — спросил я у притихшего Лисянского в экипаже. — Как захватили маяк?

— Очевидно, — поежился под моим взглядом адъютант, — дело решила внезапность нападения.

— Да неужели?

— Прошу великодушно извинить, но все подробности мне неизвестны. Могу сказать лишь, что союзники подошли на шлюпках. После недолгой перестрелки гарнизон был перебит или сдался, после чего над маяком подняли вражеские флаги.

— Все страньше и страньше…

— Полагаю, они так действовали из опасения мин…

— Которых так и не поставили!

— Ну, до первого появления Нейпира не успели, а после того, как британцы постыдно ретировались…

— Решили, что бога за бороду держите⁈ В связи с чем на мой приказ об усилении тамошнего гарнизона была положена большая славянская буква Херъ!

— Нет, но…

— А экипажи канонерских лодок во главе с командирами, очевидно, жрали в этот момент водку в портовых кабаках!

— Ваше императорское высочество, — взмолился Лисянский, — я не могу отвечать за чужие действия.

— Зато я все могу! Прямо как Бэтмен! Представляете, как обрадуется этому известию государь?

— Боюсь, что нет, — удивленно посмотрел на меня адъютант. [2]

— А вот я представляю более чем хорошо! Во всех, мать ее, леденящих душу подробностях! А уж если и впрямь сдались, то…


[1] Имеется в виду герцог Луи Филипп Орлеанский, перешедший после Великой Французской революции на сторону народа.

[2] Batman в ту пору на английском языке означал… денщика!

Загрузка...