Балтийский ястреб

Эпилог

В Петергофе было непривычно тихо. Не видно ни придворных, ни слуг, ни призванных развлекать императорскую семью артистов. Встретивший меня дежурный генерал сухо кивнул и попросил немного обождать. Память Константина подсказала, что это плохой знак. Свитские обычно достаточно осведомлены о царских желаниях и если ведут себя подобным образом, то меня ожидает опала. Ну да и черт с ним! Устал…

— Государь ждет вас!

Император встретил меня сидя за работой. Широкий стол завален бумагами, которые он быстро просматривал. Одни отбрасывал в сторону, легонько надорвав край, на других делал пометки или накладывал резолюции. Третьи, требующие к себе большего внимания, собирал в отдельную папку. Вот уже почти три десятка лет он управляет огромной империей в ручном режиме. Непомерный труд…

— Ваше величество, — подал я голос, почувствовав, что пауза слишком уж затянулась.

— Дай мне еще минутку, — не отрываясь от своего занятия, буркнул отец.

А ведь он сильно постарел за это время, — подумалось мне. — Морщин стало больше, волос на голове меньше. Черты лица заострились и даже глаза, способные метать молнии или обращать в камень и те, кажется, потускнели…

— Позволь спросить, — покончив с писаниной, начал царь. — Отчего ты не выполнил мой приказ? Полагаешь, твои офицеры не справились бы?

— Нет, государь. Дело не в этом…

— Тогда в чем? Захотелось пощекотать нервы? Возжелал славы? Что? Говори, я жду!

— Не думаю, что у меня получится объяснить. Просто не смог остаться в стороне. Так уж заведено. Генералы посылают своих солдат в бой, а адмиралы ведут.

— Вот оно что… а обо мне ты подумал? О матери? О России наконец! Что стало бы с ней, если…

— Россия стояла до меня, будет и после!

— Молчи! Мальчишка! Сопляк! — вскочил со своего места отец, после чего несколько раз прошелся по кабинету. — Господи боже, за что мне это? А ведь я всегда думал, что ты самый умный из моих сыновей…

— Я лишь сделал то, что должно!

— О чем ты? Объяснись!

— Ваше величество, — вздохнул я. — Позвольте спросить, отчего ваш сын, не успев появиться на свет, стал кавалером высших орденов империи? За какие заслуги мои детские плечи украсили эполеты? За что все эти почести, какой в них смысл?

— Что⁈

— По моему мнению, все эти чины, ордена и всеобщее поклонение можно оправдать лишь одним. В тяжкую годину любой из нашей семьи должен не задумываясь возложить все что имеет, включая самою жизнь, на алтарь Отечества! Иначе смысла просто нет. Ведь тогда мы не элита России, а всего лишь кучка бесталанных потомков недостойных своих великих предков!

— Вон как заговорил… И много ли пользы принесла бы твоя бессмысленная смерть?

— Много! Ваш народ увидел бы, что не только он теряет своих сыновей и несет лишения. Одно это заткнуло бы глотки ненавистникам нашей Родины и показало пример колеблющимся.

— Чтобы геройски погибнуть, много ума не надо, — пробурчал немного смягчившийся царь.

— Осмелюсь напомнить вашему величеству, что я еще жив!

— Надолго ли, с такими обычаями…

— На все божья воля.

— Аминь!

— Ваше величество, пользуясь случаем, хочу уведомить о том, что Ваше великое царствование ознаменовалось еще одной славной викторией над врагами!

— Ишь как заговорил. Ну и ладно! Хвались. Чай теперь не зазорно!

— Прошлой ночью, корабли Балтийского флота вышли из гавани и под покровом непогоды внезапно атаковали силы союзников новейшим оружием. Полученные результаты превзошли все, что могло представить себе самое смелое воображение. При правильном использовании одной миной можно уничтожить любой сколь угодно крупный и хорошо вооруженный корабль противника! Англо-французская эскадра сейчас движется к выходу из Финского залива и, по всей вероятности, не посмеет вернуться.

— Полагаешь, можно праздновать победу?

— Ни в коем случае. Разумеется, союзники слили компанию на Балтике и что бы они не предприняли этого уже не исправить, но…

— Как ты сказал, слили? Какой ужасный жаргон!

— Ну не использовать же мат при помазаннике божьем?

— Не богохульствуй, — поморщился император. — Так ты полагаешь, англичане с французами более не решатся на активные действия?

— Этого я не говорил. Решиться-то они могут. Более того, удивлен, что до сих пор ничего не предприняли, но никакого значения этот удар иметь не будет.

— Объяснись.

— Государь. Единственное место, где они с оставшимися у них силами возможно надеяться на успех это — Бомарзунд. Крепость маленькая, слабая, да еще и недостроенная. Не говоря уж о ее удаленности, из-за чего нам будет затруднительно оказать ей помощь.

— Продолжай.

— Прошу, ваше величество меня извинить, но допустим, они одержат верх. Так что с того? Устроят якорную стоянку в шхерах и зазимуют? Если так, я первый свечку Святителю Николаю поставлю. Дождемся, когда встанет лед и сожжем их корабли ко всем чертям!

— Это уж вряд ли.

— Вот именно! Единственной достойной причиной захвата Бомарзунда может быть последующая передача его Шведской короне, чтобы купить таким образом преданность Бернадота и соблазнить его к выступлению на их стороне.

— Ты думаешь, он не согласится?

— После сегодняшнего или, прошу прощения, теперь уже вчерашнего погрома? Король Оскар вовсе не кажется умалишенным.

— Ты забываешь об одном обстоятельстве, — задумчиво заметил Николай.

— Каком?

— Там есть парламент, — последнее слово император произнес с таким видом, будто ему пришлось перед тем съесть лимон.

— Рикстаг, — машинально поправил я.

— Сборище профессиональных болтунов и бездельников! — рубанул рукой царь. — Бог знает, что может прийти в голову этой публике!

Если честно, крыть было нечем. Не рассказывать же отцу, что в теле его любимого сына засел попаданец из будущего, которому точно известно, что в ближайшие полтора века Стокгольм останется нейтральным…

— Пока мы сильны, они не решатся. А сильны мы, пока союзники не добились успеха. И потому, вынужден снова повторить. Все наши усилия должно обратить в Крым. Севастополь — вот место, где будет решаться судьба войны!

— Помню, об этой твоей теории, — отмахнулся Николай. — Но по-прежнему не считаю ее состоятельной. Впрочем, все, о чем ты просил сделано. Тотлебен уже там и судя по донесениям Меншикова, весьма преуспел в деле строительства укреплений.

— Государь, вы сейчас случайно не о том самом Меншикове, который докладывал вашему величеству о благонадежности кораблей Балтийского флота? Или том, что инспектировал батареи в Гельсингфорсе и нашел их превосходно устроенными? Между тем в ходе недавней проверки Густавсвердских укреплений уже после седьмого выстрела стена обрушилась? Ах, да. Это ведь один и тот же человек…

— Константин! Не стоит говорить дурно о человеке, который не может тебе ответить.

— Мне не надо. Пусть ответит перед вашим величеством.

— Будешь учить меня⁈

— Ну что вы. Я бы никогда…! — попытался изобразить раскаяние, которого вовсе не испытывал.

И Николай, разумеется, это понял.

— В твоих рассуждениях кроется один существенный изъян. Ты вовсе не думаешь, какое неблагоприятное мнение может сложиться о России, если союзники поднимут свой флаг над любой из ее крепостей. Посему мы не станем сдавать ни одной…

— Но я вовсе не предлагал сдачи!

— Помолчи. Довольно я тебя слушал, теперь твоя очередь. Ты делом доказал, что умеешь командовать войсками. Теперь следует поучиться и гражданскому управлению. Поэтому слушай мой приказ. Отныне ты не только Генерал-Адмирал и глава Морского ведомства, но и наместник Великого княжества Финляндского. Теперь твоя главная и единственная задача, оборонять свое наместничество от любого вторжения. О других театрах не беспокойся, о них найдется кому позаботится!

— Ваше величество, — растерялся я. — но во всей империи трудно найти человека, менее подходящего для этой роли!

— Отчего так?

— Да я в первый же день рассорюсь со всеми финнами!

— Если мне не изменяет память, ты их всегда хвалил и даже хлопотал о наградах для особо отличившихся тамошних обывателей.

— Да, сейчас они нам полезны, но… о… Господи!

— Говори. Что же ты?

— Воля ваша, государь, но вся эта финская автономия — огромная глупость, если не сказать хуже!

— Разве ты забыл, что это был проект твоего царственного дяди?

— О, император Александр не зря вошел в историю как Благословенный! Ведь он облагодетельствовал всех, до кого смог дотянуться. Французов, поляков, финнов, Остзейские губернии… про свой собственный народ только позабыл!

— Ты понимаешь, кому это говоришь? — нехорошо прищурился император.

— А кто еще может сказать правду вашему величеству? — вопросом на вопрос ответил я.

— Пусть так. Но впредь более не смей. Сегодня ты у нас триумфатор, а победителей, как говорится, не судят. А на будущее запомни, недопустимо подавать подданным пример неподчинения монарху! Смута, порождаемая подобными действиями куда опаснее для империи, чем любая внешняя угроза. Так что заруби себе на носу, устроишь еще раз что-нибудь эдакое, разжалую в солдаты и лишу моего благоволения!

— Обещаю, что такого больше не повторится. Говоря по чести, сам не знаю, что на меня нашло. Устал, наверное.

— Утомился, так отдохни! Поезжай домой к семье. Санни уже жаловалась на тебя.

— Вот как?

— Не мне, конечно. Матери. Так что к ней тоже загляни, а то ведь уже которую неделю не показываешься… А потом отправляйся в Финляндию! И не вороти нос. В том, что ты сказал много дельного. Но сейчас и впрямь не время.

— Как прикажете, государь.

— Ну что ты все официально, как на докладе. Подойди, дай хоть обниму тебя. Еще ведь совсем недавно мальчишкой был, а теперь герой! И муж государственный. А коли так, то и веди себя соответственно!