После школы я попросил отца помочь мне починить велосипед Кенни. Отец, сидя за кухонным столом, заполнял какие-то бумаги. Я не помнил, когда в последний раз заставал его за чем-то подобным, и решил, что это как-то связано с делом о краденых дисках.
— Он тебе будет маловат, — отозвался отец.
— Я знаю, пап. Но другого у меня нет, а велик мне нужен…
— Для твоего плана?
Я кивнул.
Отец вздохнул и отложил ручку.
— Схожу за инструментами.
Даже новым велосипед Кенни был полный отстой. Не горный, не гоночный, не какой-то ещё специальный — это был просто детский велик, рассчитанный на ребёнка лет девяти или около того. Сейчас он превратился в полную рухлядь: коричневая краска сходила струпьями, повсюду грязная перхоть ржавчины. Оба колеса были спущены. Одно мы быстро накачали, у второго оказалась проколотой камера. Отец её заклеил и надел камеру и покрышку обратно на обод. Потом он отремонтировал тормоза и взялся за переключатель скоростей.
— Его не починить, — сказал он. — Но я могу зафиксировать вторую передачу — всё лучше, чем ничего.
Отец провозился целый час, и в итоге я получил дрянной, беспонтовый велик. Но это был дрянной, беспонтовый велик, на котором можно было ездить.
Работа была в полном разгаре, когда из школы вернулся Кенни. Вместо того чтобы пристать к нам со своей обычной надоедливой болтовнёй, он заворожённо наблюдал за тем, что делал отец. Как мне кажется, на его памяти отец ничем похожим не занимался.
— Я могу на нём покататься? — спросил он, когда отец закончил.
— Сначала я должен его испытать, — сказал я, вскочил в седло и умчался, не дав Кенни и рта раскрыть.
Чтобы попасть в Перекопанный лес, надо было проехать по просёлку мимо Зарошки. По ровной дороге и под горку велик шёл нормально, но даже небольшой подъём он превращал в пытку. Я молился, чтобы никто меня не увидел, потому что выглядел я на нём наверняка чрезвычайно глупо.
За Зарошкой снова пошли поля, на некоторых из них паслись овцы. Потом надо было проехать по тоннелю под железной дорогой. Так далеко мы никогда не догуливали — дорога сюда и обратно получалась бы уж слишком длинной.
Я не стал распечатывать карту, потому что это стоило двадцать пенсов, но запомнил я её очень хорошо. Перед самым тоннелем дорога была такая разбитая, что я не смог по ней ехать, слез с велика и повёл его за руль. После тоннеля я поднялся на небольшой пригорок и увидел перед собой Перекопанный лес.
На карте он выглядел крошечным, но на самом деле оказался вполне себе настоящим лесом. Непонятно, как так вышло, что мы о нём не знали?
Я сразу понял, что он слишком велик, чтобы исследовать его за один вечер. Уже начинало темнеть. Хорошо хоть, я знал, что искать — большие отверстия и провалы на склонах и в корнях деревьев.
От поля лес был отгорожен колючей проволокой. Пролезая через ограду, верхнюю проволоку я придерживал рукой, но всё равно умудрился порвать худи.
Времени у меня оставалось в обрез, поэтому я сосредоточился на том месте, где вошёл в лес. В лесу было красиво. Деревья были выше, толще и… не знаю, как бы лучше сказать… величественнее… да, величественнее тех, что росли в Зарошке. И всё здесь казалось древним, как будто этот лес рос на этом месте всегда.
Я выломал палку и с её помощью, как первопроходцы мачете, прокладывал себе путь в густом подлеске. В зарослях я обнаружил кроличий помёт, несколько птичьих гнёзд, старую детскую коляску, выброшенную кем-то лет сто назад. Ещё мне попались старое кострище и маленькая норка в земле, мышиная или крысиная. А возможно, это была просто так норка, ничейная.
Кроме того, я нашёл длинную рукоятку топора, сломанную у того места, где на неё крепилось лезвие. Мне понравилось, что она такая гладкая и тяжёлая, и захотелось взять её с собой. Но ехать с ней на велике было бы страшно неудобно. Поэтому я воткнул её в землю рядом с одним из столбиков, на которых держалась колючая проволока, чтобы как-нибудь на днях забрать.
Короче говоря, я нашёл в лесу кучу всего, но барсучьей норы не обнаружил. Но это ничего. У меня была ещё целая неделя в запасе.