Бегство мертвого шпиона

Глава 16

После долгой поездки по ухабистой дороге через польскую глубинку Марчант сидел в баре нового здания британского посольства в Варшаве со стаканом пива «Тиски» в руке. Почти все путешествие он не проронил ни слова, его все еще тошнило от тряской дороги и воды, которая по-прежнему оставалась в желудке. Время от времени он отключался, а затем снова просыпался. Но он все же выслушал объяснения Прентиса о том, что его допрашивали в местечке под названием Старе-Кейкути, где во время Второй мировой войны располагалась ставка разведывательной группы СС.

В пятнадцати минутах езды от него находился аэропорт Симань, впоследствии его использовала Советская армия, когда Брежнев решил подавить восстание в Праге. В последнее время это место находилось в ведении польской военной разведки, которая с удовольствием сотрудничала с ЦРУ и предоставляла свои секретные базы для допросов особо важных заключенных, разумеется за определенную плату. По словам Прентиса, это был хитрый и не лишенный иронии ход со стороны американцев. Деятельность польских военных не подвергалась такой тщательной проверке, как гражданские службы, вроде недавно созданного Агентства разведки. И руководители военной разведки, многие из которых заняли свои посты еще при коммунистах, могли требовать у НАТО защиты благодаря своему особому военному статусу.

— Старе-Кейкути может похвастаться своими знаменитыми гостями, так что у вас была отличная компания, — сказал Прентис, а затем добавил: — Именно в этом месте в 2003 году они мочили ХШМ.

Холодная, сырая тюрьма, где Марчанта подвергли пытке водой, разительно отличалась от просторного строения из стекла и стали, где он находился теперь. Он знал, что это красивое современное здание должно было стать образцом для новых британских посольств. После теракта в консульстве Стамбула оно подверглось перестройке на случай нападения террористов, однако двери посольства по-прежнему были открыты для посетителей. Как и все новые здания, принадлежащие министерству иностранных дел, посольство было обеспечено особыми средствами защиты. В случае нападения «многослойное» покрытие дверей и стен защищало внутренние комнаты. Чтобы проникнуть в них, террористам понадобилось бы не менее сорока минут, а этого срока было вполне достаточно, чтобы успеть уничтожить самые важные документы и стереть файлы с жесткого диска.

В баре не было никого, за исключением Марчанта, Прентиса и еще двух сотрудников посольства. Они даже не знали, как им реагировать на нового гостя, который странно гнусавил и оставил в мусорной корзине своей комнаты пару огромных, пропитанных водой подгузников.

— Пойдемте, нам нужно немного пообщаться, — сказал Прентис, гася сигарету «Мальборо».

Марчант последовал через белоснежный коридор в основной корпус посольства.

— Мы здесь только что убрали, но все равно лучше воспользоваться комнатой, где мы можем спокойно поговорить, — сказал Прентис.

Во всех посольствах имелась переговорная комната, стены которой были покрыты таким толстым слоем штукатурки, что содержание бесед там невозможно было подслушать даже с помощью самых сильных жучков. В последние годы Марчант часто бывал в таких комнатах, и некоторые из них производили на него сильное впечатление. На этот раз он оказался в тускло освещенном помещении с белоснежными стенами, напоминавшем нечто среднее между деньгохранилищем в швейцарском банке и зубоврачебным кабинетом на Харли-стрит.

— Мы до сих пор переживаем из-за того, что случилось с вашим отцом, — сказал Прентис, указывая на один из двух стульев, стоявших по обе стороны от прямоугольного стеклянного стола. Ваза с букетом цветов на столе говорила о том, что пыток водой здесь явно не предвиделось. Прентис закрыл тяжелую дверь и набрал на панели код, активируя электронную защиту. — В Варшаве говорят, что за всем стоят американцы. Армстронг не пошла бы на такое без их поддержки.

— Судя по всему, так оно и есть, — сказал Марчант, чувствуя, что его голос все еще был гнусавым.

Несмотря на цветы в вазе, стол и оба стула были простыми и функциональными.

— Поэтому вы, наверное, представляете, как мы обрадовались, когда нам позвонили из Лондона, — сказал Прентис.

— А поляки тоже остались довольны?

— Новое правительство прекратило выдачу беглых преступников американцам, они ждут извинений за то, что те втянули их армию в войну с Ираком. Старе-Кейкути находится в ведении польской военной разведки, эти старые коммунисты понимают, что их время на исходе, и хотят напоследок урвать побольше. Что теперь может сделать ЦРУ? Пожаловаться в ООН на то, что одна из их баз была разгромлена? Они должны были закрыть ее еще несколько месяцев назад.

Марчант предположил, что Прентису было около шестидесяти лет. Начальник польской резидентуры — не самая блестящая должность, если учитывать его возраст, но Марчант многое слышал о Хьюго Прентисе. О нем знали все, кто служил в разведке. В семидесятых его исключили из Итона за то, что он продавал студентам марихуану. Он был настоящим щеголем, всегда одет с иголочки, носил дорогие платиновые запонки, часы фирмы «Патек Филипп» и зачесывал назад свои густые седые волосы.

Прентис никогда не был карьеристом, готовым на все ради продвижения наверх, он принадлежал к той редкой категории людей, которые поступили в разведку лишь потому, что им нравилась шпионская жизнь, ему хотелось принимать в ней активное участие, следить за людьми, преследовать вражеских агентов, проявляя при этом ум, изворотливость, а при необходимости — и жестокость. Тратить Прентису нравилось больше, чем зарабатывать, а любовницы были для него важнее законного брака.

— Как там дела в Леголенде? — продолжал он, протягивая Марчанту пачку сигарет. — Это правда, что Викарий запретил курение в баре?

— Только внутри бара. На террасу запрет не распространяется. Впрочем, Филдинг здесь ни при чем. Это был правительственный указ.

— Если шпионы начнут слушаться политиканов, то это точно ни до чего хорошего не доведет. Господи, кто будет проверять? Комитет по здоровью? Ваш отец скорее бы умер, чем стал слушать правительство. — В разговоре повисла неловкая пауза. — Извините. Меня немного занесло. — Прентис откинулся на спинку стула и выпустил в воздух облако дыма.

— Все хорошо, — сказал Марчант. — Правда, все в порядке.

— Знаете, вы немного похожи на него… овалом лица. — Прентис замолчал, а затем продолжил: — Я был бы счастлив, если бы на мои похороны пришла хотя бы четверть тех людей, которые захотели проститься с ним. Но что случилось с премьером? Почему он не появился на похоронах?

— По официальным данным, у него было слишком много дел, — ответил Марчант. Он вспомнил людей, выходивших из маленькой деревенской церкви. Он не заметил Прентиса, но тогда на похороны прилетели сотрудники спецслужб со всего света. Однако все заметили отсутствие высокопоставленных персон из правительства, которые не захотели отдать дань памяти человеку, который, возможно, был предателем.

— Ублюдок.

— Вы отправите меня назад, в Британию? — Марчант был признателен Прентису за его поддержку, но ему было интересно знать, к чему в результате приведет эта беседа.

— Не совсем. Точнее, нет, — сказал Прентис, понизив голос, как будто он внезапно вспомнил какую-то неприятную новость.

Марчант заметил эту смену тона и инстинктивно выпрямился, прижавшись поясницей к металлической спинке стула.

— Вот это вам прислали из Лондона, — сказал Прентис, вытаскивая из кармана пиджака маленький коричневый конверт и передавая его Марчанту. Внутри были доллары, ирландский паспорт, билет на самолет, виза. — Больше мы вам ничем не можем помочь. Слишком уж вы опасный тип.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сами знаете. Я не знаю ни одного другого офицера МИ-6, которого бы одновременно разыскивали ЦРУ и МИ-5. Берегите себя. Не пройдет и двух часов, как вас начнет искать вся Варшава во главе с янки. Польской разведке тоже наверняка захочется с вами немного пообщаться.

— У вас нет известий от Филдинга? — спросил Марчант.

Прентис наклонился вперед:

— Поезжайте и найдите Салима Дхара.

— Где он? — спросила Харриет Армстронг.

Филдинг сидел в своем кресле и смотрел на реку, на другом берегу которой возвышался Дом на Темзе.

— Я сам задаюсь этим вопросом, — ответил он по громкой связи.

— Я только что говорила по телефону со Спайро, — сказала Армстронг, — он угрожает, что сделает публичное заявление по поводу Дхара и вашего предшественника.

— Это будет не самое приятное известие, но намного лучше, чем новость о том, что агент британской разведки был тайно вывезен людьми из ЦРУ в Польшу. А уж если об этом узнает премьер-министр… Ни к чему хорошему это точно не приведет.

— Маркус, где он? Этот человек угрожает национальной безопасности.

— Я так не думаю, — сказал Филдинг. — Вы видели мою докладную записку по поводу Дхара? Похоже, он не имел никакого отношения к неудавшемуся теракту на марафоне. Но я отвечу на ваш вопрос и скажу, что не имею ни малейшего представления, где он. Разве теперь не вам было поручено охранять его?

Армстронг уже повесила трубку. Филдинг повернулся в своем кресле, выключил переговорное устройство и еще раз прочитал лежащую перед ним докладную записку. Польская экономика потерпела серьезные убытки после того, как американцы стали расторгать контракты. Конфиденциальная информация, которой он собирался поделиться с бригадным генералом Воровски — главой польской разведки и своим коллегой из Варшавы, — была самым меньшим, что он мог сделать для своего друга. Агентство разведки давно уже вело войну со старой коммунистической гвардией из польской военной разведки. Воровски и его люди начали постепенно выигрывать битву, несмотря на сопротивление ЦРУ, чьи денежные вливания и базы для допросов заключенных помогали продлить карьеру их бывшим врагам по холодной войне из Польши.

Эту информацию следовало передать одной из самых крупных польских компаний в области электронных технологий, которая в следующем месяце собиралась заключить в Брюсселе многомиллионный контракт для создания электронного государства.

В МИ-6 разведывательное донесение до сих пор называлось ЭК в честь первого шефа — Менсфилда Камминга («Эксклюзив от Камминга»). Филдинг достал ручку и подписал бумагу зелеными чернилами — еще один фирменный знак Камминга. Воровски это понравится.