Бегство мертвого шпиона

Глава 7

Марчант понял, что в его комнате кто-то находится, когда только поднимался по старой деревянной лестнице своего конспиративного дома. Это было ощущение на уровне интуиции. Навык, которому нельзя было научиться на тренировках в Форте. После того как Филдинг подвез его к дому и уехал в Лондон, Марчант оповестил о своем возвращении двух охранников, которые смотрели порнуху в маленькой гостиной. Они едва обратили на него внимание, поэтому Марчант не особенно волновался, когда повернул ручку двери в свою комнату. К тому же в тот момент он уже почувствовал запах духов Лейлы.

— Дэн, — сказала она, вставая с кровати, на которой лежала развернутая газета: неудавшемуся теракту на марафоне было отведено сразу две полосы. — Мне даже интересно, что вы с Викарием так долго делали в лесу?

Он подошел к ней, и они стали нежно и медленно ласкать друг друга, как будто со времени их последнего свидания ничего не произошло.

— Устраивали небольшой разбор полетов, — улыбнулся Марчант.

Лейла стянула с него штаны и легла на него сверху.

Они еще не были готовы обсуждать события марафона. Когда Марчант работал, они встречались урывками в выходные: в Берне, Севилье, Дубровнике, но никогда не устраивали свиданий у себя дома. Они взяли за правило не говорить о работе, поэтому большую часть времени просто занимались любовью, потому что, когда начиналась работа, о личной жизни приходилось забывать. Затем следовали короткие прощания в аэропорту, и они улетали, каждый в свою сторону. Но в этот раз они понимали, что теперь все будет иначе.

После Марчант забылся глубоким сном — за последние месяцы ему редко удавалось поспать так крепко. Вероятно, его мозг решил, что раз он находится в глуши Уилтшира, в хорошо охраняемом доме, рядом с Лейлой, значит, он может чувствовать себя в полной безопасности. Лейла сказала, что Филдинг разрешил навестить его, и это придало Марчанту еще больше уверенности и укрепило его чувство защищенности.

Когда он проснулся, то, вопреки всем своим ожиданиям, не почувствовал себя отдохнувшим. Кошмары не мучили его во сне, однако тревожные воспоминания о горячих слезах Лейлы пробивались через пелену усталости, которая окутывала его ослабевшее тело. Он сел, испытывая чувство беспокойства из-за того, что не смог утешить ее. Лейла принимала душ. Дверь в ванную комнату была открыта, и, сидя на кровати, он видел неясные очертания ее грудей и пушка на лобке, которые виднелись через запотевшее стекло душевой кабины.

Когда она запрокинула голову, подставляя длинные волосы под струи воды, Марчант вспомнил, как впервые увидел ее, когда они оба пришли на собеседование в Карлтон-Гарденс. В тот день возникла какая-то неразбериха со временем приема, но Марчант сел рядом с ней, подозревая, что она пришла сюда с той же целью, что и он, однако спросить ее так и не решился. Вместо этого, чтобы немного скоротать время, они стали говорить о погоде, архитектуре и на прочие, ничего не значащие темы.

Когда они снова встретились на первом занятии в Форте, они не смогли скрыть своего волнения. Возможность свободно говорить на любые темы опьяняла их. Инструктор попросил каждого из новобранцев встать и представиться аудитории (когда речь заходила о корпоративной этике, МИ-6 ничем не отличалась от других организаций). Лейла сначала рассказала о себе по-английски, а затем коротко представилась на свободном фарси, объяснив, что ее отец был англичанином и работал инженером в нефтегазовой сфере. В Тегеране он встретил ее мать — иранку, исповедовавшую религию бахай, которая читала лекции в университете. После революции 1979 года они бежали в Великобританию вместе со многими последователями бахай, спасаясь от преследования нового революционного правительства, не желавшего признавать это религиозное меньшинство.

Лейла родилась и провела первые годы жизни в Хертфордшире, ее воспитывала мать, пока отец работал на различные компании в Заливе и лишь изредка навещал семью. Одним из самых ярких воспоминаний ее детства была пятидесятиградусная жара в Дохе. Когда Лейле было восемь лет, они все переехали на два года в Хьюстон. До тех пор, пока в Иране правили сторонники аятоллы,[8] у них не было никаких шансов вернуться в Тегеран, поскольку бахаи оставались врагами исламского государства и по-прежнему подвергались преследованиям.

Лейла рассказала всем присутствующим в зале по-английски о том, как, обучаясь на последнем курсе колледжа в Оксфорде, она подала заявку о поступлении на службу в разведку. Это случилось после того, как ректор ее колледжа и бывший шеф МИ-6 (предшественник Стефана Марчанта на этом посту) пригласил ее на обед. Лейла опасалась самого худшего, она не была уверена, что ей захочется работать в организации, известной своими консервативными взглядами, но все-таки приняла приглашение и была приятно удивлена полным отсутствием чопорности в поведении хозяина дома. Не меньшее удивление вызвали у нее и четверо приглашенных на обед молодых людей. Лишь один из них был представителем белой расы. Собравшиеся в зале Форта молодые разведчики также были выходцами из самых разных этнических групп. Это напомнило ей о визите в центр международного телевещания Би-би-си в Буш-Хаусе.

— Естественно, у меня возникли подозрения, после обеда я вернулась в свою комнату и всю ночь изучала в Интернете информацию о том, что МИ-6 с удовольствием принимает на работу людей различных национальностей. Я знала, что в МИ-5 работают представители разных рас, но мне казалось, что разведка была последним оплотом белых мужчин, выходцев из среднего класса, исповедующих консервативные взгляды. Людей вроде Дэниеля. — Все засмеялись. — Однако всем известно, что одна хитрость все же существует: хотя бы один из ваших родителей должен быть британцем. К счастью, моей матери всегда нравились английские мужчины. — И снова раздался смех. — Но вам не показалось, что процесс отбора длился целую вечность? Мою маму регулярно вызывали на собеседования в течение нескольких недель. Даже не знаю, в чем дело, возможно, она привозила с собой кальян, который они все вместе курили.

— Вы когда-нибудь возвращались в Иран? — спросил инструктор. Он был единственным, кто не рассмеялся.

— Возвращаться? Да я там никогда и не жила.

— Но, наверное, считаете эту страну вашей родиной? — продолжал инструктор.

Спокойная, расслабленная атмосфера в комнате стала накаляться.

— После окончания колледжа я ездила туда, — сказала Лейла, глядя в глаза инструктору. — Полагаю, на первом собеседовании каждому из присутствующих здесь задавали один и тот же вопрос: совершали ли вы в своей жизни противозаконные поступки? Так вот, я рассказала о своем путешествии в Иран, о том, как я уговорила пограничника на границе с Туркменистаном пропустить меня, чтобы я могла посмотреть на сбор урожая роз. Я придумала историю, будто я собираюсь защищать кандидатскую в области парфюмерии. Сады в Иране были прекрасными. Я никогда не забуду этой картины: иранцы, всеми семьями, собирали в предрассветной дымке розы, чьи лепестки были все еще влажными от росы.

Следующим должен был выступать Марчант, он знал, что ему не удастся превзойти Лейлу. Она держалась раскованно, с дерзкой улыбкой на губах, говорила свободно, как человек, лишенный национальных предрассудков, и производила впечатление уверенной в себе, но отнюдь не заносчивой женщины. Марчант просто рассказал о том, что вырос за границей, вместе с семьей переезжал из одного посольства в другое по всему миру, пока в возрасте тринадцати лет его не отдали в пансион в Уилтшире. Он не стал скрывать, что его отец недавно занял пост руководителя МИ-6, и даже пошутил по поводу семейной традиции. «Шпионы, как гробовщики, любят продолжать семейное дело, — сказал он. — Но думаю, я попал в хорошую компанию. Например, отец Кима Филби — Джон Филби — занимал серьезный пост в разведке». Впоследствии он пожалел о своем колком замечании.

— По окончании Кембриджа я пару лет работал международным корреспондентом, путешествовал по Африке, писал в разные британские газеты и слишком сильно налегал на виски. Я написал мои лучшие статьи, включая очерк о Каддафи, благодаря одному моему знакомому в дипломатическом представительстве Найроби. Лишь позже я узнал, что он работал в Управлении информационных операций в Леголенде. В то время я был молодым и наивным и не понимал, что он должен был представлять средствам массовой информации материалы, которые служили бы национальным интересам. Именно он посоветовал мне вернуться в Лондон и поступить сюда.

Марчант оглядел своих новых коллег, пытаясь понять, насколько убедительным показался его рассказ. В комнате повисла неловкая пауза.

— Если честно, то я тогда переживал не лучшие времена. Я был потерян. Разбит. Знаете, журналистам иногда приходится очень туго. К тому же мне нужно было решить парочку личных проблем. — Он снова замолчал, решив не говорить о своем брате. — Этот парень из управления нашел меня однажды ночью, в самом центре Найроби, вид у меня был тогда совсем паршивый. Он сказал мне, что не нужно больше бегать от самого себя, и предложил поступить на службу в разведку. Мне всегда хотелось выбрать свой жизненный путь, не полагаясь на родителей, на моего отца, но я решил, что семейное призвание доказало свою состоятельность.

Лейла вернулась в спальню, вокруг ее головы, как тюрбан, было повязано полотенце.

— Помнишь тот первый день в Форте, когда мы представлялись друг другу? — спросил Марчант, надевая хлопковый халат.

— Да, а что?

— Мы так никогда и не выяснили, кто из нас солгал.

После того как все получили возможность выступить, инструктор заявил, что одна из рассказанных историй была неправдой. Им велели написать, что это была за история и почему они так считают.

— Не думаю, что это был кто-то из нас, — сказала Лейла. — Если кто и лгал тогда, то разве что тот занудный инструктор.

— Значит, это была не ты? — спросил Марчант.

— Я? Так вот о ком ты написал.

— Вся эта история о бахай. Я так удивился, что тебя взяли.

— Я сказала правду, мордастый придурок, — сказала она, целуя его в лоб. Он лежал на кровати и смотрел, как она надевает трусики. — Моя мать была удивительной женщиной. Из-за нее я поступила в Оксфорд. На самом деле я считаю, что все эти проверки пошли мне только на пользу: чтобы ответить на вопросы о моей матери, мне пришлось больше узнать о религии бахай, и я поняла, насколько моя мать была предана Британии.

— А разве эта информация не вызвала подозрения у тех, кто тебя допрашивал?

— Нет, в конце концов они успокоились. Она жила в Великобритании двадцать пять лет.

— И ты больше никогда не говорила о ней?

Лейла замолчала. Он снова вспомнил ее слезы, взял ее за руку и осторожно усадил на кровать рядом с собой.

— В чем дело? — тихо спросил он.

— Ничего, — ответила она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Это из-за марафона?

— Нет. Все в порядке. — Она положила голову ему на плечо, пытаясь успокоиться. Тепло, исходившее от его тела, придавало ей уверенность.

Марчант лишь однажды видел Лейлу плачущей, тогда она говорила по телефону со своей матерью. Они только приступили к занятиям в Форте. И Лейла не хотела говорить с ним об этом. Когда позже он попытался поднять эту тему, она отказалась обсуждать ее.

— Это касается твоей матери? — спросил Марчант. — Ты разговаривала с ней?

Лейла по-прежнему обнимала его. Однажды она сказала ему, что мать часто говорила о том, как она хочет вернуться домой. Овдовев, она хотела снова жить среди своего народа, своих родных и заботиться о своей старой матери. Но Лейла сказала ей, что человеку, исповедующему бахай, слишком рискованно было возвращаться в Иран, где последователи этой религии подвергались систематическому преследованию.

Вместо этого ее отправили в дом престарелых в Хертфордшире после того, как у нее появились первые признаки болезни Альцгеймера. Лейла сказала, что она была там очень несчастлива и часто жаловалась на то, как плохо с ней обращался персонал, но доказать, что происходило на самом деле, а что являлось плодом фантазии, порожденной ее больным мозгом, не представлялось возможным. Марчант предложил сопровождать Лейлу во время ее визита в дом престарелых, но она не хотела, чтобы он составил представление о ее матери теперь, когда она была тяжело больна.

— Вчера ты был на высоте. Надеюсь, Филдинг сказал тебе об этом, — сказала Лейла. Теперь она, наконец, взяла себя в руки и направилась к туалетному столику. — Ты сорвал планы террористов.

— У меня бы ничего не получилось без твоей помощи, — сказал Марчант, затем сделал паузу. — У Прадипа был сын. Он показывал мне фотографию.

События марафона сильно повлияли на него. Лейла слышала, как изменился его голос. Она вернулась к кровати и обняла его за шею.

— Они собирались убить мальчика, если Прадип не справится с заданием, — продолжал Марчант. — Как ты думаешь, они это сделали?

— Он погиб, пытаясь выполнить свое задание, а Лондонский марафон был отменен впервые за всю его историю. Возможно, его сыну сохранили жизнь.

Лейла снова стала такой, как прежде, — человеком, лишенным сантиментов. Марчант почувствовал облегчение. Ее холодный профессионализм и умение держать его на расстоянии напомнили Марчанту о том, что он не должен влюбляться в нее. Когда она дала волю своим эмоциям, это немного сбило его с толку. Марчанту захотелось поговорить с ней о марафоне; о GPS-приемнике Прадипа, который издавал настойчивые попискивания, и как этот безобидный звук мог стать последним, что они услышали бы в этой жизни; о том, как у него кружилась голова от возможности снова выполнять свою работу, и каким тяжелым казалось ему тело мертвого Прадипа, повисшего у него на руках. Но ее холодность заставила Марчанта отвлечься от мыслей о событиях вчерашнего дня. Он знал, что при их работе такое поведение иногда было единственным способом выжить.

— А еще Филдинг говорил о моем отце, — сказал Марчант, поднимая и опуская затекшие ноги. — Как же у меня все болит.

— Что-то новое? — Лейла встала, вернулась к туалетному столику и начала вытирать полотенцем волосы.

— Американцы надавили на Бэнкрофта. Похоже, они нашли что-то против моего отца.

— Американцы? — спросила Лейла, поворачиваясь. — Они-то здесь при чем?

Марчант рассказал ей обо всем, что сообщил ему Филдинг: и о том давлении, которое МИ-5 оказывала на лорда Бэнкрофта, чтобы тот выставил его отца предателем; и о том, что американцы были уверены, будто его отец встречался с Салимом Дхаром незадолго до того, как произошли взрывы в посольствах США в Дели и Исламабаде.

— Я помню фотоаппарат «Лейка», — продолжал Марчант. — Он был таким красивым и напоминал музейный экспонат. Однажды под Рождество отец показывал мне его. Это случилось вскоре после того, как меня приняли в службу. — Он замолчал. — Я понимаю, что мое присутствие в твоей жизни может плохо отразиться на твоей карьере. Думаю, некоторое время тебе лучше держаться от меня на расстоянии.

Не отрывая взгляда от зеркала, Лейла внимательно изучала его отражение, рассматривала его тело.

— МИ-5 не помешает мне и дальше трахаться с тобой.

— Я признателен за твою верность и постоянство, но я хотел предупредить тебя о возможных неприятностях. — Он встал с кровати и подошел к Лейле сзади, обхватил ладонями ее обнаженные груди. Они оба смотрели на свои отражения в зеркале. Марчант положил подбородок ей на плечо. — Если они заподозрили моего отца, они могут заподозрить и меня.

— Я думала, Викарий хочет, чтобы ты вернулся, — сказала Лейла, поворачиваясь и целуя его. — Особенно после вчерашнего.

— Да, он хочет этого, но, если Бэнкрофт откопает что-то серьезное против моего отца, даже Филдинг ничего не сможет сделать.

— Я никогда не нравилась твоему отцу, не так ли? — сказала Лейла, она выскользнула из объятий Марчанта и взяла флакончик с тушью для ресниц.

— Это неправда.

— В тот раз, когда я приехала к вам домой на обед, он был недружелюбен и даже груб по отношению ко мне.

— Он просто устал от моих бесконечных подружек и с подозрением относился ко всем женщинам. Понимаешь, у него было два сына и ни одной дочери. Да и с женой никогда не было понимания.

— Похоже, эту его черту не назовешь семейной.

— Ты о чем?

— О гене недоверия к женщинам. Похоже, он не передался его детям, — улыбнулась Лейла.

Глядя, как она стоит в лучах заходящего солнца, Марчант подумал, что Лейла права. На свете не было человека, которому он доверял больше, чем ей.