Атмосфера в «хаммере» резко изменилась, когда Эрику высадили возле ее работы. Я с облегчением посмотрела вслед радостной вампирше, которая помахала нам и скрылась в дверях фирмы, занимающейся компьютерной безопасностью. Вооруженный охранник придержал перед ней двери, а нам коротко кивнул. Она вела себя как пустоголовая дура, говорила как пустоголовая дура, одевалась как богатая пустоголовая дура — но к этому готскому прикиду и броской внешности прилагались мозги. И у Эрики, в отличие от Айви, поведение не служило маскировкой для депрессии.
— О господи! — выдохнул один из охранников Кормеля, когда мы двинулись дальше. — Она никогда рта не закрывает.
В другом случае я бы ответила чего-нибудь про то, что женщины таким образом восполняют неумение мужчин в этой сфере деятельности, но на этот раз он был прав. Когда Эрика не спала, она молола языком.
Расслабив плечи, я подвинулась на кожаном сиденье, устраиваясь вольнее на освободившемся пространстве. Кожа осталась теплой, от нее шел запах вампирских феромонов. Давно уже я не получала такой их дозы — мои связи с вампирами резко сократились после смерти Кистена.
В мозгу возник смутный сигнал тревоги, я открыла глаза. Не хотелось мне снова завязываться с вампирами, как бы это ни было приятно — а это было приятно. Но это — постепенный переход к пассивности, и он медленно меня убьет или вызовет взрывную реакцию. Я это знала, и Айви это знала, и, быть может, смерть Кистена была мне на благо, каким бы она ни была горем. Нельзя сказать, что Кистен приносил мне вред: он помогал мне избавиться от слабостей, о которых я и сама не знала, вводил меня в ту культуру, которую можно понять только на опыте. Его смерть разбила мне сердце, вывела из слепоты и спасла меня от меня самой… и я не хочу делать ее напрасной, в упор не видя то, чему она меня научила.
Сладкая горечь воспоминаний закружила меня водоворотом, и я села ровнее, аккуратно положив сумку себе на колени. Сидящий рядом элегантный Ринн Кормель коснулся рта тыльной стороной ладони — думаю, он прикрыл улыбку. Меня бросило в жар при мысли, что он видел сейчас, как я взяла себя в руки.
Ринн Кормель не был стереотипным мастером-вампиром. Он пока еще не был мертв достаточно долго, чтобы перейти коварный сорокалетний барьер, и не пытался скрыть возраст, в котором умер, поддерживая спортивную форму лет на сорок с небольшим. Угольно-черные волосы пронизывали серебряные нити, на лицо легли первые морщинки, которые мужчинам помогают достичь вершин карьеры и которые женщины стараются скрыть. Он знал, что я стала его подозревать, но не притворялся, что этого не заметил. Не делал никаких загадочных заявлений вроде «ничего из этого не выйдет хорошего», произносимыми как полуугроза, полуобещание. Просто он был такой чертовски… обыкновенный. Политик и политик.
Я окинула его взглядом — свежая стрижка, черное кашемировое пальто, блестящие туфли. Туфли не по погоде, но он все равно не простудится. Все это на публику.
Увидев, что я смотрю, Кормель улыбнулся. Он был высок, хорошо одет и хорошо сложен. Смех приятный, манеры располагающие, но не был он ни красив, ни чем-либо примечателен — слишком мертвенно-бледен, чтобы быть привлекательным, — пока не улыбался. А тогда он становился неотразим. Его улыбка спасла мир — в буквальном смысле не дала ему развалиться, когда после Поворота все разлеталось и склеивалось невиданным ранее образом. Это была не улыбка, а обещание — добра, честности, надежности, защиты, свободы и процветания. Увидев эту улыбку, адресованную мне, я заставила себя отвернуться и заправила за ухо выбившуюся прядь.
Айви застыла неподвижно, поняв происходящее на заднем сиденье по сигналам, которые я ей невольно передавала. Да вообще любой, кто был в машине, мог понять. Когда Айви повернулась к нам, она озабоченно хмурилась:
— В больнице пустят копов по ее следу, пока мы успеем оформить отказ, — сказала она. — Им совсем не улыбается таскаться по судам, если она свалится.
Сидящий в моем пальто Дженкс засмеялся, и я вздрогнула — совсем забыла, что он здесь.
— И сколько шансов за то, что она не свалится? — спросил он саркастически, потом вылетел и сел ко мне на плечо под укрытие теплого шарфа, раз Эрика ушла.
— Мы договорились насчет пожить у одного друга недалеко от церкви, чтобы Дженкс мог подходить к телефону, — ответила Айви, глядя неспокойно то на меня, то на Кормеля. В ней ощущался какой-то беспомощный страх — не тот первобытный страх, какой вызывал у нее Пискари, когда глядел на меня, но страх, что Кормель может мною заинтересоваться. Это не ревность была — это был страх остаться одной. — Если мы едем к церкви, я покажу дорогу, когда подъедем ближе, — договорила она.
Дженкс фыркнул:
— Сколько раз ты теряла сознание в этом году, Рейч?
Разозлившись, я попыталась на него посмотреть, но он был слишком близко.
— Хочешь потерять сознание прямо сейчас, Дженкс?
— Я был бы рад, если бы вы остановились у меня, — сказал Кормель, сидящий со сложенными на коленях руками. — У меня сейчас полно места, поскольку верхние этажи я снова превратил в жилые. Там только одна кровать, но одна из вас могла бы спать на диване.
На диване? — подумала я неприязненно. Он намекает, что мы с Айви делим не только квартплату? Впрочем, в его тоне я не слышала даже намека на такое предположение. Все равно, я не могла поехать к нему ночевать. Мне надо было добраться до вещего зеркала, связаться с Алом и взять на завтра выходной — все до восхода солнца. В это время года восход около восьми, и я начинала уже нервничать.
— «Чиккринг» доставили на той неделе, — сообщил Ринн Кормель, повернувшись так, что все его внимание было направлено на меня. — Вы слышали когда-нибудь, Рэйчел, как Айви играет на фортепьяно? У нее очень тонкое туше, ей бы стоило заняться профессионально. — Потом он улыбнулся: — Хотя у нее будут столетия, чтобы пойти по этому пути, если возникнет такое желание.
— Да, — ответила я, вспомнив те немногие случаи, когда я заставала Айви за инструментом. Она тут же переставала играть: фортепьяно открывало ее сильнее, беззащитнее, чем она хотела бы при мне быть.
— Чудесно! — Кормель наклонился, тронул шофера за плечо, показывая направление. — Пожалуйста, позвоните, чтобы включили отепление.
Я на секунду закрыла глаза, помотала головой.
— Нет, «да» относилось к тому, что я слышала, как она играет. Но остаться у вас мы не можем.
— Все равно спасибо, Ринн, — тихо сказала Айви, будто ждала, чтобы я отказалась первой. — Дженксу нужно попасть домой по делам фирмы. Пикси никто арестовывать не будет, но какие-то неприятности будут почти непременно, и мне не хотелось бы быть на другой стороне Низин, когда станут ломиться в нашу дверь.
Кормель приподнял черные брови — на бледном лице и в тусклом свете они сильно выделялись.
— Но вы хотя бы со мной поужинаете? После отставки у меня нет возможности участвовать в светских мероприятиях так часто, как я привык, и как ни удивительно, мне этого не хватает. — Он слегка улыбнулся, устроился поудобнее под шелест кашемира. — Просто поразительно, какой глубины политического понимания можно достичь за стаканом доброго вина. Таши сейчас нет, и я вряд ли выдержу еще один вечер, наполненный описанием наших процедур безопасности и способов их улучшения.
Водитель тихо засмеялся, но когда я набрала воздуху, чтобы вежливо отклонить приглашение, Кормель наклонил голову, останавливая мою речь:
— Мне нужно несколько часов, чтобы оформить ваш отказ от госпитализации. Утром вы будете спать у себя в церкви — позвольте мне сделать это для вас. И еще мне нужно поговорить с Айви о том, что я выяснил.
Айви переглянулась со мной, глазами прося согласиться. Этот мужчина ей очевидным образом нравился, и мне, помнящей, как обращался с ней Пискари, трудно было отказаться. Кроме того, я хотела знать, кто убил Кистена.
Дженкс, подумав, что я колеблюсь, прошептал:
— А фиг ли бы и нет?
Ужин — малая цена за мой отказ от госпитализации и информацию о Кистене, так что я кивнула, и смутная настороженность сменилась ожиданием. Айви улыбнулась, а водитель плавно развернулся, направляясь к берегу Низин.
— Превосходно! — сказал Кормель, улыбнувшись нам всем сомкнутыми губами, но искренне. — Джефф, не позволишь ли ты сказать, чтобы нам там оставили еды, а то ужин уже кончается? И сообщи, что нужны еще два прибора, и что-нибудь для Дженкса.
Живой вампир, сидящий рядом с Айви, вытащил мобильник и нажал кнопку быстрого вызова. Джефф — это был тот, у которого только один шрам на виду, но не сомневаюсь, что под футболкой у него их больше. Его приятный низкий голос едва был слышен за гулом отопления, включенного на полную, — для Дженкса или даже для меня. Кормель и Айви говорили о каких-то пустяках, а я напрягалась все сильнее, пока Кормель не приоткрыл окно, чтобы сбросить это напряжение. Я думала, что нервничаю из-за близкой перспективы узнать, что выяснил Кормель о смерти Кистена, но когда мы свернули на набережную, я поняла, почему прет адреналин.
Как только колеса выехали на малоезженую улицу, в меня проник застарелый страх, пробуждающий воспоминания. Мы ехали туда, где жил Пискари.
Опустив глаза, я увидела, что сжала руки в кулаки, и заставила себя их разжать. Машина сбавила скорость, почти ползла вперед. Здание выглядело по-прежнему — двухэтажный бар, мирно спящий под шестью дюймами непотревоженного снега. Наверху горел свет, кто-то закрывал шторы. Парковку уменьшили, и теперь молодые деревья росли там, где когда-то парковался ржавый двухдверник. Начали возводить стену — очевидно, огородить садик, — но не доделали и оставили до весны и тепла. И у причала не было ни яхт, ни катеров.
— Что с тобой, Рейч? — спросил Дженкс, и я выдохнула, заставив себя разжать кулаки.
— Да ничего, — ответила я тихо. — Просто я здесь не была еще после смерти Кистена.
— Да и я тоже, — сказал он, хотя он вообще тут не был ни разу, для начала. Кроме того случая, конечно, когда я здесь в беду вляпалась.
Машина сползла на боковой въезд, куда когда-то грузовики доставляли продукты со всего света. Я покосилась на Айви — по ней ничего не было заметно, но она тут бывала достаточно часто, чтобы боль притупилась. Мы остановились у закрытой двери погрузочного отсека. Все молчали. Один из вампиров вышел открыть дверь, и крылья Дженкса пощекотали мне шею, когда он прижался потеснее от холода.
— Рэйчел, — приглашающим тоном начал Кормель под шум подъемной двери, — вы предпочли бы какой-нибудь ресторан? Я не учел, что с моим домом у вас связаны неприятные воспоминания. Но я тут все поменял, — продолжал он хлопотливо, — все не так, как было.
Айви посмотрела на меня так, будто осуждала, что я раскисаю, и я встретила взгляд Кормеля — глаза были почти черными в тусклом свете.
— Просто воспоминания, — ответила я.
— Хорошие среди них есть, надеюсь? — спросил он, когда мы въезжали в холодный, сухой и темный погрузочный отсек. В темноте сразу возникло покалывание у меня в шраме, и я глянула на Кормеля с возмущением. Покалывание прекратилось. Он делает из меня игрушку? Если он меня привязал, то я сделаю все, что он пожелает, считая это собственной идеей. А когда вампир опустил подъемную дверь, закрыв отсек, и темноту разгонял только свет фар, вот тут я поняла, насколько я беззащитна. Черт побери.
— Войдемте, и я покажу вам, как я тут все переделал, — любезно предложил Кормель. У меня зачастил пульс, а двери «хаммера» открылись.
Я сдвинулась по широкому сиденью к двери, держа в руке сумку, и пока все прочие медленно продвигались к цементным ступеням задней двери, я притворилась, будто поправляю пальто. Это мог быть последний до самого дома шанс переброситься парой слов с Дженксом наедине.
— Дженкс, как у меня аура выглядит? — спросила я, и в ответ он тихо-тихо вздохнул:
— Тонкая, но без дыр. Мне кажется, эмоции, которыми зарядили тебя те дети, помогли ее усилить.
— Она возникает из эмоций? — спросила я вполголоса, решив в последний момент оставить сумку в «хаммере». Опираясь на руку вампира, придерживавшего мне дверцу, я осторожно шагнула на цементный пол.
— А откуда же ей еще взяться? — засмеялся Дженкс, завернутый в мой шарф. — Из фейрийских пуков?
Я вздохнула, покачала головой в ответ на вопросительный взгляд Айви. Мне не нравилось выходить из дому при такой тонкой ауре, но Дженкс сказал, что она стала лучше, и я верила, что меня здесь не покусают. Я была явным образом больна, а для вампиров это фактор отталкивающий — он и живых, и неживых делает невероятно, просто неумеренно заботливыми. Может быть, именно это я сейчас и наблюдаю.
Вампиры-охранники по одному занимали позиции, пока не построились и впереди, и позади нас. Я послушно направилась к лестнице, увидела выглядывающие из-под брезента шины мотоцикла Айви. Она его там припарковала на зиму после того, как я чуть его не разбила, пытаясь въехать под наш навес. Мне перекрыли дорогу снегоочистители, и пришлось дать полный газ, чтобы проехать через пухлый искусственный сугроб.
От усилия у меня заскакал пульс, и я пошла за Кормелем в кухню. По крайней мере я себе сказала, что пульс скачет от усталости, а не от предчувствий. О том, что сейчас повсюду будет мерещиться Кистен, мне думалось без восторга.
В кухне оказалось неожиданно тепло. Я подняла глаза от кафеля — почти все печи убрали и кухонные столы тоже. В углу теперь стоял большой и удобный обеденный стол — рядом с лестницей, ведущей в подземные апартаменты. Над ним висела новая лампа янтарного цвета, и хлопчатобумажная дорожка на полу превращала этот уголок в место, где приятно отдохнуть и поесть в компании — благодаря теплу от печей и возможности побеседовать.
Я глубоко вдохнула и почувствовала, что теперь здесь не пахнет рестораном с его многочисленными специями и запахом незнакомых вампиров. Здесь был только все более знакомый запах Ринна Кормеля и стойкий аромат ладана от полудюжины живых вампиров, в том числе и Айви.
Я заметила, что только мои ботинки ступают шумно, и нервно поправила воротник, так что Дженкс при этом взлетел.
— Можно было бы поесть здесь, но мне кажется, у камина будет уютнее, — сказал Кормель, глядя на пикси с вежливым, но настороженным выражением. — Джефф, ты не мог бы узнать, если не трудно, почему Май еще не начала подавать закуски?
Моя тревога ослабела, когда Айви сняла пальто, оставила его у стола и вышла прямиком в старую двустворчатую дверь. Дженкс полетел с ней, я пошла следом, любопытствуя, что же там такое. И мои колебания испарились при виде большого зала, где когда-то проходили самые изысканные вечеринки в Цинциннати с гурманскими пиццами и коктейлями.
Полированный бар остался, занимая одну стену, от низкого потолка темный дуб казался еще темнее. Все светильники над стойкой были погашены, взгляд притягивал горящий камин. Высокие столики заменили удобной мебелью, кофейными столами, полочками там и сям для закусок, цветов или оставленных бокалов.
Кормель бросил пальто на кресло, и мне это напомнило, как папа возвращался с работы и погружался в домашнюю атмосферу. Вампир разве что не плюхнулся в мягкое ленивое кресло у огня и жестом пригласил нас следовать его примеру. Бледная кожа, темные волосы с проседью придавали ему вид мирного бизнесмена, вернувшегося домой после трудового дня. Ну-ну.
Я сняла шарф и расстегнула пальто, но меня еще не отпустил зимний холод, и снимать пальто я не стала. Идя за Айви к камину, я рыскала глазами по сторонам. Справа от камина была открыта дверь в бывший отдельный кабинет, и я заметила коврик на полу и угол кровати там, где раньше стоял большой стол. Один из вампиров-охранников закрыл дверь небрежным жестом, проходя мимо, и я решила, что там сейчас одна из гостевых комнат. Здесь пол был вытерт там, где раньше много ходили, светильники так и остались разнесены на длину стола, но выглядело это как гостиная — очень большая гостиная с низким потолком, отделанная в весьма северном духе — круглые деревянные бревна и темные панели.
Кормель выбрал себе кресло, и Айви села на диван перед огнем. Думая, что они будут искать смысл в том, куда сяду я, я осторожно опустилась на диван так, чтобы между нами сидела Айви. Села я не слишком рядом с ней, но и не так, будто стараюсь вжаться в противоположный угол.
Неживой вампир улыбнулся одной стороной лица, наклонился вперед, потер руки и подержал над огнем, будто ему холодно. Черт побери, отлично играет роль.
Я почувствовала себя по-дурацки в пальто и сняла его. Оказалось, что в комнате приятно тепло. Ринн подозвал к себе кого-то из своих сотрудников, и Айви сообщила ему мои личные данные, чтобы он оформил отказ от госпитализации. Я только-только начала согреваться, как вдоль лестницы слетел Дженкс, оставляя за собой радостный след золотой пыльцы.
— Какое-то время ты и без бумаги от полиции отобьешься, — сказал он, разматывая свои зимние тряпки и оставаясь в обтягивающем трико. — Он поставил на охрану пять вампов: трое, которые с нами приехали, и еще двое здесь. Не удивлюсь, если тетка на кухне тоже из охраны — только посмотреть, как она ножами размахивает.
— Спасибо, Дженкс, — ответила я, зная, что мне он это рассказывает не потому, что я так уж волнуюсь насчет ФВБ или ОВ, а чтобы наш хозяин понимал: обстановку вокруг себя мы замечаем.
— У Кормеля охрана отличная, — продолжал он, сбрасывая витки синей ткани на подлокотник дивана. — Профессиональная. Со всеми новинками на вооружении. И не надо принимать их улыбки за мягкотелость в деле.
— Уловила, — ответила я, потом подняла глаза, когда помощник Кормеля кивнул и отошел.
— Люблю я бюрократическую паутину, — сказал Кормель, устраиваясь в кресле с довольным выражением лица, — завязанную гордиевым узлом. — Я посмотрела на него, и он пояснил: — Если есть большой меч, узел легко разрубается. Через десять минут у вас будет все, что вам нужно.
Дженкс подлетел на дюйм, потом опустился вниз, когда вошел вампир с изуродованной шеей, который нас вез. В руках он держал открытую бутылку белого вина. Я взяла бокал, поклявшись себе, что пить не буду, но Кормель встал, посмотрел оттенок вина на свет, и я поняла, что он хочет сказать тост.
— За бессмертие! — произнес, и это прозвучало почти как безнадежность. — Иным — бремя, иным — радость. За долгую жизнь и долгую любовь.
— И еще более долгое сердцеедство, — сказал мне на ухо Дженкс, когда мы стали пить.
Я поперхнулась. Дженкс взлетел на сверкающем столбе смеха.
Айви его услышала и подалась назад с недовольным лицом, но Кормель продолжал стоять, и я вздрогнула, когда его рука легла мне на плечо, а другая взяла из рук бокал, пока я задыхалась и кашляла.
— Может быть, тебе не такого крепкого? — спросил он любезно, ставя бокал. — Прости меня, я забыл, что ты только оправляешься от болезни. Джефф, принеси, пожалуйста, белого чуть слаще, — сказал он, и я замахала рукой в знак возражения.
— Все нормально, — сумела я выговорить. — Не в то горло попало.
Айви сняла ногу с ноги и сделала еще глоток.
— Тебе не надо ли подождать в машине, Дженкс?
Пикси осклабился — я это видела слезящимися глазами. Наверное, я была краснее диванной подушки, которой мне хотелось его прихлопнуть. Провожая его глазами — он упорхнул к теплой каминной полке, где мне не достать, — я отпила еще глоток, горло прочистить. Вино было превосходно, и мой обет от него воздержаться поколебался при мысли, что вряд ли я когда-нибудь смогу себе позволить такую бутылку. И вообще, один бокал, если медленно, от него вреда не будет…
Айви распрямилась, встала и пошла поворошить угли, оставив меня и Ринна Кормеля сидеть на приличном расстоянии друг от друга.
— Вы уверены, что не останетесь до утра? — спросил он через весь длинный диван. — У меня хватает всего, кроме общества.
— Мы только поужинать, Ринн, — перебила его Айви, резким силуэтом обрисованная на фоне огня. Ее рука прошла совсем рядом с Дженксом, и пикси взлетел, ругаясь себе под нос. — Ты сказал, что знаешь, кто убил Кистена. Его станут искать, если что?
То есть она спросила, не может ли она взять жизнь за жизнь. У меня мороз по коже прошел от глубины ее страдания.
У Кормеля вырвался вздох, хотя ему не надо было дышать, чтобы говорить.
— Я не то чтобы знаю, кто его убил, но я знаю, кто его не убивал.
— Айви хотела возразить, но вампир поднял руку, призывая ее подождать.
— Не было никого, кому Пискари задолжал бы услугу, — сказал Кормель. — Он не имел контактов ни с одним вампиром за пределами города. Так что это житель Цинциннати, и сейчас он тоже здесь скорее всего.
При виде его отеческой заботы у меня что-то щелкнуло внутри.
— Это ты, — сказала я прямо в лоб, и Айви застыла. — Ты мог это сделать.
Беспокойным предостережением затрещали крылья Дженкса, но неживой вампир улыбнулся едва заметно, и лишь намек на подергивание века был признаком его недовольства.
— Я так понимаю, что некоторые вещи вам удалось припомнить, — ответил он спокойно, и вся моя храбрость испарилась. — Мой запах вам знаком? Вы бы не забыли его, если бы это я прижал вас к стене. — Глаза у него сузились. — Смею вас уверить.
Я снова задышала, когда он повернулся к Айви, снова надев на себя человеческую оболочку.
— Ты была на том катере, Айви, — сказал он тихо. — Я там когда-нибудь был?
Айви подобралась, но покачала головой.
Я могла бы возразить, что он это поручил кому-нибудь другому, но вампиры так не действуют. Если Кистен был подарком Кормелю, тот принял бы подарок без малейшей рефлексии и признал бы, не скрывая. Я сидела за одним столом со зверем, черт бы его побрал. Так что я наклонила голову с фальшивым раскаянием и буркнула:
— Извините. Но спросить я должна была.
— Естественно. Я не в обиде.
Мне стало нехорошо. Все мы притворялись — ну, мы с Кормелем, во всяком случае. Айви, быть может, все еще искренне верит в ложь.
Я улыбнулась ему, Кормель улыбнулся мне в ответ — олицетворение изящества и понимания, наклонился долить мне вина, и я подалась вперед, подставляя бокал.
— Если не считать меня, — сказал он, садясь обратно и видя, как Айви успокоилась, — в городе не появилось новой серьезной политической силы, и никто не ищет способов подняться наверх иначе как после окончательной смерти своего мастера-вампира. Ни у кого нет большей власти или силы, чем ему положено — а это было бы иначе, если бы Пискари кому-то благоволил. — Он глотнул вина, будто прикидывал на вкус следующие свои слова. — Многие были в долгу у Пискари. Он сам — ни у кого.
Айви молчала, повернувшись спиной к окну. Мы ничего не узнали, и я начала думать, не была ли смерть Кистена еще одним из идиотских уроков жизни, которые Пискари давал Айви. Видя, как она пошевелилась — только Дженкс или я могли заметить это скрытое движение, я все же надеялась, что нет. Если да, то я могла бы выкопать обратно этого гада Пискари и снова пришибла бы его осиновым колом, хотя бы ради процесса. Сделать из его зубов ожерелье, а из высушенных яиц — поплавки для ванны…
— Он мне знаком, — сказала Айви, ища хоть призрак надежды. — Я просто не могу вспомнить.
— Имя тебе известно? — спросил Кормель.
Из кухни донеслись какие-то звуки, и Дженкс полетел выяснять.
— Нет. Запах слишком старый и не совсем тот. Как будто он был жив, когда я его знала, а сейчас мертв, или резкая перемена статуса заставила его поменять диету, и с ней поменялся запах. — Она вскинула голову, показав красные глаза. — Может быть, он пытался изменить запах, чтобы я его не узнала.
Кормель махнул рукой, отметая сказанное, на лице его читалось раздражение.
— Тогда у тебя и правда ничего нет, — сказал он, протягивая руку и показывая Айви, чтобы снова села. — Я не сомневаюсь, что ответ здесь, но я свои возможности истощил. Есть один свидетель, которого я спрашивать не стану. А вот ты могла бы.
Айви медленно выдохнула, беря себя в руки.
— А этот свидетель — это кто? — спросила она, опираясь на его руку и садясь.
— Стриж, — ответил Кормель, и я вскинулась. — Она знает все политические тайны Пискари. Адвокаты… — Он не договорил и выразительно вздохнул.
— Стриж в тюрьме, — напомнил Дженкс, перепархивая обратно к огню. — Она не захочет видеть Айви.
Айви опустила голову, нахмурив лоб. Отказ Стриж рвал ей сердце на части.
— Может согласиться, если Рэйчел будет с тобой, — предложил Ринн Кормель, и надежда разгладила лицо Айви. А у меня зато во рту пересохло.
— Вы думаете, это существенная разница? — спросила я.
Он пожал плечами, отпил из бокала.
— Она не хочет, чтобы Айви видела глубину ее падения. Но я думаю, у нее есть что тебе сказать.
Дженкс вдохнул со свистом сквозь зубы, но Ринн был прав. На лице Айви появилась надежда, что Стриж будет с ней говорить, а я отставила в сторону неприязнь к миниатюрной и опасной вампирше. Ради Айви. Да, я буду с ней говорить ради Айви. И чтобы узнать, кто убил Кистена.
— Стоит попробовать, — сказала я, подумав, что лезть туда с истонченной аурой — это не самая удачная мысль всех времен и народов.
Кормель от неловкости пошевелил ногами — едва заметно, и вряд ли он сам осознал это движение, но я увидела и Дженкс увидел.
— Хорошо, — сказал он, будто все уже решено. — А у меня такое мнение, что нам уже несут суши.
Эти слова были очевидным сигналом, потому что сразу распахнулись двери в кухню, и Джефф с еще одним вампиром в переднике внесли подносы. У Дженкса крылья заблестели, вращаясь, хотя он сам не сдвинулся с поллокотника.
— Я и не знала, что ты любишь суши, — сказала я.
— Вовсе нет. Просто в одной соуснице мед.
— Дженкс, — сказала я тоном предупреждения, пока Айви и Кормель освобождали на столе место перед камином.
— Ну что Дженкс? — ответил он жалобно, и крылья его замедлили вращение, пока почти не стал виден красный кусочек пластыря. — Не собирался я его есть. Я хотел взять его домой к Маталине. Он ей помогает от бессонницы.
Увидев, какая тревога и забота мелькнули у него в глазах, я ему поверила.
Подносы выглядели фантастически. Обрадовавшись, что согласилась поужинать, я взяла палочки — приятно, что не пришлось их разрывать. На вид они были очень дорогие. Дома у нас только те, что остались от доставленных блюд.
Айви пользовалась палочками свободно, как родным языком. Продолжения ее пальцев взяли три различных сассими, несколько роллов со сливочным сыром и, кажется, тунцом. Вспомнив наш первый катастрофический ужин, когда мы только стали жить вместе, я, стараясь не поднимать глаз, положила несколько кусочков себе на тарелку, добавив вдоволь имбиря. Дженкс реял над янтарным медом, и я положила его себе на тарелку, показав Дженксу палочками, что это для него. Как он собирался доставить его домой — я понятия не имела.
Мы с Айви уже отошли с полными тарелками, а Кормель все еще колдовал с соусами.
— Я так рад, что вы остались, — сказал он, с жутковатой быстротой вампира накладывая себе на тарелку три куска. — Суши в одиночку — совсем не то. Не возьмешь столько разных.
Айви улыбалась, но демонстрация вампирской быстроты заставила меня занервничать. Мне не нужно было напоминать, что он сильнее меня. А ему не нужно было есть. И мне непонятно было, зачем он это делает.
— Я обожаю суши, — сообщила я, не желая давать ему думать, что он меня нервирует. — Еще с самого детства.
— Вот как? — Кормель положил кусок суши в рот и стал жевать. — Удивлен.
— Мне было восемь, — сказала я, откусывая ломтик имбиря и наслаждаясь сладкой остротой. — Я думала тогда, что я умираю. Ну, так оно и было, но я не знала, что поправлюсь. И мой брат тогда очень старался, чтобы я все попробовала, что могу. В одно лето просто цель себе такую поставил.
Моя рука замерла над роллом, потому что я вспомнила девочку в больнице и ее глаза. Надо мне будет вернуться и рассказать ей, что у нее есть реальный шанс. Если я выжила, то у нее тоже есть шанс. Только я даже имени ее не знаю.
— Но вы продолжаете это делать, — сказал Кормель, и я встрепенулась.
— Умирать? — ляпнула я.
Он рассмеялся. Айви слегка улыбнулась — шутка ей не понравилась.
— Полагаю, что да, — ответил он, глядя на второй ролл у себя на тарелке. — Я здесь единственный, кто этим больше не занимается. Но я имел в виду, что у вас осталась та же тяга к узнаванию нового.
Я покосилась на Айви:
— Нет, уже нет.
Сидящая между нами Айви неловко заерзала. Решительно настроенная не отступать, я взяла несколько более обыденный кусок жареной креветки и съела его с вкусным и громким хрустом. Кормель улыбнулся, отставил тарелку, съев только один ролл.
— Вы в трудном положении, Рэйчел, и мне любопытно, как вы планируете из него выбираться.
Дженкс предупреждающе застрекотал крыльями, и в комнате повисло напряжение.
— Я свой отказ от госпитализации получу с вашей помощью или без нее, — начала я, но он прервал меня:
— Бумагу я вам пообещал, и вы ее получите, — сказал он с оскорбленной интонацией. — Но это экстренная мера, а я говорю о перспективе. О движении вперед. О том, чтобы вам создать для себя стабильную, долгосрочную, безопасную ситуацию. — Он отпил из бокала. — Вас видели в общении с демонами. Вам отказали в традиционном лечении в отделении для колдунов из-за ваших демонских меток. Как вы думаете, что это значит?
— Это значит, что они идиоты! — Я с вызовом задрала подбородок, отставив тарелку суши. — Человеческая медицина отлично мне помогла.
— Люди любят демонов не больше всех прочих, — возразил он. — И даже меньше. Если вы будете продолжать открытые контакты с демонами, вас приструнят. Скорее всего колдуны.
— Стоп-стоп-стоп! — перебила я его со смехом, размахивая палочками. — Не знаю, откуда у вас информация, но колдуны друг с другом так не поступают. Никогда такого не было.
— А откуда вам это известно? — отпарировал он. — Но даже если так, вы в своей игре выходите за рамки, и это заставит их поступить так же.
Я только фыркнула и вернулась к еде. Какого черта эти роллы сделали такими здоровенными? Я с ними как какая-то дурацкая белка.
— Поосторожнее, Рэйчел, — посоветовал Кормель, но я не отреагировала, стараясь прожевать ком риса с водорослями, не помещающийся во рту. — Люди становятся бешеными, если их загнать в угол. Потому-то они выживают, а мы нет. Они появились до нас и останутся, когда нас уже не будет. Крысы, тараканы и люди.
Айви закатила глаза и съела ком чего-то зеленого. Видя ее неверие, Кормель улыбнулся.
— Айви со мной не согласна, — сказал он, — но мне не раз приходилось выступать за вас ходатаем.
Моя рука, собиравшаяся окунуть в соус последний огуречный ролл, остановилась в воздухе.
— Я никогда вас об этом не просила.
— Это не ваше прерогатива — давать мне разрешение, — ответил он. — Я вам это сообщаю не для того, чтобы вы чувствовали себя мне обязанной, а для того, чтобы поняли свое положение. Если колдуны не отреагируют на ваши откровенные связи с демонами, то это будут вынуждены сделать вампиры — по другой причине.
Я отложила палочки — мне вдруг стало нехорошо. Иного выбора, кроме как продолжать контакты с демонами, у меня не было — я купила свободу Тренту за обещание быть ученицей у Ала.
— Но если вам все равно насчет демонов, что тогда вам мешает? — спросила я со злостью. Ощущение было, будто меня загнали в ловушку.
— Естественно, то, что вы делаете для помощи эльфам.
Айви тихо вздохнула, и тут вдруг до меня дошло.
— Поняла.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я отодвинула тарелку — аппетит пропал. Пискари убил моего папу и Трентова отца просто за попытку помочь эльфам. А я миновала стадию попыток и просто их спасла. То есть добыла образец, а спас уже Трент — с его помощью.
— Да, последние три месяца у эльфов три случая зачатия, — продолжал Кормель, и мои мысли перескочили к Кери. — Насколько я могу судить, все вполне здоровы. И их популяция будет медленно расти. Численность вервольфов тоже готова начать взрывной рост при подходящих обстоятельствах. Понятно, я думаю, отчего вампиры слегка озаботились.
— Дэвид не хочет иметь стаю, — ответила я, слегка уже стискивая зубы.
Кормель положил ногу на ногу, и по лицу его пробежала гримаса.
— Люди размножаются как кролики, припеченные адским огнем, но с этим мы научились справляться за много веков. А эльфы и оборотни на вашей совести — в демографическом смысле, — уточнил он, не дав мне возразить. — Насколько я понимаю, эльфы хотят вашей смерти по какой-то причине, мною пока не постигнутой, и на вашей стороне остаются только вервольфы. Если они будут вас поддерживать, то лишь силой фокуса. — Он сделал паузу и закончил: — Что увеличит их численность.
Я прислонилась к спинке дивана, согнув плечи. Ни одно доброе дело… и так далее.
Ринн Кормель сел точно так же, как и я, на этот раз с медленной грацией вместо прискорбной внезапности.
— Что вы можете сделать для нас, Рэйчел? — спросил он, очень спокойно посмотрев на Айви. — Нам нужно что-то такое, чтобы думать о вас с более добрыми чувствами.
Я знала, чего он просит. Он хочет, чтобы я нашла для вампиров возможность сохранять при себе душу после смерти, и он думает, что я это сделаю ради спасения Айви.
— Я над этим работаю, — пробормотала я, скрестив на груди руки и глядя в огонь.
— Я не вижу результатов.
Я нахмурилась, подняла на него глаза:
— Айви…
— Айви устраивает все как есть, — перебил он, будто Айви тут вообще не было. — Вам следует быть поагрессивнее.
— А вот это, — ответила я возмущенно, — совершенно уже не ваше дело.
Дженкс поднялся в воздух, осторожно повис в трех футах над Кормелем.
— Ты свою мотыгу держи в собственных цветах, — предупредил он, подбоченившись.
— Ринн, прошу тебя! — взмолилась Айви.
Но тут Ринн Кормель показал, кто он и что он. Глаза вспыхнули черным, его аура ударила в меня.
— Разве тебе это не нравится? — прошептал он.
Я ахнула, отталкиваясь от него, а его глаза коснулись моего демонского шрама. Сидела я в углу дивана, с одной стороны спинка, с другой — подлокотник, и деваться некуда. Выдох превратился в стон — это я почувствовала пробежавшую по коже дрожь, усиленную там, где ко мне прикасалась одежда. У меня парализовало мысль — так это было ошеломительно интимно, и кровь застучала, уговаривая поддаться, не противиться, взять, что предлагают и раствориться в этом.
— Прекрати! — заверещал Дженкс. — Прекрати немедленно, а то всажу тебе сейчас эту палку в нос так, что зубной камень сниму!
— Не надо! — выдохнула я, подобрав колени к подбородку, ощущая обивку дивана как чью-то кожу. Из ниоткуда лилось это ощущение… господи, до чего же приятное! Как я могу этого не видеть? Он просто ткнул меня лицом сюда, показал, чего мы с Айви себя лишаем.
— Ринн, пожалуйста! — смогла прошептать Айви, и ощущение прервалось с внезапностью пощечины.
Я ахнула от этой перемены, глаза повлажнели в предчувствии слез. Оказалось, что я сижу, лицом уткнувшись в диван, свернулась калачиком, прячась от страсти и восторга. Тяжело дыша, я постепенно расплела руки и ноги. Глаза видели не очень хорошо, но Кормеля я сразу разглядела — он удобно сидел в своем кресле. Между нами, держа в руках палочку для еды, парил Дженкс. А этот вампир выглядел невозмутимо, как камень, и сочувствия в нем было тоже как в камне. Маска у него идеальная, но все же он зверь.
— Если хоть раз еще тронешь мой шрам… — пригрозила я, но что я могла сделать? Он защищает Айви и защищает меня.
Пульс у меня постепенно успокоился, только ноги еще тряслись. Вампир знал, что мои угрозы ничего не стоят и в упор меня не слышал.
Он смотрел на Айви, и я, проследив его взгляд, побледнела.
— Айви! — прошептала я с душевной болью. А она смотрела черными отчаянными глазами, сражаясь со своими инстинктами. Ее мастер напал на меня у нее на глазах — и отодвинулся, молча говоря: «Заканчивай ты». Мы так боролись за то, чего сейчас достигли, а он растоптал все наши усилия, как носорог. Меня это разозлило.
— Не имеете права! — сказала я дрогнувшим голосом.
— Вы мне нравитесь, Рэйчел, — сказал он неожиданно для меня. — Нравитесь с тех пор, как я услышал увлеченное описание от Айви, а потом увидел, что оно точно. Вы изобретательны, умны и опасны. И я не смогу сохранить вам жизнь, если вы не начнете учитывать факт, что последствия ваших действий не кончаются на будущей неделе.
— Никогда больше не смейте делать так со мной и с Айви, — прошипела я, дымясь. — Вам ясно?
— А почему? — спросил он, и недоумение было слишком искренним для поддельного. — Я ничего не сделал вам неприятного. Айви подходит вам, вы подходите ей. И я не могу понять, почему вы обе не хотите видеть такого… идеального соответствия.
Я не могла отодвинуться от Айви. Она держала себя в руках, но не обращать на нее внимания — это была единственная защита, которую я могла ей предложить.
— Айви знает, что нельзя делиться кровью без того, чтобы один не подчинился воле другого. Я подчиняться не хочу, а она не может.
Он задумался.
— Тогда одной из вас надо научиться поддаваться. — Как будто этим все и решалось. — Стать второй.
Я подумала о его наследнице — он ее услал, потому что без нее проще с нами управляться.
— Ни одна из нас этого делать не будет. Потому мы и можем жить вместе. Оставьте — Айви — в покое.
Он неопределенно хмыкнул:
— Я как раз думал, что она должна поддаться, а не вы.
Я с отвращением покачала головой:
— Я ее люблю такой, как она есть. Если она прогнется, я просто уйду. Если прогнусь я, ей достанется только оболочка.
Он наморщил лоб и задумался под треск камина.
— Вы уверены? — спросил он, помолчав, и я кивнула, не зная, спасенье это для нас или гибель. — Тогда это может не получиться, — сказал он, думая еще о чем-то.
Дженкс, до сих пор молчавший, выпустил из рук палочку.
— Получится! — воскликнул он, когда палочка клацнула по столу. — В смысле, Рэйчел так много уже нашла. Она работает с мудрым демоном и найдет способ для Айви сохранить душу!
— Дженкс, перестань, — попросила я, но Кормель задумался, и я видела, как неприятна ему мысль, что знания для развития его вида будут получены от демонов.
— Ал может знать способ, как оставить при себе душу после смерти, — уговаривал Дженкс, и треугольное личико подобралось от страха за меня.
— Заткнись! — крикнула я.
Айви задышала спокойнее, я рискнула на нее посмотреть. Кулаки у нее разжались, но она все так же смотрела в пол и дышала неглубоко.
— Спросите своего демона, — сказал Кормель.
Осторожно вошел Джефф с факсом в руках, посмотрел на Айви с тревогой и отдал факс Кормелю. Даже не глянув, неживой вампир холодно протянул бумагу мне, мимо Айви.
— Ваш отказ от госпитализации.
Я сунула лист в карман.
— Спасибо.
— Как вовремя, — беззаботно сказал Кормель, но я теперь уже видела его без маски. Ни приятный разговор, ни понимающие улыбки меня уже больше не обманут. — Теперь можем поесть с легкой душой.
Ага, как же.
Я повернулась к Айви и увидела, что карий ободок в ее глазах становится шире. Тогда я встала.
— Спасибо, Ринн, но нам пора.
Дженкс спикировал на подлокотник кресла и стал быстро заматываться материей. Крылья его ритмично поднимались и опускались.
— Айви, — начал Ринн Кормель, будто смущаясь, и она отступила от него ко мне ближе.
— Я счастлива, — сказала она тихо, протягивая мне мое пальто. — Пожалуйста, оставь меня в покое.
Мы двинулись в кухню, Дженкс тяжело летел за нами арьергардом, и за ним тянулась недомотанная ткань вместо искр.
— Здесь есть еще о чем подумать, кроме счастья двоих, — отчетливо произнес Кормель, и Айви остановилась, положив руку на качающуюся дверь.
— Не нужно подталкивать Рэйчел, — сказала она.
— Тогда тяни ее, пока никто другой этого не сделал.
Мы обе согласованно повернулись и вышли. Сзади послышался стук палочек и фарфоровых блюдечек, летящих в каменный камин. В кухне было пусто — все разбежались кто куда, чтобы не попасться под руку разгневанному Кормелю. Дженкс нырнул мне под шарф, и я замотала его вокруг шеи. Потом вздохнула, вспомнив, как эротически выглядит для вампира замотанная шея. Господи, ну и дура же я.
Айви замедлила шаг у двери погрузочного отсека.
— Сейчас вернусь, — сказала она, и глаза ее сузились в опасном прищуре.
— Ты уверена? — спросила я, но она зашагала прочь.
С чувством неловкости я поспешила в холодный гараж. Домой мы поедем не на «хаммере», так что я взяла сумку с заднего сиденья и, ухнув от напряжения, подняла дверцу, тяжело дыша в безмолвную ночь. Мы поедем на мотоцикле Айви, и поездка будет очень медленной и очень холодной.
Но мне надо домой. Нам надо. Нам обеим нужно вернуться в церковь и к тому образу действий, который сохраняет нам — вместе и порознь — здравый рассудок. Я должна связаться с Алом до восхода и попросить у него выходной. А еще мне придется спросить, не знает ли он способа спасти душу вампира, потому что если я этого не сделаю, вполне могу стать покойницей.
Мое внимание привлек стук каблуков Айви, и она появилась со стороны лестницы, скрестив руки.
— Все в ажуре? — спросила я, стягивая брезент с мотоцикла, и она кивнула.
Дженкс произнес из моего шарфа гнусавым голосом:
— У меня в ажуре, у тебя в ажуре, у Айви все на хрен в ажуре, и у нас у всех все в ажуре. Нельзя ли умотать наконец отсюда ко всем чертям?
Айви сунула мою сумку на багажник, села в седло и повернулась ко мне, ожидая.
— Ты будешь меня тянуть? — спросила я, и сердце у меня стучало, и ноги стыли в ботинках на холодном цементе.
Карие глаза Айви переливались в тусклом свете, и невооруженным глазом было видно, как она несчастна.
— Нет.
Мне оставалось только ей верить.
Перекинув ногу через седло, я уселась у нее за спиной и схватилась как следует. Айви медленно подала мотоцикл из теплого укрытия под холодный снег уходящего года.