Бельканто на крови

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍64

В то утро, когда они смотрели на ритуальное открытие ворот, Эрик сказал:

— Синьор Форти, синьор Мазини, я предлагаю вам спуститься на берег тем же способом, которым вы сюда забрались. Я швед. Я могу не поддерживать военные идеи своего сюзерена, но я связан присягой и разделю предначертанную нам судьбу. Но вы иностранцы, вы можете спокойно покинуть город.

— Нет, — коротко ответил Маттео.

— Я тоже, пожалуй, останусь, — заявил маэстро. — Моё место рядом с учеником. У меня нет никого в целом мире, кроме него.

— А как же фрау Гюнтер? — спросил Эрик. — Я думал, вы собираетесь на ней жениться.

Он давно не разговаривал с Агнетой по душам. Сначала их поссорило глупое бессмысленное пари, затем — её тайная связь со старым итальянцем. Связь, которую Эрик не хотел обсуждать, потому что ему претил откровенный мезальянс. Однако с тех пор, как маэстро проявил себя преданным другом Маттео, Эрик переменил мнение. Горбоносый карлик перестал его раздражать. Иногда Эрик думал, что он был бы отличным мужем для страстной молодой купчихи и неплохим отчимом для маленькой Линды. Эрик скучал по взбалмошной девчонке едва ли не сильнее, чем по её матери.

— Я не собираюсь жениться, ваша милость. Стыдно признаться, но вы были правы, когда обвинили меня в том, что я нарушил сердечный покой невинной женщины. Я не знаю, о чём я думал. Я так соскучился по женской ласке!

— Погодите, а как же любовь? Вы ведь любили друг друга. Агнета говорила, что впервые познала взаимную любовь.

— Она так говорила? Тем непростительней моя вина! Мы закончили наши отношения незадолго до того, как Маттео арестовали. Никогда не прощу себе, что причинил боль этой прекрасной женщине. Я быстро загораюсь, но так же быстро гасну — проклятая итальянская влюбчивость!

Эрик в задумчивости отвёл маэстро подальше от остальных:

— Мазини, расскажите мне всё.

— Я не имею морального права обсуждать фрау Гюнтер с другим мужчиной.

— Ах, вы же знаете, мои чувства к ней исключительно братские! Я ценю вашу деликатность и порядочность, но можете говорить без утайки.

Мазини задумался и кивнул.

— Я влюбился в неё с первого взгляда. Более красивой женщины я даже в Италии не встречал — белокурые локоны, голубые глаза! Ещё до того, как появились вы, она приходила в гости к фрау Майер — мы ужинали, разговаривали, смеялись. А потом я начал ухаживать: дарил подарки, играл и пел для неё. Я просто голову потерял! Однажды вы попросили меня помочь с выбором подарка, помните? Вы купили сладости и жемчужные серёжки. Когда я узнал, что они предназначены фрау Гюнтер, у меня сердце чуть не выпрыгнуло: я подумал, вы хотите сделать ей брачное предложение. В тот день я бросился ей в ноги, открылся, и… она уступила моей страсти. Поверьте, она строгая и честная женщина, а я, к своему стыду, оказался низким соблазнителем! Мы тайно встречались несколько недель — это было чудесно! Я начал сочинять новую оперу, писал днями и ночами. Я был так одержим музыкой, что не заметил, как с моим мальчиком стряслась беда…

— Агнета казалась счастливой, — заметил Эрик.

— Позже всё изменилось. Начались концерты, и я перестал её навещать. Маттео в то время отнимал всё моё внимание, он плакал по ночам, не мог репетировать, и я перебрался в его спальню. Фрау Гюнтер страдала, бедняжка. Она часто приходила в концертный зал Стромберга и слушала наши песни. Она была такой грустной. Однажды она заговорила о будущем, и я признался, что не задержусь в Калине дольше, чем длится контракт Маттео. Я сказал, что Маттео — единственная моя семья, и мы уедем, как только закончим выступать. Мне кажется, фрау Гюнтер разочаровала эта новость. Возможно, она думала, что Маттео уедет один, а я останусь с ней.

— И тогда вы расстались?

— Да. Я понял, что неумышленно обманул чувства доверчивой женщины, и устыдился. Я больше не хотел пользоваться её привязанностью, мы перестали встречаться. В последний раз мы виделись, когда заболела Хелен. Потом я проводил Агнету домой. Она нуждалась в утешении, но, боюсь, я ничем ей не помог. Произошло столько страшных событий: война, чума, арест Маттео.

— Говорите, она часто бывала во дворце Стромберга? — протянул Эрик.

— Каждый вечер, ваша милость.

— Она общалась с графом?

— О да! Граф проявлял к ней внимание. Самая красивая и печальная гостья.

— А с Хелен она дружила?

— Почему вы спрашиваете? Нет, они не дружили, Агнета её недолюбливала.

Со стороны холма послышался громкий пушечный выстрел, а затем нарастающий шипящий звук ударил в уши.

— Что за чёрт!

Под ногами раздался оглушительный грохот, и зубчатая башня содрогнулась от взрыва.

— Ложись! — крикнул барон.

И вовремя!

Второй взрыв сотряс старые стены, в воздух поднялись тучи удушливой серой пыли, отовсюду посыпались обломки. Барон подполз к краю и выглянул наружу. Солдаты Стромберга, несущие дежурство на надвратной башне, перезаряжали обе гаубицы. У их ног высилась гора каменных ядер.

— Эй, вы! — закричал Эрик во весь голос. — Прекратите стрельбу, идиоты! Вы попали в мой замок!

— У нас приказ, ваша милость! — заорал в ответ бомбардир и отдал команду: — Первый расчёт — огонь! Второй расчёт — огонь!

Барон пригнулся:

— Юхан, иди вниз, за тобой синьор Форти, потом Мазини, я — последний!

Они протискивались в толще башни, держась за стены и на ощупь находя ступеньки. Стены дрожали от прямых попаданий, но барон надеялся, что вековые камни не обрушатся из-за нескольких ядер. Они способны выдержать мощный артиллерийский обстрел, вопрос один: насколько долгий? Рано или поздно любая крепость падёт.

Они не задержались в караулке, где обломки засыпали стол посредине зала и постель Эрика и Маттео. Вывалились в клубах пыли на кухню, где Марта рыдала у завала, преграждавшего путь к её кладовым.

— Да чтоб эти гаубицы вам жопы разворотили, шведские ублюдки!

— Марта, заткнись! Я тоже швед!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Всё, ваша милость, всё! Посмотрите, что они натворили! Ни воды, ни еды! Прямое попадание!

Стреляли в основание башни, зная, что без кухни и подвалов узникам не выжить. Половина кухни лежала в руинах, а вход в галерею, которая вела в новое крыло, завалило камнями. Раньше Эрик опасался штурма снаружи, теперь же они сидели в замурованной башне без продуктов и воды, а надоевшее сало казалось недостижимой мечтой. Опасность подкралась откуда не ждали. Все смотрели на барона, словно он владел секретным заклинанием, которое могло их спасти. Эрик сплюнул каменную крошку и тихо, но уверенно сказал:

— Все, кто не шведы, должны немедленно покинуть замок. Это не ваша война. Я приказываю вам спускаться на берег, там безопасно. Я — единственный, кто здесь останется. Стромберг хочет убить меня, а не вас. Марта, где верёвочная лестница?

— Небеса и пончик, они и дымоход расстреляли?! Придётся лепёшку печь в караулке. Суки, где моя мука?!

— Да вон, под столом, мусором засыпало, — Юхан вытащил мешок, и начал его отряхивать. — Кажется, моя бабка была наполовину шведкой — конопатой и кривоногой.

— Дочка, а пустой бочонок найдётся? Пускай твой малец затащит её наверх. Сдаётся мне, ночью пойдёт дождь.

Эрик злобно смотрел на своих непокорных слуг. Его ноздри раздувались от гнева, а щёки покраснели. Он повернулся к итальянцам:

— Синьоры, я больше не могу оказывать вам гостеприимство.

— Маэстро, как вы считаете, достаточно ли окреп мой голос?

Мазини внимательно посмотрел на ученика, чьи глаза блестели непролитыми слезами, а руки сжимались в кулаки.

— Думаю, да, сынок.

— Тогда я намерен сегодня петь.

— Какие произведения ты хочешь исполнить?

— Я хочу исполнить премьерный концерт. Для барона Линдхольма, если он не против.

Эрик порывисто шагнул к Маттео. Увидел запорошенные извёсткой кудри и упрямо сжатый рот, который в этот момент показался ему важнее воды и еды, и сказал:

— Хорошо, синьор Форти. Но потом вы спуститесь вниз и уедете из Калина навсегда. Вы будете петь свои прекрасные песни для просвещённых людей, а не для дикарей, которые сначала преклоняются перед вами, а потом сажают на кол или расстреливают из гаубиц.

Маттео едва слышно напомнил:

— Вы обещали, что никогда меня не оставите.

— Иногда выбора нет. Я лучше оставлю вас, чем потеряю. Здесь слишком опасно, Маттео, вы должны уйти.

— Пойдёмте со мной, — совсем тихо попросил Маттео.

— Чтобы потомок древнего рода Линдхольмов сдался врагу? — Эрик горько улыбнулся. — Никогда этого не будет! Рыцарская честь — последнее, что у меня осталось.