Бельканто на крови

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍68

Чума город пощадила. Выкосив треть Риги, в Калине она собрала не столь богатый урожай. Эпидемия, вспыхнувшая на окраине среди беженцев и бедняков, не успела охватить весь город. Сразу после снятия осады власти предприняли решительные меры по борьбе с болезнью.

Эрик видел, как похоронная команда выносила из Домского собора десятки гробов. К Восточным воротам, ведущим на кладбище св. Варвары, потянулись длинные траурные процессии. Пустырь за домом фрау Майер выжгли, предварительно выкопав канаву с водой, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Маттео и Мазини вернулись на постой к Катарине, и Эрик радовался за них всех.

После того, как защитники Верхнего города умрут или сдадутся в плен, Маттео поселится наверху в чьём-нибудь опустевшем дворце, как и подобает императорскому музыканту. Эрик надеялся, что итальянец выберет дворец Линдхольмов, так похожий на средиземноморскую виллу. Он представлял, как Маттео дышит морским воздухом на террасе с колоннами, слушает пение соловьёв, готовится к концертам в светлых просторных покоях и спит в мягкой кровати под бархатным балдахином. На этом воображение барона спотыкалось, но не останавливалось: Маттео спит не один.

Такой достойный и талантливый юноша никогда не будет одинок.

Эрик знал, что скоро покинет Калин. Меншиков сказал, что никаких мирных договоров со Стромбергом подписывать не намерен: война между Россией и Швецией далека от завершения. Единственное, что он обещал, — не брать пленных. Шведы должны открыть ворота и пешим строем проследовать в гавань. Там под прицелом русских орудий они погрузятся на корабли и отплывут в Стокгольм.

А если кто-то захочет остаться в Калине с сохранением титула и собственности, тот будет обязан принести присягу: публично встать на колени и поклясться в верности Петру I. После этого он станет русским подданным и основателем нового дворянского рода. «Немцев у нас много», — подмигнул Меншиков. Эрик понял, что всех иностранцев, живших в России, генерал называл немцами. Даже шведов.

Юхан и дряхлый Ганс отказались покидать хозяина. Смерть от голода им больше не грозила, а гаубиц губернатора они не боялись: не верили, что каменные ядрышки пробьют толстые стены. Эрик их не гнал. В Швецию он их брать не собирался, потому что не знал, куда занесёт его судьба, а пока что — получал удовольствие от общения со старыми друзьями. Они сидели на кухне, сотрясаемой взрывами, допивали генеральское вино и наблюдали, как по стенам струилась каменная пыль.

— А вот ещё был случай! — Ганс разволновался от воспоминаний. — Как-то весной ваш отец отправился треску ловить, а ваша матушка с ним напросилась. Ну и вас решили взять, а заодно меня, чтоб я за вами присматривал. Вы маленький очень озорной были. И когда барон вываживал здоровенную рыбину, вы наклонились и булькнули за борт. Да так быстро, что я не заметил! Баронесса закричала, а ваш отец прыгнул следом за вами: я и раздеться не успел. Он вас поймал, но вы уже нахлебались воды и сильно кашляли. Ох! Баронесса плачет, у меня руки трясутся, а рыбина запуталась в шнуре и бьёт хвостом! Страху натерпелись!

— А я помню, Ганс! Рыбу не помню, а как наглотался солёной воды — помню. Холодно было!

— Точно, Эрик! Я потом грел вас, а ваша матушка обнимала барона: он дрожал весь. Апрель был, только лёд сошёл.

Эрик улыбнулся. Он вспомнил и вкус моря, и качку, от которой кружилась голова, и молодых родителей, слившихся в объятии на носу лодки.

А ещё он вспомнил рассказ графа Стромберга…

— Ганс, ты хорошо знал мою мать. Лучше, чем я. И отца знал.

— Конечно. Я и деда вашего знал, и даже прадеда застал немного. Я всю жизнь прожил у Линдхольмов.

— Мои родители, — спросил Эрик, — они любили друг друга?

— О да, очень любили! Барон увидел вашу маму ещё ребёнком и потерял покой. Ему пришлось три года ждать, пока ей исполнится пятнадцать. Потом они поженились, и через год родились вы. Они были очень счастливы. Какое горе, что баронесса умерла так безвременно! Вы были совсем крошкой.

— А почему отец не женился второй раз?

Ганс подозрительно посмотрел на хозяина и замолчал. Эрик подлил ему в кружку вина:

— Отвечай честно, Ганс. Я всё знаю.

— Знаете? Откуда? Барон скрывал это от всех.

— Я знаю о его запретной любви.

Очередной взрыв потряс стены. Они инстинктивно пригнулись и зажали уши руками.

— Чтоб тебя самого разорвало! — погрозил Ганс в сторону надвратной башни и вернулся к разговору: — Вот поэтому он и не женился! Запретная любовь, попирающая законы морали. Но как честный человек он всё равно хотел жениться, особенно после того, как у них дочь родилась…

— У них родилась дочь?! — в изумлении воскликнул барон.

— Ну да, девочка. Хорошенькая. Но её мать не ушла от мужа, как барон ни уговаривал. Она была набожной женщиной и не признавала развод.

— Погоди! У отца была любовница и внебрачная дочь?!

— Ну да. Они встречались больше десяти лет, пока барон не скончался, да покоится в мире его душа!

— Но разве… Граф Стромберг сказал, что они с моим отцом… — Эрик задумался и замолчал.

— А что граф Стромберг? Они с бароном дружили. И про ту женщину граф знал, ваш отец полностью ему доверял.

— А между отцом и графом что-то было? Ну ты понимаешь, про что я.

— Господи, помилуй! Покойный барон был большим ценителем женщин! Вы не в него уродились, хотя тоже… простите меня, знатный гуляка!

— Спасибо, Ганс! Не знаешь, где сейчас эта девочка, моя единокровная сестра?

Раздался ещё один мощный взрыв. Ядро попало в ту стену, которая накануне разрушилась и завалила вход в кладовые. Неужели они били прицельно в одну и ту же точку?

— Почему же не знаю? Она сейчас замужем за бургомистром. Её зовут фрау Карлсон.

Пыль осела, и они увидели зияющий пролом в погреб, где стояли бочонки с салом. Эрик рассмеялся так легко и радостно, что Ганс и Юхан переглянулись и рассмеялись вслед за ним.